Помоги проекту - поделись книгой:
— Не выбрасывай его, пока не завянет, тётенька. И вы, тётеньки, тоже не выбрасывайте.
— Как тебя зовут, милая? — одна из девушек присела перед Леной, взяв её за плечи и тепло разглядывая её.
— Лена.
— Мы не выбросим, Лена. Ни за что не выбросим эти цветы. Правда, девчонки?
— Правда, — ответили её подруги.
Потом та, которая была беременна, еще раз тихо проговорила:
— Правда…
Мы двинулись дальше. Теперь наступила очередь Лены дарить цветы. Но она не думала об этом. Она беззаботно и вприпрыжку бежала, дотрагиваясь свободной рукой до листочков кустов, растущих возле обочины. Скорее всего, девочка даже не обратила внимания на показавшегося вдалеке человека. Он быстро приближался к нам. Он миновал Лену, но малышка не дала ему цветок. Он шёл навстречу мне.
«Как же так? — подумал я. — Она, наверное, забыла. Она, наверное, считает, что я должен…».
Я посмотрел на встречного. Его возраст не превышал пятидесяти лет. Он был одет в серый костюм с галстуком; на его пиджаке, возле нагрудного кармана, висел бридж с какой-то надписью — что-то вроде: «Федеральный судья… и т. д.». В руках он нёс чемоданчик… Его лицо имело типичные чиновничьи формы: стандартные лоснящиеся щёки, стандартный нос… И ещё. У него были стеклянные, неживые глаза.
Я видел, как Лена остановилась и обернулась. Она смотрела на цветок в моей руке, на то, как, не заметив подарка, мужчина зацепил эту руку, пройдя мимо. Цветок упал на землю. Мужчина же, почувствовав столкновение, остановился, обернулся и злобно уставился на меня.
— Ты чё, козёл, с травой на башке, — сказал он хриплым голосом, глядя на мой венок. — По роже захотел?
Ему показалось, что я толкнул его. Не зная, что ответить, я безмолвно стоял, сжимая букет в руке. У меня было слишком тёплое настроение, чтобы на грубость отзываться грубостью.
Видя, что я молча стерпел обидное слово, он, решив, что отомстил мне достаточно, сказал:
— Смотри по сторонам, когда по дороге идешь. А то можешь без головы остаться, придурок.
Сказав это, он продолжил свой путь. А я остался стоять, чувствуя, как хорошее настроение улетучивается секунда за секундой. В глубине души закипала злость. Мне всё больше и больше казалось, что этого так оставить нельзя. И я решил догнать обидчика. Я уже собрался было бежать за ним, как вдруг почувствовал уже знакомое дёрганье за майку. Я посмотрел вниз и увидел Лену. Она улыбнулась мне, потом, присев, подняла с земли упавший цветок и вложила его в мою руку.
— Не злись на него, пожалуйста, Максим. Лучше пожалей его, пожалуйста, — просила она, как-то странно произнося местоимения «него», «его»… Я тогда не обратил на это странное произношение особого внимания, потому что сама просьба меня удивила.
— Почему я должен его жалеть?
— Потому что он жалкий.
— Но почему, Леночка?
— Потому что он злой. Потому что у него глаза пустые.
— Ну и что же?
— Это значит, что он никого не любит. Он не любит лес. Он не любит небо и звёзды. И море не любит. И людей. У него нет любимых…
— За что же его жалеть, Леночка? За то, что он никого и ничего не любит?
— Да. Потому что его тоже никто не любит.
С самого начала этого разговора у меня уже была заготовлена для маленькой девочки обширная нравоучительная проповедь о злых людях и о том, что, если их жалеть, то они усядутся на голову, и о том, что добро должно быть с кулаками и еще много всего прочего. Но последняя её фраза, произнесённая с особой интонацией, с интонацией неописуемого участия, поразила меня. И я вдруг понял, как тяжело жить тому человеку, который недавно прошел мимо нас. Правда, чистая правда, что его никто не любит. Никто во всём белом свете. Потому что любить могут живые люди, в глазах которых ещё горит огонь, глаза которых не абсолютно пусты. Но живые люди избегают мертвецов, подобных этому человеку. Живым людям невыносимо с такими. И поэтому мертвецы одиноки. Абсолютно одиноки. Во всём белом свете одни.
Напрашивался ещё один вывод. Чем больше ты любишь, тем больше любят тебя, тем счастливее ты себя чувствуешь.
Я вспомнил слова: «Возлюби ближнего своего»… И поразился опять. В этих трёх словах, в трёх простых словах — великая формула счастья. Ближний — это тот, кто тебе дорог. Одни считают ближними свою семью, другие — семью и друзей, третьи — улицу, четвёртые — город. Есть такие, для которых дорог целый народ. Наверное, такие есть. Может есть и такие, для которых ближний — это любой человек. А может быть не только человек? А может быть вообще всё, что рядом? И возможно, что говоря: «Возлюби…», под словом «ближний», Он имел ввиду весь мир. Любить, самозабвенно любить весь мир — не это ли счастье? Ведь тогда весь мир будет самозабвенно любить тебя…
Я посмотрел на Лену и пожалел в душе оскорбившего меня человека. Потом я подумал:
«Откуда же в столь ещё маленькой девочке такое большое, огромное понимание человека? Откуда? Может быть прав Олег, говоря: „Она не моя?“»
— Чего мы ждём? — спросил он, когда догнал нас.
— Тебя, — сказали мы с Леной хором.
Он улыбнулся, и мы пошли дальше. Мы с Леной забыли про злого человека. И опять принялись раздавать цветы. И опять стало хорошо. Необыкновенное счастье опять расцветало в сердце чудесной музыкой, той, которую я уже слышал когда-то. Когда-то в детстве…
Глава 3
Имя
«Это слово, которое не есть слово, однажды было распространено по всему земному шару, и оно всё ещё сохраняется, как отдалённое замирающее эхо в сердцах некоторых привилегированных людей…»
Мы спустились к пляжу. Тёплая музыка из детства окутала моё сердце ласковой пеленой. Ретроспектива счастливых кадров из ленты детства волной любви захлестнула сознание, и я превратился в маленького ребёнка. Все проблемы, заботы, страхи и комплексы оставили меня. У Лены же их, судя по всему, просто не было. И поэтому мы с ней веселились, как могли. Раздарив все цветы, мы принялись петь песни. Сначала мы спели напару песенку из детского фильма «Красная шапочка». У нас это очень мило получилось, и люди улыбались, когда мы вместе с Леной повторяли слова внучки-путешественницы, носившей красный головной убор:
А-а, в Африке горы вот такой вышины.
А-а, в Африке небо вот такой ширины.
А-а, крокодилы, бегемоты,
А-а, обезьяны, кашалоты,
А-а, и зелёный попугай,
А-а, и зелёный попугай!
Потом мы решили спеть «Крылатые качели», потом мы исполнили «Над нами огромное небо», затем ещё что-то.
Удивительный дар маленькой девочки, её умение вкладывать всю душу в песню привлекали внимание многих отдыхающих, которые уже заполнили весь пляж. Когда мы проходили мимо группы сидевших в тени деревьев молодых людей, один из них сказал:
— Эй, артисты! Ай-да к нам.
— К вам? — спросила Лена.
— Да, к нам. Мы ведь тоже поём, — ответила ей молодая девушка. — У нас есть, к тому же, инструмент.
Мы увидели под деревом гитары, гармошку и даже саксофон.
— Где же вы поёте? — спросил я.
— Вообще-то мы — студенты. Сейчас на каникулах. Помимо отдыха катаемся в электричках и веселим народ. А народ, в свою очередь, иногда подкидывает нам деньжат. Свои деньги у нас давно кончились, а на море хочется ещё побыть, — ответили мне.
— Понятно, — сказал Олег.
— Ясно, — сказал я.
— Пошли за мной, — радостно воскликнула Лена. — Я знаю хорошее место.
— Что, прям вот так сразу? — переглянулись озадаченно студенты.
— Да!
Музыканты задумались.
— Ну, что ж, п
— П
— Да-да, п
И мы пошли. Мы отстранённо и легко брели по горячему песку мимо шума прибоя, детских ликующих криков, смеха и радости пляжных отдыхающих. Праздник жизни радовал меня в тот день. Мне было не жарко, но тепло, несмотря на то, что солнце нещадно палило. Было какое-то приятное светлое тепло, оно было в сердце. И вокруг. Вокруг, возле нас — идущих, лежащих, плавающих, смеющихся, плачущих, воюющих, мертвых и живых. Оно окружало людей и меня, но тогда я не обратил на это новое и все же давным-давно знакомое чувство должного внимания. Я невольно сосредоточился на другом. Чем радостнее билось мое сердце, тем теплее становился талисман, подаренный Леной. Случилось даже так, что некоторое время он жёг мою грудь, как горчичник. Он реагировал на радость. Чем больше радости наполняло мою грудь, тем горячее он становился. Это странное свойство небольшого талисмана в тот день немного озадачило меня, и я, думая над этим, шёл молча, пока Олег и Лена болтали со студентами-музыкантами.
Через некоторое время мы прибыли на центральную, если можно так выразиться, площадь базы отдыха, в одном из стационарных домиков которой жил я и те, с кем я приехал на море. Студенты принялись готовиться, раскладывать свои инструменты, а я присел на корточки в тени дерева. Олег уселся на железные перила, огромным обручем охватывающие площадь и болтал ногами, а Лена подошла и сдула на меня одуванчик.
— Вот я тебе задам, — сказал я ей шутливо, но как-то задумчиво.
Мой, украшенный морщиной глубокомыслия лоб, наверное, привлек её внимание. И она, как будто догадавшись о ходе моих мыслей, вдруг произнесла:
— Там, на чёрном талисмане буковки, они очень похожи на те, которые были давно-давно в Риме и которыми сейчас называют лекарства и букашечек с травкой.
— Про что ты говоришь?
— Ну, про буковки же! Я говорю про буковки, которыми врачи называют лекарства.
— Про латынь?
— Про неё самую. Буковки на талисмане похожи на латынь. Но читаются они не слева направо, а справа налево.
— Как на иврите?
— Иврите?
— Ну да, еврейский язык.
— Да-да, как по-еврейски. Там семь буковок, и читаются они наоборот. Эти буковки странные, но если присмотреться, то они похожи на латынь. Прочти их, когда никого не будет рядом. Если ты прочтёшь, ты узнаешь, как Его зовут.
— Его? Кого это — Его? — шутливо спросил я, принимая слова девочки за игру.
— Просто Его.
— Но кто это?
— Ты не поверишь…
— Как так? Ну-ка, скажи, кто это — Он? Теперь я точно от тебя не отвяжусь, пока не скажешь.
— Это ты…
— О чем ты говоришь, Лена? Не понимаю.
Посмотрев на меня с некоторой долей наигранной укоризны, она сказала:
— Я говорю про Его Имя. На самом деле это твое настоящее Имя. Это слово, если его произнести… Это очень доброе слово. Оно… Оно очень сильное. Но ты никогда не говори его просто так и тем более вслух. Только в опасности. И тогда оно соберёт всё добро, находящееся рядом, и прогонит опасность…
И опять мне показалось, что рядом кто-то есть. Опять возникло ощущение наполненности окружающего пространства чем-то живым и разумным. Чем-то огромным, похожим на пропасть, на бездну. Может быть, это чувство было только плодом моего разума? Тогда почему студенты вдруг перестали заниматься своими инструментами, и все дружно сначала уставились на нас, а потом принялись удивлённо оглядываться? Почему некоторые из проходивших мимо людей вдруг останавливались, растерянно моргали и с интересом, но всё также растерянно начинали озираться. Ни студенты, ни прохожие не могли слышать нашего разговора с Леной, но все они чуяли то же, что и я. И чем ближе к Лене находился человек, тем более сильными становились ощущения…
— Привет, Максим. — обратился ко мне кто-то. — Где тебя носит?
Я оглянулся и увидел девчонку из нашего домика. Она с большими сумками проходила мимо меня.
— Я гуляю. А ты куда с сумками-то?
— Как куда? Мы же сейчас уезжаем! Ты что, забыл?
Сначала до меня не доходило, но потом я понял. Я почти опоздал на автобус. Вон он стоит, уже заведённый, а возле его открытой двери собрались наши «туристы». Все с сумками. Все готовы к отъезду. Один я не готов. Один я забыл про то, что сегодня и сейчас должен отбыть домой. Ну, конечно же, я совсем забыл.
Знакомая девчонка стояла и смотрела, как я растерянно соображал, потом сказала, слегка улыбаясь:
— Да не волнуйся ты. Твоя сестра собрала все вещи. Мы все уже готовы. И вещи все готовы. Вот тебя только ищем, да найти не можем. Гуляка!
— А я взял, да и нашёлся, — сказал я. — Давай помогу нести сумки. Тяжёлые небось.
— Да уж, тяжёлые.
Я взял у неё сумки, и мы пошли к автобусу. Там мне сказали, что у меня ветер в голове, что я растяпа, ну и так далее. Я довольно-таки спокойно всё это выслушал, ответил что-то невнятное и помог сложить сумки в багажник. Затем мы все расселись по местам. Быстро расселись, потому что водитель попросил поторопиться. Он стоял возле открытой двери автобуса и докуривал сигарету, когда на площади заиграла музыка.
Музыка, как музыка, но вдруг… Мы все услышали этот чудесный звонкий детский голос. Голос Лены. Она пела одну из самых моих любимых песен. И исполнение было безупречным. Площадь как будто замерла. Все остановились и слушали знакомые слова незнакомого красивого голоса маленькой девочки:
Слышу голос из прекрасного далёка,
Голос в утренней серебряной росе.
Слышу голос, и манящая дорога
Кружит голову, как в детстве карусель…
Поделиться книгой: