Лицеист

Валерий Пылаев

Горчаков

Лицеист

Глава 1

– Ваше сиятельство, просыпайтесь.

Моей ладони коснулись чьи–то теплые пальцы. Женские – судя по голосу, который я услышал. Если, конечно, все это происходит со мной на самом деле. Я помнил только удар, боль… машину, буквально обнимающую столб, потом крики, сирены…

– Ваше сиятельство, я же вижу, что вы не спите, – Женщина – а скорее девушка, державшая меня за руку, едва слышно захихикала. – У вас глаза двигаются.

Просыпаться не хотелось. Я не знал – да и не слишком–то торопился узнать – почему вдруг превратился в какое–то там сиятельство, и что за дичь вообще творится. На данный момент меня вполне устраивало то, что тело больше не пытается развалиться на части.

Боль ушла – может, не полностью и не насовсем, но все же достаточно, чтобы я мог в полной мере насладиться возможностью растянуться в мягкой постели. Вдохнуть знакомый каждому запах больницы и слушать приятный девичий голос.

Но таинственная незнакомка звала меня… И чтобы разобраться хоть в чем–то, придется для начала вернуться в реальный мир.

– Ох-х-х… – Я прикрыл глаза от света свободной рукой. – Я что, умер и попал в рай?

Реальный мир спешил порадовать. Темноволосая девушка сидела на краю койки, прижимаясь к моему боку бедром. И это самое бедро я видел… в общем, видел. Одежда выдавала в незнакомке медсестру, но на ум почему–то сразу приходило что–то вроде тематической вечеринки для взрослых.

И дело было не в отсутствии положенной белой шапочки, откровенном вырезе или слишком коротком халатике – они–то, хоть и не без труда, пока еще укладывались… в рамки приличия – а вот сама девушка стремилась вырваться. И из рамок, и из халатика – пуговицы на весьма привлекательных формах держались на честном слове, а из-под прошитого белоснежного краешка в бессовестной близости от моей ладони выглядывали не колготки, а самые настоящие чулки. Да и в целом униформа красотки казалась… немного тесноватой. В хорошем смысле.

– Умер? Нет, что вы, ваше сиятельство… – Медсестричка захлопала длиннющими ресницами. – Вы были без сознания почти двадцать часов – но теперь все позади. Я так волновалась!

Из-за меня? Или подобный подарок судьбы здесь положен всем пациентам без исключения? И если я провалялся овощем почти сутки, то…

Стоп. Так не бывает!

Я покрутил головой из стороны в сторону. Пошевелил руками. Такими же чужими и незнакомыми, как и «сиятельство». Довольно крупными – но все-таки слишком тонкими и гладкими, чтобы принадлежать взрослому мужчине. Скорее уж совсем молодому… Пацану лет семнадцати-восемнадцати.

Что за?..

Я заерзал, проверяя подвижность тела и, наконец, подтянул ноги. Которые не только оказались на месте целиком и полностью, но и работали. Движения давались не без усилий – и все-таки я определенно был в куда лучшем состоянии, чем полагается человеку, которого авария еще вчера превратила чуть ли не в фарш.

– Татьяна.

Заглядевшись на красотку-медсестру, я не заметил, как в палате появилась еще одна докторша. Высокая, голубоглазая и со светлыми волосами, собранными в строгий тугой пучок на затылке. Похоже, эта была рангом повыше – судя по возрасту, золотому шитью на лацканах халата и стетоскопу на шее.

– Ой… Здравствуйте, Ольга Михайловна. – Медсестричка по имени Татьяна тут же скользнула попой по простыне, в мгновение ока оказываясь от меня на расстоянии вытянутой руки. – Его сиятельство проснулся. Я хотела…

– Его сиятельству нужен покой, – отозвалась Ольга Михайловна. – Ступай, Татьяна.

Властной докторше не пришлось ни повышать голоса, ни просить дважды, ни даже указывать на дверь взглядом. Она лишь чуть сдвинула брови – и Татьяна тут же исчезла, напоследок подарив мне еще несколько секунд созерцания весьма аппетитной пятой точки, обтянутой халатиком.

– Рефлексы в норме. – Ольга Михайловна улыбнулась одними уголками губ и приспустила очки на кончик носа. – Как самочувствие?

Я, наверное, должен был что–то ответить – но так и не смог. Окончательно пробудившийся разум переваривал тонны информации зараз, и на речь его скудных мощностей попросту не хватало.

Я в больнице – это понятно. В отдельной палате. И не обычной, а явно рассчитанной на тех, кого принято называть «особо важными персонами» – судя по идеальному ремонту, заделанному под старину пузатому телевизору в углу и широкой кровати, назвать которую койкой не поворачивался язык. Секс-бомба Татьяна, похоже, идет ко всей этой медицинской роскоши в комплекте, да и сама Ольга Михайловна выглядит слишком важной птицей, чтобы лично проведывать кого попало.

Впрочем, сама она обращалась ко мне и без непременного «ваше сиятельство», и даже без имени и отчества. А значит…

– Княгиня Ольга Михайловна Бельская. – Докторша, похоже, уловила ход моих мыслей, и наконец решила представиться, попутно изобразив что–то вроде легкого поклона. – Статский советник медицинского ведомства… И по совместительству главврач этого… заведения. А вы?..

– Александр… Петрович, – пробормотал я – и вдруг неожиданно для себя добавил: – Князь… внук князя Горчакова.

Ого, а это откуда?! Еще пару минут назад я не мог вспомнить даже…

– Хорошо, – кивнула Ольга Михайловна. – И все же – как вы себя чувствуете, князь?

– Честно? Намного лучше, чем… – Я на мгновение задумался, подбирая слова. – Чем должен был после такого… Я попал в аварию?

– Верно. – Ольга Михайловна поправила очки. – Давайте-ка посмотрим.

Я ожидал, что она возьмется за стетоскоп или примется измерять мне пульс – но вместо этого княгиня прикрыла глаза, и уже через мгновение я почувствовал в области груди легкое покалывание. Странное ощущение спустилось ниже, чуть прогулялось по рукам – а потом ушло в ноги.

Да она же меня просвечивает! Сама, без всякого рентгеновского аппарата или мудреной аппаратуры, которой в этой комнате даже нет, хоть меня и собрали по частям меньше суток назад! Куда бы я ни попал, врачи здесь явно умеют кое-что… особенное. По крайней мере, некоторые из них – медсестра Татьяна блистала скорее формами, чем тайным знанием.

Ольга Михайловна вовсю гуляла по мне своим «сканером», а я – за неимением других вариантов – в ответ разглядывал ее. Главврач и статский советник медицинского ведомства оказалась моложе, чем я подумал сначала. Серьезность, очки, строгая прическа и не менее строгий халат (во всяком случае – подобранный по размеру) добавляли ей чуть ли не полтора десятка лет, но на самом деле она едва ли была намного старше тридцати.

Мне всегда нравились именно такие – взрослые, самостоятельные и умные. Властные и будто покрытые сверху ледяной броней, но внутри хрупкие.

Кому – мне? И как я вообще могу так думать, если мое «всегда» началось каких–то двадцать часов назад?!

В висках вдруг заломило с такой силой, что я закрыл лицо руками и, застонав, вжался затылком в подушку.

– Князь, что с вами? – Ольга Михайловна шагнула вперед, и я снова ощутил покалывание – на этот раз во всех частях тела разом. – Больно?

– Нет… ничего. – Я осторожно отлип от кровати и приподнялся на локтях. – Просто слабость. Пройдет.

– Голова будет кружиться несколько дней. – Ольга Михайловна достала из кармана увесистый блокнот и отлистала пару страниц. – Возможна легкая слабость, но после магического исцеления такого уровня это нормально. А в остальном – все в полном порядке… Удивительно крепкий организм.

Магическое исцеление? Да, это неплохо все объясняло – и мое почти-воскрешение из мертвых за какие–то сутки, и излучение Ольги Михайловны, и чуть ли не все остальные странности разом. Но желания снова копаться в «запретной» зоне памяти как–то не возникало.

– Видимо, именно вас я должен благодарить за свое чудесное спасение, княгиня. – Я кое-как перевернулся набок. – Вы очень хороший… врач.

– Целитель. – Ольга Михайловна поправила меня, не задумываясь, но вдруг сдвинула брови. – Мне приятно слышать подобные слова, но к вашему выздоровлению я имею… весьма косвенное отношение.

– Вот как?.. – Я откашлялся. – Интересно…

– Поймите, князь, подобное попросту невозможно… во всяком случае, для мага-целителя пятого класса: резерва не хватит даже на основные операции. Примерно три четверти повреждений восстановились… – Ольга Михайловна на мгновение смолкла, подбирая слова. – Я понимаю, что мои слова прозвучат странно, но других у меня нет: ваши раны будто зажили сами собой.

– Медицинское чудо? – улыбнулся я.

– Может быть. Или спонтанно возникшая сильнейшая связь с родовым Источником. Очень редкое явление… и опасное.

– Почему?

– Магия, которая достается от предков, дает многое. – Ольга Михайловна нахмурилась и чуть поджала губы. – Но и потребовать может немало. Всему есть своя цена.

Резерв. Родовой Источник – именно так, с большой буквы – и своя цена. Еще и загадочное «может быть» в исполнении Ольги Михайловны, которая, казалось, должна знать вообще все на свете… Слишком много для одного «захода»!

В висках снова закололо, но я не подал виду. И все же главврач явно сообразила, что я толком не понял примерно трети сказанных ею слов… хотя должен был понять!

– Князь… Александр Петрович. – Щеки Ольги Михайловны вдруг чуть подернулись розовым. – Я понимаю, что правила приличия обычно не допускают подобных вопросов… И все же я ваш лечащий врач, поэтому…

– Моя память? – улыбнулся я. – Так, княгиня?

Оказывается, даже ее можно смутить.

– Да! – Ольга Михайловна с явным облегчением закивала. – Я знаю, ни ваши братья, ни тем более дед не потерпят… Обещаю: все, что вы мне скажете, не покинет этой комнаты. Слово дворянки!

– Благодарю вас, княгиня. – Я все-таки заставил себя приподняться и выполнить хоть что–то похожее на поклон. – Но тревожиться незачем. Уверяю, если мой разум и пострадал – то не так уж сильно. Нескольких дней вполне хватит, чтобы я вспомнил все… что мне следует знать.

– Даже сущая чепуха может стать причиной пересудов… А причин сейчас и так предостаточно. – Ольга Михайловна снова спустила очки и устало потерла переносицу кончиками пальцев. – Но мне нравится ваш настрой, князь. Отдыхайте. Вам что-нибудь нужно?

Я едва не ляпнул «курить». И тут же снова почувствовал, как виски будто сжимают тисками. Александру Петровичу Горчакову, внуку князя и потомственному дворянину, в свои неполные семнадцать лет баловаться подобным определенно не положено. Так что…

– Газету. – Я огляделся по сторонам, но так и не увидел ничего хотя бы отдаленно похожего на пульт от телевизора. – И, наверное, еще немного поспать.

– Как пожелаете, – кивнула Ольга Михайловна. – Что вам принести? «Петербургский листок»? «Голос»? «Биржевые ведомости»? Может быть «Смену» или что-нибудь… литературное?

– Все. Если можно. – Я не стал дожидаться, пока княгиня огласит весь список. – И не обязательно свежее. Мне стоит… наверстать упущенное.

Ольга Михайловна удалилась и буквально через несколько минут вернулась с целым ворохом печатной прессы. То ли я каким–то образом успел набрать в ее глазах несколько очков, то ли она действительно так сильно опасалась тех самых пересудов – но газеты и журналы принесла сама. Я не стал привередничать и взял первую попавшуюся: мне все равно предстояло прочитать все. И, возможно, не по разу.

Издание порадовало мягкой белой бумагой и приличным качеством печати. Я сложил здоровенный лист пополам и начал с заголовка: Санкт-Петербургские ведомости. Чуть ниже разместился герб – двуглавый орел со скипетром и державой.

Улыбнувшись, я спустил строчкой ниже и прочитал:

«№ 3, пятница, 18-е июля 1967 года»

Тут–то меня и накрыло.

Глава 2

Каждая строчка или фотография в газете вызывала в голове крохотный взрыв, открывавший доступ к очередному куску информации. Я брался за одну ниточку – и тут же вытягивал десяток зараз, сплетенных вместе. Мой разум разгонялся до запредельных частот – но и их иногда оказывалось недостаточно, и я снова закрывал глаза и валился на подушку, комкая в руках ни в чем не повинную бумагу. Но молодой организм может приспособиться к чему угодно, и уже скоро приступы стали вполне терпимыми, а потом и вовсе сократились до нескольких секунд звона в ушах.

Так или иначе, спустя примерно полтора-два часа и десяток газет, я в общих чертах знал все, что полагается знать шестнадцатилетнему оболтусу, кое-как осилившему несколько классов в Императорском правоведческом лицее. Память восстанавливалась. Пусть обрывками, поверхностно и скорее на уровне привычек и рефлексов, чем вникая в суть – но все же.

Едва ли в ближайшее время придется демонстрировать что–то по-настоящему сложное – зато в базовых вопросах нравов, этикета и общепринятых норм я не ошибусь. И уж точно не перепутаю «ваше благородие» ни с «сиятельством», ни со «светлостью», ни уж тем более с «Императорским величеством». Без труда обращусь к любому из них по всем правилам. И – если придется – сделаю это на английском и французском.

Некоторые вещи в мою голову, к счастью, вбили намертво. Все-таки дворянское происхождение подразумевает некоторое количество обязанностей. Помимо привилегий, прав, вольностей и древнего дара, поднявшего аристократию над простыми смертными на немыслимую высоту.

Впрочем, в моей памяти родовая магия оказалась чем–то труднопостижимым, далеким таинством не для всех. Почти незнакомым, непонятным – а поэтому скорее опасным, чем привлекательным… А ведь я вполне мог научиться чему–то стоящему – раз уж почувствовал, как Ольга Михайловна просвечивает меня одним лишь взглядом.

Но почему?! Кто в своем уме отказался бы от подобного – будь у него такая возможность?

К моим услугам были воспоминания за неполные семнадцать лет, и среди них я нашел только малопонятные формулировки вроде «удаленность от родового Источника», «третий ребенок» и «посредственные врожденные способности». Похоже, истинной причиной моей магической бездарности стала самая обычная лень… Я без труда откапывал целые тонны информации про модные журналы, клубы, рок-ансамбли, певичек, актрис или автомобили – но ничего по-настоящему нужного и полезного.

Ерунда какая–то… И этот бесполезный недоросль – я?

Вздохнув, я отогнал мысли о куреве и потянулся за очередной газетой. На этот раз мне попался «Вечерний Петербург». Какая–то светская хроника. Свежая – дата стояла сегодняшняя – и, похоже, не слишком крутая. Раз уж мои прегрешения попали аж на первую полосу.

«Сумасшедшая гонка по Невскому проспекту», – прочитал я. – «Александр Горчаков при смерти».

Ха. Три раза ха. Слухи о моей почти-гибели оказались… сильно преувеличены. Мастерство Ольги Михайловны и родовой Источник, о котором я имел весьма скудное представление, вытащили меня с того света.

Но явно не избавили от проблем в этом.

«По сообщениям очевидцев вчера, примерно в восемнадцать ноль-ноль молодые люди из числа наследников дворянских родов в очередной раз нарушили прямое указание…» – Я перескочил пару строчек. – «…гонку по центральной части Санкт-Петербурга. Неуместное спортивное мероприятие закончилось трагически: на пересечении Невского проспекта и Садовой улицы Александр, младший внук князя Александра Константиновича Горчакова, находившийся за рулем автомобиля НАЗ-25 «Волга СК-3», не справился с управлением и на скорости порядка ста десяти километров в час…»

О дальнейших событиях можно было и догадаться, но я все-таки не поленился прочитать до конца. По версии автора статьи за рулем второй машины, участвовавшей в «безобразном состязании», был Дмитрий, сын вдовствующей княгини Воронцовой. Который скрылся с места событий до приезда бригады медиков и полиции. А несчастный Александр Горчаков – то есть, я – был доставлен в Мариинскую больницу на Литейном проспекте в крайне тяжелом состоянии.

На этом полезная информация заканчивалась… а статья продолжалась. Закончив излагать события, автор бесцеремонно обрушился на местную «золотую молодежь», заодно припоминая все предыдущие прегрешения. И Воронцова, и, к сожалению, мои. Их было не так уж и много, и все они не отличались каким–то особенным масштабом – но на мгновение я даже испытал стыд. Так что оставалось только внутренне согласиться с автором.

А заодно и поблагодарить его за возможность хотя бы примерно понять, как я выгляжу. Борзописцы явно верстали макет газеты в спешке, торопясь поскорее выплюнуть в киоски свежий тираж, и фотографию выбрали не самую удачную. Там я был запечатлен вполоборота и в окружении других людей. Однокашников из лицея – судя по форме. То ли дело было в ракурсе, то ли я действительно выделялся среди них ростом – почти на голову выше остальных. И, возможно, чуть постарше – судя по пробивающейся на лице и шее щетине.

Знакомое – и одновременно как будто чужое лицо. В нем неуловимо проглядывало что–то восточное или южное, а темные волосы лишь дополняли впечатление. Черно-белая фотография не могла передать цвета глаз, но я и так знал, что они у меня карие.

Самая обычная рожа. В меру приятная, но не выделяющаяся. На любой улице наверняка запросто найдется десяток похожих парней. Таких же молодых и бестолковых.

Я с кряхтением откинул одеяло и сбросил ноги на пол. Пришло время опробовать тело. Худощавое, легкое, несмотря на немалый рост – но, похоже, достаточно крепкое, раз уж оно смогло пережить такую аварию. Не отыскав ничего похожего на обувь, я заковылял к окну босиком. Из одежды на мне имелась только больничная роба, но я ничуть не смущался – все равно палата для персон дворянского происхождения предполагала наличие только одного пациента, а гостей я не ждал…

Впрочем, зря. Стоило мне откинуть занавеску и кое-как разглядеть сквозь деревья до боли знакомый Литейный проспект, как за дверью раздались шаги. Возвращаться под одеяло в любом случае было уже поздно, так что оставалось только усесться на подоконник и сделать вид, что так и надо.

– Ваше сиятельство, вы уже встали? – Удивление в голосе Татьяны казалось вполне искренним. – Ольга Михайловна говорила…

– Мне уже лучше, – улыбнулся я. – Просто захотелось выглянуть наружу.

– День хороший. Редкость в нашем городе… даже летом. – Татьяна переступила с ноги на ногу, цокнув каблучком по полу. – Ваше сиятельство, мне велели никого не пускать, но один господин уже полчаса…

– Пусть заходит. – Я поднялся с подоконника и поправил одежду. – Немного общества мне не повредит.

В не до конца закрытую Татьяной дверь вдруг просунулась чья–то голова. Чуть растрепанная, с седой бородкой колышком и в круглых очках. Явно уже немолодая – но розовощекая и почему–то до неприличного улыбчивая.

– Вы позволите, ваше сиятельство?

– Да, конечно, – кивнул я. – Прошу, входите.

Обладатель головы – невысокий полноватый человечек в сером костюме тут же распахнул дверь. С явным сожалением проводил взглядом Татьяну, едва слышно вздохнул… и засеменил ко мне, едва не выронив портфель из черной кожи.

– Колычев Сергей Иванович. Титулярный советник судебного ведомства… в отставке, конечно же! – Человечек хохотнул и протянул мне маленькую ладошку. – А ныне – поверенный их сиятельств князей Горчаковых. Вел дела вашего деда и родителя, теперь вот – брата Константина… Друг семьи, можно сказать.

– Колычев, поверенный, да… – улыбнулся я, – припоминаю.

Хотя ни черта я, конечно же, не припоминал. Этот жизнерадостный дядька лет то ли пятидесяти, то ли шестидесяти с гаком не раз мелькал и в Елизаветино, и в нашем доме здесь, в Питере – но я так и не потрудился узнать, кто он вообще такой.

Ладонь у Колычева оказалась потной и липкой, но рукопожатие – неожиданно крепким. Да и в целом впечатление он производил скорее приятное, несмотря на суетливость и бегающие глазки. А неуклюжее стеснение, с которым он тискал свой портфель и никак не находил места, чтобы устроиться, ему в каком–то смысле даже шло.