Не могу забыть

— А что, это действительно важно? — тихо спросила она.

— Да, — коротко ответил он.

— Ты не любишь детей?

— Конечно, люблю. Но сейчас не время. Может быть… В конце концов, они еще не поженились. Но если они любят друг друга, это не такая уж большая беда.

Брет поднялся, вынул из-под Моны одеяло и укрыл ее. Но, вместо того чтобы лечь рядом, как надеялась Мона, он начал одеваться.

Когда он застегнул рубашку, Мона спросила:

— Тебе в самом деле нужно идти? Услышав в ее голосе искреннее огорчение, он вернулся, сел накрай кушетки и нежно провел пальцем по ее щеке.

— Боюсь, что так.

— Но почему?

— Потому что мне не следовало это делать. Время неподходящее. Если бы это было случайностью, ничего не значащей для нас обоих, тогда другое дело. Но это не так. Все произошло слишком быстро. Сейчас у меня на счету каждая минута. Потребуется собрать все силы, которые у меня есть. — Затем он добавил со вздохом: — Я могу только одно: попросить тебя запастись терпением.

Мона молча кивнула. Она сделает все, о чем попросит Брет.

— Вот и умница. — Он поцеловал ее в кончик носа, выключил свет и спустя секунду тихо закрыл за собой дверь.

Мона молча смотрела в темноту, думала о странной реакции Брета на случившееся, и остатки владевшей ею эйфории медленно уплывали прочь.

Нет, она ни о чем не жалела. Это было так чудесно…

Но Брет так не думал; он и вправду не хотел, чтобы это случилось. Теперь, на трезвую голову, Мона поняла, что он стал ее любовником поневоле. Он действительно пытался сдержаться.

Потом он сказал, что счастлив, но его слова были не слишком убедительными. Наверное, он произнес их только по ее просьбе…

Но он хотел ее. Хотя у Моны не было опыта, ошибиться она не могла: Бретом владели голод и желание. И любовь тоже. Она потрогала подаренное им кольцо и приободрилась.

Все дело в том, решительно сказала себе Мона, что сейчас у него очень много работы и нет времени на жену и семью. Он сам сказал: слишком рано. Но разве у трудоголиков когда-нибудь бывает время?

Нет, она не должна так думать. Он просил ее потерпеть. Если она выполнит его просьбу, все в конце концов наладится. Или нет?

Воскресенье было долгим, одиноким, и к половине одиннадцатого Мона потеряла надежду на приход Брета. Она почистила зубы, надела топкую хлопчатобумажную ночную рубашку, и тут раздался еле слышный стук в дверь.

Мона торопливо открыла.

— Привет, — улыбнулся он. — Я боялся, что ты уже спишь.

От радости и облегчения Мона на мгновение лишилась дара речи. А затем, не в силах выказать обуревавшие ее чувства, светски спросила:

— Выпьешь кофе?

Он отрицательно покачал головой.

— Я только хотел убедиться, что у тебя все в порядке.

Не желая принуждать его, Мона с улыбкой ответила:

— Все нормально.

Наградой ей стал легкий поцелуй в щеку.

— Тогда увидимся завтра в половине седьмого. Если погода позволит, погуляем в парке. А если будет дождь…

Боясь продолжения, Мона быстро прервала его:

— Если будет дождь, я приготовлю тебе завтрак. Брет улыбнулся и сказал:

— Когда я буду читать вечернюю молитву, то попрошу Господа послать дождь.

После этой прогулки Брет уделял ей все время, которое мог выкроить, и две недели Мона была на седьмом небе.

Хотя Брет больше ни разу не делал попытки заняться любовью и не форсировал событий, его теплота и нежность были красноречивее всяких слов.

Время от времени он бросал на нее странный взгляд, и Мона видела желание, горевшее в его миндалевидных глазах.

Желание, вызывавшее ответное пламя.

Если бы Брет сделал хоть малейший намек, она с радостью согласилась бы на что угодно.

Но он держал себя в руках, проявляя силу воли, которой можно было только восхищаться.

Отказ Брета принять то, что она была готова ему дать, лишь усиливал ее чувство.

Как сказал поэт, любовь не спрячешь, и сияние, исходившее от Моны, озаряло весь офис «ЛФГ».

Вернувшись из командировки, Ивлин Хаб-бард заметила это и сказала своей персональной помощнице:

— Ты сияешь так, словно получила от жизни подарок. — А затем добавила: — То есть мужчину. Как его зовут?

— Брет Роуд, — пролепетала Мона.

— Брет Роуд? — слегка испуганно и не слишком довольно повторила Ивлин. — Ничего себе! — Хотя Ивлин улыбалась, Мона услышала в ее голосе зависть. Заметив недоуменное выражение ее лица, Ивлин сочла нужным добавить: — Я видела его пару недель назад, когда он приходил к Рику по делу… — При виде серебряного колечка Моны она осеклась, пристально рассмотрела его, спустя мгновение решила, что это пустяк, и продолжила: — Конечно, он не кинозвезда, но парень красивый, а его сексапиль-ность ошеломляет, как удар в челюсть. Где ты с ним познакомилась? Здесь?

— Нет. Он живет в соседней квартире.

— С какой стати владелец собственной компании поселился в такой дыре? — Ивлин нахмурилась.

Мона, которая никогда над этим не задумывалась, только покачала головой.

— И давно он там живет? — не отставала Ивлин.

— Кажется, недавно.

— Странно… Надо будет спросить у него об этом в четверг вечером. Я пригласила его на прием…

В «ЛФГ» приемам уделялось большое внимание. Как и Брет, Рик Хаббард считал, что следует предоставлять людям больше возможностей узнать друг друга, поскольку лучшие сделки совершаются не за письменным столом, а в непринужденной, дружеской обстановке.

Ивлин окинула свою личную помощницу взглядом светло-голубых глаз и небрежно спросила;

— Надеюсь, ты тоже придешь? Понимая, что шефиня ждет совсем другого ответа, Мона решительно ответила:

— Да. Брет сказал, что возьмет меня с собой.

— Везет же некоторым, — негромко пробормотала Ивлин. — Не могу сказать, что я не ревную…

Наступил четверг. Брет постучал в дверь Моны, опоздав на добрый час, и она уже перестала его ждать.

Услышав его извинения, она махнула рукой и сказала:

— Это неважно. Я не любительница многолюдных сборищ.

— И часто ты на них бывала?

— Никогда, — призналась она.

— Тогда я изо всех сил постараюсь, чтобы ты получила удовольствие.

Хорошо сшитый вечерний костюм делал Брета неотразимым. Мона, знавшая, что публика на вечере соберется самая изысканная, разорилась на новое платье. Денег у нее было негусто, поэтому пришлось выбрать что-нибудь попроще. Она остановилась на темно-зеленом с серебром платье в обтяжку длиной по щиколотку.

— Далеко не каждая женщина может надеть такую вещь, — сказала ей продавщица, — но с вашей фигурой…

Сомнения Моны вызывало лишь глубокое декольте, открывавшее изрядную часть ее высокой девичьей груди.

Она надела свою единственную драгоценность — длинную тонкую серебряную цепь, дважды обвивавшую шею. Цепочка принадлежала ее матери. Бабушка подарила ее Моне на восемнадцатилетие, и с тех пор она часто носила это украшение.

Брег смерил ее восхищенным взглядом.

— Любовь моя, ты очаровательна, — хрипловато сказал он.

Затрепетав от удовольствия, она спросила:

— Как считаешь, декольте не слишком глубокое?

— Нет… — Глядя на длинную петлю цепочки, скрывавшуюся в ложбинке между грудями, он огорченно добавил: — Но достаточно глубокое, чтобы у меня подскочило давление.

Увидев пламя, вспыхнувшее в темно-синих глазах Брета, Мона надеялась, что он предложит остаться дома. Однако этого не случилось. Тогда она прозаически сказала:

— Если мы поедем на метро, то я надену пальто. Он покачал головой.

— Не нужно. Вечер теплый, а вся изысканная публика приедет на такси.

Когда они добрались до отеля «Хилтон», неподалеку от Кенсингтон-авеню, прием был в самом разгаре. Люди стояли группами, пили шампанское, смеялись, болтали; воздух был наполнен ароматом духов и сладким запахом успеха.

Обведя взглядом большой красивый зал и собравшуюся публику, Мона заметила, что почти все женщины в платьях от знаменитых модельеров, а их драгоценностями можно заполнить пещеру Аладдина. Мужчин в безукоризненных вечерних костюмах окутывала безошибочно узнаваемая атмосфера власти и уверенности в себе, присущая только богатым людям.

Хотя Моне в платье из магазина готовой одежды и простенькой цепочке было здесь явно не место, она держалась гордо. Брет был рядом, а ничего другого ей не требовалось.

Может быть, она и была чужой на здешнем празднике жизни, но к Брету это явно не относилось.

Он, который мог бы без всяких усилий затмить как моральным превосходством, так и родословной всех этих выскочек, непринужденно держался среди богатых и могущественных людей, и несколько косых взглядов сказали Моне, что женщины завидуют ей.

Она пожалела, что одета слишком бедно; ей не хотелось, чтобы Брет стыдился ее.

Очевидно, догадываясь о ее чувствах, Брет взял Мону под руку и хладнокровно повел к хозяину и хозяйке.

Ивлин с красно-золотыми волосами, собранными в сияющий шлем, была в броском изумрудно-зеленом переливающемся платье. Шею и уши этой женщины, обладавшей всеми качествами супермодели, украшали бриллианты.

Ее брат, казавшийся спокойным и любезным, был облачен в безукоризненный вечерний костюм.

Хотя Мона работала с боссом в одном крыле, до сих пор она видела его только издали, да и то мельком.

Она знала, что Рику немного за тридцать и что он на год моложе Ивлин, которая любовно называла его «мой малыш».

Вблизи он казался еще моложе. Увидев его рядом с сестрой, Мона поняла, насколько они похожи.

Оба были высокими и хорошо сложенными, с золотисто-рыжими волосами того цвета, который часто называют имбирным. Правда, Ивлин была немного темнее брата. У обоих были голубые глаза, слегка веснушчатая кожа и короткий нос. На этом сходство кончалось.

У длиннолицего Рика были впалые щеки и квадратный подбородок, в то время как лицо Ивлин было гладким, безукоризненно овальным, с высокими скулами.

Каждый из них был красив по-своему, а Рик вообще пользовался репутацией завзятого донжуана.

— Роуд! Очень рад, что ты выбрался! — экспансивно воскликнул он и протянул руку.

Мона заметила, что Рик не уступает ростом шестифутовому широкоплечему Брету, а весит больше его.

Мужчины пожали друг другу руки.

— Ты уже знаком с моей сестрой, не правда ли?

— Мисс Хаббарл, — вежливо пробормотал Брет и пожал протянутую ею руку.

— О, просто Ивлин. — Повернувшись к брату, не сводившему светлых глаз с точеного лица Моны, Ивлин спросила: — Ты уже встречался с моей новой личной помощницей, Моной Мэрчант? Она из нашего лондонского филиала и в Филадельфии всего несколько недель.

— Похоже, я много потерял. — Рик взял ее руку, улыбнулся, и Мона сразу поняла, на чем основана его репутация донжуана.

Пожатие Хаббарда было твердым, решительным и гораздо более продолжительным, чем требовали правила приличия.

Она почувствовала, что стоявший рядом Брет слегка напрягся. Судя по блеску глаз, Рик тоже заметил эту инстинктивную реакцию и остался доволен ею.

Мона поняла, что эти люди могли заниматься общим делом, но до взаимной симпатии им было далеко.

Рик слегка улыбнулся и любезно спросил: