Помоги проекту - поделись книгой:
Что еще мы можем предложить нашим собратьям? Защиту от агрессии? Хорошо бы, но вряд ли кто на них нападает, я бы знал. Может, далеко, на их западной или восточной границах, есть обидчики, насмешничающие над природными монголами? Плюющие на них, беззащитных? Вряд ли, а жаль. Всегда приятно защищать слабого, особенно, если силу девать некуда. На севере у них, похоже, все враги вымерзли, раз даже у нас такая зима холодная. И совсем уже стыдоба, если такие предложения наведут на мысль, что наша защита им требуется от нас самих. Только крышевания мне здесь не хватало. Лучше этот вопрос вообще не поднимать.
Приятельствовал я с одним исполнителем. Банк, от которого он работал, имел со мной общие деловые интересы, а я любил покопаться в новинках, изготовленных по спецзаказу, или в редкостях, в паре экземпляров попавших к нам из-за рубежа. Банк не жался. Как крыша – не давил, отношения были вполне ровные и доброжелательные. Но наступил момент, и я два дня просидел дома затылком к окну, ожидая разрешения ситуации. Мучиться не хотелось. Взгляд моего приятеля скользил по волосам, ощущения были, словно от легкого касания пальцев. Сам полгода назад крутил и вертел в руках винтовку из Англии, через прицел которой он сейчас смотрел на меня. Из «Волги», припаркованной недалеко от моего дома, ожидая телефонного звонка. Машина крутилась, минуты складывались в часы…
Когда все закончилось и я перестал интересовать его хозяев, через неделю после наступившей тишины он нашел меня. Что-то пытался объяснить. Мы стояли у стенда на выставке ЭКСПО, я не смотрел на него, молча читал рекламные плакатики. Так и промолчал, пока не перестал ощущать его присутствие рядом.
Все-таки он считал себя моим другом. Может быть. Так, наверно, и было…
Еще гитлеровский аншлюс Австрии Германией в голову приходит. Да, сравнения возникают – хоть куда! Может, эти ребята совсем со мной объединяться не хотят, а желают сохранить самобытную культуру своих племен. А я – захватчик, и со мною надо воевать, освобождать родные леса. Сделаешь глупость, и получишь в ответ вторую партизанскую Белоруссию, раз спокойно не сидится. Мыслитель хренов!
Я их культуру и пальцем трогать не собираюсь, но кто мне поверит? Та же Прибалтика – живой пример. Я им буду заводы для производства пеммикана строить, а они мне в лицо плевать и в спину стрелять.
Ладно, еще союз даст им наше гражданство и те гарантии уровня жизни и ее защиты, которые у нас существуют и всем нашим нравятся. За это меня подданные и хвалят. А именно: нищих монголов нет, вся страна за это в ответе, а я персонально. Вытянули западные области – и север поднять сможем: бесплатно накормим сирот, вдов, увечных, стариков. Как говорится, наши проблемы. Это – раз. Два – гарантия жизни.
За смерть монгола только одно наказание – смерть. Кто бы ни был виновен: богач, посол, воинский отряд сопредельного государства, которое только и ждет, чтобы втянуть нас в конфликт и разгромить – за убийство монгола смерть. Никаких штрафов, откупов, выкупов, виновный должен быть уничтожен, и те, кто этому препятствует, – так же, как сообщники и соучастники убийства. Самое ценное, что есть в нашей стране, – это наш народ, и мы готовы пролить не только чужую, но и свою кровь, чтобы внушить врагам: не трогай монгола.
Мы живем в диком мире, и законы его суровы. Помню, как про Россию говорили, что в ней несовершенство законов сглаживается необязательностью их исполнения. У нас нет такой цивилизации и демократии, мы просто грязные кочевники, но живем в этом мире, и пусть законы наши несовершенны, исполняются они всегда.
Гражданство у нас не только дает права, но и накладывает обязанности. В частности, жить по нашим законам. И это не нравится даже некоторым у нас. Но ничего другого нашим северным братьям я предложить не смогу. Надо встречаться и разговаривать. Зима закончится, и по весне начнем готовить встречу.
…Под тяжестью приведенных Бортэ улик, запутавшись в собственных показаниях, сломался и рассказал женщине о своих планах освоения Севера. Опять на переговорах буду расшвыривать государственное имущество, а ей отвечать за мою щедрость. Слово Чингизхана – золотое слово. Недодумано у меня это дело, так – наметки планов.
Есть в моей гвардии сотник Буха. Бухает, как все, но только вне службы, это имя у него такое, а не кличка. Бывал в северных лесах, знаком с вождем основного племени. Или у них там союз племен? Планировал сделать его посланником, пусть передаст мое предложение о встрече лесному царю Хутухе. Все-таки удобнее его «лесным царем» называть, а то меня их имена с мысли сбивают. Так и с большинством местного населения, каждый у меня ассоциируется с чем-то мне понятным, а имя подскажут, если забыл. Вот, собственно, и все, все планы. А Бортэ показалось, что вовсе нет.
Разговор наш до этого шел о Зучи, где-то в русле того, что надо больше уделять времени будущему хану. При этом мы друг друга убеждали в одном и том же и никак не могли убедить. В результате, подробно разобрав мою схему объединения лесных и степных монголов, Бортэ ее одобрила и предложила, чтобы этот процесс возглавил ее старший сын. А что – шаг исторический, отец создал базовое национальное государство, а сын завершил его строительство, собрав окончательно всех монголов под одной крышей. Я подробно рассказал, какая бывает крыша, и предостерег, что молодой по горячности может под нее северян просто загнать, а это не победа, а путь к долгой и кровопролитной братоубийственной войне. Разошлись думать.
После многократных бесед втроем пришли к такому решению. В лес отправится Зучи с половиной дивизии Боорчу, взятой в качестве личной охраны наследника престола. Командовать будет сам, но при этом советоваться со своими тысячниками. Проводником пойдет Буха. Зучи обязан выполнять все его рекомендации до встречи с лесным царем. Потом проведет предварительные переговоры и с представителями лесных монголов вернется в степь, где переговоры продолжу я, а он будет сидеть рядом и учиться. Никакой стрельбы, никаких стычек, умоляю… И не дай бог тебе… Вышли. Сижу теперь, трясу коленкой. Нервы надо лечить.
…Все-таки хороший сын у меня растет, есть чем гордиться, приятно. Конечно, за полтора месяца его отсутствия весь извелся, народ на меня с сочувствием смотрел – как за сына переживает! Знали бы они, мимо какой войны мы проскочили, по какому минному полю прошли. Бортэ как-то поспокойнее к этому отнеслась, судя по всему, я действительно сына недооценивал, а она была в нем уверена.
Все хорошо, что хорошо кончается. Зучи встретился с лесным царем и мирно с ним поговорил. Что там мирно – удачно! Лесной царь сразу принес присягу, но кроме того, выступил нашим гарантом и проводником перед прочими племенами, более самостоятельными, не входившими в его союз. И теперь всем народом, с массой представителей, с подарками и открытой душой, они прибыли к нам. Аргументы о пользе вхождения лесных монголов в единое государство были восприняты нормально, а для закрепления нашего союза двух дочерей Бортэ, то есть моих дочерей, выдали замуж за сыновей лесного царя. Завоеватели берут дочерей завоеванного народа, а мы отдаем. Наш народ един, всё получилось.
Но и это еще не все. Зучи, непослушный мальчишка, не остановился на достигнутом, продолжил движение на Запад и вышел там еще на один союз племен, частично живущих в лесу, частично в степи. Новую степь нашел, поганец! И здесь ему повезло: племена без боя принесли ему клятву верности и прислали представителей для заключения мирного договора о вхождении в нашу державу. И за все время – никаких потерь, никаких столкновений. Вот они стоят с подарками: белыми кречетами, белыми конями, связками соболей. Не монголы, но что поделаешь, будем принимать.
Так и хочется сказать: «Но и это еще не все!» Да, не все! Мы еще на халяву подраспухли. Прослышав про дипломатические успехи Зучи по воссоединению монгольского народа и добровольному присоединению немонгольских, но малоотличимых внешне товарищей, просто говорящих на другом языке, но вполне лесных и степных, проникся идеей воссоединения еще один сосед. Соотечественник нашего грамотея – хранителя печати, хан страны, письменностью которой малоуспешно, но старательно уже который год пытается овладеть весь наш высший свет, после недолгого обмена любезностями во взаимных посланиях и послах решил добровольно присоединить державу к нашей Монголии.
Договор о присоединении сопровождался подарками: золотыми и серебряными изделиями, украшенными жемчугом и перламутром, златотканой парчой и шелками, чеканными узорчатыми сосудами, в которых я сейчас роюсь, пытаясь определить место их происхождения и способ изготовления. Все-таки приятно иметь дело с культурным человеком. В ответ он получил в жены одну из моих родственниц, Бортэ подбирала. Если так дело пойдет, то незамужние родственницы у меня скоро закончатся. А их подделка карается по нашему закону, так же, как любое мошенничество. В итоге грамотность у нас в стране резко повысилась, целые районы почти поголовно грамотные. А Зучи по-прежнему читать не умеет. И я, конечно, тоже.
Жизнь все-таки штука полосатая. Нет бы, началось все хорошо – и пусть и дальше так идет. Вроде судьба такая – деньги к деньгам. Ан нет, не судьба. Тут же какая-то гадость случится. Вроде хорошо все, кончился брежневский застой – так нет, сразу горбачевская перестройка начинается. Только с Афганистаном развязались – и тут же, бах! – развал Союза. И все время так – большие надежды и… облом! У каждого своих примеров наберется. Хорошо хоть, если удачи большие, а дерьмо потом на голову падает маленькое. Но совсем без этого никак не выходит. Философия. Жизнь…
Одно из северных племен послов для подписания мирных соглашений о вхождении в наше государство не прислало. Как потом выяснилось, они решили, что не покорятся. Как будто их кто-то покорял. Мой сват, лесной царь, рассказал, что племя – так себе, среднее, живут на холмах, далеко в лесу, в непроходимых дебрях. В остальном – как все: что найдут, то и едят. Руководит ими не вождь, а его вдова. Дальше я уже и не спрашивал.
Отправил своего приемного брата Борохула для беседы со знойной вдовушкой, мне все шуточки. Все хорошо, Борохул взял в охрану двести всадников из тысячи в дивизии Мухали и спокойно поехал к вдове. Вечерело, тропа, по которой он ехал, шла через густые заросли, и, когда брат достиг дозоров племени, они его просто убили. Моего свата, ехавшего рядом с Борохулом, захватили в плен. Наши воины вернулись назад, начинать войну указаний не было.
А это и не война. Одного монгола убили, другого захватили в плен. Хотел сам поехать, но Боорчу и Мухали отговорили, поехал Дорбо, взял свою тысячу и всех ребят Борохула. Действительно, дебри непроходимые, завалы древесных стволов, перепутанные зарослями дикой смородины, а посреди этого чуда, на полянке, все племя пировать в безопасности устроилось. Но звериные тропы остались. И одно дело – монгол, едущий в гости по тропинке, и совсем другое – монгол на военной тропе.
Сто воинов этого племени были казнены на могиле Борохула, не считая павших при оказании сопротивления. Нельзя убивать монголов и укрывать их убийц – нельзя! Думаю, среди павших и казненных были все убийцы Борохула. А вдову я подарил свату в компенсацию за плен. Кстати, у нее была кличка – Толстая. Племя примучили (вспомнил я это слово из времен Ивана Грозного), прав им не дали, оставил все на усмотрение свата. В общем, наелся из самых благих побуждений дерьма с этим северным народом.
Как известно, история повторяется дважды: первый раз как трагедия, а второй – как фарс. Хорчи, назначенный на тысячу Борохула, пожелал набрать себе гарем из тридцати красавиц пресловутого племени и, уже после процедуры примучивания, выехал за ними туда. Его, опять-таки, взяли в плен и даже посадили на цепь, как вора, сколько ни вопил, что он мой посланец, и ни размахивал приказом. И только появление других воинов, поехавших его разыскивать, освободило Хорчи от цепи. Заплаканного, вместе с красавицами, его доставили домой. Это я опять начинаю пошучивать. Хорчи никогда не плакал. Но на цепи сидел, правда. На этот раз всё обошлось без жертв. Не пойму, как с ними быть дальше, вроде царь и бог у них теперь – Чингизхан, а приедешь – на цепь посадят и скажут, что не узнали. Может, у них юмор такой?
А пеммикан по вкусу дерьмо, сват со мной согласился. Приготовили ему на пробу по моему рецепту. Толченое сушеное мясо с большим добавлением толченых сухих лесных ягод и орехов. Приготовленное, попробовав, забрал с собой, поблагодарил за рецепт. А завода не надо, не дай бог дожить до времен, когда пеммиканом придется питаться. Лучше уж сразу в плен к Толстой.
…Конец лета в степи – вообще прелесть. Жара уже не та, и прохлада по утрам прямо стремится с небес. Цвет травки не радует, но мы за пару месяцев привыкли к пробивающейся сквозь зелень желтизне и ничего отвратного в этом не находим. А очень захочется – всегда можно доскакать до какого-нибудь изумрудного лужка. Свобода – вот за что надо бороться. В степи это чувствуется, как нигде. Свободен – и летишь на коне в любую сторону, и ветер свистит в ушах. Люблю скакать на закат и минут двадцать выдерживаю, потом уже не в удовольствие.
К чему я это все? А к тому, что в приличном королевстве конец лета, осень и зима – время балов и развлечений знати. Урожай собран, овин забит, стога сметаны, что там еще?.. В общем, князья и графы, отложив вилы и топоры и омыв натруженные руки и лица, отправляются отдыхать и искать развлечений.
Далее, что можно сказать? Так это – в приличном королевстве. Там и знать – люди приличные, друг к другу на «вы» обращаются, сморкаются в платок, а не в ладонь, и не плюют на сапоги собеседника, а аккуратно сплевывают в плевательницы. Ну, может быть, слишком часто, но аккуратно. А что мы имеем у нас? Знать имеем, а она своим поведением имеет нас – в политическом отношении. Например, Верховный шаман Монголии – знать? Еще какая! Духовная знать, минимум на кардинала Ришелье во Франции тянет.
И эта знать, не хочется употреблять другого бранного слова, собравшись со своими шестью братьями, кстати, армейской знатью, избила моего брата Хасара. Можно себе представить, что Ришелье с шестью гвардейцами подкараулит в подворотне брата короля и набьет ему морду? Хасар тоже хорош, позорит мое имя… Интересно, что бы сделал настоящий Чингисхан, произойди такое? Да у него такого никогда произойти не могло, крут был. От одной мысли все без голов остались бы! Ладно, я терпел, когда шаман нагло нес чушь о своем влиянии на выборы Чингизхана. Кто поверит? Болтает о раздорах в нашей семье, нагло врет, но прихлебатели членов семьи верят и плохо посматривают друг на друга. Наврал моей здешней матери, что я собираюсь арестовать Хасара, простодушная женщина поверила, приехала и отчитала меня. Расстроилась, а у нее плохо со здоровьем. А еще эта сволочь говорит, что я его боюсь. Я – шамана испугался! Попробовать поговорить? Пусть Хасар организует нам встречу.
Еще не легче! Люди моего младшего родного брата Темуге перешли на службу к шаману, а когда брат послал офицера привести их назад, эти уроды офицера избили. Брат приехал разбираться – его поставили на колени и заставили извиняться перед шаманом. Это уже похоже на зачатки бунта! Темуге всегда был дураком и трусом, но он мой брат. Шаман считает, что окурил меня травкой, и я стану таким же? Что он себе внушил? Попробую и я кое-что внушить нашему трусу.
Я сидел в моей юрте с Темуге, когда в нее вошел Кокочу со своими братьями. Неужели думал, что хан будет с ним драться? Когда они нагло, по-хозяйски расселись, встал Темуге, схватил шамана за ворот халата и сломал ему спину. Братья вскочили, ворвалась моя охрана и окружила меня. Тогда они заплакали. Они думали, что их брат мертв, а я ускользнул от возмездия, и не скоро им удастся… Мы вышли из юрты. Бортэ говорит, что ночью дух мертвого шамана покинул юрту вместе с его телом, которого не нашли утром.
Дух шамана покинул его тело перед утром, когда я перерезал ему горло, а тело вынесли по кускам, незаметно. Но нашлось целых шесть кусков шамана, очень заметных и узнаваемых, и все эти куски, по одному, получили его братья, вместе с просьбой о молчании. Я не убью их сразу, они изгрызут себя сами изнутри от страха за свою жизнь и жизнь своих семей, и только тогда их добьют люди, назначенные мною в наблюдение. А предатели из свиты Темуге разделили судьбу шамана, хотя их никто не будет добивать. Дня два у них есть, так мне объяснил мой приятель, майор милиции, научивший меня этой казни в далеком сумрачном городе. Я пришел из другого мира, но, думаю, он не менее жесток, вам есть чему у нас поучиться.
Глава 12
Когда-то давно, лет двадцать назад, сидел я на даче у нашего самодельного камина, смотрел сквозь огонь и думал о том, как все могло быть в этот тихий семейный вечер. Что нас сейчас – двое с матерью, а вокруг могли звучать детские голоса, и мама что-нибудь ласково выговаривала бы старшему внуку, не желающему сидеть рядом с бабушкой и пить горячее молоко перед сном, потому что еще не поздно и все играют на улице, а его не пускают: «Ну, правда же, баб?!» Задорный мальчишеский щебет и крики за окном подтверждали – правда.
И мой младший сын мог ползать по мне и моему любимому старому креслу, выражая полное согласие со старшим братом, что только дай ему, и сейчас он первый поползет к свободе, вот только ходить еще плохо умеет, но все равно научится! И пахло бы от него детством и маминым молоком. А моя несостоявшаяся жена с иронической улыбкой смотрела бы на эту идиллию, и глаза ее светились любовью, покоем и счастьем. Голоса звучали у меня в голове, голоса людей, которых никогда не было и которым не суждено появиться на свет. А улыбку младшего сына я видел как наяву, даже зажмурившись изо всех сил.
Я знал, какое это было бы счастье и не надо было матери меня в этом убеждать в тот вечер, который мы молча провели у камина. Внуков она так и не дождалась.
У меня всегда был мой дом. Светлый, просторный в солнечную погоду, теплый и надежный в ненастье. Перед домом лежала большая поляна, отделенная от окружающего мира забором из штакетника по грудь, с резными широкими воротами, от которых вела дорожка до самого крыльца. Вдоль забора тянулась дорога, а за нею простирались леса, поля, горы, моря – весь мир, населенный людьми. В детстве я жил в этом доме с родителями, на поляне гомонили, бегали, играли и боролись мои друзья, на заборе с нашей стороны сидели, как воробьи, приятели и весело переговаривались с друзьями друзей и их друзьями, со своими приятелями и их приятелями, и просто со знакомыми по жизни, пробегавшими по дороге по собственным делам, спешащими в туманные дали или только что вернувшимися из пионерского лагеря и хваставшимися открытым миром.
Поляна была огромной, забор невысоким и прозрачным, а мир добрым, удивительным и справедливым. В четвертом классе мама впервые разрешила мне самому пригласить на день рождения своих друзей, и я пригласил. В нашу малогабаритку явились с поздравлениями все сорок пять человек. Это были мои школьные друзья, почти вся моя дворовая команда и, наверное, половина ребят моего возраста из нашего микрорайона. Пришли даже двое ребят из деревни, которая доживала свои последние дни, а сейчас ее имя носит городская окраина. Пришел и сын путевого обходчика нашей станции. Станции давно нет, вместо нее теперь метро. Мы постоянно дрались, но он тоже был моим другом. И это – только мальчики, своих музыкальных девочек я приглашать постеснялся. Я тогда вообще стеснялся девчонок. Мы всех приняли, спасибо маме, и получилось весело, очень хорошо и совсем не тесно. Это был самый большой мой день рождения, и я его запомнил на всю жизнь.
На поляне стояли столы, за ними сидели наши родственники и знакомые родителей, постоянно кто-то вбегал и выбегал – из ворот и в ворота, шла счастливая и такая естественная жизнь. И никаких киношных спецэффектов, грозы или внезапной тишины, которыми режиссеры любят предварять наступление 1941 года! К окончанию института количество друзей на поляне снизилось человек до тридцати, кто-то пришел, а кто-то тихо ушел по своей взрослой дороге, в доме мы с мамой остались вдвоем. Потом война начала заполнять кладбище в тенистой роще за домом, а в дом пришел и стал жить в нем Юра.
Послевоенная жизнь мало что изменила, кроме возраста суровых или юморных и шебутных мужчин на поляне. Зато забор весь был увешан любопытными носами, за ним постоянно шел праздник, гремели тосты и салюты, призывы всем пережениться и выпить за здоровье молодых. Запах шашлыков доносился до крыльца и отвлекал от умных мыслей сидящих на его ступеньках шахматистов и математиков. Человек пять коммерсантов все-таки перелезли через штакетник, присоединившись к нам, и от всей души угощали собравшихся вояк, поэтов и мыслителей. Потом в дом пришел дядя Коля, ушла мама. Потом ушли все, и я остался один.
Сейчас я спрашиваю себя: когда же Бортэ поселилась в моем доме? Я перестал о нем думать, жил и не ощущал его вокруг. По науке это все называется «личное пространство». Дом исчез, и пространство сжалось до точки в моей груди.
Я спрашиваю себя, но – что сказать? Я не знаю. Когда мир меня снова заинтересовал, дом уже был и Бортэ жила в нем. Кто она мне? У меня никогда не было родных братьев и сестер, мне не с чем сравнить, но точнее всего будет сказать, что Бортэ – моя сестра. Не старшая или младшая, я никогда не искал у нее защиты или совета, никогда не пытался вести по жизни. Приемная сестра, одногодок. Ровная и спокойная помощь без просьб, обязательств и назиданий, принятие моей помощи без благодарности и влюбленно-преданного взгляда младшей. Мы существуем в моем доме естественно, не доставляя друг другу неудобств и стеснений, каждый свободен в своем выборе пути и примет, поддержит выбор другого. И не надо слов, чтобы это объяснить.
Бортэ привела на поляну всю свою семью. Мою семью. Я привел Боорчу и Мухали. Дети Бортэ – дети моей сестры, я заменил им отца и учу их жить в обществе мужчин. Моя приемная мать – мать мужа моей сестры, а ее сыновья, родные и приемные – дяди сыновей моей сестры. Так я воспринимаю свою семью, так ее чувствую, и семья отзывается мне, я стал для нее родным. Но в моем доме есть пространство только для Бортэ и еще двоих. Дом не маленький, просто поляна очень большая, а я долго жил в одиночестве. Наверно, я не привык доверять многим людям? Главное – за забором снова шумит дружелюбная толпа. А за спинами толпы опять простирается целый мир – степь, леса, горы, и где-то моря, моря! И у меня опять есть мой дом.
Иногда я думаю – а если бы вновь открылся портал и я смог вернуться к себе на Родину, как бы я жил без этих людей, неба, степи? Без своего народа? Вернулся бы? Да. И всех бы оставил здесь, расстался бы с ними навсегда? Да. Одного человека я взял бы с собой туда, в свой мир, если бы она согласилась. Бортэ.
Как-то так случилось, что не пристроила Бортэ никуда моих комических невест Есун и Есуген, доставшихся при первом сражении с восточным ханом. Говорила, что сразу война началась, все собиралась, а потом не до того стало, самим спасаться пришлось. Говорит она так, а делает всегда – как считает нужным, недавно опять к этой теме возвращались, и аргумент прозвучал уже другой. Мол, не по закону поступить велишь.
Есть у нас закон о наказании за измену мужа жене и наоборот, соответственно. Сам в Ясу включал, пресекая разврат, не то чтобы царивший в обществе, но очень уж заметный. Мы не звери, не в лесу живем, а семья все-таки ячейка общества, и не надо ее разрушать. В общем, нравится – не нравится кому, закон такой у нас в степи есть. Хотя я ничего не имею в виду и ни на кого пальцем не показываю, но в некоторых других случаях закон помехой устройству личного счастья достойных женщин не оказался. Например, с бывшей женой западного хана, самой красивой женщиной той державы, мне второй раз увидеться так и не удалось. То есть мой потенциальный гарем находится в очень жестких ручках и напрямую мне подчиняться отказывается. А Бортэ ни при чем, Бортэ – божий одуванчик и всегда на моей стороне. Вот сколько раз я просил ее продумать схему передачи разбойницы Хулан в руки Наи? В связи с моей и его большой загруженностью второй год не пересекались. Раз пять, по-моему? А воз и ныне там.
Сразу после моего назначения Великим ханом Монголии обнаружил я в кольце юрт охраны и прочих понятных мне по назначению юрт несколько новых сооружений очень фривольного вида: рюшечки, цветочки, хиханьки-хаханьки доносятся, девицы разные шныряют, отвлекая суровых воинов от несения караульной службы и размышлений о будущих победах над врагом.
Я вообще-то хан простой и неприхотливый в содержании. Мне этих всяких ханских штучек на фиг не надо. Если бы не Бортэ с ее представлениями о приличиях, давно бы ограничился двумя халатами: повседневным и домашним, и носил бы те сапоги, в которых мои ноги себя уютно чувствуют и дышат. Свалить все государственное имущество в кучу, залезть на нее сверху и сидеть, не дыша, боясь свалиться – не мой стиль. Завести себе резиденции и на травах, и на водах, и для отдыха снизу, и для отдыха сверху – не греет. Без пояснений. Пять лучших жеребцов во всех концах Монголии держать, вдруг моя задница туда доползет, и пусть самый лучший свежий жеребец под нею окажется? Да я никогда в такой бедности не жил, чтобы, став ханом, на эти подвиги пойти. Не хочется мне тратить время на подобную ерунду, доказывая подданным свою исключительность и реализовывая несбыточную мечту детства о белом «Мерседесе». Я в детстве о другом мечтал.
И подданные, надеюсь, по делам моим меня оценивать будут, не все же акынов Бортэ слушать, что-то и сами понимают. Я перевел на досуге стихи Семена Гудзенко «Нас не нужно жалеть», они у меня с войны в памяти крутятся в исполнении Высоцкого. Адаптировал под местные условия. Здесь народ неграмотный, привык всё на память хватать. Сначала прочел Мухали, Борохулу и Ахаю, а они потом по всей армии разнесли. Вот и весь смысл нашего служения народу. И не надо больше ничего о нас говорить. И командовать нашими людьми не надо, с ними надо вместе идти в бой, и чтобы все знали – за что.
В юрты я заглядывать не стал, но у охраны, естественно, поинтересовался, что за бардак намечается в Ставке. Не бардак, отвечают, а как положено – жены и их служанки размещаются в соседних с ханом юртах. Вообще у нормальных ханов в шатре есть женская половина. Это ты у нас такой воинственный, что один всю юрту занимаешь, даже обслуживающий персонал и охрану высочайшим указом удалил. Один остался.
Мелькнула на горизонте Бортэ, и теперь у меня в юрте в любой момент можно обнаружить щебечущих и хихикающих Есун, Есуген или Хулан, а то и всех троих сразу. Прислуживают своему мужу и повелителю, разгоняют морщины на его челе и, вообще, для настроения. Да и ладно, настроение действительно чувствуют – когда надо, и подумать не успеешь, уже повыбегали. Нормально, я привык. Действительно, сижу один – бирюк бирюком, не дело. Жизнь вокруг, и вообще…
…Есть у меня маленькая слабость, грешен, что уж говорить. Люблю дарить подарки. Конечно, не всем подряд. Но почему-то подарок часто приносит больше удовольствия мне, чем имениннику. Легче всего осчастливить ребенка, взрослому, конечно, так просто не угодить. Подарил Убилаю в прошлом году меч, думал – долго объяснять придется, что такое узорчатая сталь. Да, здесь где-то есть свой Дамаск, несомненно. Переживал, пока подарок не вручил, но даже демонстрировать эффект не пришлось. Знаком Убилай с достижениями местного разума, заикаться стал от благодарности. Порадовал меня, этого я и добивался. Два именинника – я и Убилай.
Убилая наградил за то, что в процессе преследования и выдачи смачного пинка нашим западным объединенным, а потом добровольно разъединившимся противникам он не дал их довольно большой группе собраться с мыслями и вынес врага за наши южные рубежи. Да так удачно вынес, что, не вникая особенно в предмет границ, степь – она и есть степь, никто ее колышками не размечал, раздевал противника до трусов уже на сопредельной территории. Проскочил за ними в какой-то оазис, немножко пустыни прихватил, в этом оазисе и произвел процедуру. Прикинул, что нам пригодится из имущества, остальное вернул начинающим нудистам, дабы стыд прикрыли, и бодро порысил назад. Пинок означает то, что все прошло мирно, сами сдались, ни мы, ни они никого не убили. Но залет был. Поэтому Убилай получил саблю почти через год, ждали последствий. Соседи смолчали – ладушки. При случае извинимся. Сам грешен, в чужую речку народ купаться загонял.
Есуген мне сына вот-вот родит, как без подарка? И остальным своим женам, родственницам и просто достойным женщинам нашего народа я до сих пор ничего не подарил. Ну, не наградные же доспехи им раздавать? Выбор небольшой, и все на виду. Хотя таких шуб из соболя, какие они зимой надевают, у нас на Земле ни у одной миллиардерши не было. Но не мои подарки, сват расстарался.
Мысли у меня все кривые и начинаются уж очень издалека. Набрался здесь у народа привычек, загадками говорю. Караван я собираю с дарами леса и степи. По нашей южной границе, порою забредая к нам, караваны ходят. Прелести цивилизации несут в нашу глушь. К нам изредка добираются, а вот через оазисы южного соседа – часто хаживают. Хан грамотеев, тот, что к нам в государство вошел, – восточный хан своего народа. Есть еще и западный хан, цивилизованный и культурный. Но это их национальные проблемы.
Я о другом. Караванный путь длинный, он тянется через государство западного хана, потом проходит через оазисы одних наших южных соседей и попадает к другим, тоже нашим. Вот бы в цепочку эту включиться, повести караваны по нашей южной границе. Абсолютная безопасность, моя охрана или даже охранная грамота это гарантируют. Был в городках у грамотного восточного хана, посмотрел на их жизнь после степи, по караванной торговле проконсультировался. Село селом, а какую перевалочную базу отгрохать можно! Ведь – расцветут города. Хан гордо провез меня через все свое наиболее выдающееся богатство, города Турфан, Харашар и Куча. Он гордится, а меня на смешки пробивает. Особенно Куча достала. Ассоциации, куда от них деться. В общем – все удачно, показал хан сюзерену-кочевнику товар лицом. Хвалил, конечно, восхищался, я же гость. Дикарь, что с меня взять. А государство, куда мой первый караван пойдет, называется Си Ся. И ничего смешного!
…Глина, песок, мелкие камни и цепляющаяся за это убожество чахлая трава. Прямо не верится, что она когда-то зеленела. Хорошо хоть, что оазисы здесь часто встречаются, не реже дня пути, иначе коням пришел бы конец, а потом и людям. И вода поблизости. Надо в дальнейшем обзавестись деревянными лопатами, можно колодцы рыть до метра глубиной, не мечом же копать. Потом подумаю. Сейчас не до этого, подарки своим иду отбирать, дарить пора. Веселое у них оказалось государство, Си Ся эта. Правила и законы занятные.
Отправил я караван и через две недели получил назад половину караванщиков и охраны. Избитых, обворованных и без подарков. Ну, мои простаки так рассказывают: напали разбойники, стали требовать денег, потом навалились на охрану – кто успел, тот убежал и спасся, а караван остался и пропал. Таможенников вы ребята не видали, вот пока и не делаете различий. А различия есть: таможенник – он государственный служащий, он, когда грабит, не только о себе, но и о государстве думает. Вам таможенный сбор предложили уплатить и размер установили – караван. Отдали бы и шли спокойно, куда хотели, а дальше, может быть, вас и настоящие разбойники встретили бы и вырезали или в рабство забрали. У таможенников связи во всех сферах. Но государство здесь было бы ни при чем, не обязано оно о всякой нищей швали заботиться. А вы что? Не захотели сбор платить, устроили сопротивление и драку, вот половину вас таможенники и ухайдакали. Валите отсюда и можете жаловаться!
Правильно, отвалили и мне пожаловались. Вообще все правильно. Если утремся и смолчим – так и зачем нам караван? Нормальная пошлина. Переговоры проведите цивилизованно, в международный суд подайте жалобу, и вам, возможно, что-нибудь вернут через год или два, если были неправы и товар не разворуют. Эх, поступил бы я цивилизованно, сам за закон стою, да времени у меня нет. Есуген рожает и срочно подарки нужны. Так что уж я не в суд, а сразу к государству Си Ся обращусь, в его пользу таможенники старались, и хоть что-то из моих отцовских ресурсов, предназначенных для женщин и младенцев, ему да перепало. Нет, но до чего привыкли ребята пинать монголов! И ведь слухи про меня, наверно, дошли, а не удержались, хапнули.
…Государственный грабеж – такое же личное и интимное дело, как и некоторые… прочие. Не грабежи, дела. За всем происходящим просвечивают две фигуры, две личности: моя и царя Си Ся. Можно, конечно, попытаться сейчас дойти до их столицы, но правильно ли меня поймут? Воевать со мной пожелают или мой караван по сусекам начнут разыскивать? Оно мне надо? Нет. Мне нужен караван подарков взамен отправленных товаров. Раз. Мне нужны убийцы моих людей. Два. Мне надо, чтобы такого больше не повторялось. Три. Все, инцидент исчерпан.
Сейчас времени беседовать с ними нет. Личные дела у меня, тороплюсь, пусть этих сисястых их мама учит, как долго и счастливо жить. Мне некогда, потому и взял с собой только свою гвардию – для поставленных задач хватит. Первая задача. Все встреченные караваны во всех оазисах приграничья заворачиваем к нам, потом разберемся, где чьи, и вернем хозяевам. Всем, кроме сисских грабителей. С подарками почти разобрались, и даже объяснили всем отпущенным караванщикам, при чем здесь Си Ся и ее таможенники, и где находится Монголия. Не там, где думает Си Ся. Женщины Монголии будут очень довольны, у них наступит Восьмое марта. А у части мужчин, особо гвардейской части – двадцать третье февраля. Но это не все. Есть вторая и третья задачи. И если правители Си Ся не придумают сами, как разрешить возникший конфликт, мы вернемся и им поможем.
И подсказывать выход я им не собираюсь. Пусть хоть всех своих таможенников перережут, на слово не поверю. Си Ся, хватит жрать, пора думать.
…Сын у меня родился! Есуген назвала его Чахуром. Это мой первенец. Мне не очень нравится имя, ну да ладно. Подарки пошли на ура. Здесь такое принято, но не с моим размахом. Сисских оказалось девять караванов, поэтому подарками завалил всех. Все чужие караваны с извинениями, богатыми дарами из сисских сокровищниц и специальной охраной, достаточной для небольшой войны, отправил назад, к их владельцам. Если не дождались в Си Ся и куда-то двинулись – догнать, вернуть и добавить даров из моего специального фонда. Справедливость – мое ремесло. А не надо обижать будущего молодого отца в столь ответственное для него время.
Си Ся помалкивает, как будто так и надо. А надо не так.
Сумасшедшие очереди собирались во времена Союза за цветами. На Восьмое марта только мимоза выручала. Этого добра было – завались. Как-то, на восьмое, отстоял почти пять часов в очереди, чтобы купить три тюльпана матери, а достался один нарцисс. Человека за два до меня эти тюльпаны закончились, и один нарцисс – все, что удалось. Мать была благодарна. А уже на Девятое мая (она у меня блокадница) букет гвоздик покупался без проблем, спокойно рылся, выбирал. На Новый год несколько раз находил ей вполне приличные розы, а уже с января по апрель – «бери что дают». И почему торговлю ими было не наладить? Вот за что Гайдару спасибо: убил не только экономику, но и дефицит. Любые цветы в любое время. Но если главное – внимание, то мой нарцисс, добытый за пять часов стояния в снегу на морозе, самый дорогой подарок, который я сделал.
Просто вспомнилось. Осень, цветов нет.
…Ребенок умер. Две недели сначала мы, а потом шаманы пытались что-то сделать, но ничего не помогло. Может, мои гены сделали его не таким выносливым, как все они здесь? Вот и на этой планете у меня появилось место, где я сижу один, и не надо меня трогать. Они не понимают… я не понимаю… просто оставьте меня в покое и все.
Глава 13
Вот и зима пришла. Новый год примерно в эти дни проходит. Снег, снег, снег, снег… Вытащишь из сугроба голову, и полегче, все проясняется, только сосульки на слипшихся волосах. Все проходит, и это пройдет, надо только перетерпеть. Хулан беременна, надо жить дальше. Надо жить.
Разобрался с географией наших южных соседей. В первую очередь есть интересная и достаточно странная информация. Империя Си Ся на востоке граничит с Империей Цинь, в переводе – золотой империей. Сергей Петрович, это тебе ничего не напоминает случайно? А то, что масса названий местности и городов, которые сообщает агентура, имеют явное китайское звучание?
Нет, китаи – народ такой, живет этот народ довольно далеко, на юго-западе, и западный хан грамотеев под их протекторатом. Допустим, случайность. А то, что у наших соседей есть аналог Великой Китайской стены в четыре роста высоты, протяженностью вдоль всей нашей границы, а это побольше тысячи километров? С этим как быть? Конечно, все самому пощупать руками надо, но все-таки, что – во всех мирах похожие чудеса света? И построена стена для защиты от кочевников, и охраняют ее кочевники, наши друзья, примерно так же, как вестготы охраняли Рим. Но что за мир такой странный? Надо к лету туда караваны послать, пусть обнюхают все, разведают и доложат. А пока – не знаю, что и думать.
Я вырос в огромной благополучной стране. Может быть, мы не ощущали особого богатства, но детям действительно отдавалось все самое лучшее. Обладая массой друзей и приятелей из самых разных слоев общества, в том числе детей горьких пьяниц и абсолютно нищих неудачников в жизни, я никогда ни от кого не слышал о чьей-либо детской смерти. Над детьми реально тряслись, и если взрослые поликлиники и больницы вызывали массу нареканий, то детский человеческий капитал сберегался бережно и аккуратно. Мы все болели разными болезнями в меру заложенного природой и судьбой здоровья, но неизменно поправлялись и даже не обращали на это внимания.
В детстве я переболел почти всем, на обложке моей медицинской карты было отмечено для простоты, что я не болел свинкой. Весь этот болезненный забег был проделан до пяти лет. Потом спокойно калечился, не думая о последствиях, и меня аккуратно сращивали и зашивали. Без каких-либо махинаций и денег моих родителей меня исследовали и обследовали в специализированных институтах и клиниках только потому, что моему участковому врачу что-то там показалось. Но мне кажется, что все лозунги о нашем счастливом детстве, украшавшие скучные будни взрослых людей, были почти правдой. Детство у нас было здоровым. Потом пути становились разными, и некоторые уже в детстве от предчувствий будущего счастьем не лучились. Способностей мало, дело плохо – врачи не помогут.
Моя тетя, сестра матери, умерла маленькой в блокаду от голода, но это была причина! Статистику, конечно, в газетных передовицах не печатали, но я ездил по стране с родителями, пока к пятнадцати годам не надоело, и не слышал о смерти детей нигде. Конечно, когда вырос, тем более – в девяностые, мог получать любую информацию такого рода, но понимая, что происходит, не хотел этих знаний, потому что ничего не мог изменить. Знания ради знаний? Я столкнулся со смертью ребенка впервые. Хотя дети здесь умирают. Когда утешали – говорили, что часто, пока не окрепнут. В мертвом стойбище насмотрелся, но там я и сам был мертв.
…Опять неспокойно на северо-западе, накапливаются на границе изгнанные. Похоже, никто их не принимает, земля тесная, места мало. Или ностальгия замучила – тогда понимаю. Это и не враги уже, весной Чжирхо или Собутай выкинут их щелчком. Надо научить ребят отмерять расстояния не только в конских переходах, местность везде разная, а в километрах. Отбросить надоед на сто пятьдесят верст. Заселить прикордонье. А кем? Может, объявить государственную поддержку всем, кто поедет осваивать новые земли? Держать там постоянный гарнизон, чтобы оставили нас в покое? Укус комариный, но раздражает, каждый год кто-то лезет. Вот перебили бы тогда на горе все сто тысяч, и не несло бы тухлятиной с западных границ. Только нервы мотают.
Ладно, решение такое: дать по шеям и гнать километров сто пятьдесят, до заметного ориентира. Потом вернуться домой, пообедать и снова съездить к ориентиру. Вернулись паразиты – снова дать по шеям. Домой, ужинать, и еще раз, в конце лета, съездить, дать, если не поняли. И будет буферная зона. Ответственный – Собутай. Точка.
Что-то Си Ся давно не видно. Я бы на их месте уже поинтересовался, где мои девять караванов, или реквизированный монгольский попытался вернуть. Или – выяснять бы приехал, кто виноват? Соседям пожаловался бы, что у нас тут ложки пропадают, монголы все блестящее себе в гнездо тянут. Послов бы послал «доброй воли», в конце концов. Как тут у них принято? Ждут, когда я сам к ним приеду? Дорожка-то знакомая, сейчас караваны с добром начну отправлять прямо в таможенные засады, ага. Кстати, а это мысль.
Пусть Чжирхо по прошлогодним оазисам проедется, сразу два дела сделает: проверит, что у них с колодцами на караванном пути, и сам немного землю покопает – какая там вода? Оглядится. Со встреченными караванами велю раскланиваться и желать доброго пути. А попадутся разбойники или таможенники – пусть попробуют у Чжирхо реквизировать дивизию в оплату таможенного сбора. Флаг в руки и барабан на шею. Можно предварительно поспрашивать: не встречались ли им в столице убийцы наших караванщиков? Два захода: начало и конец лета. И не спать, не спать.
…А не напоминает ли мое поведение действия США в покинутом мною мире? Заменяем монгольские дивизии на авианосцы и начинаем охранять жизнь и покой своих граждан на всей планете, несуетливо откусывая по кусочку – то там, то сям. Так сказать, несем демократию в массы. Осталось обвинить Си Ся в изготовлении оружия массового поражения. Вдруг у них тоже нефть найдется?
Заскучал в Монголии? Кроме Си Ся, врагов не осталось? Китайскую стену охраняют друзья, предупредившие нас о готовящемся западном вторжении. А может, Чингизхан Петрович, тебе просто стареть неохота? Жены молодые, опять папой скоро станешь, вот и носишься живчиком, дела делать хочется, а по возрасту – пора на печке лежать и за поясницу держаться! Не нравится? Кольнуло? Это почки.
Что полезного нынешним летом ты сделаешь для Монголии? Нельзя, чтобы народ видел, как хан скучает и от безделья мается. Правильно угадал, почту делать будем. Соединим основные выпасы и группы племен в разных районах страны курьерами. Легче будет информацию для Бортэ собирать. Не только экстренные сообщения, но и в постоянном режиме. И с нашим родственником, восточным ханом, беседу проведем, двинем через него на Запад наши караваны. Товар – на усмотрение грамотного человека, а шпионы в караване – это уже наше дело. Мало мы еще знаем о мире, в котором живем. И ирония тут неуместна. Надо усиливать разведку. Третья цель – привлечь в страну ремесленников, в первую очередь – кузнецов и лекарей. Лекарей для армии и народа много никогда не будет, можно и китайских – пусть шпионят, главное, чтобы людей спасали.
В армии – один лекарь на тысячу, а у него должен быть десяток помощников, по фельдшеру или санитару на сотню. Этих я могу профинансировать столько, сколько удастся привлечь. Курсы подготовки надо организовать, чтобы хоть общие навыки народ усваивал. С кузнецами: идеал – довести до кузнеца на армейскую сотню и на каждое крупное стойбище. Добавить шорников в армию и обсудить проблемы питания. Как сделать удобнее: чтобы каждый десяток отдельно питался, ежедневно меняя дневального, или ввести должность повара на каждую сотню? Но тогда со временем на сотне повиснет балласт – лекарь, кузнец и повар. При их выбытии баре растеряются с непривычки, и… Откатаем этим летом на свободных дежурных дивизиях, а к концу проведем смотр, все ошибки вылезут сами. И пару учений, то есть охот – надо провести. Не расслабляться.
…Что-то у меня совсем с головой не в порядке. Радость в семье, у Зучи, старшего сына и будущего хана Монголии, моего наследника, сын родился – первенец. Все великолепно, парень крепенький, бутуз. Зучи гордо сияет. Третий наследный хан Монголии, третий, после меня и него. Он назвал его Бату. Бату, внук Чингизхана.
Занервничал, сам пошел с Собутаем громить остатки западной орды. Взял с собой только охранную тысячу гвардии. Мой интерес: пленные, допросы, поиск знакомых словосочетаний. Там были ханы и подханки найманов и меркитов, Тохтоа и Кучлук. Меркит Тохтоа убит в схватке, войско частично истреблено, частично в плену, немногие опять переплыли реку. Кучлук переплыл. На той стороне какие-то кара-китаи. На северо-западе – и китаи? Ничего не понимаю, имен таких не помню, народов не знаю.
Знаю, неправда, большая часть их у меня под рукой и верно служит, в том числе какое-то количество в дивизии у Собутая. Когда возвращались, пришло в голову, что, если поменять в имени Собутай ударение на другой слог, звучит более чем знакомо. А Зучи – это Джучи. Такие дела. Да, у меня же кто-то из приемных братьев меркит, только не соображу, кто? Или найман?
…Я всегда считал, что хорошо учился в школе. История одно время была моим коньком, но увлекался я больше рыцарскими временами. Ранним европейским средневековьем, Россией от пришествия Рюрика. Хорошо, что в Египет времен фараонов не занесло, там бы я вообще поплыл, как-то интереса не вызывали. Пирамида Хеопса и Тутанхамон; был я в Эрмитаже на выставке предметов, найденных в его гробнице. А кто из них раньше жил – не скажу. Но Египет давали в четвертом классе и даже в школе, на экзамене, знаниями по нему не интересовались. А битву на Калке я почти знаю. Тысяча двести двадцать третий год, лето. Чингисхан в лице туменов Субэдэя и Джэбэ. Джэбэ – это Чжирхо, мой Капитан. Стрела. Методика действий разработана мной, я их сам учил. Только о той битве не вспоминал, даже в голову не приходило. А покоритель Руси, мой внук Бату, лежит на развернутой пеленке из бараньей шкуры у меня на коленях и пускает пузыри.
По зрелом размышлении я сделал следующее. Взял гвардию и вместе с дивизией Чжирхо посетил Си Ся. Кроме запланированных действий в оазисах, занял несколько городов на подходах к столице царства. В следующем году страну завоюю, и мне для этого понадобится плацдарм. Никого не грабили, не убивали, над мирными жителями не издевались. Хотя, как я иногда говорю – кто поверит? Все города взяты со стороны столицы, использованы внезапность и их открытые ворота, брали днем, почти без жертв.
Вояки местные стреляли, рубили и кололи моих молодцов, за что и пострадали, больше этого делать не будут. На шесть городов нашлось около двухсот таких агрессивных. Мой брат Хасар за двести шагов попадает стрелой птице в глаз, я сам видел, шаги считал, птица летела. Остальные не такие меткие, но в летящую птицу не промахнутся. Поэтому не надо эксцессов.
Это – действия. К ним меня привели следующие мысли. Я не переместился во времени. Иначе получится замкнутый цикл истории, процесс этот бесконечен, обсуждать не буду. На моей Земле уже существовал Чинги
Кто-то это все разработал, не бог же ему надиктовал, вывод: Чинги
…В Китае, Монголии, Казахстане Чингисхан чуть ли не национальный герой. Наши учебники подробно рассказывали о трехсотлетнем монголо-татарском иге и роли Руси в спасении Европы от монголо-татарского нашествия. Грудью заслонила Европу, как своих товарищей Александр Матросов. Меня воспитали в любви и доброте, нормальным человеком, никто из сотен и даже тысяч моих друзей и знакомых не считал меня кровожадным чудовищем или маньяком. В Монголии народ только что не боготворит меня, очень похоже на отношение основной массы советских людей к Сталину при его жизни. Отец народа. Но я проводил эту линию в жизнь, добиваясь единения. Десятник – отец десятка. Сотник – отец сотни. Ну, и так далее. И у всех семьи и родственники, за каждым свои род или племя. И все мы едины, поддерживаем и бережем друг друга. А во главе я, мудрый, думающий, как бы улучшить жизнь всего народа, прекративший самоистребление нации, гарант защиты прав, свобод и закона.
Прошло слишком мало времени, еще никто не забыл своего прошлого. Можно сравнивать, смотреть в глаза своему соседу и понимать, что его могло бы уже не быть, если бы я не изменил время. Сталина развенчал Хрущев после его смерти. Беглый Кучлук вернется из-за реки и сообщит всем, что я пришелец, кровожадное чудовище, и надо плевать на мою могилу? Дурак он. Не только его дети, но и он сам может вернуться в Монголию и спокойно жить и работать. Без оружия и без грабежа. Вот это – проблема, без этого Кучлук жить не может, так воспитали. Кучлук молодец, а Чингизхан – чудовище, все Кучлуковы банды истребил, землю их костями засеял. Неужели и на этой планете наши потомки будут такими?..
Кстати, а почему мы татаро-монголы? Монголов придумал я, а татар у нас нет. Из похожего по звучанию есть таты. Мои Есуген и Есун – татушки. Ну, держитесь, ребята, татушки – страшная сила. И их продюсер, кажется, Шаповалов, старался завоевать весь мир, пока остальные внутри страны себя нахваливали и пели себе осанну. Нашлись монголо-татары, это Есуген и Есун. Теперь мы непобедимы.
Предлагаю такой вывод из известной мне истории Чингисхана. Поскольку в Монголии, Китае и вообще в Азии Чингисхан – герой и Повелитель Вселенной, нужно сосредоточить свои усилия именно на этих направлениях. Постараюсь постепенно создавать единое государство с едиными законами, удобными для жизни простого люда. Везде своя дикость и резня, это надо прекратить. Человеческие законы для спокойной жизни народа и мощная армия для защиты его интересов. Общая цель, вкратце.
Постараться объединить Китай в единую державу того образца, который существует на моей Земле. Трудолюбивые китайцы в мирной жизни наизобретают и произведут столько всего хорошего, что это даст серьезный толчок развитию человечества на несколько сотен лет вперед. А Европу и Русь трогать не станем, так и воспитаем наследников. Туда ни ногой. Жаль, а посмотреть бы очень хотелось. Но лучше даже послов не отправлять. Не надо лишнего риска. Любопытной Варваре нос оторвали.
…Служил у нас при штабе внук одного из сталинских маршалов, кузнецов Победы. С немаршальской фамилией – «маршал» по материнской линии. Тогда такое еще можно было встретить, редко, но попадались. Так вот. Обычная штабная крыса – говорить с ним, собственно, не о чем. Вроде бы всем доволен, он и не суетился – о происхождении помнил. Сказали мне, чтобы не лез (от греха подальше), я и перестал его замечать. Тихий и, кажется, безобидный. Потому в поле зрения не держал, о произошедшем узнал только из рассказа. Подшутили коллеги над маршаленком, спустили «Приказ командиру части»: нашему – «героя», и в звании на две звездочки, и в должности приподнять. Прямо на стол имениннику грохнули. И сопроводительные документы, мол – так и так, нельзя, чтобы маршальский внук фамилию позорил и в лейтенантах бессрочно пребывал. Государственный интерес! Дальнейшее понятно. Внук себя проявил, приказ одобрил и повел себя соответствующе. Убрали его подальше от скандала. Действительно, государственный интерес, ведь до анекдота могло дойти.
Что-то я раздухарился. Сам себя Чингизханом назначил, страну Монголией назвал, а теперь и планы пошли. Маршаленок!
У меня и Хулан родился второй сын. Назвала Хулугэном. Боюсь туда пока даже ходить. Даст бог, в этот раз все обойдется. На осень все дела откладываю, пусть командиры дивизий и Бортэ пока, как-нибудь, сами за страной присмотрят. Боорчу – ответственный за восточную часть, Мухали – за западную, пора им расти выше своего дивизионного генеральства. Пусть маршалами побудут, пообвыкнутся в шкуре политика. Не все им на коне скакать и шашкой махать, учитесь и гражданские проблемы на плечи взваливать, головой, головой работать нужно, и ножками, ножками… Так и пойдет.
Поделиться книгой: