Белый волчонок

На руках у обоих родовые браслеты. Разглядеть их не получается, слишком далеко.

— Богдан. Покровский, — первым идёт на встречу гигант с протянутой рукой.

Рукопожатие ожидаемо сильное, но без перебора. Я называюсь в ответ.

— Владимир Истровский, — представляется другой, на миг нерешительно замерев, прежде чем коснуться руки.

— Значит, не один я умудрился накосячить, — довольно улыбается здоровяк и оборачивается ко входу. — И, судя по всему, не только мы вдвоем.

У меня натурально падает челюсть. И чёрт с ним, что девчонка, которая входит в помещение, красивая. Миниатюрная, фигуристая и по-детски курносая. Но из копны её ярко-рыжих волос торчат самые настоящие кошачьи уши.

Почему я думаю, что они настоящие? Да она ими шевелит во все стороны, как эхолотом. Я подбираю челюсть и моргаю. Ушки никуда не исчезают, на хитром лице сияет улыбка.

— Ты — прикольный, — она тычет в мою сторону маленьким пальчиком и неуловимо быстро оказывается рядом. — Как необычно.

Девушка запускает руку в мои волосы, с любопытством разглядывая. Я даже не сопротивляюсь, уставившись на пушистые уши, живущие какой-то своей жизнью. Одно направлено ко мне, другое к двери. Это что вообще? Мутация или другая раса?

Её спутник, не менее рыжий парень, но уже далеко не миниатюрный, походит к нам, мягко отводит её руку и чуть отодвигает в сторону.

— Я извиняюсь за манеры моей сестры. Илена, ты бы хоть познакомилась сначала, прежде чем лапать.

Девчонка краснеет, но не похоже, что ей стыдно. Уж скорее от удовольствия. Милашка изображает поклон и протягивает руку. К счастью, без кошачьих когтей.

— Илена Каритская. А этот зануда мой брат, Сашенька.

— Александр Каритский, — тот двигает сестру ещё дальше, пожимает мне руку.

За их спинами, устало облокотившись на стену, стоит последний из присоединившихся. Неприметный с первого взгляда, при рассмотрении в первую очередь поражающий глазами. Смертельно вымотанного человека.

Он неодобрительно качает головой, проводит рукой по коротко стриженным, по-военному, волосам и вздыхает. Когда до него доходит очередь, называется Олегом Саницким.

Вот он значит какой, цвет молодой столичной аристократии. Все эти фамилии я видел в списках влиятельных родов. На верхушке этих списков. Вроде нормальные ребята, на первый взгляд.

И тут заходит ещё девушка. Девчонкой назвать её язык уже не поворачивается. Гордая осанка, презрительно поджатые губы, ледяной взгляд из под идеально ровной челки. Все прямо- таки кричит — вы говно, а я королева.

Она, проигнорировав всех, проходит к дальней парте и садится, демонстративно отвернувшись. Ну вот и госпожа высокомерие, всё в порядке, а я уже переживать начал.

— Это Эратская, — Илена опять стоит вплотную, поднявшись на цыпочки и шепча. — Фрр, злючка.

Она мне сейчас натурально фыркнула в ухо? Рыжая уже устраивается за партой, умудрившись в такой тесноте закинуть ногу на ногу. Да так, что и без того короткая юбка задирается почти по пояс.

Ничего там разглядеть нельзя, чертовка же подмигивает. Я отворачиваюсь, не время засматриваться на женские ножки.

Сажусь через парту дальше, за её братом. Просто, чтобы не иметь возможности отвлекаться на созерцание прелестей. С таким эмоциональным вихрем связываться точно не стоит.

— Все собрались, прекрасно.

Верховная жрица входит в комнату и встает между нами и доской. Она медленно обводит всех взглядом голубых глаз, заставив затихнуть. Я непроизвольно сглатываю, женщина впечатляет.

Совсем уже немолодая, но выглядит она по-царски. Не высокомерно, как упомянутая Эратская, а гордо. И даже немногие морщины лишь подчеркивают её статусность. От жрицы веет силой и властью.

Образ училки с линейкой тут же выветривается из моей головы. С такой даже мысленно шутить не хочется. Я жалею, что не сел в самом дальнем углу.

— Каждый из вас сумел отличиться, нарушив принципы нашего общества. Ну, кроме Истровского, — ёе голос теплеет, еле уловимо. — Только он здесь по своей воле.

Так, значит у нас тут своеобразный класс коррекции. А Володя настоящий ботан, раз сам попросился. Хотя, может он друга пришёл поддержать.

— И раз вели вы себя, как неразумные дети, отношение у меня к вам будет именно такое. Если кому-то это не понравится, если кто-то вдруг подумает спорить или возражать — я вас не держу. Может вы и считаете это наказанием, но это ваш шанс. Возможно, последний, — её взгляд останавливается на мне.

Я сдерживаюсь и сижу ровно. Не к месту проснувшаяся паранойя вопит, что нас видят насквозь. Выдыхай, Игорек, она против тебя ничего не имеет.

— Обращаться ко мне можете «госпожа София». Можно просто «Верховная». Мы начнём с самых основ. Кто мне скажет, на чем строятся принципы процветания империи?

— На истине Маат, — отзывается здоровяк.

— Как лаконично, Покровский. Молодец, свободен? Не надо мне выплевывать заученные фразы. Пока до вас не дойдёт "зачем", бесполезно знать "как". Кто ещё хочет высказаться?

— Это баланс, — бурчит замученный Саницкий.

— Что? — жрица переводит взгляд на него и хмурится.

Олег выпрямляется, прокашливается:

— Баланс. Порядок. Взаимодействие. Воздаяние и плата, — парень уже не бубнит, но заметно, что каждое слово даётся ему нелегко.

— Коротко, но ближе. Хоть что-то ты вынес из своего необдуманного решения. Я тут не для того, чтобы судить вас. Я тут для того, чтобы вы вспомнили. Для чего всё это, — она машет рукой к потолку, — нужно. А теперь поговорим об истине Маат.

Лекция была долгой. Но жрица умела говорить, увлечённо и интересно. Хотя темы не самые приятные. Несмотря на всю внешнюю строгость, заметно, что мы ей не до лампочки.

Я путаюсь в богах и традициях, но общий смысл мне близок. И речь идёт даже не о какой-то вселенской справедливости. А о том, что всему есть цена. Особенно для тех, у кого в руках сила. Магия, дар богов.

София безапелляционно ставила нас перед темой морального выбора. Отметая на лету возражения из разряда, что наши привилегии лишь удачное стечение обстоятельств при рождении.

— Каждый из вас встанет перед выбором. Эмоции, воспитание и даже законы не смогут ни помочь, ни остановить. Это простой факт. Вот ты, Истровский. Знаешь, что один человек собирается убить другого. Ты можешь его остановить, только убив.

— Почему только убив? — парень неожиданно сильно бледнеет.

— Потому что такие условия. Ты знаешь, что только так. А тот, другой, в будущем может спасти сотни людей. Он целитель, и очень хороший. Что ты сделаешь?

Молчание длится долго. Усердно думает не только Истровский, на которого жалко смотреть. Он бледнеет, краснеет, кусает губы, но не отвечает. Ох и впечатлительный парень.

— Можешь не отвечать, — сжаливается всё-таки жрица. — Вслух. Но для себя реши и лучше заранее будь готов. Не мне тебе говорить о том, как всё может быть, — загадочно заканчивает она.

Выматывает нас всех не то слово. А я понимаю, что на детишек тут возложена совсем недетская ответственность. Конечно не прямо решать, кому жить, а кому нет. Но как минимум думать, что к этому может привести чуть ли не любой поступок.

Боги не особо церемонятся с теми, кто не справился вникнуть в их законы. Поклонение, жертвы и вот это всё, не спасёт. Как там? Незнание законов не избавляет от наказания. Только тут ещё и сбежать не получится.

Есть тут и тёмные боги. Ну или не очень светлые. Про абсолютное зло речи не идёт, но жрица сильно морщится, упомянув Сетха. Я делаю пометку в памяти — узнать подробнее.

Перейти на тёмную сторону меня не тянет, но знать — не значит поддерживать. Хочется всех посмотреть, да. Я, как могу, избегаю неприятных мыслей.

Мне становится интересно, в чём же наша группа накосячила. После услышанного уже не кажется, что это угон отцовской тачки или пьяный дебош.

От гнетущей обстановки меня отвлекает лишь Илена. Рыжая бестия при любом удобном моменте вертится, бросает на меня озорные взгляды и выставляет в проход ножку.

И даже суровый взгляд жрицы, когда она поворачивается в сторону девчонки, утихомиривает ту минут на пять. В конце концов надолго успокаивает чертовку мощный подзатыльник от брата.

Ну чисто ребёнок. Если не смотреть на ушки, ножки и третий размер груди. Мне сложно представить, что она совершила что-то ужасное. Но у таких настолько большое шило в заднице, что без проблем жить они не умеют.

Завершаем мы, можно сказать, на позитивной ноте. Госпожа София нас хвалит и даже улыбается, скупо, но хоть что-то. Только Илене достается осуждающее покачивание головой.

Эратская выскакивает, ни с кем не попрощавшись, остальные тихо обсуждают совместные планы. Мне приходится сильно напрячься, чтобы сообщить брату о том, что мы закончили.

Не с первого раза, но я получаю ответ «Не ори ты, понял. Скоро буду». Да не ору я, просто сильно стараюсь.

— Белаторский, — звучит властный голос, улыбки уже нет. — А ты останься.

Глава 7

«Отбой, я ещё задержусь» — от неожиданности у меня получается достучаться до брата сразу же. Тот что-то неразборчиво бурчит в ответ, но я уже переключаю внимание на реальность.

Вся компания награждает меня сочувствующими взглядами. Илена, на развороте, успевает ещё и подмигнуть. Они дружно быстренько сваливают.

Жрица молча смотрит на меня, не мигая и не шевелясь. Неуютно конечно, но беспокоит меня что-то другое. Эти пронзительно голубые глаза, острые скулы, высокий лоб… Неужели?

— Смотрю, до тебя наконец дошло, — оттаивает женщина и одаряет меня намёком на улыбку. — Не всё так и плохо, значит. Да, мы с тобой родственники. Я твоя двоюродная, хм, бабушка.

— Бабушка? — глупо повторяю.

— Последний раз я это от тебя слышу, Белаторский, — приказывает она. — И дело не в возрасте. Я уже сорок лет жрица храма Маат. Тут моя семья, хоть я и осталась в роду. Это не значит, что мне плевать на твои проблемы. Только то, что у меня приоритеты иные. Я помогу тебе, сделаю всё, что в моих силах и моей власти. Но и от тебя я жду, чтобы ты надеялся в первую очередь на себя. Ясно?

— Совершенно ясно, — я усердно киваю.

Неплохо, конечно, иметь бабушку Верховную жрицу. Но и такой вариант меня более чем устраивает. Если со мной не будут нянчиться, то так ещё лучше.

— Надеюсь, — явно не верит она. — Так, придётся действовать быстро. Пойдём.

София выходит из комнаты так бодро, что мне приходится догонять её бегом. Мы снова проходим лабиринт, и я тщетно пытаюсь запомнить повороты. Наверняка специально так запутано, чужой сразу потеряется.

Мы поднимаемся по лестнице, проходим через балкон, с которого видна часть основного зала. Там, внизу, неспешно бродят фигурки людей.

Жрица приводит меня в небольшой рабочий кабинет. Помимо массивного стола у окна, тут стоит уютный низкий диван с журнальным столиком. Пара открытых книжных полок, закрытый дубовый шкаф. И везде картины, статуэтки, вазы и подсвечники.

Заметно, что тут она проводит почти всё своё время. На диване лежит видавший лучшие времена плед, на столике стоит чайный набор. Стол у окна завален бумагами и книгами.

Не бардак, а живой беспорядок. Такой бывает только когда всеми предметами активно пользуются.

София указывает на диван и я осторожно присаживаюсь, переложив плед в сторону. От него пахнет женскими духами, в нос ударяет нежный цветочный аромат.

— Откинься, постарайся расслабиться, — тон её смягчается в соответствии со словами. — Это важно, для начала. Потом, на автоматизме, ты сумеешь не обращать внимания на внешние факторы.

Я слушаюсь, устраиваюсь поудобнее. Ёрзаю, не находя места рукам, но в итоге успокаиваюсь. Мягкое сиденье и спинка принимают форму моего тела.

— Теперь закрой глаза, зрение тоже отвлекает. Тебе нужно почувствовать свою силу, свой дар богов. Отделить от всех остальных чувств. У всех по-разному, но это ощущается. Ледяной смерч, обжигающее пламя или тёплый огонёк. Свист ветра, твёрдость камня. У силы есть свои уникальные особенности. В спокойном состоянии она словно свёрнута, сконцентрирована внутри тебя. Ты чувствуешь?

Под спокойную и монотонную речь погрузиться во внутренние ощущения оказывается не сложно. Это не ощущается волной жара, как утром. Сейчас сила кажется маленьким тёплым котёнком, свернувшимся на груди и тихо мурчащим.

— Чувствую, — удивляюсь таким приятным ощущениям.

— Где?

— Тут, — я кладу ладонь на солнечное сплетение.

— Хорошо, это хорошо. Теперь разверни, окутай силой всё тело. С макушки и до пяток. Чтобы этот кокон стал цельным, забудь что ты стоишь на земле. Представь себя парящим в воздухе. Пятка может стать уязвимым местом не только в легендах эллинов.

Вожусь я долго, аж вспотеваю от усилий. Иногда я открываю глаза и посматриваю на жрицу. София стоит спиной ко мне, у окна, и никак не проявляет нетерпения.

Это успокаивает, но у меня ничего не получается. «Котёнок» лишь призрачно отбрыкивается, не желая просыпаться.

— Не отвлекайся, — говорит она на очередной мой взгляд, даже не поворачиваясь. — Это займёт столько времени, сколько потребуется. Пробуй по-разному, не зацикливайся на одном и том же действии.

Короткий вздох выдает хоть какие-то переживания по моему поводу.

— С детьми проще, потому что они не знают слишком многого. Для них большинство действий и знаний — новые. И учиться им так же естественно, как дышать. Ты думаешь о том, что умеешь делать. Подумай о том, что можешь. А ты — можешь.

— Но… Мне сложно уловить то, что не физическое. Ну, что я не могу… потрогать, — решаюсь я признаться.

— Что за глупость, — жрица всё-таки оборачивается, но не злится — удивляется. — Это часть тебя, часть твоего тела, как рука или нога. Ты чувствуешь запахи, это физическое явление, хоть потрогать ты их не можешь. Твой мозг получает информацию, обрабатывает её и выдаёт результат. Ты можешь не знать источник, но ты точно определяешь что это.

Я задумываюсь об еде, в животе отзывчиво урчит.

— Закрой глаза. Теперь представь большой, сочный, прожаренный на открытом огне кусок мяса. Только снятый с мангала, остатки жира ещё шкворчат, сок стекает по бокам. А теперь почувствуй его запах.

То ли я сильно хочу жрать, то ли она слишком хорошо описывает, но мне в нос ударяет аромат жареной отбивной. Да так, что чуть зубами не клацаю, чтобы откусить кусочек.

— Понял, о чём я? Теперь то же самое проделай с силой.

Я с трудом отгоняю образ уже мысленно остывающего мяса. Надо попросить на кухне приготовить мне стейк. Так, не отвлекаемся.

Сила внутри подрагивает, словно тоже голодна. Ей нравится образ. Стоп, не ей, мне. Это часть меня, как мой голодный желудок. Я сосредотачиваюсь на этой мысли. Руки, ноги, хм, хозяйство. И сила.

Её разворачивает с таким хлопком, что я вздрагиваю. Тело окутывает свечением и оно начинает расти, расползаться во все стороны. Становится жарко, резко, как по щелчку. Меня трясёт.

— Всё нормально, — убаюкивающий женский голос возвращает меня в реальность. — Держи её. Не забывай — это часть тебя. Твоя нога, рука или что ты там себе представлял.