Помоги проекту - поделись книгой:
— Увольняют его, за непотребство обществу.
— То бишь начальству?
— Да.
— Вот видишь! Я же пророк, Коля, оракул… Я искатель! — он отрезвело посмотрел на Чижова: не ляпнул ли чего лишнего, и поднял над столом стакан: — Ну за мое здоровье.
Они чокнулись и выпили за здоровье «искателя» Дегтярева. Внизу, в густой темноте, горели огни города. В открытое море, черное и бесконечное, уходил весь в огнях теплоход.
Потом они еще поговорили в том же духе, и Чижов стал собираться уходить.
— Пришел, увидел, победил! — восхищенно проговорил Дегтярев. — Ну, валяй. Служба, наряды, заряды… Я понимаю. Но когда же мы с тобой встретимся, таинственная личность?
— Скорби, Максим, — печально ответил Чижов. — Удаляюсь в неизвестном направлении…
— Как? — остолбенел Дегтярев.
— Уезжаю.
— Когда же?
— Завтра.
— И надолго?
— Дней на пять. В отряд на сборы.
— Ну, это пустяки! А я думал уж насовсем! — с хорошо разыгранным облегчением воскликнул Дегтярев.
Он переоделся, и они спустились с веранды в сад.
— Пойдем, я тебя провожу. Меня режим не касается, у мадам Прицкер в пансионате вольная жизнь.
Он проводил Чижова до набережной, долго тряс на прощанье руку и затерялся в толпе, а капитан направился на заставу.
Была половина одиннадцатого. В ресторанах играла музыка. На всех скамеечках сидели парочки. Множество людей прогуливалось по набережной взад и вперед. И только капитан Чижов, один среди этой праздной толпы, ждал тех важных событий, о которых не должны знать и никогда не узнают все эти люди.
Дегтярев, безусловно, проявил интерес к его сообщению об отъезде. Но поверил или не поверил он в это? Не вызвало ли в нем подозрения столь откровенное и поспешное сообщение? Нет, пожалуй, не вызвало. И еще вопрос: действует ли Дегтярев один, или у него есть сообщник? Пожалуй, есть. Одному человеку за такое короткое время не собрать столько интересных марок. Кто этот сообщник? И вообще, какую цель ставит Дегтярев, приходя на заставу? Скорее всего — втереться в доверие, усыпить бдительность и воспользоваться этим для проведения важной операции. Только так.
Острое чувство тревоги за всех этих людей, попадающихся ему навстречу, охватило Чижова. Да, борьба ни на минуту не прекращается, и пока правда не победит неправду — так будет всегда!
…А наутро пришли сведения с Дальнего Севера и из Куйбышева. Да, Дегтярев Максим Спиридонович работает на таком-то прииске инженером-геологом и сейчас проводит свой отпуск там-то и там-то. Да, Мария Трапезникова была знакома с неким Дегтяревым и гуляла в ту ночь вместе с ним на пляже санатория «Абхазия». Сначала он был в соломенной шляпе, а потом, при прощании, как-будто без шляпы. Больше Трапезникова о нем ничего не знает.
Круг замкнулся. Ничего существенно нового. И Чижова вновь охватило отчаяние. Летели к черту все его подозрения: и насчет примет, и насчет марок, и насчет поведения Дегтярева у него на веранде. Бросить все! Плюнуть на этого Дегтярева, прекратить за ним слежку, извиниться перед Зубрицким!
Но, успокоившись, Чижов почувствовал, что не сможет этого сделать. Нужно еще подождать немного, нужно еще последить, понаблюдать. Все может быть!..
И в тот же вечер, отправляя Умурзакова и Павлюка в наряд в Лягушачью бухту, он строго-настрого приказал им усилить наблюдение и не покидать этого района ни при каких обстоятельствах.
Снова солнце опускалось в море. Огненная дорожка мерцала на разгулявшейся в белых барашках воде. У самого горизонта море было лиловым, тревожным, предвещающим шторм. Дневной зной сменился порывами свежего ветра. По небу летели клочья туч; где-то очень далеко бушевала гроза, рассекая горизонт безмолвными молниями.
Умурзаков и Павлюк пришли к нагроможденью камней в Лягушачьей бухте и залегли недалеко друг от друга. Пахло выброшенными на берег водорослями. Было безлюдно кругом, грозно рокотало море.
Да, здесь было самое глухое место на всем побережье. Узкие бухточки врезались в отвесные скалы, образуя подводные пещеры и лабиринты. Волны с шумом вкатывались и выкатывались из них, зловеще лизали осклизлые, покрытые зелеными водорослями камни.
Солнце уже закатилось, но в темнеющем небе еще виднелись бегущие с моря тучи. Павлюк смотрел на них, и ему казалось, что это не тучи бегут, а вершины высоченных прибрежных скал все время клонятся к морю и вот-вот обрушатся на них с Касымом и погребут их. Юрию стало жутко.
«Не исключена возможность нарушения государственной границы…» Эти слова Павлюк повторял, как присягу. Он знал, что вся застава поднята на ноги из-за той, второй шляпы… Ему было стыдно вспомнить свои тогдашние насмешки над Умурзаковым. Он хотел, чтобы случилось что-нибудь, и тогда он отличится в настоящем деле!
Ночь шумела прибоем. Маяк на мысу через равные промежутки времени загорался ярко-голубым светом. Луч прожектора, в котором вспыхивали ночные бабочки и мотыльки, рассекал темноту, щупал море и небо, потом снова гас, и становилось еще темнее.
Одолевала нудная зевота. Но не потому, что хотелось спать, а просто от скуки. Лучше бы уж ходить, чем торчать на одном месте!
— Эй! — шепотом урезонил его Умурзаков. — Не шуми.
Павлюк тяжело выдохнул воздух и щелкнул зубами. Несколько минут он лежал тихо, усмиряя зевоту и чертыхаясь про себя. Хотелось заорать во все горло, вскочить на ноги, двигаться. Но — нельзя!
И вдруг в километре от них, над пляжем «Абхазии», взметнулась ракета. Пучок огненно-красного света прочертил в небе длинный след и потух, упал в темноту.
— Касым, видишь? — шепотом спросил Павлюк.
— Вижу.
— Бежим туда!
— Нельзя.
Вторая ракета взлетела в небо, прочертив яркий белый след.
— Что же мы сидим? Пошли! — Павлюк вскочил на ноги, он весь дрожал от нетерпения.
— Ложись! Нельзя уходить, — снова шепнул Умурзаков. — Командир сказал — нельзя.
Юрий зло выругался. «Нельзя, нельзя…» Там заварилось дело, а тут — торчи…
Прошло несколько минут. У «Абхазии» было тихо.
…Между тем там произошло следующее. Лейтенант Зубрицкий и пограничник Захаров патрулировали пляж. Они прошли один раз, второй — кругом было спокойно, ни единой души. Когда они проходили в третий раз, встретили Дегтярева. Он шел с полотенцем в руке и громогласно распевал:
— А-а, товарищ Зубрицкий, наше вам! — развязно поздоровался Дегтярев, когда к нему подошли вплотную.
— Что вы здесь делаете? — спросил лейтенант.
Дегтярев помахал полотенцем:
— Да вот искупаться хочу. Водичка сейчас, как парное молочко.
— Не положено, гражданин Дегтярев. Вы же знаете, существует пограничный режим.
— Ну и отлично, — сказал Дегтярев, — но режим этот существует для посторонних, а я, слава богу, свой человек на заставе, и товарищ капитан, конечно, разрешил бы мне купаться не только сейчас, но и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра. А как же?
— Освободите пляж! — прервал его Зубрицкий.
Дегтярев стих, пожал плечами и зашагал прочь, оскорбленный. Зубрицкий и Захаров некоторое время смотрели ему вслед. Вот он стал подниматься по лестнице, вот зажег одну спичку, вторую, третью… Видимо, никак не мог прикурить на ветру. Три огонька один за другим вспыхнули и погасли в ночной темноте, поглотившей Дегтярева. И вдруг немного в стороне из кустов вымахнула одна ракета, потом вторая. Мертвенно-яркий свет залил пляж, выхватил из темноты деревья.
Кто дал ракеты? Зачем? Пограничных нарядов поблизости не было. Это Зубрицкий знал точно. Вместе с Захаровым он кинулся к лестнице, взбежал по ней, стал осматривать кусты и камни. Кисловатый запах порохового дыма еще плавал в зарослях, а тот, кто выпустил ракеты, исчез. Исчез и Дегтярев.
Но обо всем этом ни Павлюк, ни Умурзаков еще ничего не знали, а только догадывались, что у «Абхазии» что-то случилось, и Юрий поносил Касыма самыми последними словами. Вот оно, настоящее дело, о котором он мечтал! Две ракеты красного и белого цвета — это сигнал «спешите на помощь». Так какого же черта они торчат здесь?
В какие-то мгновения Юрий переоценил все свое поведение в эти дни, и ему показались, жалкими и смешными все его улыбочки и сомнения, все его снисходительное, безалаберное отношение к службе на «курортной» заставе. Ах, если бы можно было поспешить на помощь, он бы показал, на что способен, он бы показал!..
Но Умурзаков не разрешал.
…Все, что произошло потом, было невероятным. Сначала Касым толкнул его в бок и прошептал: «Смотри!» Затем Юрий увидел, как внизу, к берегу, подплыло что-то черное. Кто-то подплывал к нашему берегу. И это происходило совсем рядом. Касым привстал на колено. Он умел это делать бесшумно, как птица. Юрий тоже привстал. Луч прожектора тревожно заплясал на воде по белым гребешкам волн, далеко от берега. Метнулся в одну сторону, в другую и снова замер на прежнем месте, что-то нащупывая.
А Касым неотрывно смотрел вниз, туда, где черный предмет уже подплывал к камням. Вот он ткнулся о берег и сразу скрылся в нагромождении камней.
— Ракету, — спокойно приказал Умурзаков.
Да, все было невероятным в эту ночь. А на рассвете капитан Чижов заканчивал допрос молодого подтянутого человека в форме старшего лейтенанта Советской Армии. Человек сидел на стуле прямо, неподвижно и в упор рассматривал капитана.
— Еще один вопрос, Куприянов, — сказал Чижов. — Вы шли сюда на связь?
— Так точно.
— С кем?
— Это не имеет значения.
— А если подумать…
— Я не люблю повторяться, — Куприянов отвернулся и стал смотреть в окно, давая понять, что он больше ничего не расскажет.
— Так… — терпеливо произнес Чижов. — Тогда я расскажу вам.
Куприянов недоверчиво покосился в его сторону.
— Вы шли на связь, — продолжал Чижов, — с агентом, который выдавал себя за советского инженера-геолога Дегтярева Максима Спиридоновича…
Капитан сделал паузу, от его взгляда не ускользнуло, как по лицу задержанного пробежала тень.
— …По курортным путевкам этот Дегтярев жил в санаториях Сочи и Гагры, а потом приехал сюда и поселился в доме у гражданки Прицкер.
Куприянов мрачно нахмурился.
— В Сочи, в Гагре и здесь он имел целью разведать охрану границы и подготовить вашу высадку. Для этого он подкинул на пляже санатория «Абхазия» свою соломенную шляпу и пришел за ней на нашу заставу. Вот полюбуйтесь, мы сфотографировали его.
Чижов вынул из папки и протянул Куприянову несколько фотографий. Дегтярев и лейтенант Зубрицкий во дворе заставы… Дегтярев и группа солдат, занимающихся на штурмовой полосе… Куприянов с интересом рассматривал их, а потом вдруг брезгливо швырнул на стол.
— Предатель!.. — выдавил он из себя.
— Итак, вы шли к нему?
— Да, к нему, — подтвердил Куприянов, и лицо его приняло прежнее надменное выражение. — Но повторяю, если бы он не оказался предателем, вам не удалось бы так легко задержать меня.
Чижов усмехнулся. «Оказался предателем»… Впрочем, пусть считает хоть чертом, хоть дьяволом!
— Где вы должны были встретиться с ним?
— В ресторане «Поплавок».
— Когда?
— Сегодня в восемь часов вечера.
— Так… Подпишите протокол допроса.
Куприянов взял в руки протокол и внимательно прочитал его. Протокол был точен и скуп, как приговор. Фамилия, имя, отчество, год и место рождения, национальность, образование. Далее говорилось, что в заранее условленном месте и в заранее обусловленное время он был высажен в территориальных советских водах с американской подводной лодки с целью нарушения государственной границы Советского Союза, что в специальном костюме вплавь добрался до берега в районе Лягушачьей бухты, что был задержан в тот момент, когда прятал плавательный костюм в пещере, что при задержании оказал вооруженное сопротивление, в результате чего рядовой первого года службе Павлюк Юрий Михайлович был тяжело ранен в плечо, и что ранение это нанесено двумя пулями из бесшумного пистолета, который и приобщен к плавательному костюму и прочим отобранным при обыске предметам в качестве вещественного доказательства.
Все было верно, и Куприянов поставил под протоколом свою подпись, отдал его капитану, поднялся и вытянул руки по швам:
— Разрешите идти?
Очевидно, его долго муштровали перед тем, как посадить в подводную лодку. Кроме того, он был уверен, что не будь предательства…
Куприянова увели.
Итак, теперь уже ясно: Дегтярев прогуливался по берегу, чтобы отвлечь на себя внимание пограничников. Дескать, свой человек на заставе, удастся заговорить зубы. Но когда это не удалось, зажег три спички. Зачем рисковать самому? И тогда кто-то другой выпустил две ракеты.
Присутствовавший при допросе Зубрицкий рассматривал на столе чернильное пятнышко. Ему было стыдно взглянуть командиру в глаза. И дело было не в том, что Дегтярев скрылся по его вине, и даже не в том, что он, Зубрицкий, так жестоко ошибся во всей этой истории. Он вдруг почувствовал, что действительно не может служить на морской границе, да и вообще на границе. И лучше сознаться в своем поражении прямо и честно, чем вилять хвостом: дескать, позвольте замолить грехи, клянусь оправдать доверие.
Зубрицкий оторвал глаза от пятнышка и твердо посмотрел на Чижова:
— Товарищ капитан…
— Не надо, — перебил его Чижов. — Вы ведь насчет рапорта?
Он открыл сейф, вынул оттуда рапорт и отдал Зубрицкому.
— Вы не отправили? — удивился Зубрицкий.
— Как видите…
Поделиться книгой: