Помоги проекту - поделись книгой:
Влад Силин
ВИЛТИГАЙ ВЕЛД
— Редид посол, сиятельнейший кунд Дагда срочно желает вас лицезреть.
На мгновение мне показалось, что мордочка герольда выразила сочувствие, но я тут же отмел эту мысль. Ко мне, варвару? Блистательный житель империи? Быть не может.
— Э-э… — промычал я, лихорадочно стирая пену с подбородка. — Передайте кунду Дагде…
— …разветвленноживущему с алой лентой кунду Дагде, — с нажимом подчеркнул лакей. Естественно, ни о каком сочувствии не могло идти и речи, как говорится, vae victis.[1] Даже лакею-герольду позволяется сокращать титул разветвленноживущего до простых разговорных форм… Лакею, но не мне, полномочному представителю Земли на Латлаге.
— Немедленно, редид Василий. Вам дается сорок семь секунд и поспешите: кунд Дагда не любит ждать.
Это мы знаем, знаем, ученые уже… Торопливо скребу щетину огромной, украшенной финифтью бритвой, не без юмора оформленной в виде стрелецкого протазана. «Дипломатический кодекс Латлага», страница сто пятьдесят шесть: ритуал встречи лодошского чиновника второго ранга, предписанный жителям Ойкумены при нахождении в столичном городе империи. Обязательное бритье, замена видового запаха на растительный, стрижка когтей на всех четырех конечностях… Все, чтобы соответствовать званию бритоносого круглоухого варвара.
Черт возьми! Сегодня специально встал на два часа раньше, чтобы успеть подготовиться к визиту, однако у господина экзарха прекрасные осведомители. Сдавленно хихикаю, представив, как сиятельный кунд Дагда мечется по спальне в поисках церемониальной юбки, чтобы застать меня врасплох в самый ответственный момент бритья. К счастью, они не знают, что вломиться к послу в нужник во время отправления естественных надобностей — стократ оскорбительнее. Или знают?..
— Передайте сиятельному разветвленноживущему с алой лентой кунду Дагде, — церемонно чеканю я, — что через четырнадцать с половиной ляку я прибуду, дабы почтить его присутствие троекратным падением ниц.
В моих словах нет ни издевки, ни сарказма. Общаясь с лодошами, приходится отвечать за свои слова и рассчитывать время буквально до долей секунд.
— Редид Вадилий Дамода, — еле заметно кивает мне господин экзарх. Я поспешно — быть может, несколько более поспешно, чем требуется, — опускаюсь на пол, нелепо разбросав руки и ноги в разные стороны. Господи!.. Знал бы я когда-нибудь, что буду так стелиться перед тушканчиком-переростком, похожим на аляповатую игрушку из «Детского мира»! Тушканчиком в цветастой юбке и бронзовом шлеме с гребнем, тушканчиком, чья белоснежная шерсть успела местами вылезти от старости и пожелтеть, тушканчиком, не выговаривающим «с» в наших именах и заменяющим его звуком «д»…
— Встаньте, редид Дамода. Я разрешаю вам угостить меня чаем. Кланяюсь.
— Это большая честь для меня, сиятельный разветвленноживущий с алой лентой…
— Разрешаю вам звать меня просто Дижакайд.
— Благодарю вас, Дижакайд! — вновь рассматриваю светло-коричневые лубяные маты. К счастью, Светлана Егоровна ежедневно по нескольку раз протирает все полы тряпкой с «Филиа»: шерсть лодошей, как и любая инопланетная органика, очень токсична.
Для нас. Лодоши спокойно едят нашу пищу, причем наш чай им особенно по вкусу. Это тем более странно, что до контакта с землянами поедание горячей пищи воинственным тушканчикам было абсолютно незнакомо; они питались сухими злаками и разогревание еды в микроволновке первоначально сочли неким экзотическим религиозным ритуалом, чем-то вроде обряда очищения или жертвы богу огня. Зато потом, после взятия Земли, на Латлаге возникла мода на горячие блюда. Открылось множество ресторанчиков варварской пищи: «Бритый хомячок», «Обнаженная норка», «Три голощеких мышонка». Немало, ох, немало предприимчивых хвостатых дельцов обогатилось на гурьевской каше и кичари!..
Мои размышления на тему цивилизации, развращенной покоренными варварами, прерывает деликатное покашливание. Бог мой! Чуть не упустил белый ключ за размышлениями!
Торопливо наливаю кипяток и накрываю заварочный чайник смешной тряпичной бабой с румяными щеками и огромными грудями. Мечта мещанина — у самовара я и моя Маша, однако тушканчикам-самураям нравится. Лодош булькает с довольным видом, снимает с себя меч в ножнах (на пресловутой красной ленте) и кладет слева, лезвием наружу. Это он меня презирает, значит, мышь белая. Вот ведь натура самурайская: в помещении при оружии и в обуви не ходят — это неудобно, видели бы вы их сандалии, — но, понимаете ли, презрение маленьких цивилизованных зверьков к варварам-приматам не знает предела. Они ведь тоже рабы Кодекса, все эти разветвленноживущие Дагды, Герды и Гарды, только мы свое рабство сознаем и тяготимся им, а лодоши — нет. Они живут рабством, дышат им, едят, пьют, как чай…
Чай!
Да что это со мной сегодня? Не выспался? Медленно, с достоинством переливаю ароматный «Хьюджиминг» (ах, ханжи европейцы!) из чайничка в пиалу и обратно. Прихотливо располагаю на черном лаковом подносе курагу и хлебцы из пророщенного зерна, накладываю на блюдечко мед, насыпаю на белоснежное вафельное полотенце горку фундука.
— Ваш чай, Дижакайд.
Реакция лодоша вполне предсказуема: поднос летит в сторону, я вновь разглядываю маты. Да, Светлана Егоровна, после ухода господина экзарха вам будет много работы…
Как ни странно, второй поднос отправляется вслед за первым. Это уже что-то новенькое: обычно после второго раза лодоши более благосклонно относятся к предложенному угощению.
— Я не вправе принимать еду и питье в доме мертвого варвара из несуществующей страны, — ничуть не смущаясь, поясняет Дагда. — Извольте ознакомиться с данным документом.
Кланяюсь. Лежу на полу. Принимаю затейливо сложенный в причудливую кисть литинии (без ножниц! без капли клея!) лист пластика. Разворачиваю. Снова ложусь.
Что ж… Этого следовало ожидать: в моих руках — принятое всеобщим собранием Даэмаа постановление о переводе Земли в категорию «Зет-кабЗА».
«ЗА». Полная утилизация.
Всего хорошего, и спасибо за рыбу![2]
Словно сквозь вату слышен голос Дагды, бормочущий что-то о великой чести и вселенском предназначении. Море и Путь. Какое там было число?..
Тупо смотрю на дату подписания постановления и понимаю, что цыганское радио не подвело: слухи о гибели Земли поползли как раз три дня назад, незадолго до собрания Даэмаа.
Пока я соображаю, что делать дальше, пальцы оживают, начиная перегибать и разглаживать бумагу. Горб, впадинка… придержать, в открывшийся клапан вложить язычок… Не зря, ой, не зря учила голоносого варвара благородному искусству папирада смешливая кудэ Ивар!
— Вашему самообладанию можно позавидовать, редид Вадилий Дамода, — с невольным уважением бормочет экзарх, наблюдая за моими умными пальцами.
Можно, можно, лодош… Приговор Земле превращается в уродливую лягушку — такими я баловался еще в школе на переменах. Кособоко, на троечку… Тем не менее тушканчик-самурай доволен и церемонно трясет юбками:
— Воистину многие прославленные кунды могли бы поучиться достоинству и знанию этикета у варвара. Я приношу вам соболезнования, редид Дамода… и отдельно соболезную о вашем соотечественнике. Не далее как три минуты сорок семь секунд назад редид Абрахам Гор потерял морду и повел себя неподобающе. Мы скорбим.
Вновь обнимаю лубяные маты. В отношении варваров лодошский этикет удручающе однообразен. Впрочем, я зря надеялся на то, что сюрпризы сегодняшнего дня для меня закончились:
— Встаньте, редид Дамода! — торжественно объявляет экзарх. — Мы обеспечим вам подобающий доступ к праху недостойного соотечественника, а пока…
Кунд Дагда издает два пронзительных истеричных взвизга, и в комнате появляются златошерстные девицы из свиты экзарха. Одну я знаю — кудэ Ивар, дочь кунда Дагды, вторая мне абсолютно незнакома. Из почтения к хозяину лодошские дамы передвигаются на четвереньках, поджимая хвосты. Фрейлины ритуально пищат, ритуально меня обнюхивают — ой, щекотно! — а затем удаляются, оставив у моих ног инкрустированную янтарем и бериллами шахматную доску.
— Жаль, что поторопился отказаться от чая, очень жаль!.. — удрученно трясет головой Дагда. Его речь прерывается одобрительными взревываниями после каждого слова, так что не понять — жалеет он о пролитом чае или же рад этому.
— Но ничего, ничего, насколько я помню, кунд Вадилий, вы прекрасно играете в шахматы. Совместную трапезу мы заменим благородным состязанием ума, и ваша честь не пострадает.
После этих слов экзарх разувается и садится на свои сандалии, перевернутые подошвой кверху.
Чудеса! Я обретаю все больший вес в лодошском обществе. Интересно, можно мне будет разок фамильярно назвать его разветвленноживущим? Или интимно — Алая Ленточка?
Беру доску, тушканчик вопросительно мотает головой:
— Шахматы? Торнид?
Я надолго задумываюсь. Налицо еще одна загадка лодошской цивилизации. Как выяснилось, у наших мохнатых соперников существует игра, полностью идентичная шахматам. Исключение лишь одно: черного короля из какой-то лингвистической прихоти зовут не «король», а «Вилтигай Велд». Чем эта фигура отличается от своего белого собрата (да и от черного в обычных шахматах), мне так и не удалось выяснить — ни в ходах, ни в правилах никаких отличий нет. Тем не менее всякий раз перед игрой лодоши педантично осведомляются, во что будем играть — в шахматы или торнид. Я всегда выбираю шахматы: предложив торнид, можно получить доской в лоб — один раз так и случилось, первый и единственный. Шрам виден до сих пор.
— Так шахматы или торнид? — вежливо повторяет экзарх.
— Торнид, — твердо отвечаю я. Что мне терять, когда Земле осталось жить считаные дни?
Господин экзарх совершенно другого мнения.
— Забываешься, варвар! — цедит он сквозь зубы. — Жалкое бесхвостое существо! Впрочем, преподам тебе урок. Твои белые, расставляй.
…Эту партию я проиграл. Ровно через пять минут двенадцать секунд после начала игры. Следующую тоже.
— Глупый, глупый голощекий редид Дамода! — тянет экзарх, глядя на меня с отвращением. — Ты думаешь, твое возвышение — результат заступничества кудэ Ивар? О да, отчасти. Скоро начнется праздник Моря и Пути — тебе в нем уготована главная роль. Страшная кара для варвара — сидеть на скале и любоваться чужим счастьем. Как на земле, так и в небесах; часть отражает целое. А потом тебя пожрет…
Он хватает с доски черного короля и потрясает им в воздухе:
— Вилтигай Велд!
После ухода господина экзарха я около часа пролежал на полу, не смея подняться. Все-таки вымуштровали нас тушканчики на славу… Сожженные Пекин, Нью-Орлеан и Вышневолоцк, потопленные разветвленноживущим кундом Маритэ «Волга» и «Миссури», отрубленная голова генерала Кадакевича на ступенях Белого дома…
Вставать не хотелось. Говорить и думать тоже. Да и о чем говорить, о чем думать? О каналах и дворцах Венеции, где я бродил когда-то — угрюмый, зажатый, истерзанный собственными страхами подросток, случайно попавший в страну чудес? О Старом Таллине, где сидел с любимой в стилизованном под Средневековье уютном ресторанчике, не смея поверить в то, что моя жизнь коренным образом изменилась и я больше не одинок в этом огромном мире? О сером унылом здании в Москве, где меня спешно натаскивали лучшие дипломаты Земли, до боли в висках пытаясь понять: что же такого особенного нашел лодошский посланник в неказистом рижском архитекторе, выбрав его полномочным представителем Земли на Латлаге?
Все, все бессмысленно. Было время разбрасывать камни, и вот оно вышло. Было время родиться и время умирать. Все прошло, и это пройдет. За рыбу, впрочем, спасибо.
В груди давно уже нарастала тупая ноющая боль; чтобы сбросить ее в землю, я уселся в полулотос. Позу лотоса я так и не освоил: сперва травма колена мешала, а теперь… Чего уж теперь жалеть.
— Ом-м! — затянул я. — Нам пхат шрат крим хрим бхат! — Набрав воздуху побольше: — Сваха!
Как всегда некстати в голове мелькнула мысль, что тушканчики за мной следят и сейчас заявятся. Прямого запрета на личностный рост не было, но любые мои беспомощные попытки медитировать или заниматься йогой настойчиво пресекались под разными предлогами. Вот и сейчас послышался стук в дверь. Я напрягся.
— Ва-арсилий?
Дверь с шорохом поползла в сторону.
— Ва-арсилий, ты зде-ерсь?
Я открыл глаза.
Карикатурное существо в ниспадающих белых одеждах, хрящеватые уши, квакающий голос. «Са-арми мы не ме-ерстные… Альфа-Центарвра зна-арешь?..» Керелех утверждал, что реконструировал свой облик на основании одного из земных фантастических фильмов — чем черт не шутит, может, и «Гостьи из будущего».
— Керелех? — Торопливо, будто меня застали за чем-то постыдным, я расплел ноги. — Заходи, Керелех. Заходи. У меня — сам знаешь…
Керелеху можно доверять, но лишь отчасти: он то, что лодоши называют Кадамори Драуд, Парадоксальный Союзник. Может быть, трикстер. Мне неизвестно самоназвание его расы, неизвестна цель, с которой он живет в столице, я знаю лишь, что Кадамори с трогательной заботливостью опекает варварских посланников, находящихся на Латлаге. Друзей ищет? Не думаю, вряд ли мы нужны всесильным Кадамори. Лодоши побаиваются своих Парадоксальных Союзников: без определенной внешности, без имен, смысла и цели — Драуд непостижимы, а потому опасны.
— У-уртилизарция? — клекочет Керелех.
Киваю.
— Трри-Ар?
Снова киваю.
— Вы-ырпей, Ва-арсилий! Вы-ырпей. Ста-арнет легче.
Словно по волшебству, на столике появляются чай, две леопардовые бутылки «Черной реки», тонко напластанная бастурма (для Керелеха, сам я вегетарианец), мисочка с сушеным инжиром, полпачки шоколадного масла.
Мне не хочется думать, из чего все это сделано и чем является на самом деле. Керелех пробовал обучить меня принципам бытия и, в частности, Закону Подобия, рассказывал свои инопланетные коаны, но я оказался неспособным учеником. Вполне возможно, что вместо сушеных фиг он видит вяленых улиток, а вино в бутылке — вытяжка из семенников гигантской лягушки. Черт с ним! Мне в самом деле необходимо напиться. Все же гибель Земли не каждый день случается.
Звякают тяжелые лодошские кубки. Можно говорить что угодно о моем испорченном вкусе, но я обожаю африканские вина с зеленым чаем. Они напоминают мне о старых добрых временах: спортивные сборы под Кестерциемсом, шум моря, запах хвои, прохлада тренировочного зала и свобода, свобода от всего, что только можно придумать.
— Ну, за счастье твоего мира!
— За счастье, — киваю я. — Теперь уж немного времени осталось. Мы станем счастливы.
Выпитое всегда оказывало благотворное воздействие на Керелеха: он переставал булькать и рычать, подобно пришельцу из третьесортного блокбастера. Если б не эти уши… Неужели перед смертью я становлюсь ксенофобом?
— Василий, помнишь, ты спрашивал, в чем лодоши превосходят вас? Почему они оказались первыми в этой войне?
— Помню. Ты ответил что-то несуразное.
Кадамори не удержался и булькнул, засмеявшись.
— Я ответил, что лодошам плевать на ваше понимание реальности. Дао, Божественный Промысел, Порядок Вещей — мышление, достойное жителя Ойкумены. Ты думаешь, что человек, вооруженный автоматом, жрущий чипсы, греющий гамбургеры в микроволновке, превосходит тушканчика с мечом, торбой проращенного зерна и алтарем Кокодо Девда на поясе? Реальность показывает иное.
Он помолчал и вновь разлил вино по бокалам.
— За Абрахама Гора.
— За Гора. Что с ним?.. — Я не смог произнести роковой фразы, но Союзник понял без слов.
— Потерял морду. — Он чиркнул себя большим пальцем по горлу. — В прямом и переносном смысле. Знаешь, Василий, варварский посол не может позволить себе роскошь обладать настолько выразительной мимикой.
Я кивнул.
— Для американцев лодоши оказались чересчур большим потрясением. Ты правильно сказал, Керелех, — пушки и фастфуд не способны служить мерилом цивилизованности.
— Ничего, — успокоил меня Кадамори Драуд. — Просто ваша звездная экспансия прекратилась слишком рано. Хочешь фигушку?
Кадамори намазал инжирину шоколадным маслом и протянул мне.
— Угощайся, Василий. Эх, прогрессорство-мугрессорство… Если бы вам хоть раз довелось колонизовать по-настоящему феодальный мир, вы бы сразу поняли, в чем проблема. Дело ведь не в том, что тупых туземцев-моземцев приходится расстреливать из автоматов перед тем, как принести им Библию, демократию и привычку чистить зубы по утрам. Нет, Василий. Их нужно предварительно убедить в том, что они смертны. Что этот дурацкий кусок металла в руках полубогов способен нести гибель. Смерть-кумерть. Лодошей убедить не удалось, потому вы и проиграли. Война-шмойна, как говорится. Vae victis. Victis-biktis.
Керелех как-то хвастался, что написал больше дюжины трактатов по земной культуре; его последний опус «Удвоение слов с заменой первого слога как проявление подсознательного влечения к осознанию Раша-Миори» даже хранится в нашей посольской библиотеке. Я прочел его со смешанным чувством. Все-таки проводить параллели между особенностями сексуальных взаимоотношений трехполых крокодилов с другого конца галактики и речью моих соотечественников — занятие рискованное. Тем не менее анализ словосочетания «культур-мультур» на шестидесяти четырех страницах меня впечатлил. Да и шефа нашего, Нуфетдинова, насколько знаю, тоже.
— Так что же, лодоши, по-твоему, не верят, что умрут? Они бессмертны?
Союзник вздохнул.
— Ты варвар, Самоса. И вся ваша цивилизация — варвары. Впрочем, в том виноват принцип голографичности: часть отражает целое — как на земле, так и в небесах.
— Что же нам делать, Керелех? — жалобно проблеял я.
— Созерцать. — Керелех оторвал кусочек бастурмы и положил на язык. — Стать бесстрастным свидетелем гибели мира. Жаль, мне у вас понравилось… — Он внимательно посмотрел мне в глаза. — Ты теперь Земля, Василий. Лодоши знают это. Ты знаешь это. Ваше спасение — Вилтигай Велд.
— Что?! — Протянувшаяся за очередной чашкой чая рука остановилась.
Поделиться книгой: