Потусторонний. Книга 3
Глава 1
Когда говорил Оладушкин — толстяк всегда сдерживался. Рядом со зловещим Претендентом господин Х становился совсем другим человеком. Потому что прекрасно понимал, когда можно давать себе волю, а когда лучше придержать язык. Потому что знал: могущественный одарённый лишь делал вид, что подчинялся приказам. Когда-нибудь, а толстяк был уверен, что этот момент наступит, Оладушкину наскучит эта игра, и на тот момент хотелось бы остаться в душе чародея как минимум не врагом!
— Я едва успел, — проговорил Претендент. Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу. Дорогая обувь, шикарный костюм от камчатских модельеров, изящная трость с навершием в виде головы кричащего орла. Одет Оладушкин был всегда прекрасно и утончённо. Да и внешность его соответствовала наряду. Лет пятьдесят на вид, но на крепкие пятьдесят, когда мускулатура ещё даст фору молодым. Военная выправка, спокойна уверенность во взгляде. Оладушкин спокойно огладил седую бородку, и хищно улыбнулся:
— Нам повезло. Ваш дурак мог всё испортить.
Толстяк закивал. Да, Саша наломал дров. Надо было сразу скормить его свиньям.
— Я приказывал ему отступить. Он не должен был мешать. Простите, Святослав Игнатьевич.
Претендент никак не отреагировал на торопливые оправдания. Проклятье! Соберись! Нельзя так расплываться перед ним. Не надо так бояться! Он должен твоему роду! Он служит твоему роду! Слабых никто не уважает!
— Я рад, что вы успели вовремя, но всё-таки Сашенька был не так глуп, каким казался.
— Думаете? — хмыкнул Оладушкин. — Если бы я не приглядывал за вашим «протеже», то сейчас бы у вас уже были огромные проблемы. Потому что человек Разумовских тоже был там. Слишком наследил ваш Сашенька.
— Его не опознают?
— Я уничтожил всё, что смог. Машина прокатная, документы поддельные, следов официальных никаких нет, а с трупом его не разберётся никакая экспертиза. Будьте покойны, ваше высочество. На вас не выйдут.
В голосе послышалась насмешка. Толстяк едва удержался от ядовитого ответа. Нельзя. Не та ситуация. Не тот человек! А с какой радостью бы он, глава одного из самых могущественных родов Империи, поставил бы на место обнаглевшего Претендента…
— Я могу решить вашу проблему за полчаса, — продолжил Оладушкин. — Если вы перестанете играть в эту странную игру.
— Разумовский не должен ничего знать, — покачал головой толстяк.
— Я могу убрать и его человека тоже. Это несложно.
— Нет, Святослав Игнатьевич. Мы так поступать не будем, — объяснять причины такого приказа он не собирался. Это дело семьи. И Разумовского… Лучшего друга Его Императорского Величества. Князя, чья репутация в войсках необъяснимо высока. Второго человека в государстве, на счастье не лезущего в политику. Верного соратника Романовых.
И пусть так и остаётся.
— Шоу какое-то, право.
Толстяк шумно выдохнул, глядя в щелочку между опухших век на статного чародея.
— Дело государственной безопасности. Этого вам должно хватить.
— Ах, эти игры престола, — закатил глаза Оладушкин. — Ждёте от Разумовских сюрпризов? Зачем вам его бастард?
— Святослав Игоревич, это не шутки, — толстяк поёрзал в кресле, коснулся потными пальцами столешницы, оставляя на ней тёмные следы. Над губой тоже было влажно. Он промокнул лицо салфеткой, протёр лысину.
— Или это не его бастард, раз в деле замешаны вы? — понимающе улыбнулся Претендент.
— Прекратите, Святослав Игнатьевич. Иисус свидетель, вы забываетесь!
— Ах, простите, — не искренне извинился Оладушкин. — Эта глубинка сводит меня с ума. Я бы лучше снова устраивал бы пограничные конфликты со шведами, чем продолжал это странное соитие гопаком.
— Простите? Гопаком? — опешил толстяк.
— Да, и напляшешься, и налюбишься. Но мне хотелось бы больше честности в наших отношениях, право. Всё же делаем одно большое дело.
— Увы, я не в силах распространятся. Спасибо за вашу помощь, Святослав Игнатьевич. Вы избавили Империю от многих хлопот.
— Я от скуки на стену лезу. Много читаю. Много думаю, — продолжал Претендент, изучая барельефы на стенах. — Сопоставляю разное. Оксана Фёдорова, верно?
Толстяк успешно изобразил недоумение. Чёртов выскочка полез копать в прошлое…
— Очень трагичная история, право, — говорил Оладушкин. — Об их романе знала даже супруга князя Разумовского, но разлучить их смогла только скоротечная болезнь. Ваших рук дело? Ах, не отпирайтесь, не отпирайтесь. Шучу. Будь то дело ваших рук, то не думаю, что мы бы сейчас общались. Разумовский наверняка первым делом докопался до истинных причин смерти любовницы. Я нашёл одиннадцать детей, подходящих под описание. Одиннадцать приютов. Вы пасли их все?
Толстяк снова удержался от эмоций.
— Святослав Игнатьевич, я прошу вас прекратить домыслы. Вы же понимаете, что это засекреченная информация?
— Понимаю. И понимаю, что ради Разумовского вы такую операцию проворачивать не стали бы. Агентура ваша ждала проявление одарённого во всех приютах? Не знали точно, в каком их них спрятали бастарда? И как только он объявился, сразу решили его убивать? Очень странно это, ваше высочество. Слишком много возни для одного из детишек Разумовского. Он ведь любвеобилен, как знают все от Кёнигсберга до Уэлена. Большие бюджеты будут, если на каждого такую операцию проворачивать. Хотя… — он ядовито улыбнулся, — Оксана Фёдорова особенный случай, да? Она, как я читал, входила в ближайшее окружение и Его Императорского Величества, верно?
Толстяк безмятежно улыбнулся, хотя внутри всё замёрзло до ледяной корки. Куда ты суёшь свой нос, дурак? Делай то, что приказали, и всем будет хорошо.
— Всего хорошего, Святослав Игнатьевич.
Двери распахнулись, на порог ступили офицеры охраны.
— Очень жаль, — улыбнулся Оладушкин. — Придётся удовлетворить любопытство самому.
— Не советую, — холодно произнёс толстяк. Этому надо будет положить конец. Претендент не претендент, но надо понимать меру. Что он себе позволяет?
— Не люблю скучать, — поднялся с кресла Оладушкин. — От скуки думать начинаю. Понимаете?
Трость звонко коснулась дорогого паркетного пола.
— Это дело государственной безопасности, — почти прошипел толстяк. — И вы должны понимать, что даже ваш высокий ранг не поможет, когда будет выбор между вами и Его Императорским Величеством.
— Я верный человек Его Императорского Величества, — тихо сказал в ответ Претендент. — Преданный человек. Но правители часто окружены интриганами, и мне не хотелось бы свои таланты направлять во вред правящего рода. Поэтому не угрожайте мне. Я не первый день живу. Я здесь исключительно по приказу Императора, и выполняю ваши задания только по его личному распоряжению.Не забывайте.
Толстяк понял, что будет скучать по Саше. Ему не нравилось говорить с Претендентом. Да, ему нравилось, какой речью они общаются. Иногда полезно тренировать ум словесными упражнениями. Но так хотелось вставить обещание покормить свинок нерадивым исполнителем. Эх, Саша-Саша… Но ничего, он найдёт себе нового. Покорного. Сговорчивого.
— Всего хорошего, Святослав Игнатьевич, — ещё раз повторил он, поднимаясь и протягивая чародею руку. — Я жду вашего отчёта об успешном завершении операции, с учётом всех вводных. И не повторяйте ошибки Александра.
Претендент крепко пожал влажную ладонь, но совладал с эмоциями и не выказал брезгливости. У самого выхода Святослав Игнатьевич остановился, обернулся:
— Удивительный гуманизм вижу я. Не проще ли было сразу убить всех подозреваемых детишек, а не тратить такие ресурсы годами на организованную слежку? Очень не похоже это милосердие на ваши методы.
— Невинные души не должны страдать, — толстяк повторил вслух личный приказ Императора, данный ему много лет назад. Приказ, который приходилось нарушать регулярно. Но не здесь. Не сейчас.
— Всего хорошего, — в третий раз повторил господин Х. Он проводил чародея холодным и липким взглядом. Когда-нибудь Оладушкин поплатится за свою дерзость.
— Ты говорила, что готова на всё? — спросил я, сворачивая с трассы на неприметный просёлок. Хорошее местечко тут нашлось, тихонькое, неприметное и с подъездом. Спасибо Княгине, вернувшейся в строй. Неделю её латал, и сейчас призрачная напарница почти вышла на уровень до своей травмы.
— Я даже не знаю что тебе на это сказать, — ответила Лиза. — Да, раз я так говорила, то делала это осознанно. Моя жизнь связана с тобой. Я это знаю. Без тебя меня не будет. Ты же меня слушал до этого?
Бывшая учительница пушкиногорского интерната говорила спокойно и расслабленно. Вот что принятие с людьми делает. Иным людям бы поучиться такому фатализму.
Мы покатились под сосновыми ветками, уткнулись в старый шлагбаум. Я вышел из машины, приподнял его. Убедился, что за нами с трассы никто не свернул, и уже минут через десять мы выехали к дощатому домику.
— Почти приехали, — сказал я.
— Ты интригуешь и пугаешь меня, Илья, — призналась девушка, когда я указал ей в сторону зловещего сарая.
— Это пока не страшно, — я всмотрелся в подругу. Изменённый контур Лизы сильно окреп. Наша близость будто бы усиливала девушку! Какое, надо сказать, интересное свойство. Мне, чтобы раскачивать каналы, необходимо тренироваться, а Лизе достаточно заниматься со мною любовью. Где же хвалёное равенство возможностей, а?
Когда дверь со скрипом отворилась, Лиза остановилась на пороге. Я же нашарил во тьме выключатель, повернул его. В хлипком домике посреди леса загорелась замызганная лампочка. В пятне света лежал Станислав.
— Кто это? — ахнула Лиза.
— Нехороший человек, — пожал плечами я. — Помнишь, гости к тебе в приют приходили? Он их послал.
— Правда? Вот он? Он такой жалкий… — чуть разочаровано сказала она. Эй, Лиза, а где же злость спортивная, или же милосердие внезапное. Ну ка соберись! Больше чувств! Я встал над Станиславом, разглядывая пленника. Правая рука покойного Свиридова сейчас мог лишь моргать. Да и не факт, что когда-нибудь сможет встать, даже если этот вечер закончится для него хорошо. Я хорошо его вырубил вчера вечером в придорожном баре, километрах в тридцати отсюда. Лишившийся хозяина пёс предпочёл погрузиться в алкоголь, вместо того чтобы бежать из этого уезда (а ещё лучше из губернии). Ну, сам дурак.
— Убей его, — сказал я.
Лиза подняла руку и из пальца её ударила молния. Бандит умер моментально. Разряд прожёг Станислава насквозь, в районе сердца, одежда вокруг проделанной в груди дыры задымилась. Мои глаза изумлённо выпучились. Я застыл с поднятой рукой, на губах так и остался первый слог команды:
— Отста…Лиза! Ты чего⁈
— Ты просил его убить, — пожала плечами девушка. Хихикнула: — Ты думал я шучу, что ли, Илья? Я же сказала, что готова на всё. Понимаешь?
Она так жарко это сказала, что по спине мурашки пробежали. Бррр.
Я покачал головой, склонился над трупом и вытянул из Станислава эссенцию. Голубоватый туман коснулся пальцев, заструился, отправляясь в океан себе подобных. Лиза вообще никак не отреагировала на мои чары, словно видела такое каждый день. Мда… Ничего себе номер. Моё воздействие на Лизу оказалось даже слишком сильным. Я не верю в то что эти чувства спонтанны, я знаю что многое из эмоций есть химия. И то что учительница без сомнения сожгла бандита — это точно не результат наших нежных отношений. Ну, то есть, в каком-то смысле он самый, однако Лизу делали мои энергетические вспышки в моменты нашей близости, а не что-то романтичное и далёкое.
Безмерное безвременье. Я никак не ожидал, что она сделает это так быстро. У меня, как бы, планы были совсем иные!
— Кого-то ещё будем убивать? — мило улыбнулась Лиза. В глазах плясали голубые колючие искры.
— Тебя хорошо обучили, — буркнул я.
— Брось, Люшк, — махнула рукой она. — Только вот это и умею. Но господин Тимофеев прекрасный преподаватель. Не будь тебя, я бы им увлеклась. Такой мудрый и импозантный мужчина. Седой, воспитанный, с потрясающими манерами…
— Охренеть можно, — возмутился я. — Я за что ему деньги плачу? Чтобы он тебя там очаровывал?
— Не волнуйся. Вы очень разные, — подытожила Лиза. — Хочешь, я его тоже убью?
В смысле я не седой, не воспитанный и с плохими манерами? Вот так номер! Кстати, последнее вообще вроде бы одно и то же.
— Не надо никого убивать, Лиза! — остановил я юную маньячку. — Я и этого-то не думал так быстро потерять.
Девушка мило улыбнулась, обвела каморку взглядом:
— Мы закончили?
Я кивнул, и Лиза вышла на улицу. Ёжкина кошка, а я ведь даже не вытянул из Станислава всё, что тот знал. Вон, про Бека, например он мог же что-то рассказать.
Но кто мог ожидать такой вот шустрой реакцией на команду-то? Где муки выбора, где тварь дрожащая или право имею, где страх перед законами Иисуса⁈ Взяла и грохнула! Маньячка! Почти как бойцы моей старой дружины. Нет сомнений, нет раздумий: есть приказ, значит он будет выполнен в срок и точно по инструкции. Идеальные солдаты.
Не знал, что судьба подкинула мне столь исполнительную особу.
Труп Станислава сожрала призванная мною тварь, которую я слепил себе на днях. Большая зубастая голова без туловища смешно прыгала на двух крошечных лапках, поддевая тело и заглатывая его. Громко чавкая и хрустя костями, она устранила мертвеца, а потом старательно вылизала помещение.
Брать злобную и гадкую образину обратно в карман — мне не хотелось, но не в руках же её таскать. Да и развоплощать чудика жалко. Эссенции же уже потрачены, чего им зря разбрасываться? Ну и запас межпространственный карман, хе-хе, не тянет. Ведь у меня получился очень хороший чистильщик. С живым противником не справится, а от улик избавит. Ибо нет тела — нет дела.
Лиза уже сидела в машине и с мечтательным видом смотрела на звёздное небо, пробивающееся сквозь кроны деревьев. Я сел на водительское место. Автомобиль развернулся.
— Ты бы хотел свиную рульку? Я вот думаю приготовить… — сказала вдруг Лиза. — Но мне нужна хорошая горчица. И капуста. Да. Капусты у нас нет. Заедем в магазин?
— Свиная рулька звучит интересно, — облизнулся я.
— Хочу сделать её на тёмном пиве. Получится здорово. И Рррупи понравится. Да, нам определённо надо заехать в магазин!
В зеркале заднего вида исчезала хижина в лесу, где нашёл своё последнее пристанище Станислав. Жил нескладно и умер также. Его мне, конечно же, не жалко. Жалко потерянных возможностей. Ладно. Прошлое остаётся в прошлом. А впереди меня, походу, ждёт рулька! И благодарить за неё, ёжкина ж ты кошка, нужно Рррупи. Демона из серого мира! Но, Лиза, я же лучше! Хехе. На самом деле меня устраивало то, что за последнюю неделю отношения между Лизой и демонёнком всё больше и больше напоминали отношения доброй хозяйки и прибившегося к дому дикого кота. Они вроде бы друг другу не доверяли, но пытались понравиться.
Я возился где-то на заднем фоне их знакомства, восстанавливая силы и пытаясь вылечить Княгиню. В большой мир выходить не спешил, за новостями следил через сеть, ну и иногда болтал с Андреем. Обухов охотно рассказывал обо всём, что творилось в уезде. После того как не очень героически погиб барон Свиридов — жизнь в Пушкинских Горах несколько изменилась. Коллектив демоноборцев развалился, причём совершил это довольно трагично. Одна из новообразованных групп полезла в золотую зону, которая таилась в еловом бору, километрах в десяти от Опочки, и целиком там полегла. Не знаю, что в них сыграло больше — опьянение свободой, или же попытка показать «рынку», что у них тут новый игрок появился.
Ну, показали, что тут уже поделать…
Остальные свиридовцы продолжали по привычке чистить ресурсную зону, в которой теперь всегда было место для свободного слота. И жаль, конечно, погибших в золотом сопряжении демоноборцев, и сами ведь виноваты. Головой надо было думать, а не Свиридовым.
За эту неделю открылось ещё три зоны. Две бронзовые и одна серебряная. Причём последняя появилась на землях Первой Церкви и уже к вечеру после открытия её уже ликвидировали. Уж что-что, а за своё боевые монахи сражались оперативно и яростно. Хотя будем честными, если бы Император дал им полную свободу действий, то все сопряжения закрывались бы максимально споро. Церковники сражались за веру, за идею. Им всё равно было на экономические интересы, на социальные институты. Есть демон — плохо, нет демонов — хорошо.
У Государства на этот счёт было иное мнение. Государство работало над идеей, над развитием общества. Иногда верных псов следует придержать, пока натаскиваешь щенка. Правда, в случае с Пушкинскими Горами, как-то очень неохотно щенок натаскивался. Всё норовил вцепиться в игрушку и побегать за хвостом.
Ну, в том смысле, что демоноборцы от дворянского собрания не слишком-то и старались на войне с серым миром. Что со Свиридовым, что без него. Может быть, эту ситуацию получится изменить, но для этого точно нужно поработать. Щенок должен подрасти.