Великий Змей

Но два часа спустя воин буши поднялся и, пошатываясь, продолжил свой путь.

Деревенский старейшина отправил лучших воинов облить буши ледяной водой, чтобы он остыл, прежде чем доберется до ближайших хижин. Молодые люди проявляли невероятную смелость. Натеревшись глиной, они бежали за ками, стараясь вылить на него ведра с водой. Они превосходили друг друга в смелости, стараясь подойти поближе к страшному созданию, но большинство из них теряли сознание, задохнувшись от горячей волны, окружавшей вышедшего из бездны воина. И все же они бежали за ним до последней секунды, пока прижатое к телу деревянное ведро не загоралось, а вода не начинала закипать. Когда воины падали на землю, мокрая глина, которой они натирали себя, высыхала прямо на них, и мужчины оказывались внутри панциря, мешавшего им подняться, когда от нестерпимой боли они приходили в сознание. Было настоящей мукой смотреть, как люди поджариваются, словно обмазанная глиной рыба, по мере того, как огненный самурай приближался к ним.

— Хватит! — стала умолять Зигрид, схватив деревенского старейшину за руку. — Асоко е ва ику на. Это ни к чему не приведет, а лишь уничтожит всех ваших воинов. Лучше выройте яму, как при охоте на тигра, и постарайтесь сделать так, чтобы самурай упал в нее.

Старейшина немедленно отошел от девушки.

— Ты с ума сошла, — выпалил он обиженно. — Нельзя расставлять ловушку для бога. Это большая честь для нашей деревни, что она была избрана божеством. Это испытание, вероятно, дано нам, чтобы мы помнили, насколько человек слаб по сравнению с богами. Мы должны обдумать этот урок, а не стараться избежать его.

Зигрид отошла, поскольку жар становился нестерпимым, и кожа на ее лице, казалось, готова лопнуть, как кожура апельсина, когда из него давят сок.

Хокукай переминался с ноги на ногу и выглядел все более и более встревоженным.

— Хай. Начинаю думать, что ничто не сможет остановить огненного воина, — пробормотал он. — Наверное, самое время подумать о том, не поднять ли нам паруса. Эти люди — фанатики, а я не собираюсь с улыбкой прыгать в костер, хотя они и хотят так поступить!

— Но ведь корабль находится в сухом доке, — заметила Зигрид.

— Точно, — проворчал капитан. — Скажу ремонтникам заканчивать. Надеюсь, что мы сможем снова выйти в море, до того как монстр войдет в деревню.

Время поджимало, поскольку огненный воин выполз из воронки и направился к лесу. И снова вся растительность вокруг него мгновенно высыхала. Растительные соки мангровых деревьев закипали, а затем испарялись в радиусе десяти метров. Кора лопалась, прежде чем загореться. Деревья полыхали, словно пропитанные смолой факелы, а лианы, листья возгорались, точно были рисовой бумагой. За мгновение все исчезало в снопе искр.

Надежда забрезжила, когда буши решил пройти через кремниевые скалы, что высились перед джунглями. Камни стали плавиться под ногами самурая, и все стали всерьез думать, что он увязнет в них, как в зыбучих песках. Сначала воин отбивался, став пленником превращавшегося в стекло песка, который опутывал его коконом из стекловолокон.

«Он сам сделает для себя яму! — радовалась Зигрид. — Он исчезнет на дне колодца, который сам же и вырыл».

Но воин преодолел это препятствие, как и все предыдущие, и продолжил свой путь, широко раскинув руки, вытянув их, словно умоляя: «На помощь!», «Смилуйтесь!».

— Боги милостивые, — простонал деревенский старейшина, — это создание сильно страдает, и наш долг — помочь ему.

— Я не бонза![7] — ответил Хокукай. — Если вы хотите принести себя в жертву, это касается только вас, но не рассчитывайте на меня и моих людей.

Зигрид сложила руку козырьком, чтобы, обезопасив себя от искр, продолжать наблюдать за продвижением покачивающегося воина. Силы оставляли его, это было очевидно, но упадет ли он, не дойдя до деревни? Никто не мог быть в этом уверенным.

В сухом доке матросы работали не покладая рук, чтобы залатать корпус корабля, некоторые части которого демонтировали, поскольку они на три четверти прогнили. Никогда еще ремонт не велся столь быстро. Матросы не переставали оборачиваться, чтобы посмотреть, куда двигался лесной пожар, дым от которого поднимался плотной стеной.

— Если нам удастся спустить корабль на воду, вы можете тоже всей деревней поплыть с нами, — предложил Хокукай старейшине. — Монстр не сможет гнаться за нами по морю, а если попытается, то вода наконец-то по-настоящему остудит его.

— Благодарю вас, — сказал старейшина, склонив голову. — Но должен отказаться, ведь это будет означать, что мы убегаем от оказанной нам чести. Ни один человек нашей деревни не сможет жить с таким позором. Это великий день. Дух спустился с неба, чтобы прижать нас к своему сердцу! Какая радость! Какая гордость для каждого из нашего племени!

Зигрид и капитан поняли, что спорить бесполезно, и перестали настаивать.

Вскоре после полудня старейшина отправил к воину пять девушек в венках из цветов. Девушки были совсем юными и стискивали зубы, чтобы не стучать ими от страха. Матроны нарядили их, как на свадьбу. Девушки бодрым шагом вышли из деревни, прижимая к груди корзины с фруктами, и направились прямиком к лесу. Все жители деревни собрались вместе и наблюдали за ними. Женщины плакали молча, чтобы не вызывать раздражения мужчин.

— Это большая честь — увидеть бога! — повторял старейшина. — Такой маленький остров, как наш, не достоин быть отмеченным.

Раздался всеобщий гул одобрения.

Когда несчастные находились в пятнадцати метрах от самурая, фимиам в корзинах внезапно загорелся, затем и сами корзины охватил огонь, а потом вспыхнули платья девушек. Стиснув кулаки так, что ногти вонзились в кожу, Зигрид смотрела, как горели их волосы. На долю секунды девушки замерли, огонь, словно корона, охватил их головы. От жара они стали задыхаться, но не успели даже закричать.

— Адское зрелище! — завопил Хокукай. — На этот раз — достаточно, все на корабль! Ирашай.

Загорелись первые соломенные хижины; тории — высокие ворота из резного дерева, стоящие при въезде в деревню, — постигла та же участь. Все население встало на колени, чтобы преклониться перед шатающимся богом. Только старейшина стоял прямо, держа в руках посох власти. Зигрид последовала за Хокукаем. На берегу матросы наполняли водой сухой док, чтобы спустить корабль на воду.

— Трудно сказать, выдержат ли заплаты, — сказал плотник. — Мы все сделали на скорую руку.

— Посмотрим, — проворчал капитан. — В любом случае лучше утонуть, чем сгореть заживо.

Все в беспорядке залезли на корабль. Зигрид, вцепившись в леер, не могла оторвать взгляд от старика, который со спокойной улыбкой на лице шел по направлению к буши, держа в руке спелую папайю в знак приветствия.

Огненный воин, словно зовущий мать ребенок, протянул к нему свои руки, старейшина продолжал приближаться. Огонь опалил седые волосы на его груди, шевелюру и бороду постигла та же участь, запахло жжеными волосами. Старейшина продолжал улыбаться, хотя кожа на животе и руках стала покрываться волдырями.

— О, страдающий бог, — проблеял он скрипучим от боли голосом, — ты страдаешь, ты оказал нам неимоверную честь тем, что пришел к нам, бедным рыбакам этого острова. Мы благодарим тебя за это и постараемся сделать все возможное, чтобы облегчить твои страдания. Мы не так уж многое умеем, но используем все наши знания, чтобы вылечить тебя…

Ему пришлось замолчать, поскольку его губы стали лопаться. Он воткнул свой посох в землю и вцепился в него, чтобы не упасть, поскольку ноги больше не держали его. Он так и продолжал стоять, пока самурай не подошел к нему и не обнял его. Движения воина были очень осторожными, словно он боялся, что выступающие части доспехов переломят изможденное тело старика. И все же, едва он коснулся латными рукавицами кожи старейшины, как она тут же превратилась в раскаленные угли. И за мгновение в объятиях буши старик превратился в высокую серую куклу. Куклу из пепла, которая потеряла свои очертания и рассыпалась на небольшие полоски, легко превращаемые в пыль.

Жители деревни не шелохнулись. Продолжая лежать ниц, касаясь лбом земли, они ждали, когда акариказе — огненный ветер — пролетит над ними. Самурай приблизился к ним, даже не пытаясь никого коснуться, но жара, исходящего от его раскаленных доспехов, хватило, чтобы испепелить жителей деревни на месте. Зигрид видела, как их волосы, кожа, кимоно стали серыми. Через секунду они уже были лишь пеплом… Кучки серой пыли, которые в мгновение ока сдует ветер.

— Поднять паруса! — закричал Хокукай охрипшим от ужаса голосом. — Вы же видите, что он идет к нам! Если мы сейчас же не уплывем, он постарается сесть на корабль!

Все забегали еще быстрее, но от страха люди путались и выполняли приказы медленнее.

Вцепившись в деревянный леер, Зигрид наблюдала за тем, как огненный воин, выйдя из деревни, спускается к берегу. Песок плавился под его ногами, и с каждым новым шагом появлялась огромная стеклянная лужа. Когда ками вошел в море, волны закипели, и мелководные рыбы всплыли кверху пузом, сваренные так, что их белая мякоть отделялась от костей в вихре пузырьков. Зигрид сделала шаг назад, задыхаясь от пара. Если воин дотронется своими латными рукавицами до корпуса корабля, дерево тотчас загорится. Меньше чем за минуту парусник превратится в факел.

Но, к счастью, поднялся ветер. Парус надулся, и корабль стал удаляться от берега. Войдя в море по грудь, самурай в последний раз протянул к ним руки в мольбе. Его жест, казалось, говорил: «Сжальтесь надо мной и вернитесь! Не бросайте меня!»

Море вокруг него кипело, как суп в кастрюле.

Вскоре облако пара закрыло самурая от их взглядов, но когда корабль огибал остров, Зигрид заметила голову лежащего на берегу дракона, его рот был по-прежнему открыт. Она была уверена, что монстр умер.

Девушка подумала, что надо было бы воспользоваться случаем, чтобы изучить его вблизи… и пообещала себе вернуться, как только представится возможность.

Глава 6

Третье проклятие

В следующие дни ошарашенные члены экипажа пребывали в оцепенении.

— Проклятие мумий заставило нас выплыть к острову кукол, — пробормотал юнга Хата. — Проклятие кукол заставило нас броситься к огненному острову. Теперь, когда мы отказались прийти на помощь охваченному огнем самураю, мы будем наказаны. В следующем испытании мы погибнем, это уж точно. Мы не выберемся из него живыми.

Зигрид ничего не говорила. Она сидела на корточках и смотрела на океан в надежде, что увидит, наконец, как появляются очертания приветливого порта Амото. Но туманная дымка покрывала море и уменьшала видимость до нескольких сотен метров.

Загадка дракона продолжала преследовать Зигрид. Ей казалось, что она до сих пор слышит шум шагов буши, выходящего из раскрытой пасти чудовища.

«Словно кто-то поднимается по нескончаемой лестнице…» — повторяла она себе. Сомнений не было, ответ на все эти загадки находился на огненном острове, в остове морского змея. Она жалела, что не подошла и не осмотрела его со всех сторон.

* * *

Был полдень, когда вахтенный издал сдавленный крик и указал рукой на горизонт. Зигрид задрожала и почувствовала, что волосы у нее встали дыбом. Из туманного облака, покрывающего море, стала появляться черная линия, вертикальная и извилистая, напоминающая неподвижно замерший вихрь бесшумного урагана. Это было похоже на внезапно остановившееся торнадо, словно замерзшее во льду, парализованное. Линия выходила из воды и, протыкая тучи, доходила до неба.

Но, как оказалось, это было вовсе не торнадо, не ураган…

Это был хвост дракона.

Часто, когда чудище засыпало в тинистых глубинах, служивших ему жилищем, оно выставляло свой хвостовой отросток из воды. Некоторые говорили, что этот огромный, покрытый чешуей хвост, был усыпан глазами, посредством которых чудище следило за всеми.

Страх охватил всех членов экипажа. Даже Зигрид стояла не двигаясь, прижавшись спиной к грот-мачте, сжав ручку гарпуна так, что костяшки пальцев онемели.

Туман прятал от них это препятствие до последней минуты, и теперь было поздно пытаться выйти в открытое море, чтобы обойти его. Моряки дрожали и бились головами о доски палубы, взывая к заснувшим богам. Зигрид, находящейся теперь на брусе носовой оконечности корабля — форштевня, приходилось держаться за тросы, чтобы не потерять равновесие. Зрелище превосходило все, что она могла представить себе. У основания, там, где хвост дракона исчезал в море, он был таким мощным, что напоминал каменный донжон[8] замка сёгуна. По правде говоря, он едва казался живым, поскольку его вековая чешуя была покрыта ракушками и водорослями. Можно было подумать, что это каменное строение, поднимающееся к небу, колышущаяся башня, зубцы которой терялись в облаках.

— Не надо будить его, — сказал чуть слышно капитан. — Пусть все соблюдают тишину, чтобы мы смогли провести маневр, как задумано. Приспустите якорь, уменьшите ход, идите тише.

Это было хорошей идеей, но она привела в ужас моряков, которые хотели удалиться от этого места как можно быстрее. Паника охватила экипаж, каждый поступал как считал нужным. Вместо того чтобы убрать паруса, их подняли, надеясь уйти назад на встречном ветре. Случилось то, что и должно было произойти. Корабль протаранил хвост дракона у основания. Хвост не поцарапал корабль, и корпус корабля едва проскрежетал по окаменелой чешуе. Но вибрация была очень сильной. Она прошла по нервам чудища, передалась и усилилась многочисленными дополнительными мозговыми центрами, расположенными на позвоночнике…

Реакция была молниеносной. Каменный донжон ожил. За долю секунды он вышел из своей неподвижности и стал двигаться, как сверло буравчика. Хвост ударял высоко в небе, издавал громовые звуки, рассекал тучи, словно острой саблей… а потом обрушивался плашмя на море, поднимая водяной смерч и стены воды, весящие несколько тонн. Зигрид показалось, что она оказалась под водопадом. Пенная лавина сломала мачты, смяла палубы, разломила корпус. Девушку сорвало с ее места и бросило в волны. Ей повезло, и она смогла воткнуть гарпун в плывущую по воде рею и подняться на нее. Когда волнение стихло, от корабля ничего не осталось. Хата, одноглазый, капитан, все моряки утонули, затянутые в воронку вслед за тонувшим кораблем… а хвост дракона исчез.

Девушка поплыла туда, куда ее несло морское течение. Она не строила иллюзий по поводу своих шансов на выживание. Больше всего она боялась возвращения Великого Змея. Говорили, что он не любил оставлять после себя живых; вот почему всегда возвращался на место крушения, чтобы проглотить несчастных моряков, которые пытались выплыть.

Прошел целый час, а монстр так и не появился. Зигрид во все глаза смотрела, изучая линию горизонта в надежде, что увидит где-нибудь корабль. Ничего.

Вцепившись в свою деревяшку, она плыла в ночи по волнам.

На следующий день, когда Зигрид была уже почти без сил, ее подобрала рыбацкая лодка, возвращавшаяся в порт Амото. Зигрид была единственной, кто выжил в этом кораблекрушении, что было очень подозрительно, и семьи потерпевших крушение чуть было не забросали ее камнями.

— Какой позор! — бормотали женщины. — Если бы эта чужестранка с голубыми волосами имела хоть капельку собственного достоинства, она сделала бы харакири.

Только старая Аха, ее приемная мать, простила ей, что она выжила.

— Ки, доченька моя! — воскликнула она, когда увидела, что Зигрид подходит к порогу дома с бумажными стенами. — Где тебя носило? Ты вся в грязи и непричесана. Разве эта одежда подходит девушке твоего сословия? Надеюсь, у тебя есть серьезное оправдание, а то мне придется наказать тебя.

Глава 7

Укус в ночи

Два месяца спустя.

Зигрид спала на соломенной циновке, когда весь хрупкий картонный домик, где она жила со старой Аха, стал сотрясаться. Девушка встала, как по тревоге, и сжала кулаки так, что ногти вонзились в кожу. Гул поднимался из центра земли, проходил по балкам, по полу, заставлял сотрясаться шожи — раздвижные перегородки, разграничивающие помещения в доме. Это был невероятный хруст, лязганье огромной пасти, перемалывающей кость большую, чем теншу, сторожевую башню крепости. Зигрид знала, что все это значило: живший в морской пучине дракон проснулся и начал свое подрывное дело. В тот самый момент он вгрызался в скалистый фундамент острова, прогрызая подводное основание вулканического пика, на котором и находились все жители деревни. Ощущения были ужасными, словно находишься на вершине дерева, которое рубят дровосеки, и слышишь, как отзвук ударов железных топоров проходит под корой, достигает самых высоких веток, а затем медленно чувствуешь, что ствол качается, наклоняется… раздается хруст, и наконец дерево падает, шумя листвой… и человек падает вместе с ним.

Зигрид схватила свое хлопковое кимоно, чтобы вытереть пот с груди. Было очень жарко. «Атсуи десю», — повторяли по поводу и без повода на старинном японском языке, чтобы подчеркнуть трагичность событий. До жатвы оставалось еще три месяца. Лето было жарким, какое давно никто не помнил. Несмотря на веселое пение птиц и яркие бодрящие цвета дикорастущих трав, все население вот уже несколько недель готовилось к катастрофе. И хотя все ждали худшего, было невозможно не хранить в сердце надежду. Говорили, что дракон может снова уснуть или повернуть морду в другую сторону и обратиться к океану, продолжая ползти к следующему архипелагу.

Амото был красивым вулканическим островом, с легким и хрупким основанием. Острову повезло, он покрылся слоем плодородной почвы и таким образом дал жизнь растениям, которые хорошо укоренились, в отличие от многих соседских островов, с которых при малейшем порыве ветра уносило землю, оголяя скалы. Жизнь на этом острове была легкой и приятной… И вот дракон задумал изгрызть его, разбить основание, которое связывало остров с подводной каменистой структурой.

— Он просто подрывает землю под нашими ногами, — говорила окасан («мама» Зигрид), вытирая слезы. — Это конец света, моя бедная девочка. Когда монстр окончательно разгрызет основание, на котором мы стоим, остров перевернется, как терпящий крушение корабль, и мы все утонем, затянутые в воронку. Ох! Нам надо готовиться к смерти, привести в порядок вещи, попросить у богов прощения за наши прегрешения.

Зигрид не была с ней согласна. Ей только двадцать лет, и у нее большие планы. «Это все от наивности», — считала ее мать.

— Аха, мама, — сказала Зигрид. — Нет никакой уверенности в том, что остров перевернется. Некоторые острова разом пошли ко дну, это правда. Но обычно это были тяжелые, увесистые почвы. Амото же, к счастью, состоит из пористого камня, как и все острова вулканического происхождения. Возможно, он будет держаться на воде даже тогда, когда ничто не будет связывать его с подводным основанием.

— Как же ты глупа, мое бедное дитя, — отвечала ее приемная мать. — Мы, конечно же, пойдем ко дну! Да так, наверное, и лучше. Мне невозможно будет решиться жить на земле, которая плавает по воле волн. Как плот! Жить на плоту, как потерпевшие кораблекрушение, ты этого хочешь? У тебя нет чувства собственного достоинства, дочь моя.

Зигрид не пыталась с ней спорить. Аха была старой и немножко не в себе, она проповедовала идеи прошлого. Женщина упорно продолжала говорить на старом японском, который почти все забыли. Она считала, что дрейфовать на оторвавшемся от корней острове — это позор, избежать которого можно лишь с помощью харакири.

Зигрид хотела жить, ей совсем не улыбалось разрезать себе горло лезвием кайкена,[9] небольшого кинжала, который женщины прятали у себя на груди под складками кимоно.

Земля дрожала у нее под ногами, накренялась, словно палуба тонущего корабля. Статуэтки уснувших богов, стоявшие на токонама (семейном алтаре), с грохотом попадали на пол. Некоторые из них разбились.

«Остров наклоняется», — констатировала девушка. Она была парализована страхом и стояла все еще не одетая, не решаясь даже накинуть кимоно. Теперь Зигрид больше не питала иллюзий, дракон вгрызется еще пару раз и закончит свое разрушительное дело — у острова больше не будет основания. Он поплывет или погрузится в пучину… Никто не мог знать.

Зигрид поспешно оделась, отодвинула раздвижную перегородку. За ней молилась ее «мать», прижав лоб к татами[10] и умоляя уснувших богов проснуться на короткое время, чтобы прогнать дракона.

— Ох! — стонала она. — На минуточку, только на минуточку.

Но божества, повергнутые в болезненный сон, никак не могли внять ее молитвам.

— Дочь моя! — позвала Аха. — Иди, я обниму тебя. Мы умрем, обнявшись. Не оставляй меня, ты же знаешь, я всегда боялась воды. Вспомни: я так и не захотела подняться на корабль твоего отца. Я не хочу утонуть в одиночестве! Помоги мне умереть!

Зигрид мягко отстранила ее. Она не была так покорна судьбе, как эта женщина. Ей хотелось верить, что все еще возможно. Она вышла на веранду в тот момент, когда лестница стала шататься. Благодаря свету фонариков, Зигрид видела, что большие трещины уже поползли по саду, разбитому в стиле дзен, расталкивая камни, расположенные так искусно. Остров страдал. Внезапный наклон его выступающей части расколол основание. Остров мог рухнуть с минуты на минуту, рассыпавшись на бесконечное количество маленьких рифов. Судьба острова должна была решиться в ближайшую четверть часа.

Люди бежали по деревне, держа в руках фонарики, стараясь осветить себе путь в ночи. В толчее случалось, что хрупкие бумажные фонари загорались и превращались в быстро сгоравшие огненные шары, которые падали с высоты бамбуковых палок прямо на голову их владельцев. Это была ночь страха и большого переполоха.

Раздался грохот, и остров стал еще быстрее уходить под воду.

Предводители армии, вооружившись палками, старались сдерживать хаос, но напрасно. Многие моряки уже спустили на воду лодки, предварительно посадив в них семьи. Паника превратила в сумасшедших тех, кто обычно был добрым и отзывчивым. Они вдруг бросались в море, сталкивали женщин и детей с пирог, чтобы завладеть их местом!

Остров теперь накренился так сильно, что некоторые здания и плохо закрепленные на фундаменте памятники стали падать. Один бумажный дом сорвался со свай, на которых стоял, и стал скользить по деревне, как санки по снежному склону. По мере движения в этом хаосе дом разваливался, теряя свои перегородки. Огромный гранитный будда, словно пушечное ядро, выкатился из ниши, куда его поставили. Он катился, подпрыгивал, давил тех, кому не посчастливилось оказаться на его пути. Было тяжело смотреть на это смертоубийство в тот самый момент, когда остров собирался пойти ко дну.

Зигрид добежала до пляжа, туда, где пенилась вода, взбитая драконьим хвостом. Десятки семей собрались под скалами с благословения бонзы,[11] который читал молитвы. Многие из знатных жителей уже совершили сеппуку,[12] предпочтя смерть на родной земле страшной судьбе гонимых. Мужчины вскрыли животы справа налево, женщины пронзили себе горло, вонзая кинжал под ухо.

Увидев девушку, бонза улыбнулся ей той страшно спокойной улыбкой людей, уверенных, что земная жизнь ничего не значит.

— Ты пришла, чтобы совершить сеппуку, малышка? — спросил ее священник. — Твоя достопочтенная мать придет с тобой? Ты хоть знаешь, что надо делать? Ты принесла нож?

Зигрид оттолкнула его двумя руками, не выказав должного уважения к надетому на нем платью цвета шафрана. Да пошел он к черту! Она не хотела умирать. Она не имела ничего общего с этими фанатиками.

И вдруг послышался страшный треск, дракон догрыз последний каменный столб, поддерживающий остров. Внезапно остров стал проваливаться. Показалась, что земля упала в воду, словно ее сбросили с неба. Стена брызг поднялась по периметру острова, и в течение трех секунд кусок суши был словно окружен водяной стеной.

Зигрид упала, скрючившись, на землю. Она напрягла мышцы спины, чтобы хоть как-то спасти себя от сотен тонн соленой воды, падавших на нее. Вопли отчаяния прекратились, от ужаса все молча открыли рты. Наконец водные стены упали, и девушке показалось, что сейчас ее раздавит. Брызги воды были тяжелыми, как камни. Зигрид завопила от боли и уцепилась за камни, чтобы ее не смыло волной.

Вода отхлынула, опрокинув пироги, которые собирались выйти в море. Воронка закрутила лодки, особенно те, что были перегружены, и они пошли ко дну вместе с сидящими в них пассажирами. Никто не обратил на это внимания, все хотели знать лишь одно: будет ли остров держаться на поверхности… Все должно было разрешиться теперь, когда был сломан последний каменный столб.

«Теперь ничто не держит нас, — подумала Зигрид с ужасом. — Мы как тарелка из пемзы, которую пустили по глади океана…»

Говорили, что вулканический камень был пористым, пронизанным заполненными воздухом пустотами; эти емкости и являлись встроенными естественными поплавками. Но было ли это правдой? Достаточно ли было этих «поплавков», чтобы выдержать вес острова?

Зигрид боялась пошевелиться от страха, что неосторожным движением ускорит катастрофу. Был слышен лишь ветер, качающий высокую траву, и шорох песка на кимоно или вакуфу.[13]