Помоги проекту - поделись книгой:
Сегодня 1 сентября, и я горд. Я внушаю себе, что советский педагог 80-х годов XX столетия — это человек из XXI века, пришедший к детям для того, чтобы зажечь их мечтой о завтрашнем дне, впустить в радости сегодняшнего дня светлый, прозрачный веселый ручеек их завтрашней жизни.
Рано утром я направляюсь в школу. Она находится недалеко от моего дома, и сегодня мне лучше пойти пешком. Во-первых, пока еще рано, во-вторых, надо кое-что обдумать.
Какими будут первые слова, с которыми я обращусь к детям? Эти слова мною найдены давно — «Здравствуйте, дети!» У нас в подготовительном классе будет 170 учебных дней, и столько же раз, войдя утром в класс, я буду произносить: «Здравствуйте дети!»
Впрочем, дело не в самих словах, а в том, каким голосом я их произнесу, какое будет у меня при этом выражение лица. Мой голос, разумеется, должен быть добрым, располагающим. А выражение лица должно соответствовать моему тону. Как будто все ясно, но я не уверен, что практически у меня получается именно так. Часто я оставался недоволен тем, как произношу свое приветствие: оно звучало то строго по-деловому, то слишком приподнято, празднично, а иногда (боюсь сознаться) — беспечно.
А может быть, и не стоит ломать голову, думая о какой-то неуловимой тональности произнесения обычных слов приветствия? Может быть, нет здесь никакой педагогической проблемы? Разве детям так важно, как я их буду каждый день приветствовать? Был же у меня такой случай. На проводимый мною открытый урок пришли 15 учителей. Я начал урок этим приветствием и тут же радостно осознал, что мне удалось произнести его в той особой тональности. После урока я подходил к каждому присутствующему и спрашивал: «Вы, наверное, обратили внимание, как я произнес „Здравствуйте, дети!“? Что вы скажете?» И они ничего не смогли мне сказать, даже не смогли точно вспомнить, с какими словами я обратился к детям. «Приветствие как приветствие, — говорили они в недоумении, — что тут особенного?..» Как, удивлялся я, особая тональность приветствия — располагающая, добрая, стимулирующая бодрость духа, радость учения, счастье общения-не достойна того, чтобы ее рассматривали как прием воспитания любви и доверия человека к человеку, надежды в человека? Скажите человеку «Здравствуйте» тоном снисхождения или тоном, выражающим радость встречи, и вы увидите, как одно и то же слово, произнесенное по-разному, будет менять отношение к вам людей!
Как произнести приветствие — «Здравствуйте, дети!» — это серьезная педагогическая проблема, а для меня лично в данный момент важнее овладеть нужным сплавом его звучания и мимики. Ибо моя заповедь гласит:
Если я стремлюсь проявить свою действительную любовь к детям, то я обязан делать это в наилучших формах.
И на улице я ловлю себя на попытке потренироваться. «Здравствуйте, дети!» — шепчу я и прислушиваюсь к своему шепоту. Не получается. Наверное, потому, что нет передо мной детей, к которым обращены эти слова. Надо представить их в воображении: вот мой класс, я вхожу в него, дети увидели меня, смотрят с любопытством, я улыбаюсь всем и говорю: «Здравствуйте, дети!..» Почему так удивленно взглянул на меня этот прохожий?
Что я буду делать на первом уроке — может быть, тоже не проблема?
На первом уроке, да и на следующих уроках тоже я не стану рассказывать детям о значении учения, о важности знаний в жизни людей, не буду им говорить и о правилах поведения в школе, классе. О значении учения, о важности знаний пока очень рано говорить с детьми, только что пришедшими в школу. Да и нужно ли вообще говорить об этом? Зачем подвергать сомнению очевидность важности знаний и образования? Шестилеток не надо призывать к учению, они сами по природе своей тянутся к нему. И эта тяга прервется, как только мы станем пичкать их знаниями и одновременно внушать: «Они необходимы!»
А что касается правил поведения в школе и классе, то разговор о них может обернуться перечислением запрещений и обязанностей и ребенок назавтра будет не прочь пропустить уроки. Я предпочитаю, чтобы каждый мой ученик, общаясь в коллективе сверстников, сам устанавливал характер отношений, правила своего поведения в обществе. Я говорю — сам, имея в виду организованный мною процесс воспитания, который приведет к возникновению у ребенка самостоятельных нравственно-этических выводов.
О чем же тогда я буду говорить на первом уроке? Я назову свое имя, скажу, что ждал детей с нетерпением. А потом скажу, что так как им тоже не терпится приступить к учению, то перейдем к делу, не теряя ни минуты. К концу же урока предложу познакомиться друг с другом. На последнем уроке я задам вопросы: «Какое важное событие произошло сегодня в жизни каждого из вас?», «Как вы думаете, какие у вас будут дела в школе?» Когда я задам этот последний вопрос, в памяти моей всплывет случай многолетней давности, и я увижу того шестилетнего «нулевика», который тогда вскочил с места и вдохновенно, со всей серьезностью ответил: «Большие, очень большие!..»
Мысли мои прерываются. Я поднимаюсь на четвертый этаж республиканской экспериментальной школы № 1 города Тбилиси. Там размещена лаборатория экспериментальной дидактики НИИ педагогики имени Я. С. Гогебашвили Министерства просвещения Грузинской ССР, там же мой кабинет. А рядом будут заниматься, жить, трудиться, веселиться и резвиться мои «нулевики»…
Школа — твоя
Занятия начнутся только через час. У дверей экспериментального подготовительного класса двое родителей и пять детей. Двери класса открыты, но они не осмеливаются войти, так как там еще никого нет. В моем представлении всплывают три фотокарточки.
— Здравствуйте! — говорю я всем. — Почему вы так рано пришли?
Дети молчат. Они еще не знают, что это я — их первый учитель.
— Тебя зовут Гига, не так ли? Мальчик удивлен.
— Да… А Вы откуда знаете?
— Здравствуй, Гига! — я беру в свою руку протянутую маленькую ладонь мальчика и крепко пожимаю ее.
— А ты — Марика!.. Здравствуй!
Ее ладонь я кладу в свою нежно, она у нее мягкая, хрупкая. Сама девочка малюсенькая. Сколько же ей лет?
— Здравствуй, Элла! — обращаюсь я к третьей. Она вправду такая же пухлая, как на фотокарточке. Элла улыбается.
— А вас, к сожалению, не могу вспомнить! — обращаюсь я к двум остальным: мальчику и девочке.
— Мы не успели вовремя представить заявление о зачислении ребенка в экспериментальный класс и ждем педагога!
Что мне делать? По установленным нормам в классе должно быть 25 учеников, а у меня их уже 36!
Я бы посоветовал вам обратиться к завучу, Мзии Самуиловне!
Родители забеспокоились.
— Мы уже были у нее. Завуч сказала, что зачисление в экспериментальный класс — дело самого педагога!
Приступаю к трудному объяснению.
Поймите, пожалуйста, меня правильно. Мы бы с удовольствием приняли и эту девочку и этого малыша, но класс переполнен!
— Одним-двумя детьми меньше или больше — какая разница?!
— Нет, для нас это большая проблема! Мама девочки настаивает:
— Вы знаете, моя девочка такая умная… Она уже умеет читать, может считать до ста, знает много стихотворений. Она очень развитая… Ходит на музыку… Она просто талант, прямо для вашего класса… Ставьте на ней эксперименты, сколько угодно, всё выдержит…
Ну посоветуйте, дорогие коллеги, что мне сказать этой маме! Почему многие мамы думают, что раз ребенок научился считать до ста, зазубрил несколько стихотворений, научился пусть даже очень хорошо читать, то он, значит, талантливый, гениальный? Конечно, есть гениальные дети. Но если провести опрос мам, какой у вас ребенок — обыкновенный, как все, или талантливый и гениальный, то большинство из них, уверяю вас, без запинки ответит: «Мой ребенок талантливый… гениальный!» Может быть, эта очаровательная девочка и вправду имеет врожденный талант, — таких детей в нашей действительности становится все больше и больше… Я пытаюсь объяснить другую сторону дела:
— Мы не набираем детей с особыми дарованиями! Дети нашего класса такие же, как и в других подготовительных классах. К сожалению, класс переполнен…
Мамы протестуют: они хотят зачислить своих детей именно в экспериментальный класс. И они уходят, видимо, с определенным намерением добиться своего, принести необходимые «резолюции». Я провожаю взглядом уводимых детей. Мальчуган не отрывает от меня глаз, которые, я вижу, наполняются слезами. Он вдруг вырывает руку и бежит ко мне, раскрыв руки, обхватывает мое колено и говорит, плача:
— Дядя, не гоните меня… Я буду учиться… Я хорошо буду учиться!..
Я беру мальчика на руки.
— Не плачь, ты же мужчина! (Он не перестает плакать.) Школа твоя, как я могу гнать тебя из школы!..Ну, хорошо, пошли в класс!..
Какая резолюция, наложенная на заявление, может иметь такую силу воздействия, какую имеет резолюция, наложенная ребенком, с присущей ему искренностью и непосредственностью, прямо на сердце педагога?
Я выделяю всем пятерым место, даю им возможность осмотреть классную комнату, а потом прошу их помочь мне полить цветы, открыть окна. В работу постепенно подключаются и другие дети. Они приходят или одни, или с родителями.
— Здравствуй, Дато!
Дато удивлен.
— Здравствуй, Майя!
Майя удивлена.
— Здравствуй, Котэ!
Котэ тоже выражает удивление.
— Здравствуй, Ника!
Ника рад познакомиться со мной.
— Я забыл твое имя. Напомни, пожалуйста!
— Георгий!
— Здравствуй, Георгий!..
Я пожимаю руки всем, определяю глазами рост каждого из них и рассаживаю детей по партам. Привели Диму. Мальчик хмурый.
— Здравствуй, Дима! — протягиваю руку.
Дима не здоровается со мной. Мама объясняет, что муж работал в Алжире, и они жили там два года. Мальчик не привык общаться с детьми, с незнакомыми людьми, друзей у него было очень мало.
Дима крепко держит маму за руку, не отпускает ее. Без мамы не входит в класс и Виктор. Ну что же, пусть посидят мамы на уроках в подготовительном классе.
«Прозрачность слова»
Раздается звонок, мелодичный, музыкальный, электрический. Я закрываю двери. Там, в коридоре, несколько мам и бабушек.
В классе же остались пять мам.
— Встаньте, дети!
Дети охотно встают и смотрят на меня с любопытством: «Что будет дальше?»
— Здравствуйте, дети!
Они отвечают вразнобой. Ничего, вы еще привыкнете, и ваше «Здравствуйте» будет означать радость встречи со мной, так же, как мое «Здравствуйте, дети!» выражает радость встречи с вами.
— Садитесь… Я ваш учитель. Поздравляю вас с началом школьной жизни! Наверное, вам не терпится приступить к занятиям. Ну что же, давайте начнем, не теряя ни минуты!.. Наш первый урок мы посвятим родному языку. Вы знаете, какой ваш родной язык?
— Грузинский!
— Каждый из вас знает много-много грузинских слов. Давайте соберем их в этой коробке!
У меня в руках красочная коробка. У детей есть такие же, только поменьше: еще вчера я положил на каждую парту маленькие коробочки с десятью синими фишками. Эти синие картонные прямоугольники у нас будут обозначать слова. Я объясняю детям:
— Говорите слова разборчиво, ясно, чтобы всем было слышно, а при произнесении каждого слова кладите по одной фишке в эту красочную коробку. Илико пройдет между рядами с этой коробкой и «соберет» ваши слова.
Илико готов. Дети взяли в руки фишки.
— Разрешите мне бросить в коробку первые слова?
Отчеканиваю каждое слово и бросаю Илико в коробку фишки:
Илико медленно проходит между рядами. В коробку сыплются фишки первых слов:
Нет-нет, это не слова, а сами предметы! Сыплются фишки от предметов, а не от слов. Дети называют то, что видят в классе, видели дома или где-то еще. А, скажем, слова
Они купаются в море слов и не видят самих слов, играют в лесу и не видят деревьев. Слово как действительность, как особый мир для них не существует. В науке говорят, что слова для детей прозрачны, как стекло, через которое видны предметы. А само стекло? Его не видно!
А я возьму и «покрашу» это стекло в темный цвет, чтобы сквозь него не было ничего видно. Тогда ребенок приостановит свой поток речи, откроет для себя многоцветную действительность и начнет обогащать, совершенствовать, шлифовать свою речь. А сейчас надо отвести детей от названия наглядных предметов, надо помочь им вырваться из заколдованного круга. Вместе с Илико я останавливаюсь посреди класса.
— Можно, я назову еще несколько слов?
И отчеканиваю, бросая одновременно синие фишки:
—
Теперь мы вместе с Илико быстро передвигаемся по классу, неся с собой коробку. Я шепчу Илико, чтобы он повторял слова, которые будут «брошены» в коробку.
—
— Спасибо, Майя!
—
— Спасибо, Саша!
—
Марика думает долго, бросает фишку и радостно восклицает:
—
А Георгий и Русудан опять «разложили» тело человека на части:
—
Ладно. Проблема «красить стекла» сегодня не будет решена. Не будет решена она также с помощью только одной кисти. Попробую теперь применить другую кисть. Но сначала я выясняю, кто умеет считать до ста: «Нужно сосчитать, сколько мы накопили слов в коробке!» Илико, Тенго и Майя готовы выполнить это задание. «Хорошо, сосчитайте эти слова на перемене, потом скажете нам!» И предлагаю детям другое задание.
— Я произнесу слово медленно, растянуто, шепотом. А вы попытайтесь угадать, какое я сказал слово!
Медленно и растянуто, чтобы дети таким образом смогли «приостановить» звуковой строй слова, заглянуть в него да еще чтобы они привыкли улавливать содержание слов, которые в букварном периоде сами будут читать так же неестественно растянуто. Шепотом, чтобы развить слуховое восприятие, фонематический слух и еще вызвать у них внимание и интерес. Я занимаю место у доски, чуть нагибаюсь вперед и шепчу слово с таинственным видом:
— Мммммаааааааааммммммммммаааааааа.
Я пока не отрываю звуки друг от друга, не отчеканиваю их как отдельные и самостоятельные единицы.
—
— Теперь я произнесу другое слово. Кто разгадает его, свой ответ шепнет мне на ухо! Ясно? — и с тем же таинственным видом, еще более медленно, растянуто и еле слышно произношу:
— Рррррроооооодддддиииииннннаааа.
Взвились первые руки. Подхожу то к одному, то к другому, нагибаюсь, и ребята, обхватив меня за шею обеими руками и прильнув к моему уху, нашептывают мне свои ответы. «Спасибо!» — говорю я вслух мальчику или девочке, которые правильно отвечают. «Подумай хорошенько… Роодиинаа… Я к тебе еще подойду!»— шепчу я другому. Почти все нашептали мне свои ответы. Я опять встал у доски в позе дирижера.
— Как только я взмахну рукой, вы вместе произнесете наше секретное слово!.. Приготовились… Посадите слово на язычок…
Поделиться книгой: