Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: ВОСПЕВАЮЩИЕ БИТВУ - Андрей Ветер на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Хочу воспользоваться описанием похорон, оставленным Алисой Флетчер. Эта настойчивая женщина-этнограф приложила немало сил, чтобы донести до людей прелюбопытнейшие детали из жизни американских аборигенов. Похороны, о которых пойдёт речь, случились в резервации Розовый Бутон в конце 1881 года, но традиционная сторона ритуала никуда не делась, несмотря на многие изменения, произошедшие в жизни Титонов к тому времени.

«Утром 18 октября 1881 года внезапно умер индеец. Один из родственников вышел из двери и воскликнул:

– Посланник отправляется в страну духов!

После этого он немедленно застрелил лучшего коня скончавшегося индейца. Его жёны быстро распаковали свои сумки и извлекли оттуда всевозможные украшения, бусы и т.п. и побросали их к ограде возле палатки.

В руки умершему вложили барабан общества Лисиц. Умерший был также членом “клуба” Омаха. В палатке собрались и уселись в ряд представители воинского общества Омаха. Очень долго они исполняли низкими голосами песню смерти. Прибежала собака, и они застрелили её. Вход в их палатку был открыт. Над головой покойника виднелось какое-то украшение из перьев, вероятно, его боевой убор. Женские украшения и бусы уже были развешены на ограде, их должны были распределить между членами «клуба». Женщины-родственницы обрезали свои волосы и уложили их на мёртвое тело – эти волосы должны быть погребены вместе с покойником. Из палатки вынесли все домашние вещи.

Прежде чем глашатай объявил о раздаче лошадей, я заметила какого-то мужчину в светлом одеяле; он наклонился над мертвецом и раскрашивал его лицо жёлтым и красным цветом. Закончив свою работу, он сказал, что можно раздавать лошадей.

Покойника похоронили в полдень. Его пистолет, нож, барабан и лук были оставлены возле него. Убитую лошадь отволокли к месту погребения чуть позже. А застреленная псина отправилась в котёл и послужила угощением собравшихся» (Bureau of American Ethnology).

В дневниках экспедиции Льюиса-Кларка под числом 20 апреля 1805 сделана запись: «Неподалёку от лагеря я увидел… индеанку, захороненную на их манер на платформе высотой футов в шесть. Платформа обрушилась. Индеанка была плотно завёрнута в несколько шкур и завязана. Рядом была её убитая собака, сумка с разноцветной глиной, мелкие косточки, когти бобра…» Это могло быть захоронение Титонов или Ассинибойнов, а также любых других степных индейцев; принципиально они ничем не отличались друг от друга.

Рассказывая о захоронениях Ассинибойнов, священник Де Смет пишет: «Они никогда не закапывают своих мёртвых. Они привязывают покойников верёвками и кожаными ремнями к ветвям деревьев, но чаще оставляют их на специальных платформах, дабы уберечь их от волков и прочих диких зверей. Эти платформы гораздо выше человеческого роста. Покойника всегда кладут ногами на запад. Так они лежат и гниют. Когда помост или дерево с захоронением обрушиваются от старости, родственники закапывают кости покойника в землю, а черепа выкладывают по кругу на равнине, обязательно повернув их глазницами к центру круга. За этими кругами из черепов индейцы следят, поклоняясь им как святыням. Там всегда можно увидеть и несколько бизоньих черепов. В центре торчит шест высотой примерно в двадцать футов, к нему привязаны всевозможные ваканы, чтобы охранять священное место. Индейцы называют кладбище Деревней Мёртвых. Они обязательно навещают эти места в определённое время года, чтобы побеседовать с умершими и оставить им какие-нибудь подарки».

Не так много можно найти людей, которые были бы столь же хорошо знакомы с обычаями племён Верхнего Миссури, как Отец Де Смет. Он путешествовал по той земле во все времена года, для него не существовало препятствий. Он оставил массу описаний и не случайно считается действительным знатоком индейских обычаев. Однако есть случаи особые, когда погребальные обряды принимают совершенно иные формы. Так, например, Александр Генри, добравшийся до Ассинибойнов в 1775 году, рассказал о более древних похоронных обычаях этого народа, которые не могут не вызвать интерес читателя: «Если смерть пришла зимой и застигла общину вдали от родового кладбища, то родственники возят покойника за собой повсюду до наступления весны, куда бы они ни направлялись. Мёртвое тело обязательно держат на высоком помосте, подальше от звериных клыков. Весной приезжают к месту захоронения. Могила делается круглой формы, примерно пять футов глубиной, обкладывается берёзовой корой или же корой другого дерева и шкурами. Когда устроено сиденье, покойника располагают в могиле в сидячем положении, подперев его со всех сторон. Если это мужчина, то подле него складывается его оружие, а также его обувь и вообще всё, что нужно охотнику и воину… После этого усопшего покрывают корой, кору придавливают брёвнами, брёвна засыпают землёй. Затем поднимается оратор и произносит хвалебную речь, подробно перечисляя все подвиги покойного. Он не упускает из виду ни одного поверженного врага, ни одного снятого скальпа, ни одного захваченного пленника… При каждом упоминании выступающий ударяет по заборчику, установленному перед могилой, как бы привлекая внимание к своим словам и усиливая впечатление. По окончании его речи заборчик покрывается рисунками со всеми только что перечисленными подвигами, все убитые враги, все пленники – всё появляется на этой изгороди… К этому добавляется его личный символ, который на алгонкинском языке называется «тотем», и без которого индейцы не мыслят никакой охраны. Кроме того, этот знак будет сообщать всякому прохожему, к какому роду принадлежит захороненный человек. Особое значение придаётся еде, которую оставляют на могиле, чтобы усопший мог питаться в пути».

Приплыв 25 мая 1833 года на пароходе в Агентство Сю (Sioux Agency), принц Максимильян сразу приметил на возвышенности индейское кладбище. Многие могилы представляли собой высокие платформы на четырёх шестах. Но были и просто одинокие шесты, у основания которых были густо навалены ветви и кустарники, под которыми располагались земляные могилы. Максимильяну сказали, что «в одной из таких могил был захоронен в стоячем положении сын вождя». «Среди любопытных обычаев Сю следует выделить их обхождение с умершими. Те, которые умирают вдали от дома, зашиваются в шкуры и укладываются вместе со всем своим оружием на высоких помостах, где остаются до полного разложения, после чего их кости иногда закапываются в землю. Но те, которые погибают в бою, закапываются на месте. Бывает, что и в мирное время они хоронят своих людей в земле и охраняют их от волков при помощи наваленных поверх могилы колючих кустов. Я видел много таких могил близ Агентства Сю». Об Ассинибойнах Максимильян сообщал следующее: «Они верят в то, что умершие уходят в страну, лежащую где-то на юге. Там храбрые и добропорядочные индейцы находят для себя женщин и бизонов, в то время как слабые и трусливые помещаются на остров, где они лишаются каких-либо благ. Те, что в жизни вели себя отважно, не должны быть погребены на деревьях, но их следует оставить прямо на земле, так как они способны сами позаботиться о себе. Конечно, в этих случаях их просто пожирают волки, и чтобы этого не произошло, индейцы обкладывают трупы камнями. Но чаще всего покойников закрепляют на деревьях, как это делают все Сю, или же кладут на высокие помосты. Мертвецов заворачивают в бизоньи шкуры. На одном дереве иногда можно увидеть три и даже четыре захоронения». В другом месте (22 июля 1833) Максимильян рассказывает: «Мы обнаружили дерево с несколькими покойниками на нём. Одно тело свалилось на землю, и волки разорвали его. Все трупы были завёрнуты в новые одеяла, некоторые были покрыты алой краской. Отдельные ветви того дерева и часть ствола тоже были выкрашены в красный цвет. Мистер Дрейдоппель, наткнувшийся на это захоронение, подобрал череп молодого Ассинибойна, в котором мышь устроила своё гнездо. А господин Бодмер сделал тщательную зарисовку того дерева, под которым распустился густой куст роз в полной красе».

Окрашивание погребальных деревьев, похоже, было весьма распространённым явлением среди Титонов и Ассинибойнов. 13 июля 1833 года Максимильян увидел в нескольких милях от форта Юнион останки Ассинибойна, лежащего в шкурах на склонённых ветвях дерева, ствол которого был сплошь обмазан красной краской. На ветвях висели седло и уздечка.

Но полковник Додж придерживается иного мнения по поводу траурного цвета: «Сю придавали особое значение зелёному цвету при погребении мёртвых. Мне никогда не приходилось видеть, чтобы Сю использовали в повседневности зелёные одеяла, но на всех обследованных мною могилах я видел человеческие останки, завёрнутые в зелёные одеяла. А вот у Шайенов и Арапахов, похоже, нет такого особого цвета» (Dodge «Our Wild Indians»). Не верить словам Доджа нет никакого основания, так как он по роду своей деятельности повидал немало захоронений. Однако он никогда не считал себя исследователям и не отличался особой наблюдательностью. Возможно, его свидетельства относятся к какой-то определённой группе Дакотов, но не ко всем степнякам? Ведь Додж употребляет слово СЮ, за которым могут стоять самые разные племена и общины Дакотов, от западных до восточных и от северных до южных, равно как и Ассинибойны.

А вот любопытное свидетельство Деревянной Ноги (Шайен). «Лакоты часто хоронили своих умерших на помостах, но у Шайенов дело обстояло иначе. Иногда мы тоже клали мертвецов на сделанные из дерева настилы, однако чаще всего мы помещали их в маленьких каменистых пещерах на склонах холмов, если таковые были удобными. В более поздние времена в нашей резервации покойника клали на землю на каменистом холме или другом месте вдали от дорог. Тело тщательно закутывали в одеяла, а иногда оставляли в деревянном ящике. В любом случае сверху наваливалась куча камней, чтобы защитить тело от хищников» (Thomas Marquis «A Warrior Who Fought Custer»).

Вышесказанное указывает на то, что захоронения на помостах не были традиционно-обязательными для кочевых племён. Надо полагать, что помосты вошли в культуру степняков в связи с тем, что деревья редко встречались на равнинах, следовательно, оставлять всех покойников высоко на ветвях было весьма проблематично. Именно поэтому индейцы стали сооружать высокие погребальные настилы (дабы восполнить ими недостаток деревьев); возможно, на помосты шли даже шесты, из которых строились жилища (на некоторых фотографиях конца девятнадцатого столетия видны целые связки шестов, прислонённые к погребальным настилам). Что касается пещер, о которых говорит Деревянная Нога, то отыскать таковые можно было только в гористой местности, но никак не в прерии.

О том, что рельеф местности диктовал туземцам условия захоронений, говорит и то, что многие племена, обитавшие в окружении гор, куда реже пользовались погребальными помостами и предпочитали хоронить покойников в пещерах. Например, Проткнутые Носы во время так называемой войны вождя Жозефа, клали своих убитых в пещерки или в углубления, которые успевали отрывать на обрывистых участках земли сразу после завершения боя, несмотря на всю нехватку времени.

Устоявшееся мнение, что индейцы следовали погребальным обычаям по строго определённой схеме, иногда приводит к тому, что некоторые вопросы истории так и остаются неясными. Стереотипы мешают увидеть истину. Примером может служить спор о захоронении знаменитого воина Шайенов, известного белым людям под именем Римский Нос (в действительности Орлиный Нос).

Орлиный Нос погиб в 1868 году. Шайены утверждали, что он был погребён тайно, дабы его тело не могло пострадать от рук мстительных врагов. Но отряд бригадного генерала Карпентера обнаружил это захоронение, хотя трудно утверждать со всей определённостью, что одна из обнаруженных могил принадлежала именно Орлиному Носу. Некоторые убитые показались солдатам не рядовыми индейцами, а выдающимися воинами, если судить по их нарядам. Так, один из покойников был одет в головной убор из оленьей кожи, красиво расшитый бисером, с орлиными перьями, которые тянулись вдоль всей спины индейца, и украшенный отполированным бизоньим рогом в передней части. Именно такой головной убор носил Орлиный Нос, и многие индейцы называли этот головной убор уникальным, хотя уникальность его, конечно, была связана не столько с его внешним видом, сколько с магическими качествами убора. И всё же индейцы не упоминают больше ни об одном воине, который носил бы в том бою подобный убор. Если верить исходить из обнаруженного головного убора, то получается, что было найдено захоронение именно Орлиного Носа. Вместе с тем, способ погребения Шайенов, как указывалось выше, отличался от погребений Лакотов. Впрочем, Симсон Мэтсон, основываясь на многочисленных опросах Шайенов, пишет об этом: «После смерти Орлиного Носа, тело на закате отвезли к южному рукаву Республиканской Реки. Он был захоронен рядом с тем местом, где сегодня располагается Хэйл, Колорадо. Как полагается по индейскому обычаю, его жене помогала другая индеанка по имени Магическая Женщина: принести шесты от палатки и возвести помост». Кстати сказать, Джордж Бент, живший с Шайенами в то время, подтверждает, что Орлиный Нос и другие убитые были оставлены на помостах. Но вполне возможно, что Бент говорил о помосте лишь для того, чтобы «замести» следы, хотя его мемуары были написаны далеко не сразу после тех событий, так что «заметать» следы не было уже нужды.

Этот случай является также ещё одним подтверждением того, что свидетельства индейцев-участников какого-то события полны противоречий. Зачастую один и тот же рассказчик мог изложить две вполне противоречившие друг другу версии, как это показал Роберт Лоуи на примере устной традиции Абсароков. Но бывало, что индейцы просто откровенно привирали, давая интервью жерналистам, считая это чуть ли не делом своей чести. «Нет ничего дурного в том, чтобы лгать белым людям!» – не раз повторял Две Луны, вождь Шайенов.

***

Дениг рассказывает, что как-то раз в 1835 году «Поуни и Арикары угнали 50 лошадей у Опалённых Бёдер из лагеря на L`eu qui Court. Погоня собралась без промедления, и преследователи настигли конокрадов совсем недалеко от стойбища. С душераздирающими воплями дикари сцепились в яростной драке. Все двадцать два конокрада погибли на месте, и их лошади были присоединены к только что угнанному ими и теперь возвращённому табуну. К месту схватки, едва завидев, что дело кончено, кинулись женщины из лагеря. Размахивая топорами и ножами, они спешили добраться до распластанных в высокой траве врагов. Считанные минуты спустя поле брани стало похожим на гудящий рой пчёл, густо облепивший соты. Воины важно гарцевали на своих разгорячённых скакунах, обмениваясь громкими возгласами и посматривая не то, как их жёны и сёстры отрубали головы, руки, ноги и половые органы поверженных врагов. Чуть позже шумная процессия уже возвращалась к родным палаткам, волоча за собой на верёвках изуродованные трупы и размахивая над головами палками с привязанными к ним отсечёнными человеческими членами. Маленькие мальчики бросали друг другу отрубленные оскальпированные головы и стреляли в них из своих луков, а некоторые даже получили для такого случая от отцов или старших братьев длинноствольные ружья, чтобы всадить кусок свинца в уже и без того обезображенных врагов. Долго ещё дети и женщины колотили палками и камнями по окровавленным останкам конокрадов, и до самого утра не смолкали дикие песни над жилищами Опалённых Бёдер».

Но отвернёмся же от этого безжалостного действа и уделим немного внимания иным аспектам жизни, тем более что таких историй было несчётное множество и рассказывать их можно про любое племя. Почему Дениг решил поведать читателю именно эту историю, остаётся непонятным. Он не называет никаких конкретных имён и не приводит подробностей той схватки. Стало быть, она не заслуживает особого внимания. Это просто одна из тысячи таких историй, которые не отличаются одна от другой абсолютно ничем, разве что речь идёт о Сичангах, то есть Опалённых Бёдрах.

Сичангу – одно из многих племён, которые устраивали массовую охоту на стада копытных, криками сгоняя их к высокому обрыву, откуда животные сыпались вниз на острые скалы, ломали себе ноги и сотнями бились в агонии до тех пор, пока индейцы не спускались по тропинкам вниз, чтобы прикончить их. Такое ведение охоты характерно для более северных племён, живущих в окружении гор. Однако часть страны Сичангов в бассейне Белой Реки, будучи очень пересечённой местностью, тоже вполне пригодна для такого вида охоты. Вислер дал подробное описание загонной охоты на антилоп, характерную для племени Черноногих, и подчеркнул, что такая охота велась многими племенами того региона. Дж.-Г.Сноуден лично видел такую ловушку для антилоп в истоках южной реки Шайен в ноябре 1859 года; этот загон был устроен Арапахами. Дениг сообщает: «Суть загонной охоты была проста. Когда стадо животных попадало в окружение нескольких сотен человек и, напуганное истошными криками, пускалось наутёк к единственному оставленному для антилоп проходу между холмами, животные, не подозревая о коварстве охотников, выбегают прямо к тому месту, где земля обрывается перпендикулярной стеной. Очень часто такие ловушки бывали не очень глубокие, и антилопы, валясь друг на друга, вскоре заметно засыпали дно, и в какой-то момент очередная порция животных уже получала возможность выпрыгнуть наружу, скача по телам своих несчастных сотоварищей. Принимая это во внимание, индейцы обычно возводили со всех сторон небольшие стены из брёвен и кустарника, дабы предотвратить бегство тех антилоп, которые окажутся самыми верхними».

Разумеется, что такая охота велась не только на антилоп, но в гораздо большем объёме – на бизонов, ибо сами стада бизонов (более многочисленные) сулили добычу побогаче. Впрочем, коли существовали ловушки такого рода на антилоп, это свидетельствует о том, что антилопы паслись столь крупными стадами, что величину их трудно представить сегодня (ведь горстку животных в десять-двадцать голов не так-то легко направить в нужном направлении; они просто разбегутся в разные стороны).

Что до бизонов, то в «долошадные» времена индейцы использовали не столько загонный способ, сколько метод заманивания стада к ловушке. В качестве умелых зазывателей выступали люди, не только досконально изучившие повадки бизонов, но и получившие некоторые откровения от Великого Духа. По этому поводу существует легенда Черноногих, в которой рассказывается о священном Бизоньем Камне, силу которого постигла жена одного из индейцев племени Черноногих. Эта молодая женщина была самой забитой в семье, носила самые стоптанные мокасины, еда доставалась ей за обедом в самую последнюю очередь и т.д. и т.п. И вот однажды эта женщина услышала в лесу голос:

– Я Бизоний Камень, – произнёс голос, – я лежу у твоих ног. Подними меня, и я поведаю тебе тайну.

И камень передал ей умение повелевать бизонами, чтобы околдовывать их, лишать их собственной воли и направлять движение их стада в нужном направлении. Молодая женщина вернулась домой и сказала своему мужу:

– Созови всех мужчин. Пусть каждый из них принесёт с собой кусочек мяса с горба бизона. А те, кто умеет пользоваться погремушками, пусть принесут с собой погремушки, по четыре штуки каждый. – Она повернулась к юношам и сказала – А вы принесите сюда побольше бизоньих рёбер и уложите их в один ряд. Когда всё будет готово, встряхните бизоньими шкурами четыре раза в сторону уложенных рёбер и громко спойте им песню. На четвёртый раз все рёбра превратятся в настоящих бизонов.

Она сообщила им слова священной песни, и когда всё было исполнено, рёбра на самом деле превратились в живых бизонов. Отсюда пришла к людям сила повелевать этими могучими рогатыми животными и направлять вожака стада к ловушке на скале.

Замечательное описание действий зазывателя бизонов даёт Джеймс Шульц в повести «Апок, зазыватель бизонов»: «Мимо нас прошёл Маленькая Выдра. Он спустился в ложбину, пересёк её и стал подниматься по склону. За ложбиной тянулись невысокие холмы. Зазыватель обходил их, не желая показываться стаду. Я следил за каждым его движением. Наконец, он поднялся на вершину одного холма, хотя мне казалось, что бизоны находились ещё слишком далеко, чтобы можно было позвать их. Здесь он остановился, развернул шкуру бизона и стал размахивать ею на виду всего стада. Потом он быстро спустился с холма и три или четыре раза позвал бизонов. Голоса его я не слышал, но сразу догадался, что он звал бизонов; грудь его опускалась и поднималась. Он то наклонялся вперёд, то выпрямлялся. О, как напрягал я мой слух, пытаясь расслышать его зов… Животные перестали щипать траву и повернулись в его сторону, а некоторые медленно двинулись к нему. Я посмотрел на зазывателя: он снова размахивал шкурой. И тогда всё стадо побежало к лощине, а Маленькая Выдра помчался по равнине. Удивительно, как мог старик бежать так быстро! Завернувшись в шкуру и сгорбившись, он летел, как стрела. Стадо быстро нагоняло его… В эту минуту Маленькая Выдра свернул на запад и спрятался за грудой камней. Вожаки стада потеряли его из виду и продолжали мчаться вперёд». Из-за камней, уложенных вдоль намеченного пути бизонов, поднимались люди и громко кричали, размахивая одеялами, шкурами и палками, чтобы пугать животных и не позволять им сворачивать в сторону. Бизоны боялись непонятных движений и бежали прямо. Крупные камни были уложены таким образом, чтобы определить направление бега стада, постепенно сужая дорогу и подводя её узкой тропинкой к обрыву. Так бизоны бежали, повинуясь указанию хитрого ограждения, покуда не сорвались в пропасть, поджидавшую их на пути.

Жаль, что ничего подобного не поведал Эдвин Дениг. Его сообщение о ловушках на стада крупного рогатого скота ограничились лишь скупым упоминанием о их наличии в тех местах. Любопытно было бы узнать, насколько часто в его бытность на берегах Миссури индейцы прибегали к помощи таких ловушек.

***


Потоки белых переселенцев двигались в Калифорнию и Орегон через земли Титонов, особенно через территорию Сичангов, что послужило причиной наиболее сильного распространения инфекционных заболеваний именно среди них. Опалённые Бёдра жили гораздо ближе к тракту, чем остальные племена Титонов. Оспа, холера, корь и прочие недуги год за годом косили их ряды, пугающими темпами сокращая население, и вскоре вместо многочисленной семьи перед белыми людьми предстали жалкие остатки народа. Доведённые до отчаянья и раздражённые индейцы не замедлили выплеснуть ненависть на причину своих несчастий – на белокожих чужаков. Никто не был вправе выступить в защиту белого человека и его коварного правительства, которое насылало на индейцев всевозможные хвори.

В 1853 году (согласно отчётам комиссионера по делам индейцев Вогана) у Сичангов насчитывалось 150 палаток. Но уже через два года Воррен называл совершенно другое число – 450 палаток. А в 1856 году индейский агент Твисс указывал, что Сичанги имели 250 палаток, ссылаясь на то, что он пересчитал их, когда индейцы приезжали в резервацию для получения продовольственных пайков и других товаров.

***

Миниконжу (Миниканьевожупи) – Сеющие Возле Воды. Они обосновались в регионе, протянувшемся от Вишнёвой Реки вдоль реки Шайен к горному хребту de Mince на Большой Реке. Здесь, как и в других западных районах, в изобилии водились бизоны. Табо выявил три подгруппы «Миникан-Хуньожу». Одну из них он назвал «Такохиропапай», деревня состояла из восьмидесяти палаток, которые наносили дружеский визит Арикарам в июне 1795 года. Трудо настаивал на том, что эта группа, как и Чахоны (Саоны) «обыкновенно бродила к северо-востоку от Миссури, но не находя там никаких диких быков и коров, вынуждена была возвращаться на запад от Миссури, где бизоны многочисленны». В 1853 году Воган обнаружил Миниконжей на землях севернее реки Шайен, почти у реки Моро, то есть к юго-западу от Чёрных Холмов, почти возле устья Бобрового Ручья. Воррен отводил им в своих исследованиях территорию «между развилкой реки Шайен и Чёрными Холмами».

Поведение каждого племени сильно зависело от характера вождя, от глубины его мудрости, от степени его гибкости, от чистоты помыслов. С точки зрения белых людей, индеец мог считаться «хорошим», если он был дружелюбен по отношению к европейской расе, следил за порядком в своей деревне, не подстёгивал соплеменников к войне, даже если эта война не была направлена против белых (ведь распалившиеся дикари были не особенно щепетильны в том, кто попадался им под руку – светлокожий переселенец или краснокожий враг).

В этом смысле племя, которое мы сейчас бегло обозреваем, было наиболее подходящим для общения с белыми людьми. Дениг утверждал, что Миниконжи были тихими индейцами, всегда демонстрировали дружеские чувства. Однако при этом Миниконжи умудрялись всегда оставаться наиболее дикими и наименее цивилизованными, чем другие Титоны. Возможно, это связано с их наибольшей удалённостью от белых людей, из-за чего они реже остальных появлялись близ фортов на реках Платт и Миссури.

В 1836 году ими руководил Одинокий Рог. За время его правления племя никогда не выходило за рамки разумного поведения. Это был храбрый и умный человек, пользовавшийся бесконечным доверием соплеменников. Какие бы торговые сделки ни совершались между Миниконжами и белыми людьми в бытность Одинокого Рога, обе стороны непременно оставались полностью удовлетворёнными.

«Вскоре после 1836 года у этого вождя умерла в результате тяжёлой болезни любимая жена. После долгого оплакивания он, потеряв всякий смысл в жизни, объявил, что намерен покончить со своей жизнью. Людей охватил ужас. Разумнейший из Миниконжей, величайший храбрец и мудрец приготовил себя к закланию! Ничто не страшило индейцев больше, чем самоубийство. Все почувствовали себя парализованными, и никто не посмел остановить вождя, когда он в полном одиночестве побрёл из лагеря пешком. Лишь несколько человек рискнуло последовать за ним. Они-то и поведали оставшимся в притихшей деревне людям о том, что посреди голой прерии вождь бросился на громадного бизона, ранил его ножом, и бык разорвал его своими рогами на месте. Несколько часов спустя соплеменники подобрали его останки в запёкшейся луже крови» (Denig «Five Indian Tribes of the Upper Missouri»).

Майор Пилчер предлагает несколько иную версию смерти вождя: «В результате какого-то нелепого несчастного случая Одинокий Рог потерял своего единственного сына. Его горе было столь огромно, что вождь временами буквально терял рассудок, становился больным. В один из таких приступов безумства он оседлал своего любимого военного коня, схватил лук и стрелы и во весь опор помчался в прерию, не переставая кричать, что убьёт первое живое существо, которое ему повстречается, будь то враг или друг. Никто не осмелился последовать за ним. А через час или два вернулся его конь, окровавленный и с двумя стрелами в боку! Людей охватили самые плохие предчувствия, и отряд верховых воинов немедленно отправился на поиски Одинокого Рога, скача по следам вернувшегося коня. Так они добрались до места трагедии, где увидели тело вождя, жутко истрёпанное бизоном, туша которого валялась поблизости. Изучив следы, индейцы пришли к выводу, что вождь встретил быка, который не захотел убежать и начал драться. Вероятно, Одинокий Рог спрыгнул с коня и выстрелил в него, чтобы прогнать, а сам бросился на бизона с ножом в руке. Многие его кости переломались, когда бык принялся бодать и топтать его. Но бизон тоже погиб под ударами длинного ножа». Разумеется, никаких действительных свидетельств, что Одинокий Рог погиб именно так, нет. Речь идёт лишь о предположениях.

Джордж Кэтлин сделал портрет Одинокого Рога во время своей остановки в форте Пьер летом 1832 года. «Шестьсот семейств Сю жили поблизости в палатках из бизоньих шкур. Там было двадцать или больше разных общин, и во главе каждой стоял свой вождь, а всех их возглавлял главный вожак – человек средних лет, невысокого роста, но с фигурой Аполлона. Я нарисовал его портрет. Его звали Ха-вон-жи-та, то есть Один Рог. Вождём он сделался очень быстро, благодаря своим необычайным заслугам. Он рассказал мне, что его имя происходит от ракушки, которая украшала шнурок вокруг его шеи. Ракушка досталась ему от отца, и он дорожил ею больше чем любой другой собственностью» (Catlin «Notes and Letters»). Из объяснения Кэтлина невозможно понять, почему же всё-таки «рог», а не «раковина», и какая между рогом и раковиной существовала связь. На языке Титонов имя Одинокого Рога звучит как Хе-Ванжи-Та («хе»- «рог», «ванжи» – «один, одинокий», «та» – обозначает принадлежность к быку, например: «чези» – язык, «тачези» – бизоний язык или «па» – голова, «тапа» – оленья голова). Далее Кэтлин рассказывает: «Вождь обращался со мной с огромной добротой и вниманием, вероятно, посчитав большой честью то, что я нарисовал его портрет. Его наряд был удивительно красив, и я намереваюсь повесить его в моей галерее рядом с его портретом. Рубашка шита из оленьей кожи, чудесно расшита иглами дикобраза и увешена скальповыми прядями… Уже до того, как стать вождём, этот необыкновенный человек прославился своей физической силой и выносливостью. Никто не мог превзойти его в беге. Он мог обогнать на своих ногах даже быка, что частенько делал, и догнав, пускал стрелу ему прямо в сердце. В состязаниях по бегу он всегда был первым. В племени любили говорить, что Ха-вон-жи-та никогда не извлекал свой лук понапрасну. Его вигвам был богато украшен скальпами, срезанных в боях с вражеских голов».

Что касается гибели Одинокого Рога, то Кэтлин был свидетелем любопытной сцены, когда однажды показывал членам индейской делегации свои работы. Индейцы сразу узнавали портреты соплеменников и очень радовались, видя перед собой их лица. Когда же дошёл черёд портрета Одинокого Рога, они внезапно погрустнели и повесили головы, издав трагический возглас. Не поняв, что произошло, Кэтлин обратился за разъяснением к офицеру, сопровождавшему индейцев. Тот сообщил ему о недавней гибели вождя. Художник был настолько потрясён услышанной историей, что нарисовал три картины под общим названием «Гибель Хеванжиты». На одной из этих картин сделана пометка, что смерть настигла Одинокого Рога в устье Малой Миссури в 1834 года.

После гибели Одинокого Рога у Миниконжей сменилось несколько вождей, и ни один из них ничем не прославил себя. Результат не заставил себя долго ждать. Миниконжи сделались раздражительными, начали беспрестанно ссориться из-за пустяков. Белые торговцы продолжали приезжать к ним в деревню, но индейцы прилагали все усилия, чтобы хоть как-нибудь обмануть пришельцев, своровать у них что-нибудь, найти повод для ссоры. В конце концов они убили нескольких гостивших у них трапперов. Причина убийства осталась неизвестна.

Нужно отметить, что индейцы, хоть и нападали на чужаков, забредших на их землю, всё же никогда не любили убивать тех, кто говорил на их родном языке, особенно, если они были знакомы с ними лично. Даже Черноногие, которых называют наиболее свирепыми дикарями на Миссури, редко убивали трапперов, которые когда-либо жили в их стойбищах. При этом индейцы были беспощадны к так называемым «горцам» (mountain men), которые жили с враждебными племенами и своим диким нравом не отличались от самих индейцев.

До 1846 года Миниконжи не переставали вести войну с переменным успехом против Арикаров, Манданов и Большебрюхих. Дениг утверждает, что Миниконжи были более умелыми бойцами, чем Арикары. Но это утверждение не основано ни на чём. Он упоминает о случае, когда они «уничтожили сразу двадцать Арикаров возле их собственной деревни, потеряв при этом всего восемь человек». Но это лишь отдельно взятый случай, а вовсе не прослеженная цепь военных экспедиций.

С давних времён Миниконжи отправлялись вместе с Оглалами в походы против Абсароков и пригоняли домой большие табуны, взамен которых почти всегда оставляли на вражеской земле пару скальпов своих соплеменников. Противостояние Абсароков и Миниконжей почти никогда не прекращалось. Зато по отношению к Арикарам они вели себя по-разному. Примерно в 1846 году поголовье бизонов неожиданно сократилось, и Миниконжи сочли необходимым заключить мирное соглашение с Арикарами, дабы приобрести у них кукурузное зерно в обмен на шкуры и другие товары. Этот мир продлился до пятидесятых годов, хоть и прерывался иногда мелкими неурядицами. Мир дал Миниконжам возможность стоять лагерем за деревнями Арикаров в истоках Малой Миссури. Там они нашли множество дичи, охотились, ходили в военные походы против Абсароков, оттуда выезжали к устью Жёлтого Камня, убивали от случая к случаю белых людей. Летом они возвращались к Большой Реке или к реке Шайен, осенью ехали к Арикарам покупать зерно.

***

Хункпапы, Сихасапы и Итажипчи обитали почти в том же самом районе. Их деревни часто ставились по соседству, и люди регулярно участвовали в одних и тех же делах. Под их постоянным контролем находились реки Моро, Ядро, Сердце и Большая Река.

Название «Хункпапа» происходит от слов «хо» – лагерный полукруг, «инкпа» – край, конец, «па» – голова. Это обозначает, что данное племя располагалось в самом начале (в головном крае) полукруга, когда Титоны собирались в общий лагерь.

В 1804 году Тобо записал в своих документах племенную группу Хонтпапа как подразделение Саонов. 16 июля 1825 года генерал Аткинсон заключил соглашение с Хункпапами в деревне Арикаров на Миссури. Он отметил, что они «беспрестанно кочуют между Миссури и верховьями реки Святого Петра… основным местом их торговли является форт Жак».

Группа Сихасапа, то есть Чёрная Нога («сиха» – нога, «сапа» – чёрный), была, вероятно, последней из всех Титонов, которая пересекла Миссури во времена большой миграции. Возможно, это те самые индейцы, которых генерал Аткинсон назвал племенем Огненного Сердца и с которыми подписал договор на Ручье Потаённого Лагеря. Кэтлин нарисовал портрет индейца из племени Чёрная Нога по имени Уходящий Медведь в форте Пьер в 1832 году.

Воган отмечал в 1853 году, что Сихасапы проживали на той же территории, что и Хункпапы. Кстати, знаменитый вождь Крапчатый Хвост, до самой смерти возглавлявший племя Опалённые Бёдра, в действительности был родом из племени Сихасапа. Его отец (то ли Спутанные Волосы, то ли Скачущий Бизон) возглавлял одну из родовых групп Сихасапов, которая во время переселения племени остановилась ненадолго возле деревни Опалённых Бёдер. Там вождь женился на молодой женщине и решил не покидать её племя. В их семье родилось несколько детей, одним из которых был Крапчатый Хвост. Итажипчо – Нет Луков (в литературе часто встречается под французским названием Sans Arc). Название происходит от слов «итажипа» – лук, «чола» – без. Табо в своих записках высказался, что племя Хитасптчоне (Итажипчо) было ответвлением Саонов. Воган подчёркивал в 1853 году, что земля Итажипчей являлась той же территорией, что и земля Миниконжей.

Несмотря на то, что эти племена имели обыкновение жить рядом, им всё же приходилось ставить свои палатки и на достаточном удалении друг от друга. Среди Хункпапов наиболее выделившимся в тридцатые годы вождём был Маленький Медведь. Белые никогда не называли его «хорошим» человеком. Он пользовался огромным влиянием на своих соплеменников и на людей из соседних групп. По отношению к белым он постоянно проявлял нетерпимость. Уже юношей он убил одного из главных функционеров Американской Пушной Компании – господина Ла Шапеля. Этим он раз и навсегда определил своё отношение к белым пришельцам. Ла Шапель был женат на индеанке из группы Хункпапа, разговаривал на языке Титонов, отстаивал интересы племени. И всё же он был убит в своём доме на берегу Большой Реки именно Хункпапами.

С того момента их отряды начали постоянные нападения на белых торговцев и поселенцев. До подписания договора в форте Ларами в 1851 году с Хункпапами просто нельзя было иметь дела, белый человек не мог появляться в их деревне. Хункпапы не пострадали от болезней белых людей, не подвергались насилию со стороны европейцев, и всё же они проявляли враждебность.

Находясь в мире с Арикарами, они получили возможность сосредоточить свои силы на войне с другими племенами и регулярно ходили за скальпами в страну Ассинибойнов. Там Хункпапы никогда не удовлетворялись схватками только с Ассинибойнами, но вырезали всех белокожих людей, встречавшихся им на пути. Всякий человек европейской расы, выходя за пределы форта на берегах Жёлтого Камня, подвергал себя смертельной опасности. Хункпапы объявили войну американскому правительству и всем Бледнолицым на земле Лакотов. Они приняли решение не убивать ни одного лишнего бизона на потребу белым людям, не потакать их разгоревшейся страсти к бизоньим шкурам, не стремиться к покупке у них ружей, но пользоваться привычными «дедовскими» способами войны. Неоднократно дикари предпринимали попытки поджечь деревянные укрепления.

С каждым годом они причиняли всё больше беспокойства белым людям и упрямо отказывались завязывать с ними дружеские отношения, они сделались более опасными, чем Конфедерация Черноногих. Всё чаще Хункпапы, появляясь близ фортов, угоняли табуны, забивали скот и оставляли после себя несколько застреленных служащих Пушной Компании. В 1868 году иезуит Пьер Жан Де Смет посетил стойбище Сидящего Быка, занимавшего пост верховного военного вождя Хункпапов. Сам Де Смет назвал его генералиссимусом индейских воинов. Сидящий Бык сказал: «Чёрная Ряса, я с трудом выдерживаю тяжесть пролитой мною крови белых людей. Бледнолицые вынудили меня развязать войну. Они несправедливы по отношению к нашим семьям, жестоки. Достаточно вспомнить одну лишь беспричинную бойню возле форта Лайон, где погибли сотни Шайенов, женщины, дети, старики, чтобы утвердиться в беспощадности белых людей. Я поднялся, держа томагавк в руке, и я приложил все силы, чтобы причинить боль белым людям. Сегодня ты здесь, и мои руки свисают до самой земли, будто я мёртвый. Насколько плохим я был прежде, настолько хорошим я буду отныне» (Stanley Vestal «Sitting Bull, Champion of the Sioux»).

Точная дата рождения Сидящего Быка не известна, но, согласно разным подсчётам, он появился на свет в марте 1831 года где-то на берегу Большой Реки (Grand River), которую Титоны называли в те годы рекой Ри. Он был единственным сыном в семье и сперва был назван Медлительным. Но уже мальчиком он совершил свой первый воинский подвиг – дотронулся до врага в бою. Тут нет ничего удивительного, ведь мальчики были самыми отчаянными (или неразумными?) бойцами. На этом сходятся все, кому пришлось когда-либо сталкиваться с индейцами в бою, ведь мальчики из кожи лезли вон, проявляли полное безрассудство, лишь бы доказать свою храбрость. За этот подвиг Медлительный был награждён новым именем – Сидящий Бык. Имя не было случайным. Отец мальчика получил видение, в котором к нему пришёл бизон и произнёс четыре прозвища: Сидящий Бык, Прыгающий Бык, Бык Возле Коровы, Одинокий Бык. Имена означали четыре возраста – детство, юность, зрелость и старость. Медлительный был ещё ребёнком, поэтому отец назвал его первым именем.

Хочу обратить внимание читателя на то, что «индейские» имена было бы правильнее называть «природными», ведь такие имена раньше носили все люди, а не только американские индейцы. Суть их сводилась к тому, чтобы породниться через своё имя с окружающей средой. Имя было священным, потому что обязательно наделялось силой. Поэтому настоящее имя человека обычно держалось в тайне, о нём знал только носитель имени и старик (может быть, шаман), нарёкший его. Назвавшись медведем, ветром, деревом и т.д., человек перестаёт быть только человеком, он невольно приобщается ко всему сущему. Посторонние никогда не знали настоящего имени человека, ибо через имя можно погубить его владельца. Желая убить кого-нибудь или наслать порчу, недоброжелатель мог застрелить просто животное, чьим именем названа жертва. Через убийство тотемного существа отнималась значительная часть силы того человека, носившего имя этого животного. Поэтому настоящее имя люди никому не отрывали, зато нередко пользовались целым десятком прозвищ, чтобы спрятать за ними подлинное имя и хранящуюся в нём силу. Индейцы хорошо осознавали качество сил, реально существующих, но не улавливаемых глазами. Далеко не все дикари умели видеть эти силы, но в любом случае, они никогда не осмеливались отрицать их, и этим бесконечно отличались от так называемых цивилизованных людей. Именно такие силы позволяют солнечным лучам пролететь гигантское расстояние и согреть землю, именно такие силы дают возможность тоненькому зелёному стебельку пробиться сквозь чёрную броню асфальтовой дороги. И к этой силе стремятся приобщиться «мистические воины».

«Мы все начинаемся в этой жизни, как крохотное семя, мы ничем не отличаемся от наших животных братьев и сестёр, от оленя, медведя, бизона, не отличаемся от деревьев и цветов… Каждая клеточка нашего тела происходит от добрых вещей, заложенных в нас Матерью Землёй. Мать Земля – наша настоящая родительница, так как самая малая частица нашего существа в действительности исходит из неё. Ежедневно она заботится о нас. Крохотное семя питается минералами и водами Матери Земли. Их обогревает Солнце. Их одухотворяет Великий Дух. Каждое утро начинается с того, что мы забираем что-то у Матери Земли для себя. Но разве сейчас мы благодарим её за то, что она даёт нам? Нет. А вот индейцы прошлого не забывали об этом. Любой охотник, подъезжая на коне к бегущему бизону, доставал лук и, кладя стрелу на тетиву, обязательно произносил: “Прости меня, мой брат, но моим людям нужно мясо, чтобы жить”. После этого он убивал бизона, снимал с него шкуру и в качестве знака благодарения укладывал бизоний череп таким образом, чтобы он смотрел на запад. Привезя мясо в деревню, охотник в первую очередь давал его старикам, вдовам и слабым. Вы, белые люди, говорите “экология”. Мы же, индейцы, считаем, что понятие “Мать Земля” гораздо глубже, полнее по своей сути. Если мы хотим выжить сами, то мы должны уважать Мать Землю… Брат Медведь, Сестрица Скала, Отец Небо, Мать Земля – это они снабжают нас глубокой мудростью и учат подлинному соединению. Это они призывают нас заглянуть внутрь себя самих» (Eagle-Man «Mother Earth Spirituality»).

Но я вернусь к истории Сидящего Быка. С течением времени он сделался наиболее видным среди целого ряда знаменитых вождей Хункпапов, таких как Чёрная Луна, Четыре Рога, Жёлчь, Белые Потроха. Но он один достиг легендарных высот и вошёл в историю человеком, устрашившим в 1876 году всю страну, когда был разбит Кастер и потерпел поражение Крук. Именно Сидящий Бык казался американскому правительству самой опасной фигурой во время так называемой Пляски Духов в 1890 году. К тому времени эпоха индейских войн навсегда канула в прошлое, но власти сочли Пляску Духов предзнаменованием новых кровавых столкновений и решили арестовать Сидящего Быка. К 1890 году известный вождь уже не занимался военными делами. Он настолько отошёл от войны, что даже принял участие в популярном шоу «Дикий Запад Баффало Билла», где просто выезжал на арену и кланялся зрителям, показывая себя, зарабатывая таким образом деньги и раздавая их детишкам. Обычно его объявляли убийцей генерала Кастера, и зрители визжали от восторга. Не странно ли это – восторженно приветствовать человека, которого совсем недавно во всех газетах называли хладнокровным убийцей национального героя? Можно лишь пожать плечами и сказать словами индейцев: «Ах, эти странные белые люди! Видно, что они тяжело больны! Они ничего не понимают! Они не знают, чего хотят!» (почти евенгельские слова Иисуса: «Они не ведают, что творят!»). Сидящий Бык был застрелен ранним утром 14 декабря 1890 в дверях хижины, где он жил, когда отряд индейской полиции приехал взять его под арест. Полицейских индейцев (все они принадлежали к Лакотам) возглавлял Бычья Голова. Сперва Сидящий Бык согласился ехать с полицией, но через несколько минут он внезапно переменил решение и заявил, что никуда из дома не уйдёт. Одна из жён старого вождя гневно воскликнула, обращаясь к полицейским-Лакотам: «Чего вы хотите, завистники? Убить того, за кем с радостью пойдёт народ? Вы полны чёрной зависти и ненависти»… К тому моменту возле избушки собралось уже значительное количество людей. Кто-то схватил Сидящего Быка за локоть и потянул в гущу полицейских. Тут хлопнул первый выстрел. Вполне возможно, что никто ни в кого не целился, а случайно потянул спусковой крючок, и пуля улетела в небо, но драматическая развязка накалившейся обстановки не заставила себя ждать. Сержант Красный Томагавк выстрелил старому вождю в голову. Сторонники Сидящего Быка открыли ответный огонь. В короткой перестрелке погиб семнадцатилетний сын Сидящего Быка и семь других Лакотов. Среди полицейских индейцев потери составили шесть человек. Рассказывают, что цирковая лошадь, которую знаменитый Баффало-Билл подарил Сидящему Быку, опустилась на одно колено, как только стихли звуки выстрелов, и стала кланяться, ожидая привычных аплодисментов, но они не последовали.

Но эта история относится уже к мирному периоду. Что же касается межплеменных войн, то они кипели в более раннее время.

Некоторое время Хункпапы поддерживали мир с Арикарами, но не прекращали воевать против Манданов и Большебрюхих. Они устраивали беспрестанные засады неподалёку от их деревень, подолгу таясь в траве и кустах, подкарауливая, когда какая-нибудь из женщин выйдет за хворостом или какой-нибудь охотник-одиночка проявит неосторожность и попадёт в засаду. Открытое нападение на хорошо укреплённую деревню не сулило победы.

«Два охотника мчались по направлению к деревне во всю прыть. Ещё один внезапно вынырнул из лощины. И ещё один появился в поле зрения, он скакал вниз по склону зелёного холма, за ним ещё один и ещё. Все заставляли своих лошадей бежать, насколько им позволяла сила. Все влетели в деревню, заполнившуюся криками и стонами. Всё было написано на лицах примчавшихся охотников. У одного из них струилась кровь из обнажённой груди, другой придерживал левой рукой окровавленный затылок… Гордые воины племени, отправившись срочно утром на охоту, были окружены врагами. Сю убили восьмерых. Судя по всему, враги обследовали деревню Манданов со всех сторон ночью и убедились в том, что Манданы исполняли Танец Бизонов, готовясь поутру выбраться на охоту. Несколько Сю, накрывшись бизоньими шкурами, появились утром в поле зрения дозорных. Естественно, их приняли за бизонов, и охотники поспешили за добычей. Сю, замаскированные под животных, “паслись” на гребне горы. Когда охотникам оставалось не более полумили до “бизонов”, те вдруг как-то сразу перевалили на противоположный склон, заманивая Манданов. Француз Луизон Френье, возглавлявший охотничий отряд, заподозрил что-то неладное в таком быстром перемещении “бизонов”.

– Смотрите! – закричал один из Манданов, указывая направо. Возле подножия горы неожиданно появилось человек сорок или пятьдесят свирепых Сю верхом на юрких лошадках. Они скакали очень быстро, погоняя лошадок кнутами. Манданы развернулись, чтобы поехать назад, но сразу же увидели второй отряд Сю, спускавшийся с другой горы. Несчастные охотники погнали своих скакунов во всю прыть, спеша добраться до укрытия. Но Сю оказались чересчур проворными. То и дело слышалось, как стрела или копьё вонзались в тела беглецов. То и дело Манданы срывались со спин своих коней на землю. Эта гонка продолжалась несколько миль. Френье доскакал до деревни и с ним несколько Манданов, но восемь человек погибли и были оскальпированы» (Catlin «Notes and Letters»).

А вот свидетельство иного плана: «Деревня Манданов была окружена изгородью из кольев, которые Дакоты безуспешно осаждали в течение целого дня. Когда наконец было заключено временное перемирие, вождь Манданов обратился из-за укрепления к воинам Дакотов:

– Уходите от нашей деревни, или наши друзья Оджибвеи нападут на вас. Они провели здесь целый день и теперь чувствуют себя бодрыми и отдохнувшими.

Дакоты отвечали:

– Пустое бахвальство, за которым вы пытаетесь скрыть свою слабость! Никаких Оджибвеев у вас нет, но если бы даже их собралось здесь несколько сотен, нас это нисколько не пугает. Оджибвеи – бабы, и если бы вся деревня была полна ими, то мы только скорее в неё проникли!

Когда Кри и Ассинибойны, гостившие у Манданов, услышали эти издевательства, они рассвирепели и бросились на Дакотов, которые разбежались во все стороны» (A Narrative of the Captivity and Adventures of John Tanner).

В 1838 году на Хункпапов и Итажипчей обрушилась оспа и сильно подкосила индейцев, хотя их потери оказались значительно меньшими в сравнении с другими Титонами, и вскоре Хункпапы восстановили свои силы.

***

Охенонпа. Обычно название этого племени переводят как Два Котла. Однако более правильный перевод – Дважды Вскипевшие, так как слово «охе» означает процесс кипения, «нонпа» – два.

Племя Охенонпа тяготело к окрестностям рек Шайен и Моро, лишь изредка переходя за устье Вишнёвой Реки. Это небольшое племя возглавлялось вождём по кличке Четыре Медведя, человеком умеренного нрава, стремившегося держать своих людей единой семьёй. В 1850 году Калберстон в своих записках назвал Четыре Медведя главным лицом племени Охенонпа. Вождь с этим именем участвовал в подписании договора в форте Салли 19 октября 1865 года.

Племя Охенонпа было наименьшим из всех Титонов. Калберстон называл их Племенем Котла и насчитывал у них всего 60 палаток. В ранних источниках по Титон-Дакотам такого названия не встречается. Харри Андерсон настаивает на том, что Охенонпа представляли собой крохотную ветвь Миниконжей, а вовсе не самостоятельную группу.

Индейцы племени Два Котла воевали от случая к случаю, не намечая для себя специальных врагов. Дикари позволяли себе нападать даже на случайных людей, не считая это чем-то из ряда выходящим. Их образ мышления вполне допускал возможность убивать каждого, кто не принадлежал к родному племени; скальп любого чужака считался достойным трофеем.

«Они любят торговать и получать хорошую плату за добытые шкуры. В отличие от большинства Титонов, они умело ловят бобров и хорошо промышляют их мехом. Если бы Два Котла не связывались то и дело со своими родственными племенами и держались в стороне от них, они бы сумели достичь настоящего благополучия. Но это племя слишком малочисленно, чтобы оказать влияние на ход мыслей большинства Титонов» (Denig).

Такого мнения придерживался не только Дениг, но многие другие купцы, торговавшие с племенем Охенонпа.

Европейцы особенно выделяли среди Охенонпов нескольких индейцев: Воронье Ожерелье, Чёрный Камень и кое-кого ещё, кого считали настоящими друзьями белых людей. Кэтлин нарисовал портрет Чёрного Камня (как он записал «вождя группы Ни-коу-ви-ги») в форте Пьер в 1832 году. Названная Кэтлином группа никем больше не зафиксирована, однако эта неточность не мешает сделать предположение, что нарисованный Чёрный Камень есть тот самый индеец из племени Охенонпа, так как он был хорошим другом Мак-Кензи и многих других служащих Пушной Компании. Кэтлин писал, что «индеец был высокого роста, более ста восьмидесяти сантиметров, и отличался приятной наружностью».


САМЫЕ СВИРЕПЫЕ

ОБЛИК * РАССЕЛЕНИЕ * НАРОД СЛОТА * БЕГУЩИЙ ЗВЕРЬ * РЕЙДЫ * УБИЙСТВА СОПЛЕМЕННИКОВ

«Они мажутся жиром и чёрной краской, сооружают на голове украшения из перьев ястреба. Мужчины носят на плечах кожаные покрывала и на поясе – мешочки из хорьковой шкуры, предназначенные для хранения курительной смеси. Они любят наряжаться и покрасоваться. Ружьями не богаты. Их женщины улыбчивы и приятны на вид, хотя красивыми их не назовёшь. У них высокие скулы. Одеваются в кожаные юбки и укрываются накидками с густой шерстью. Женщины выполняют всю работу. Я бы сказал, что они – рабыни своих мужей, как и у всех других народов, где женщин гораздо больше мужчин» (Lewis amp; Clark «Journals»).

Ранние путешественники называли Янктонаев северными Янктонами. Одни из первых записей гласят, что «северные Янктоны живут между Миссисипи и Красным Озером», что в сегодняшнем штате Миннесота. Оттуда они были изгнаны племенем Кри на юг, там обучились стрельбе из ружей, которые покупали у торговцев с Гудзонова Залива (Hyde «Red Cloud`s Folk»). Табо зафиксировал в 1804 семь подразделений «северных Янктонов». В 1823 году Янктонаи считались широко распространёнными между Красной Рекой и Миссури, торговали же они на озере Traverse, на Озере Большого Камня и на реке Шайен (William Keating «Narrative of Exploration to the St.Peter River»). Рал Аткинсон обнаружил их между Миссури и рекой Святого Петра и видел их во время торговли на реке Джеймс в 1825 году. Воган тоже утверждал, что охотничьи земли Янктонаев протянулись до реки Джеймс.

«В 1833 году Янктонаи насчитывали 400 палаток, над которыми стоял вождь по имени Бегущий Зверь. После гибели этого вождя в 1840 году Янктонаи раскололись на три группы, но несмотря на это, основная их масса продолжала кочевать к востоку от Миссури, и крайне редко кто-либо из них появлялся на западном берегу. Их охотничьи угодья протянулись от Яблоневой Реки (Apple River) вниз к устью малой реки Шайен, на север к Дьявольскому Озеру и на восток к Coteau de Prarie, но никогда не достигали Rivere de Jacques. Большая часть этой территории теперь покинута бизонами, которые появляются на северных и западных границах лишь иногда зимой. В 1830 году эти Янктонаи вместе с некоторыми другими индейцами стояли лагерем напротив форта Пьер, на восточном берегу Миссури, и убили за один заход 1500 бизонов. Это был самый крупный забой на памяти белых торговцев, о чём один из служащих компании сделал запись в своём дневнике. Говорят, что именно после этого бизоны стали покидать ту территорию, передвигаясь на запад и северо-запад и вынуждая Янктонаев следовать за ними. В 1833-44 годах бизоны всё ещё паслись огромными стадами на берегах малой реки Шайен и к востоку по направлению к Coteau de Prarie» (Denig «Five Indian Tribes»).

Продвигаясь за бизонами, Янктонаи время от времени встречали на своём пути племя метисов с северной Красной Реки (Red River of the North), которые частенько наведывались в эту зону территории степных Дакотов для охоты на бизонов. Дакоты называли этих метисов словом «Слота», происхождение которого остаётся необъяснённым на сегодняшний день. Эти полукровки с Красной Реки жили в традиционных индейских жилищах, охотились на бизонов, но «дикие» краснокожие не считали их индейцами, равно как белые не считали их белыми. Это было уникальное племя, которое занимало некое промежуточное положение между Бледнолицыми и индейцами, не сливаясь ни с теми, ни с другими. Военные отряды метисов насчитывали обычно от трёхсот до шестисот человек; отправляясь на большую охоту, обычно везли за собой до тысячи телег для транспортировки мяса и шкур. От случая к случаю между метисами и Дакотами происходили стычки, отнимавшие немало жизней с обеих сторон. До нас дошло много рассказов о том, что Дакоты часто получали от метисов настоящую трёпку. Находясь в форте Юнион 14 октября 1851 года, Курц получил очень любопытные свидетельства метисов о недавних сражениях с Лакотами, и полукровки настаивали на том, что уничтожили восемьдесят Лакотов в последнем бою. Но даже если эти истории и не полностью соответствовали действительности, то нужно признать, что значительная доля истины в них была, ведь метисы не переставали приходить на земли Дакотов и не проявляли особого трепета перед многочисленными племенами Титонов и Янктонов. Многие путешественники отзывались о полукровках с Красной Реки как о мужественных бойцах, ни в чём не уступавших чистокровным индейцам.

Одной из причин успеха племени с Красной Реки были очень тесные контакты с белыми людьми, у которых они получали огнестрельное оружие и порох. Никто из диких индейцев не мог похвастать в те годы таким количеством ружей, никто из краснокожих не мог получить такого доступа к патронам. Индейцы оставались дикими и враждебными белым людям. Метисы же принадлежали к обеим расам одновременно, неся в своей крови прогрессивные устремления европейцев и подвижную близость к природе, свойственную дикарям.

Дакоты пытались отвечать на наглость полукровок не столько военными рейдами, сколько кражей лошадей. Племя Слота постоянно пускалось в погоню за конокрадами, непременно убивая нескольких врагов, однако Дакоты умудрялись угонять приличное число голов. Мало-помалу враждебные отношения между метисами и индейцами достигли такого накала, что полукровки даже обратились к правительству США за разрешением пойти широкомасштабной войной против СЮ, так как им нужно было либо защитить себя, либо перебраться обратно в окрестности Красной Реки, находившиеся во владениях Англии.



Поделиться книгой:

На главную
Назад