Помоги проекту - поделись книгой:
Александр Зорич. Клим Жуков.
Пилот особого назначения.
Пролог
Настало утро, в темном океане вечера канул день, прошла ночь, и вновь настало утро.
Серое небо в одеяле туч. А под ним густая, беспросветная тайга укрыта ранним снегом, выбелившим стволы махаонских кедров, так что пейзаж от горизонта до горизонта был бело-зеленым при полном преобладании белого.
Среди колючего мороза, под снежным пологом шли два человека. Шли самым надежным, палеолитическим способом – на лыжах, будто и не XXVII век на дворе. Впрочем, древняя тайга умело срывала легкий флер цивилизации – дай только волю.
Волю дали. Вынужденно. Оба шли через тайгу уже третий день.
– Ну и зачем ты меня сюда приволок? – Спросил первый, видимо далеко не первый раз, так как его спутник счел вопрос риторическим и не стал отвечать.
Прошло время, минут пять.
– Ну и зачем, твою мать, ты меня сюда приволок?! Холодно, снег, сколько тащиться вообще не ясно!
– Точно, – пробасил второй. – И зачем, мою мать, я тебя приволок? Надо было бросить на Шварцвальде. Добить и бросить.
– Добить?! Вот скотина!
– Чисто из жалости. Не чужой, все-таки, человек.
– Неблагодарная скотина, – констатировал первый.
– Зануда, – не остался в долгу второй и добавил:
– Кстати, насчет "добить" – это мне запросто, имей в виду. Ты достал уже своим нытьем, серьезно!
Первый был худ, худ болезненно, чего не могла скрыть даже теплая парка, которая болталась на нем, словно на вешалке. Лицо аккуратно выбритое, породистое. О росте судить трудно, так как рядом с товарищем он казался сущим пацаненком.
Тот более всего напоминал медведя, натурального таежного хозяина, которому Бог по недосмотру выделил человеческое обличье, а силищу и повадки оставил зверские. Высокий, но не чрезмерно, зато ширина плеч и корпулентность такие, что "легче перепрыгнуть, чем обойти". Движения при этом легкие, стремительные, будто и в самом деле – медведь, обходящий свою делянку.
Первый двигался позади второго, неумело, неловко, постоянно спотыкаясь и проваливаясь в снег чуть не по пояс.
Темнело.
Товарищи изрядно углубились в тайгу против того места, где их впервые застало наше внимание.
– Черт знает что! Какой-то кровавый ад, а не местность! Такая облачность... днем без солнца, скоро ночь, так и луны, я чую, не будет... как здешний спутник называется? Эфиальт?
Здоровяк поглядел на небо, едва видневшееся меж переплетенных высоких крон.
– Эфиальт, – подтвердил он (будто там, на небе, была написана шпаргалка).
– Как ты вообще здесь ориентируешься? Мы не могли заплутать?
– Не могли, – отрезал здоровяк и почесал короткую бороду лопатой – черную в редкой россыпи серебра.
– У тебя же ни карты, ничего...
– Заткнись. Я здесь на учениях каждый миллиметр брюхом проутюжил!
– Так это когда было!
Второй остановился и снова почесал бороду.
– Когда... Шестнадцать лет назад... Ну и что? – Он обернулся.
Его спутник, едва не налетев на нежданную преграду, неловко выругался и тоже встал.
– А то, что если ты так хорошо все помнишь, можно было посадить яхту поближе к месту – сейчас бы не перлись через лес этот гребаный уже третьи сутки!
– Куда? Куда ты предлагаешь сажать яхту?! На деревья? – Второй сгреб рукавицей половину от тридцати двух окрестных румбов. Потом он усмехнулся, и глаза под капюшоном заискрили озорным огнем. – А Махаонский истребительный так по-прежнему мышей и не ловит! Это ж надо! Проворонили яхту! Яхту! Не удивлюсь, если у них там за главного все еще старый раздолбай Мамбулатов. И все так же кап-три, ха-ха! Отдышался? Ну пошли тогда, если отдышался.
Еще через полчаса первый потребовал привала.
– Рана болит? – Поинтересовался здоровяк с участием и даже, пожалуй, нежностью, столь неожиданной при таком-то обличье.
– Болит. – Пожаловался первый. – Спасибо тебе, конечно, но заштопал ты меня очень на троечку.
– Ну извини! – Медведь едва заметно пожал плечами, не прекращая переставлять короткие лыжи. – Это ты у нас медицина, а я – мясник. Меня анатомии учили, но для совсем иных целей, нежели тебя.
– И тем не менее...
Что именно "тем не менее" первый не знал, поэтому молча скрипел лыжами о снег секунд сто двадцать.
– И тем не менее, я сейчас сдохну. Рана болит... как из пулемета!
Он собирался указать на то, что управиться с хирургическим аппаратом и медкапсулой на борту яхты мог бы даже фельдшер-олигофрен, но вовремя вспомнил, что его товарищ вовсе не олигофрен и совсем не фельдшер. Поэтому принялся давить на жалость.
– Эк заговорил! – Восхитился здоровяк. – А было время, выражался будто на балу: ах извольте, да пожалуйста, мерси.
– Обстановочка располагает.
– Именно что "обстановочка"! Черта с два ты устал – это тайга так действует. Пейзаж не меняется и давит на психику. Тебе ли не знать, медицина!
– Привальчик бы, – заныла "медицина".
– Хрен тебе! – Здоровяк был непреклонен. – По моим расчетам через полчаса-час будем на месте – вот там и отдохнешь.
Прошло полчаса. А потом еще полчаса. И еще.
Махаон повернул упитанный, на зависть соседям, землеподобный бок, по которому шли два товарища, так, что Асклепий, местное солнце, оказался по другую сторону. Мощный слой обложной облачности украл зрелище заката, и для субъективного наблюдателя просто сработал Главный Реостат Планеты – наступила ночь.
В маленьком отряде назревал бунт. "Медицина" сипела, поглядывала на часы, изобретая формулировки поубийственнее, когда здоровяк внезапно остановился, поворочал башкой и сказал:
– Здесь!
"Здесь" для человека свежего ничем не отличалось от "там". От тысячекратного "там" среди величественного однообразия деревьев, сугробов, буреломов и прочей русской зимней сказки.
– Ых-х-х... – выдохнул доктор. – Где... здесь?
– Здесь, здесь. – Чернобородый ловко подкатил к седому от древности кедру и дружески погладил двухобхватный ствол. – Этот парень стоит здесь уже лет пятьсот, и еще три раза по столько простоит.
Он поднял лицо к черному небу и произнес длинную фразу по-испански. После чего скинул лыжи, рюкзак, карабин и вооружился саперной лопаткой.
Во все стороны полетел снег. Доктор тяжело присел на землю, порылся в недрах парки и извлек фонарик – морозная взвесь заиграла и заискрила в луче мощного люминогена, буквально разрубившего тьму.
– Толково придумал, – недовольно буркнул здоровяк, не прекращая работы. – Такая демаскировка... а, по фигу! Всё ж веселее!
Клинок лопаты вместо задорного, снежного "вжих-вжих", издал унылый "чвеньк" – началась промороженная земля.
– Может, помочь? – Спросил доктор.
– Чем? Лопатка-то одна! Сиди уж... Да-а, вот она, закладочка! Вывел чисто! Вот, гляди: это переплетение корней маскирует сенсорный элемент! Ух, упарился... черт... так, где коммуникатор?.. Только бы автоматика меня признала! А то хрен вскроешь – натуральный сейф, мы тут партизанили качественно, без дураков...
Он вытащил коммуникатор и принялся пробуждать от сна старую аппаратуру.
– Любопытно, против кого вы тут собирались партизанить шестнадцать лет назад?
– Флотская разведка, друг мой – серьезная контора. М-м-м... семь-семь-девять или девять-девять-семь? м-м-м... Так вот, серьезная контора отличается от всех прочих тем, что готовится к любым вероятностям. Даже совершенно невероятным. Если хочешь знать, мы тут отрабатывали автономные действия подразделения в условиях глобальной гражданской войны – сепаратисты, самоопределение территорий и так далее. Отсюда закладки с оружием, документами, деньгами, цивильной одеждой! А также схроны, базы и даже мобильные ремзаводы! Вот так-то. Или, думаешь, с чего я выбрал именно Махаон, а? Я здесь отлеживаться буду до Второго Пришествия, и ни одна падла не найдет!
Он на секунду прекратил вбивать код в коммуникатор, подумал и добавил:
– Кроме, конечно, родной конторы. Хотя ей-то с чего? Официально мы оба пропали без вести. А за давностью лет нас и в двухсотые могли определить, запросто!
Под землей и снегом нечто щелкнуло и коротко заурчало.
– Работает! – Радостно воскликнул чернобородый. – Ну, теперь живем!
Доктор покачал фонариком и хмыкнул.
– Да-а-а, Соломончик... Какие же среди вашего начальства встречаются постмодернисты! Подумать только! Гражданская война!
– Не называй меня "Соломончик", я этого терпеть не могу... А что значит "постмодернисты"?
– Это, друг мой, когда людей посылают на задание, имея в виду зачистить их с орбиты главным калибром линкора. Или вот так: готовятся к гражданской войне на совершенно мирной планете.
– Пф-ф-ф! Скажешь тоже! Во-первых, служба такая. Во-вторых, Док, уж чья бы корова мычала. В-третьих, будь проще, – зачем называть мудаков таким красивым словом, когда можно сказать безо всяких: мудак?
– Потому что, как ты верно подметил, я сам, брат, из этих. И я не настолько самокритичен, чтобы прямо признать себя мудаком. Пусть будет постмодернист. – Сказал доктор и замолк, зябко ежась.
Здоровяк залез в раскоп и завозился тревожной землеройкой. В свете фонаря зеленела брошенная лопатка, унты сорок последнего размера и обширный зад чернобородого. Наконец он выбрался и помахал небольшим контейнером.
– Всё, готово дело! Бланки документов, карты активации в базе данных, аппарат татуажа радужки глаз, кредитки – всё подлинное, натуральное – не какая-то туфта! Так что, мистер Фарагут, эпоха постмодерна для нас окончена. Начинаем жизнь честных граждан Объединенных Наций! Нету больше доктора Скальпеля и Салмана дель Пино – известных по всему Тремезианскому поясу... постмодернистов!
Часть 1.
Глава 1. Освобождение.
Карцер. Опять он.
Как я уже, кажется, говорил: кому суждено быть повешенным – не утонет. Эта старая истина вела меня по тропинке судьбы с детерминизмом механического хронометра. Щелк! Поворот шестерни и стрелка перемещается... как обычно – в карцер, отмечая начало нового этапа моей жизни.
Оставалось надеяться, что это именно начало нового этапа, а не конец старого. Так ведь можно допрогнозироваться и до виселицы.
Впрочем, шутки шутками, а мы с Комачо Сантушем влипли крепко! Ой, крепко! И виселица вдруг оказалась до ужаса реальной – ведь мы во власти чокнутых из Великой Конкордии, где, как мне объяснили, за шпионаж полагалось именно это архаическое устройство – перекладина, скользкая веревка с петлей на конце, люк и недолгий полет к предкам длиной в метр.
Нам шили именно шпионаж.
Что значит шили?!
Конечно, клоны нас спасли от быстрой кремации. Наши с Сантушем "Хагены" были обречены, когда мы улепетывали от плазменной волны сверхновой, в которую превратили злобные пришельцы наш Моргенштерн. И никуда бы мы не улепетнули, если бы не очень вовремя подвернувшийся легкий авианосец "Гард" военно-космического флота Великой Конкордии.
Вот тоже, кстати, удивление миру...
Вдумайтесь: чужаки взорвали звезду! Это ведь не петарда, не контейнер силумита и даже не сверхзащищенная петербургиевая[1] БЧ. Звезда взрывается согласно собственному жизненному циклу, который повинуется законам настолько величественным, что все телодвижения сапиенсов рядом с ними – суета муравьев.
И тут на тебе: прилетели и взорвали. Разрыв шаблона и отвал башки. Но это к слову – в те дни моя башка болела о другом.
Поделиться книгой: