Орден надежды

Алекс Хай

В интересах государства. Орден Надежды

Глава 1

Время для меня словно замедлилось.

В комнате ректора повисло безмолвие. Лишь мерное тиканье каминных часов, треск дров в очаге и тихое посапывание Ронцова нарушали тишину.

— Михаил Николаевич? — голос ректора вывел меня из транса. — Вы приняли решение?

— Мне нужно немного времени, если позволите.

Долгоруков взглянул на часы. Стрелка неумолимо двигалась к четырем утра.

— Понимаю, что вы нервничаете и сомневаетесь, — он снял пенсне и аккуратно убрал в кармашек восточного халата. — Однако должен напомнить, что время не ждет. Чем быстрее мы договоримся, тем проще будет… Замять дело.

Я закрыл глаза, изо всех сил борясь с сонливостью. Слабость снова накатила на меня, разбила все тело, и мне было трудно сосредоточиться.

Стиснув зубы, я зажмурился и воззвал к Роду. Возможно, духи предков видели и знали больше. Им должна была открыться полная картина последствий. А я должен был понять, насколько это навредит планам Рода на наше благополучие.

Если не соглашусь, Аудиториум первым попытается от меня избавиться. Теперь я представлял для вуза риск не только потому, что обладал первым рангом, но и потому, что знал слишком много для обычного студента-первокурсника. А еще потому, что от меня тянулась ниточка к Темной Аспиде — пусть я этой нитки и не видел.

Нет, я был опасен для многих.

Попытаться прорваться к выходу с боем? Ну допустим. Но где гарантии, что прямо сейчас, в этот момент, моя семья не на мушке у колдунов Аудиториума? С ректора бы сталось отправить в Ириновку своих людей на случай, если понадобится прижать меня сильнее. Я бы и сам так сделал, реши заставить кого-нибудь сотрудничать. А бросить семью я не мог — это вредило Роду.

Значит, оставался только один очевидный вариант — согласиться на предложение Долгорукова. Но насколько туго они закрутят гайки?

Я наконец-то увидел молочно-белый свет и тени духов. Род был недоволен — меня не ожидали увидеть так быстро после мощного выброса энергии. Поэтому я обратился без вступлений и кратко обрисовал ситуацию.

“Что мне делать, почтенные предки? Какой выбор совершить, дабы не нарушить баланс силы в нашем роду?”

Один из предков — старик с окладистой бородой, что чаще всего говорил от имени духов, приблизился ко мне.

“Каждый путь — риск и утрата, дитя. Поэтому выбирай тот, где больше шансов выжить. Выживание — вот главная задача и ценность. Что толку от твоих заслуг, если ими будет некому гордиться?”

Я кивнул.

“Так и думал”.

“Пора бы тебе научиться самому принимать такие решения, а не бегать к нам за советом при каждом пшике”, — пожурил меня дух. — “Но ты неизменно почтителен, и потому твои выходки мы тебе прощаем. Все, уходи, дитя. Твое присутствие заставляет нас тратить силу, а нам нынче надлежит ее копить”.

Я поклонился, поблагодарил духов и вышел из потока.

Возвращаться в тело не хотелось. Точнее, тело протестовало и пыталось отрубиться. Ну уж нет, рановато нам отдыхать.

Распахнув глаза, я уставился на ректора. Долгоруков все это время не сводил с меня глаз. И взгляд у него был такой… Изучающий. Я почувствовал себя букашкой под микроскопом.

— Позволите вопрос, ваше сиятельство? — спросил Фрейд.

— Конечно.

— Что именно вы сейчас делали? Я ощутил весьма необычные колебания силы в пространстве.

Хм, вот как. Значит, впредь нужно быть аккуратнее при свидетелях. Видимо, ученые мужи и дамы могут как-то улавливать мои действия. Но, судя по всему, считать их они не в силах. Уже хорошо. Хоть что-то останется моей тайной.

— Общался со своим Родом, — признался я. — Вы же понимаете, природа моей силы…

Глаза ректора округлились, заблестели живым интересом, а сам он неосознанно подался вперед.

— Как интересно… Сколь занимательное явление…

— Я согласен на ваше предложение, Владимир Андреевич, — быстро перевел тему я. — Прошу, проинструктируйте меня о том, что нужно делать.

Ректор не сводил с меня немигающего взгляда.

— Обязан спросить: ваше решение окончательное? Назад пути не будет.

Я кивнул.

— Да, ваше высокопревосходительство. Что я должен делать?

Фрейд поднялся, подошел к секретеру, полностью выдвинул один из ящиков и вернулся с ним к креслу. Все пространство ящика занимала шкатулка, обитая не то блестящей тканью, не то кожей. Ректор осторожно извлек ее и водрузил на стол.

— Я предпочитаю максимальную осторожность при проведении подобных манипуляций, — пояснил он, открыв крышку. — Мы дорожим теми, кто нам доверился.

— Что ж, это обнадеживает, — невесело усмехнулся я.

На бархатной обивке лежали тончайшие и острые лезвия, похожая на резиновую трубка, небольшой флакончик дивной красоты из какого-то особого стекла и еще одна совсем небольшая шкатулка.

— Пожалуйста, снимите китель и закатайте рукав, — потребовал ректор.

Я подчинился. На всякий случай успокоил бурлившие в крови остатки силы — едва я увидел лезвия, как внутренние защиты вздыбились, предчувствуя неладное.

Ректор сделал небольшой надрез на вене на сгибе и приставил трубку к ранке, второй конец трубки приладил к горлышку красивого флакона. Я ожидал, что кровь прольется и запачкает все вокруг, но словно по волшебству она медленно текла только по трубке — видимо, ректор ненавязчиво применил Благодать. Ни капли не пролилось мимо.

Проделывая эти манипуляции, Долгоруков что-то бормотал себе под нос по-гречески, но я не смог разобрать его бубнежа.

Наконец он отнял трубку от раны, тут же приложил ладонь — что-то горячее на пару секунд скользнуло по коже, и я ощутил, как рана начала затягиваться. Кровь мгновенно остановилось, и через несколько секунд на сгибе локтя остался лишь едва заметный след.

— Теперь самое главное, ваше сиятельство.

Ректор убрал трубку и поставил наполненный кровью флакончик на стол, а затем потянулся к мешочку. Едва он раскрыл его, я увидел сияние — внутри мешка что-то светилось знакомым мне светом Благодати. Голубовато-зеленоватое свечение отбросило блик на лицо Долгорукова.

— Пыль Осколка? — предположил я.

— Верно, Михаил Николаевич. Выходит, у вас было время не только на хулиганство, но и на учебу. Что ж, похвально, похвально… Ритуал, подобный этому, надлежит скреплять силой Осколка. Самый надежный способ — не привязываться к родовым Осколкам, а использовать чистые носители без привязок. Так рисунок заклинания получится более четким и доставит вам и нам меньше неудобств.

— Полагаюсь на вашу мудрость, — кивнул я.

Ректор польщенно улыбнулся. Неужели такой, как он, был падок на лесть?

— Я действительно рад, что вы сделали верный выбор, — он запустил пальцы в мешочек, выудил оттуда щепотку светящейся пыли и положил на ладонь. — Готовы?

— Да.

Он произнес длинное заклинание на старогреческом, шепча над самым порошком так, чтобы не сдуть ни пылинки. Наверняка это было сложно — я старался даже не дышать, пока порошок был на его ладони. Затем он поднял на меня глаза.

— Отдаешься ли ты добровольно на службу Аудиториуму Магико, Михаил Соколов?

— Да.

— Клянешься ли ты соблюдать интересы Аудиториума Магико и ставить их выше долга, чести и прочих клятв?

Я на миг замялся. А если эти интересы пойдут наперекор Роду? Что тогда?

Но выбора уже не было.

— Клянусь, — тихо сказал я.

— Клянешься ли ты слушать, повиноваться и исполнять приказы ради Аудиториума Магико? Клянешься ли хранить тайны Аудиториума и защищать их?

— Клянусь, — сквозь зубы проговорил я.

Черт возьми, как же теперь балансировать между Родом, Корфом и Аудиториумом? Каждому я был должен, с каждым был связан. И каждый требовал от меня почти невозможного.

— Аудиториум Магико клянется защищать тебя, Михаил Соколов, обучать и наставлять, дабы ты стал достойнейшим среди достойнейших. И да скрепится этот договор силой Осколка.

Он сказал что-то еще по-гречески — тихо, нараспев. А затем высыпал порошок во флакон и тут же плотно его закупорил.

— Отныне мы связаны обещанием, — сказал ректор, убирая флакон за пазуху. — Я бы не хотел злоупотреблять полученной властью и надеюсь на ваше благоразумие, Михаил Николаевич.

— С готовностью его проявлю, — отозвался я.

Долгоруков по-отечески тепло улыбнулся.

— Что ж, с завтрашнего дня начинается новая жизнь вашего сиятельства.

— И как долго она продлится? Вы собираетесь хранить этот флакон вечность?

— Мне хочется надеяться, что случай откупорить его мне никогда не представится. Не теряйтесь, ваше сиятельство. Не подводите нас — и все будет хорошо.

Я едва расслышал последние слова ректора. Голова резко закружилась, комната начала вертеться перед глазами, и камин, кушетка, огни свечей превратились в размытые пятна. Вокруг шеи словно замкнулся жесткий ошейник, едва позволявший вздохнуть.

Я инстинктивно дернулся, потянулся руками к шее, пытаясь просунуть палец между этим ошейником и кожей. Защититься, сбросить его с себя… тщетно. Я воззвал к силе, но она не откликнулась. Не пришла. Руки и ноги ослабели, жизнь словно покидала меня, а сознание словно уплывало куда-то далеко…

Во тьму.

— Спокойной ночи, ваше сиятельство, — раздалось откуда-то издалека. — И добро пожаловать в настоящий Аудиториум.

***

Звон церковных колоколов разбудил меня еще до рассвета. Я распахнул глаза и по привычке вскочил, но тут же со стоном рухнул обратно на подушку. Голова раскалывалась, а все тело ломило так, словно меня отпинала толпа футбольных фанатов.

Вот же дерьмо. Так…

Потолок. Знакомый. Моя комната в Домашнем корпусе?

Осторожно повернув голову, я уперся взглядом в идеально заправленную пустую койку. И тут же вспомнил, что стало с тем, кому она принадлежала.

Черт возьми, а я-то понадеялся, что это был сон. Хренушки мне.

— Миша? — радостный голос Сереги окончательно вернул меня в реальность. — Миша проснулся! Коля, беги сюда!

Из ванной комнаты выскочил голый по пояс Сперанский. С мокрых рыжих кудрей ручьем стекала вода, и лекарь на ходу пытался вытереться.

— Аллилуйя! — вздохнул он и показал мне палец. — Сколько видишь?

— Один палец и одного мокрого болвана, — ухмыльнулся я. — Какой сегодня день?

— Воскресенье. Два дня после… Кражи головы.

Ого! Последним, что я помнил, был разговор с ректором в ночь с четверга на пятницу. Неплохо меня вырубило…

— Какие новости? — спросил я.

— Ты лучше скажи, как себя чувствуешь.

— Да нормально, только все тело болит и голова чугунная. И жрать хочу.

— Ну еще бы после того забега-то.

— А что было?

— Что, не помнишь, как мы с Ленькой удирали от охраны? — удивился Ронцов и украдкой мне подмигнул. — Как перекидывали Аньку через забор, чтобы она спрятала Голову в гроте? Ты, правда, уже по дороге в корпус головой приложился…

Ага, значит. Вот какая у нас версия. А Фрейд не промах — за пару дней все хорошо обстряпал. Значит, мы теперь герои-похитители Пантелеева. Интересно, какую легенду в итоге придумали для гибели Княжичей?

— Голову-то вернули? — спросил я, усаживаясь в кровати.

— Ты уж извини, без тебя пришлось. Ну как вернули… Принесли тихонько и поставили на крыльцо Лабораториума. Леня не особо сопротивлялся. Забавный он.

— Это да. Ленька — тот еще фрукт…

Я задумчиво уставился в стену. Нужно подниматься, собираться и ненароком выведать у соседей, что в итоге с Меншиковым и компанией. В воскресенье учебы не было, но нас часто гоняли на воскресную службу в местную церковь, да и к балу требовалось готовиться, будь он трижды неладен…

— Миш, идти сможешь? — Сперанский глядел на меня с беспокойством. — Когда тебя вчера вечером принесли из лазарета, куратор сказал передать тебе, как очнешься, зайти к нему. Говорит, дело есть. Видимо, будем отдуваться за кражу…