– Да, служба.
Удобная отмазка. Но не говорить же этим чужим теткам, что время прибытия за мной самолета я сам назначил. Мог бы и дольше погостить, Вика вон до Рождества собиралась остаться, но смысл?
– Тогда ждать сейчас здесь! – от приказа покоробило, но я быстро сообразил, что это опять издержки неродной речи.
– Вот! – спустя пару минут на свободное от чашек место водрузились две увесистые шкатулки, – Твой вещь!
Открыл обе – золото, брильянты… может и не брильянты, но какие-то камни, я в них все равно не разбираюсь. Отдал должное немецкой практичности – среди множества украшений даже обручальное кольцо поблескивало. От родственниц потянуло жадным интересом, от драгоценностей захотелось отказаться, но потом подумал: «Какого хуя?» Я Наташке ни одной золотюльки не подарил, потому что придурок, а тут их почти килограмм!
– Спасибо! – под общий разочарованный вздох захлопнул крышки и прибрал шкатулки.
Провожая нас с мелким на военный аэродром, почти все семейство фонтанировало виной и смущением. Мама Яна тихим злым шепотом выговаривала бате по-немецки, он с ней вяло односложно перелаивался на дойче.
– Папа! – обнял зеленоватого главу семьи, – Береги себя!
– Не пропадай! – батина ладонь опустилась на плечо.
Вина и облегчение…
Вина, что два года назад не посчитал нормальным? Вина, что не уберег мать? Вина, что напился вчера?
Облегчение, что я его ни в чем не обвиняю? Облегчение, что не надо со мной заниматься, пристраивать по жизни и прочая?
Сплошные непонятки…
– Мама Яна! – обнял немку, наиболее уважаемую мной в этом семействе.
– Nimm dich in Acht! (Береги себя!) – раздалось ответное пожелание на немецком, – Приезжай на отпуск!
И снова – вина пополам с облегчением! Почти те же вопросы.
– Мама Рита!
Объятия с второй женой отца вышли нейтральными: вчера в подпитии Маргарита излучала легкую похоть, но уже сегодня – ничего. Мне даже стало интересным – кто перебил семейной бляди желание? Уж точно не батя!
Объятия и короткие чмоки в щеки с сестрами прошли на обязаловке, кроме Вики, конечно! С этой девчонкой я сроднился и помял в кольце рук от души.
– Держи меня в курсе расследования!
– Auf jeden Fall! (Обязательно!) Nimm dich in Acht! (Береги себя!) Удачи!
– Мне тут в голову пришла мысль, – как обычно издалека начал Младший, устраиваясь в моем кабинете.
– Случайно забрела?
– А?.. Нет, не случайно, я ее уже неделю приваживаю…
– Ну, давай, жги глаголом! Можешь еще причастиями огоньку добавить! – Сегодня с утра я наконец-то сдал Угоринского детёныша обратно на пэ-эм-же Ворониным вместе с чертовыми модельками, честно спертыми из бирской спальни, которые в отместку так и норовили попасться под босу ногу! Не лего, но тоже ощущения нехуевые! Поэтому настроение у меня пока что было – заебись!
– Хм… я еще предлогами могу…
– Предлоги «в», «на», «по» и «к» давно мною приватизированы, так что не можешь! Аристократическое воспитание мешает.
– Спасибо, дорогой друг, что хоть союзы мне оставил! – насмешливо раскланялся Серега, – Кстати, как раз союз я с тобой и хочу заключить. Ладно, оставим на время шуточки, – оборвал он насмешливый тон, – Мне очень не нравится смерть твоей матери!
– Пиздец! Ему не нравится!!! – с досадой отбросил в сторону карандаш, который до этого вертел в руках, – А уж как я «рад» – не передать! – подскочил с места и начал вышагивать по тесному пространству за столом, прощаясь со спокойствием, – И эту мысль, посетившую тебя аж спустя неделю после похорон, ты пытаешься выдать за умную?!
– Говорю же – уже неделю вертится! С самого момента, как узнал!
– Есть что-то по вашей линии?
– Нет. Просто предчувствие у меня не самое хорошее.
Предчувствиями сына главы имперской безопасности и наследника целой династии разведчиков пренебрегать не стоило.
– Так скажи своим! – предложил я.
– А то они не знают! Лось, вот любопытства ради, как ты себе сейчас свое положение представляешь?
– Майор специального полка имперской службы безопасности… экзоскелетчик… орденоносец… – я как-то не совсем понял подоплеку вопроса.
– Угу… так и мою маму можно назвать просто полковником… Миха, ты сейчас – символ! Символ побед! Кто знает полковника Маздееву? Не тужься изображать мыслительную деятельность, я тебе сам скажу – единицы! И пусть она неплохой организатор, тут я перед ней снимаю шляпу, точнее фуражку, но ей эта должность досталась путем интриг князя Сомова, и я тебя уверяю: удержит она ее ровно столько, сколько жив ее досточтимый батюшка. Да даже Света, выступившая всего раз, известна гораздо шире, чем Людмила Васильевна, просто потому, что нашего полковника на
– Из всей серии я только на семи
– Но, почему-то, при выходе наших бойцов скандируют не «Зайки», а «Лоси»!
– Правильно проведенная рекламная акция… – пожал в ответ плечами, – Причем не мной.
– Согласен, тут не столько твоя заслуга, сколько заслуга организованной информационной компании, но при всем при этом нельзя отрицать, что ты, как и Воронин, стоишь у самых истоков. И именно ты теперь знамя борьбы против тварей. Поэтому смерть твоей матери по определению не могла пройти мимо пристального внимания СБ. Я тебе больше скажу: уже даже нашли виновника!
– Вика ничего не писала… – вслух удивился я.
Серега смерил меня с ног до головы тяжелым взглядом, заставив сообразить, что он-то уж наверняка гораздо информированней, чем моя сестра.
– Ладно, я понял. Что ты от меня хочешь? Не просто же так разговор завел?
– Пока это только наметки… Весной у тебя отпуск, хочу съездить с тобой к тебе в гости.
– В смысле – ко мне?
– Не к тебе, а к твоим родителям, не придирайся к словам! Представишь меня как своего друга, которому скучно или некуда податься, не прогонят же? Недели мне, наверное, хватит. Обещаю, особо мешать твоему общению с семьей я не стану.
– Да я сам вряд ли больше недели у них выдержу… как бы ни меньше…
За своевременное предупреждение о Юльке я был Младшему немножечко должен – его никто не обязывал делиться со мной выводами работы элитной оперативной бригады. И, бля, зуб даю – несмотря на адекватный выкуп, ему наверняка нагорело от матери за разглашение: в глазах главы ИСБ вряд ли ценность легендарного архива аннулировала преступную разговорчивость ее сыночка. Коль скоро Младший не спешил предъявлять претензии, как-то они с маман договорились, но все равно отказать не поворачивался язык. К тому же, повторюсь, к неясным, но плохим ощущениям потомственного шпиона стоило отнестись внимательно.
– Отпуск у меня в марте или апреле, не знаю еще точно.
– После пятнадцатого я свалю обратно в Москву, но, думаю, выкроить неделю весной сумею.
– Свалишь?.. В Москву?..
– Я, если не забыл, еще студент. И, как ты, учиться заочно не умею, эту сессию с трудом сдаю. Перевожусь обратно на очное. К тому же сейчас более интересные дела в Москве заворачиваются, для карьеры полезнее находиться там, а не здесь.
– Бросаешь, значит? А как же Зайки?
– Ты еще удивишься, как скоро мы снова свидимся! Для тебя, Заек, Иглы, Квадрата и еще нескольких человек на весь остаток зимы и весну запланирована обширная программа: будете работать образцами для подражания – ездить по стране с выступлениями. Первые запланированы в Москве, так что даже не успеешь соскучиться!
– Бля!.. Только не говори, что в школах выступать придется?! – вспомнил несколько натужных встреч с ветеранами Великой Отечественной из прошлой жизни. Кстати, для меня, маленького, эти встречи натужными не были, это потом уже спустя много лет я понял, что бывшему узнику концлагеря нелегко было вспоминать пережитое перед толпой малолеток с горящими глазами, жадно интересующимися – каковы на вкус кузнечики?!
– И в школах тоже! – «обрадовал» меня Младший, – Смотри на это, как на вербовку будущего пополнения. Лет через десять вам придется полностью взять на себя весь вал
– Скоблеву не понравится…
– Скоблев утрётся! Ему еще отвечать на будущих процессах. Вряд ли всё вынесут на суд широкой публики, но не сомневайся, ряд неудобных вопросов ему зададут. Его положение уже сейчас висит на волоске, поэтому его недовольство я бы в расчет не брал.
– Ты все еще против Светы? – проявил я любопытство к давно не касающемуся меня процессу престолонаследия.
– Я не то, чтобы против Светы, сама Светлана – вполне вменяемая… я не согласен с политикой агрессии, проводимой ее сторонниками. Умеренность окружения Натальи или даже Русланы мне больше импонирует. Вот ни к чему нам сейчас воевать! Лет через десять, и то, если выбора не оставят.
– Ладно. Понял…
– Кстати, помнишь, ты интересовался одной теткой из нашего ведомства?
– Серый, отъебись со своими шарадами! Я никем не…
И вдруг вспомнил: интересовался!
«Капитанша, как там ее?.. Горшева?.. Горшина?.. То ли Галина, то ли Алина…»
– Так мне отъебаться, или выслушаешь? – Младший своим чутьем уловил смену интонаций.
– Говори.
– Нашли. Мертвой. Причем, очень давно мертвой. И мне вот сейчас любопытно: откуда ты еще тогда мог знать, что с ней не все в порядке?
– «Не все в порядке!» Теперь это так называется? Что-то мне в эту зиму страшно везет на покойников… – пробормотал я, не зная, как относиться к новости. Мне-то похуй, а Жоппер расстроится, это однозначно. Хотя на его огорчение по большому счету мне тоже похуй! – Смерть естественная или криминал?
– Абсолютно естественная! Очень, знаешь ли, естественно, протянуть ноги, если эти самые ноги по щиколотки вмурованы в тазик с цементом. А сам тазик лежит на дне Невы. Нашли случайно – другого утопленника искали, а опознали исключительно по редкой травме – заживший перелом обеих пяток. Кайся давай!
Тазик с цементом – это уже не шуточки. Пришлось излагать Забелину по памяти годовалой давности разговор с рыбожопом.
– В расследование не лезь, с Ярославцевым и без тебя пообщаются. Вообще в это не лезь! Не был, не знаком, не знал! К тому же ты с Горшавиной, – «Точно! Горшавина!» – лично никак не пересекался! Я-то со своим интересом отскочу, а вот тебе может боком выйти.
– Не был, не состоял, не привлекался! – переиначил его слова в привычный ряд.
– Вот-вот! Этого и держись!
Сессия, как всегда нагрянувшая неожиданно, особых проблем не доставила. Более того, я даже не понял в итоге, за что сдаю – то ли за второй курс ПГУ, то ли за третий Московского политеха, расписание экзаменов исправно подсовывала помощница, она же приносила готовые варианты контрольных и курсовых, которые только и надо было переписать собственным почерком. Лафа, бля! По-моему, в итоге я сдавал и за то, и за другое – только так объяснялось то присутствие, то отсутствие на экзаменах Жоппера и части его прекрасной и не очень свиты. Не знаю уж, как Димон решал вопросы с нестоящей пиписькой (с другой стороны, при годовой давности разговоре эту проблему он мог преувеличить, ведь тогда он явно бил на жалость), но альфонс в казарме сумел прекрасно устроиться, иногда даже завидки брали! Своё напряжение я мог сбрасывать только с Ведьмой – все остальные мигом начинали строить далеко идущие планы, но с неизменным батюшкой у алтаря в конце.
Я сам себе не мог внятно объяснить, почему злюсь при виде Жоппера, при том, что он сам ко мне очень даже неплохо относился, особенно после того, как окончательно уяснил, что его анатомия меня совсем не привлекает. Может быть как раз потому, что он ассоциировался с тем легким путем, который я отверг в самом начале. И что мы имеем в итоге? Он, не напрягаясь с ответственностью, стрижет все купоны от принадлежности к популярному роду войск, открыто имеет с десяток молодых и красивых девчонок, а я – формально его ровесник – затрахавшись от бумажной волокиты, вечерами, щемясь по углам, крадусь к почти сорокалетней Арине, чтобы воровато ей присунуть! Где справедливость, спрашивается?!
И пусть я понимал умом, что меня его образ жизни ни хрена не устроил бы, более того: он ни хрена не удовлетворял самого Жоппера, иначе с чего бы ему так истово искать пути наверх? – периодически завидовать и перманентно раздражаться при его виде мне это не мешало.
– Лось, на пару слов?.. – позвал он меня после последнего в этой сессии экзамена.
Привычное недовольство подавил усилием воли – что ни говори, а Димон был лучшим (после меня, разумеется!) в обращении с экзом, обгоняя в этом навыке всех «старичков», и, если опираться только на количественные показатели, по схлопнутым окнам уже приближался к Зайкам, уверенно стремясь ко второй «Анне».
– Что? – спросил чуть резче, чем следовало.
– Нашли Галину… – ответил парень, лишь убедившись, что его почитательницы достаточно удалилось.
Сказать или не сказать?.. Честность победила:
– Знаю, сообщили уже. Как ты?
– Хреново, два дня допрашивали.
– Сочувствую…
– Я… Лось, понимаешь… я ведь куда только ни обращался, когда она пропала… даже тебя этим нагрузил…
– Извини, не помог, – разговор все больше меня тяготил, потому что кроме формального запроса «на отъебись» Турбине я никакого участия в этой истории не принял.
– Да ты-то и не мог помочь! Судя по всему, ее намного раньше прикончили… А вот ее коллеги тогда… Сволочи! – неожиданно закончил Жоппер и шмыгнул носом, заставив меня вспомнить, что лет-то ему совсем немного, – Держи! – сунул он мне в руку потрепанный блокнот, – Это ее!
– Э-э-э… А не проще ли было следователям отдать?.. – растерянно поинтересовался, вертя в руках заставший врасплох подарок.
– Будешь смеяться – я о нем напрочь забыл! Вчера нашел, когда конспекты разбирал, которые из дома переслали. Но, знаешь, так даже к лучшему! – утаив улику от следствия, рыбожоп не чувствовал себя виноватым. Более того, произнося следующие слова, он заранее ощетинился, – Чтоб ты знал, Лось… я, когда Галя пропала, много порогов оббил. И везде меня высмеивали. Ты был первым, кто от моих слов не отмахнулся… не спорь, я иногда такие вещи чую! – «Еще один эмпат?..» – И, раз ты знаешь нужных людей, передай по адресу! Не хочу больше в этом деле светиться! – и он резко развернулся и сбежал к своим воздыхательницам.
К вечному раздражению стал примешиваться стыд, что еще больше усилило это самое раздражение: я год назад не постебался над жиголо исключительно по причине его знания о моей принадлежности к СБ – Жоппер тогда меня конкретно поразил своими связями. Но, даже передав запрос Младшему через Турбину, сделал это скорее для успокоения совести, чем всерьез – ничем меня его рассказ не зацепил. А Ярославцев благодарил, как будто это из-за моих титанических усилий Горшавину в итоге нашли.
Закинул блокнот в портфель с мыслью – передать потом Сереге, и снова выбросил всю эту историю из головы. А еще раз вспомнил о книжице, лишь проводив Младшего на самолет. В итоге черный потрепанный напоминальник улетел сначала в ящик стола, а потом спустя месяц при разборке – в синие коробки Агеевой, тяжелым грузом висящие на моей совести.
Совсем мудозвоном я не был: Забелина – что сама, что через сына, – уже неоднократно намекала, что следующим полковником после Людмилы она видит меня. А потом – и вообще командующим нового рода войск. С одной стороны – целиком и полностью ей обязанным, но с другой – меня ее курс устраивал. Руслана Евгеньевна не стремилась к личной выгоде, в ее целях стояла сильная империя, и мне, повзрослевшему на обломках другой сильной империи, ее мотивы импонировали.
Поэтому я не сильно сопротивлялся, когда предсказания Младшего сбылись: нас – действующих пилотов-офицеров – в феврале перевели на другую деятельность. Правда сначала пришлось пройти усиленный экспресс-курс по риторике и правилам поведения в обществе, а заодно дать новую кучу расписок о разрешенных и неразрешенных к разглашению тем. За что очень горячо мысленно поблагодарил организаторов этого обучения, когда в первый же день выезда нас пригласили в Кремль на обед.
– Благодарю за доставленное удовольствие! – с этими словами императрицы мы все дружно подскочили из-за стола, с грохотом отодвигая жопами стулья. Мария Четвертая с улыбкой следила, как мы наперебой посыпали намертво забитыми в подкорку фразами об огромном удовольствии, блаженстве и прочей хреномудии. Судя по счастью и радости, фонтаном бившим от моих сослуживцев, взамен зажатости и волнения, идущего ранее, местами очень даже искренними.