Некромент

— Их потом два было. Первый… Даже не помню, как звать.

— Тоже от Пушистого?

— Конечно из гопоты, мы ж люди государевы — кто нам другого даст. Молодой такой райтер, наивный, искренний, шейка тоненькая… Поначалу он нас прямо за душу взял. Как это он написал, дайте вспомню… «Патриотизм и любовь к России в русской душе живы и часто просыпаются, но сразу обваливаются в пустоту, поскольку становится ясно, что их уже не к чему приложить — это как попытка поцеловать Марию-Антуанетту после того, как силы прогресса отрубили ей голову…» Красиво, да? Такая у политтехнологов тогда мода была, «новая искренность».

— И что, разработал он вам концепцию?

Розанович криво ухмыляется.

— Разработал. Пришел в кабинет к Крушину, я там сидел как раз, и зачитал. Смысл был такой — мол, нас, русских националистов, все время пытаются направить по ложному пути — то стравливая с монголами и евреями, то завлекая в темные пучины византизма. А русский национализм на самом деле означает очень простую вещь — чтобы поезда в России ходили по расписанию, чиновники не требовали откатов, судьи не слушали телефонных звонков, сырьевые бизнесмены не вывозили деньги в Лондон, гаишники жили на зарплату, а Рублевка сидела на Чистопольской крытой…

Корреспондент тихо смеется. Розанович тоже хмыкает и продолжает:

— Ничего так, да? Нам потом уже рассказали, что он для этой новой искренности бирманские таблетки жрал, называются «yaa baa», нечто вроде амфетамина, только на органической основе. Они вроде как влияют на дыхательный центр и придают всему, что человек придумывает в этом состоянии, сильную эмоциональную заразительность. Тогда в Москве проходила большая партия, и вся гопота работала только на них. Вот оттуда эта задушевность и пошла. Паренек, видно, до такой степени обожрался, что у него мозги спеклись.

Корреспондент спрашивает:

— И что сказал Крушин, когда это услышал?

— Ничего не сказал, — отвечает Розанович. — Поиграл желваками на скулах, потом сломал черепаховый нож для бумаг и вышел из кабинета. Ну и мы гуськом пошли за ним. Интересные таблетки, да?

— Больше вы с этим политтехнологом не работали?

Розанович отрицательно качает головой.

— Его, слава богу, после этого скандала поменяли. Выделили нормального специалиста, который делом занялся.

— Каким?

Розанович улыбается.

— Он нам первым делом покровительницу нашел. Святую великомученицу Георгину, умученную от нехристя. Ее в языческом цирке колесницей раздавили. В самый раз для ГАИ, верно?

— Пожалуй, — соглашается корреспондент.

— А потом, — продолжает Розанович, довольно щурясь, — придумали ввести в нашей структуре особое подразделение — багряноносцев. Для патрулирования самых важных трасс. Это такие сотрудники, которым доверено ношение георгинового банта. То есть багряного банта с портретом святой Георгины.

— А с какой целью? — спрашивает корреспондент.

— Как с какой целью? — смеется Розанович. — Ну что вы за сухарь, а? Вот представьте, над городом весна. Май. Стоит на режимной трассе постовой с багряным бантом и портретом святой Георгины. Элегантно поднимает жезл. Останавливается роскошное авто с георгиевской ленточкой, постовой вежливо отдает честь, склоняется к окошку, и происходит служебный разговор. А в это время георгиевская ленточка и георгиновый бант качаются друг напротив друга, словно бабочка и цветок, которые вот-вот окончательно срифмуются… Насчет бабочки я, конечно, утрирую как художник. Но ведь красиво… И звучит-то как, послушайте: багряноносный Святой Георгины первый линейный отряд ГИБДД города Москвы… Слышите эти раскаты багрового «эр» — прямо как у Пушкина в «Полтаве»…

Улыбка еще несколько секунд сияет на лице Розановича, а потом медленно гаснет. Он добавляет:

— Вот только Крушин всего этого уже не застал.

* * *

В бумагах Крушина найдены короткие прозаические отрывки со странным названием «Немые Вершины». Некоторые считают, что они принадлежат перу самого Крушина и являются конспектами его мрачных фантазий — но это плохо вяжется с образом генерала. По другой версии, автором отрывков является ментор Крушина философ Дупин — и цель их в том, чтобы яркими и доходчивыми образами вдохновить почти начисто лишенного воображения генерала.

Нам трудно остановиться на какой-то из этих точек зрения. Маловероятно, чтобы подобный текст мог родиться в сознании — пусть даже воспаленном — генерала ГАИ. С другой стороны, если бы автором действительно был Дупин, тексты отличались бы большим стилистическим совершенством, и в них обязательно хоть раз встретилось бы слово «Хайдеггер». Поэтому их авторство до настоящего момента неясно. Но то, что Крушин пользовался этими записками, подтверждают воспоминания майора Розановича.

Отрывки начинаются с порядкового номера и завершаются фразой «to be continued». Судя по нумерации, их было немало; сохранились только два — номер 1 и номер 18.

«НЕМЫЕ ВЕРШИНЫ 1. Сержант Петров не помнит, как это случилось. Он даже не знает, что именно произошло. Вчера еще вокруг шумело житейское море, где были луна и солнце, люди и деревья, надежды и страхи. Сегодня ничего подобного нет.

Теперь сержант Петров подобен воздушному шару на якорном канате. Иногда он становится шаром. Иногда — канатом. Иногда — самим якорем.

Когда он осознает себя шаром, он стремится всплыть над океаном смешанного с бензиновой гарью воздуха и улететь в прохладную пустоту космоса. Давно бы он это и сделал, когда б не канат и не якорь.

Сержант Петров начинает исследовать канат, ведущий к якорю. Для этого не надо делать ничего особого, достаточно просто вспомнить о нем, и Петров сразу же словно перетекает вниз по горлышку узкого кувшина. То, по чему он перемещается, — тоже он сам, и это очень грустно, потому что, удерживай его что-то другое, Петров давно разорвал бы канат и унесся ввысь, в черную синеву абсолютной свободы. Но нельзя разорвать путы, если они сделаны из тебя самого… И Петров послушно стекает вниз, к родной земле, которой он еще нужен, к тяжелому черному якорю, запирающему для него небеса.

Но и якорь — тоже он сам. Сержант Петров вспоминает, что именно тут его дом. Отсюда растет волшебный цветок, который кончается бесплотным шаром, реющим над городской улицей. В детстве Петров читал журналы-комиксы. Когда герои комиксов думали, художник рисовал над ними заполненные словами облака-овалы, соединенные с головой тонкой нитью. Теперь сержант Петров стал таким овалом сам: его тело внизу, а мысли парят в прозрачном облаке, высоко над потоком машин.

Вот только тело Петрова сильно изменилось. Раньше это был неуклюжий механизм, сделанный из мяса и обреченный на скорую смерть. А новое тело сержанта Петрова подобно скале. Оно способно выдержать давление вечности. Ему не страшно ничего, даже атомная атака. И если у души должны быть якорь и дом, то пусть уж лучше будут такие… — to be continued».

* * *

Попавшие в печать сведения о персональном крематории генерала Крушина имеют примерно такую же природу, как слухи о личном крематории Лаврентия Берии в доме на бывшей улице Качалова.

«Вон труба какая, — размышляет народ, — что там еще может быть? Понятно, крематорий».

Подобный ход мыслей весьма лестен для властей — он подразумевает, что руководство даже дома думает только о работе. Это, конечно, отзвук официозного лицемерия советских времен — все-таки номенклатура работает, чтобы жить, а не наоборот.

Высокая башня, за которой закрепилась слава крематория, возведенного Крушиным в своем подмосковном замке, действительно похожа на выложенную из камней трубу огромных размеров. Но это не труба, а именно башня с лифтом, на верхушке которой находится уединенная комната для медитаций и раздумий (дом Крушина эклектичен; считается, что его архитектурными прототипами послужили некоторые постройки XII–XIV веков, расположенные возле города Альби в южнофранцузском департаменте Тарн; сам Крушин вряд ли был знаком с историей альбигойских сект, но его ментор Дупин несомненно). Если бы эта башня действительно служила «трубой», как писали газеты, в крематории Крушина можно было бы сжигать слонов, причем в промышленных масштабах.

И все же личный крематорий у Крушина действительно имелся. Это было довольно компактное устройство, попросту автомобильный прицеп, официально (и лицемерно) называющийся «передвижной блок сжигания трупов павших животных» — военная разработка, предназначенная для быстрого уничтожения жертв бактериологического удара. Это вполне хайтековское отечественное изделие, оборудованное не только камерой сжигания, но и так называемой «камерой дожигания», не позволяющей продуктам распада вырываться в атмосферу; мощные горелки прожигают мертвую биомассу насквозь и быстро превращают ее в горку легкого пепла.

Каким образом Крушин заполучил кремационный блок в собственность, неизвестно, но, как нам отчего-то кажется, генерал из ГАИ без труда найдет общий язык с военными — тем более что ходили слухи о совместном бизнесе Минобороны и ЗАО «Дорожный Сервис», а дыма без огня не бывает.

Впрочем, применительно к крематориям эта поговорка звучит плоско. Особенно если речь идет о современных мобильных крематориях отечественного производства, где бывает только ревущий белый огонь, и никакого дыма вообще.

* * *

Бывший главный инженер «ЗАО „Дорожный Сервис“» чувствует себя перед камерой не в своей тарелке. Это бородатый мужчина в синем рабочем комбинезоне и оранжевой каске. У него много дел — рассказывая, он поглядывает на часы. Несколько раз за время разговора начинает звонить телефон. Каждый раз инженер смотрит на экранчик, морщится и выключает звонок.

— Да, я действительно работал в «Дорожном Сервисе», когда его владельцем стал Крушин. Ну, или не владельцем — не знаю, как это было оформлено юридически. Но все решения принимал именно он. И вы знаете, у меня быстро сложилось ощущение, что у него не все в порядке с головой.

— Почему? — спрашивает корреспондент.

— Понимаете, он пытался влиять на технологические вопросы, несмотря на полную некомпетентность в этой области. И требовал, чтобы его распоряжения выполнялись безоговорочно.

— В этом был какой-нибудь смысл с точки зрения бизнеса?

— Нет, — отвечает главный инженер. — Что и удивительно. Обычно руководство, как бы это сказать, старается сделать что-нибудь рациональное — например, сузить дорогу сантиметров на десять, а деньги поделить. Или как-нибудь еще сэкономить. А Крушин занимался, можно сказать, дурной любительщиной, совершенно бессмысленной и безграмотной. Никакой материальной прибыли это не приносило, наоборот — отвлекало людей и сильно осложняло работу.

— Это касалось всего спектра вашей деятельности?

— К счастью, нет. Он интересовался только производством ИДН.

— Простите, чего?

— Искусственных дорожных неровностей, которые еще называют «лежачими полицейскими». Знаете, когда-то их делали достаточно произвольной формы — кое-как, просто из асфальта. А теперь стали отливать из резины по строго утвержденным габаритам. Так вот, он требовал, чтобы мы добавляли в резину какой-то… Даже не знаю, какую-то серую пыль. Он говорил, что это особая японская добавка, которая повышает экологичность изделия. Представляете? Какая, спрашивается, экологичность у литой резины?

Главный инженер стучит костяшками пальцев по каске, производя сухой и отрывистый звук.

— Причем, — продолжает он, — когда мы смирились с его идиотизмом и стали приспосабливаться, это оказалось непросто. Его ведь дурили на каждом шагу — эта его японская экологическая добавка была на самом деле никакая не японская, просто какие-то пережженные кости, может, удобрение или что-то в этом роде. Поступала в таких пластиковых ведерках килограмма по полтора-два, причем в каждой упаковке различались и вес, и цвет порошка, и даже его консистенция. В Японии так не делают. Мы хотели смешивать эту его добавку с остальными ингредиентами при подготовке резиновой массы, но Крушин настоял, чтобы содержимое каждого такого ведерка примешивалось исключительно к резине, идущей на изготовление одного «дорожного полицейского». Одна капсула — один полицейский. И никак иначе. «Для придания экологии», как он выражался, и баста. Можете представить, насколько это затрудняло производство? Слава богу, объемы были небольшие — а то бы мы просто встали!

— Стоило ли выполнять его распоряжения так буквально? — спрашивает корреспондент. — Видите, начальство чудит — сказали бы «так точно» да и работали бы как обычно.

Инженер усмехается.

— Мы бы, может, так и сделали. Только он прислал специального человека контролировать процесс. Такого, знаете, маленького бородача в черной косоворотке, даже непонятно — то ли духовное лицо, то ли бандит. Так и работали — остановим линию, этот хмырь засыпет порошок, чем-то брызнет из бутылочки, побормочет немного — наверно, экологический эффект подсчитывал, хе-хе, — и опять включаем. Матерились, конечно. Но что сделаешь — капитализм.

* * *

Второй сохранившийся отрывок из цикла «Немые Вершины» звучит так же напыщенно, как и первый. Однако он значительно короче, и в нем есть одно отличие, еле заметная деталь, которую с первого взгляда можно пропустить. Разница в некоторой неуверенности тона, картонной фальшивости последних строк, троекратном повторении слова «волшебный». Кажется, автор не вполне представляет, о чем писать дальше — либо из-за отсутствия информации, либо потому, что ничего не приходит в голову. Просим читателя обратить на это внимание: тема получит продолжение.

«НЕМЫЕ ВЕРШИНЫ 18. Покидая свою плоскую черную раковину, сержант Петров легко взмывает над потоком транспорта и поднимается в небо — так высоко, как только позволяет его незримая пуповина. Никто из людей, сидящих в машинах или бегущих куда-то по тротуару, не поднимает голову — дела у горожан простые, земные, и глядеть они привыкли себе под ноги. Впрочем, посмотри они вверх, они не увидели бы ничего, ибо духовные очи у телесного человека закрыты до мига смерти. А у сержанта Петрова они открыты. Это оттого, что сержант Петров теперь мертв.

Но раз он видит и чувствует, он все-таки жив.

Только жив он не так, как прохожие вокруг. Они недосягаемы для вечного; он же неприступен для суеты. Он даже не помнит, каким был раньше — в памяти остался только суровый и простой шаг к новой жизни.

Этот шаг он сделал не сам — помогли мудрые и сильные друзья, оставшиеся пока на земле; и по милосердию своему они устроили переход несложным. Теперь сержант Петров понемногу прозревает великий замысел, частью которого он стал. Поднимаясь высоко над дорогой, он чует над крышами присутствие таких же, как он. И далеко, далеко по городу раскинута сеть волшебных якорей, сплетаются они в волшебный и полный тайного смысла узор. И скоро уже сержант Петров узнает его силу и тайну, совсем скоро — в волшебной мозаике осталось всего несколько пустых клеток. И теперь к развязке приближает каждый день… to be continued».

* * *

Союз Эроса с Танатосом в деле Крушина («любовник п-ца», как выразился один комментатор) был бы хорошим поводом лишний раз сравнить генерала с Жилем де Ре, который сжигал использованных пажей в камине. Но слухи сильно преувеличены. Танатос в этой истории действительно присутствует, и в изрядных количествах. А вот Эроса рядом, что называется, не стояло. Генерал не был «сексуальным маньяком промышленных масштабов», как его уважительно называли журналисты. Больше того, он даже не был на самом деле геем — хотя такая слава среди сотрудников ГАИ ходила о нем не один год.

Основания у подобных слухов имелись. Однако генералу можно атрибутировать гомосексуальность лишь в том смысле, в котором глубоководная рыба-удильщик, привлекающая жертв горящим между глаз огоньком, может быть названа осветителем подводного мира.

Вот показания одного из офицеров ГАИ, личность которого сохранена в тайне. Он сидит в большой комнате, похожей на гостиную; его голос изменен, а лицо зачернено при монтаже. Перед ним стол, на котором стоит ваза с фруктами; на соседнем стуле висит китель с большим пурпурным бантом, в центре которого круглый значок с женским профилем (если это не дополнительная конспиративная уловка, перед нами сотрудник линейного отряда багряноносцев святой Георгины). На стене — большой ковер-килим, рисунок на котором шутливо повторяет герб Москвы: грозный всадник протягивает шест с огромной пробиркой черно-зеленому дракону со знаком доллара на спине; зверь, с отвращением задрав морду, пускает в пробирку сизый дым из пасти.

— Знаете, — говорит офицер, — у нас к геям было, в общем, терпимое отношение. Не то чтобы мы прямо так одобряли, нет. Скорее, как в американской армии — «не говори и не спрашивай». Но про Крушина все знали. И не просто знали — многие, прямо скажу, на это с самого начала и ориентировались.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, все знали, что ему нравится такая, как бы сказать, желтоволосая Русь. Крепкие коренастые ребята, желательно спортсмены. И еще без близких родственников. И ходил упорный слух, что достаточно один раз, ну, понимаете, повстречаться с Крушиным у него на даче, и сразу получишь перевод в хорошее место. Прямо в Сочи, и даже квартиру служебную дадут. И вроде бы так оно и выходило: поедет пара пацанов к нему на выходных, а в понедельник уже приказ — отчислить такого-то и такого-то в связи с переводом на новое место службы в город Сочи, и никто их больше не видит. Пару раз в приказе Адлер был, один раз Анапа. Вот так он за четыре года сто восемьдесят человек перевел. Потом стали кого-то из них в Сочи искать, потому что он кредит не вернул. И не нашли. А дальше вы, наверно, слышали…

* * *

Цифра «сто восемьдесят» примерно совпадает с количеством комплектов милицейской формы, найденных при обыске загородного дома Крушина — трудно понять, зачем он их сохранял. Мы не будем лишний раз перечислять обнаруженные драгоценности, наличность, коллекционное оружие, плазменные панели и прочие мещанские радости — материалов об этой стороне дела было в открытых источниках достаточно. Наибольший интерес для нас представляет пространный отчет о сауне, оборудованной в подвальном этаже.

Основной объем этого документа занимает истекающее слюной описание комнаты отдыха — «роскошной» мраморной залы в античном духе, украшенной, помимо мозаики с изображением танцующих фавнов, бюстами Тиберия и Никиты Михалкова. Вскользь упоминается помещение для гидромассажа, отделенное от остального пространства выдвижной герметичной перегородкой. Кнопка управления перегородкой была спрятана за бюстом Тиберия.

Сообщалось, что в стенах гидромассажного кабинета обнаружили какие-то странные сопла, не соединенные с водопроводом. Их назначение не разъяснялось; было только указано, что всю технику поставила австрийская фирма «HDG».

Эта фирма действительно производит крайне дорогое и замысловатое оборудование класса luxury; гидромассажные стойки «HDG» оснащаются форсунками, предназначенными, как сказано в рекламной брошюре, «для разбрызгивания ароматических веществ, превращающих массаж в нечто большее». Не надо быть следователем по особо важным делам, чтобы догадаться — разбрызгивать из такого устройства можно не только ароматические вещества, но и любые другие, например, усыпляющие. Особенно за герметично закрытой дверью.

Еще одна любопытная деталь: из сауны ведут две двери — одна внутрь здания, а вторая во двор. Именно там, во дворе, всего в десяти метрах от выхода, и стоял передвижной кремационный блок.

* * *

Хоть Дупин по всем признакам был главным вдохновителем и ментором генерала, его роль никак документально не подтверждена. Не сохранилось ни одной улики, которая позволила бы предъявить ему обвинение или хотя бы просто связать его с делом Крушина. Все свидетельства о его роли в этой истории начинаются со слов: «говорят», «по слухам» — но попытки проследить, от кого исходят слухи, не кончаются ничем. Сам Дупин признает знакомство с генералом, но отрицает, что ему было известно о его некромантической деятельности.

Поэтому дальше мы встаем на зыбкую почву ничем не подкрепленных сплетен, источник которых неизвестен — или, что то же самое, у которых сразу несколько параллельных источников. Тем не менее эти слухи позволяют многое объяснить. Да и потом, не бывает дыма без огня — хоть огонь без дыма иногда действительно кое-где встречается.

Вот что говорит в коротком видеоинтервью известный русский философ Константин Голгофский, симпатичный рыжебородый хоббит в монгольской рубахе навыпуск (он сидит в полулотосе на кованом сундуке; над его головой германский военный плакат начала XX века «Боже, покарай Англию!» — когда камера дает на плакат сильный зум, становится виден обширный реестр имен собственных, вручную приписанных под «покарай»).

— Вы знаете, — Голгофский слегка покачивается из стороны в сторону, — я ничего не могу доказать, поэтому не буду называть имен. Но я слышал, что духовный наставник Крушина — назовем его «Д.» — сам толком не понимал, чем все это должно закончиться. У него имелось, как бы сказать, чувство направления, общего потока — но оно носило скорее поэтический характер. Знаете, творческий человек, геополитик, метафизик. Очаровал Крушина, вдохновил его горячими словами, а сам, наверно, думал — как-нибудь пасьянс да и сойдется: вот начнем, втянемся, а там видно будет. Глядишь, и осенит. Но не осенило…

— А известно хоть, в каком направлении работала его мысль? — спрашивает корреспондент.

— Да, — отвечает Голгофский, — в эзотерических кругах ходили кое-какие слухи. Опять-таки, я ничего не утверждаю наверняка. Вроде бы он собирался продублировать с помощью некромодулей одно руническое предсказание про будущее Гардарики — так на древнем Севере называли наши территории. Придумали специальную схему, как выкладывать руны с помощью расположенных на соседних улицах и переулках «лежачих полицейских». Работали по GPS и «Гугл-мэпс». Успели установить около ста штук, в основном на всяких тихих улочках, чтоб не сильно мешать движению. А потом эту руническую надпись наконец правильно перевели — и выяснилось, что она… Ну, смысл у нее совсем другой, чем думали. А тут еще проблемы с балтийским газопроводом. В общем, Д. разочаровался в северном векторе и стал думать об азиатском направлении. Был в постоянном поиске.

— А как к этому относился Крушин?

— Крушин тогда уже чувствовал, что вокруг сжимается кольцо, и все время его торопил — мол, быстрее давай придумывай, уже в Сочи проверку послали… Тогда у Д. возникла мысль выложить из некромодулей классический круг из восьми китайских триграмм «Ба гуа». Опять сделали схему по «Гугл мэпс», подкорректировали знаки на двух или трех улицах, в одном месте поменяли двустороннее движение на одностороннее. Начали устанавливать некромодули, а потом…

Неподалеку тихо звенит колокольчик, и Голгофский, мгновенно позабыв об интервью, закрывает глаза. На его лице изображается крайняя сосредоточенность. Проходит с полминуты. Корреспондент повторяет:

— А потом, Константин Параклетович?

Голгофский открывает глаза и как ни в чем не бывало продолжает:

— Потом Д. услышал по «Эху Москвы», что Китай и Америка уже слились в одно экономическое целое. То есть китайцы теперь по всем понятиям атлантисты. Мало того, оказалось, и мы тоже атлантисты, поскольку отдаем нефть за доллары, хотя что такое доллары, вообще никто уже не понимает. Даже те ребята в Лондоне, которые управляют всем этим делом и нашей Гардарикой заодно. Короче, выходило, что вся Евразия заблудилась, один Пиндостан дорогу знает, потому что куда он заковыляет, туда и остальные пойдут. Д. был настолько этим потрясен, что ушел в запой. А когда он из него вышел, Крушина уже не было… Про обстоятельства вы знаете, конечно. Ну что дальше… Д. погоревал, даже написал, говорят, короткую эпитафию. Потом понемногу успокоился и переключился на Балканский вопрос.

* * *

Обстоятельства, сопровождавшие самоубийство Крушина, известны; знаменитое прощальное видеописьмо до недавних пор можно было скачать в интернете, но сейчас его почему-то трудно найти. Ходили слухи, что предсмертную записку, которую Крушин читает перед камерой, для него в свое время написал Дупин — чтобы подопечный был в любой миг готов к доблестной самурайской смерти. Но это тоже не доказано.

Видеописьмо занимает около сорока секунд. На Крушине тот самый белый китель, в котором он снялся в агитационном ролике; генерал бледен и собран. Перед ним лежит лист бумаги с коротким рукописным текстом, в который он, не отрываясь, глядит (шпаргалку потом так и не сумели найти). Он монотонно и очень спокойно читает:

— Земные дни завораживают нас, чаруют, и мы забываем, к чему они повернуты своим запределом. Но Хайдеггер (генерал произносит это слово с некоторым фрикативным усилием, примерно как «хай-да-хер») говорит, что жизнь есть бытие к смерти…

Генерал делает короткую паузу и поднимает глаза на зрителя. У него тяжелый взгляд; когда обрезанная версия ролика висела на «You Tube», один из комментаторов сравнил его с наведенной на зрителя двустволкой. Крушин опускает глаза в бумажку и читает дальше:

— Бытие к смерти. Два слова. Мы слышим только первое из них, а потом наступает момент, когда судьба властно произносит второе. И остается единственный акт, достойный мужчины и воина, достигшего последней свободы на пике духа: превратить бытие, развернутое к смерти, в смерть, развернутую к бытию. Вот как-то так…

Дочитав, генерал естественным и начисто лишенным пафоса движением подносит к виску служебный «макаров» и нажимает на спуск. «Ютубовская» версия обрывается за секунду до выстрела; на других серверах можно было найти вариант, где виден выстрел, рывок головы и удар кровяного сгустка в стену. Генералу удалось сохранить спокойное выражение лица и после смерти.

* * *

Тело Крушина было кремировано, а прах в установленном порядке выдан родственникам. В это время расследование чудовищных экспериментов генерала как раз набирало обороты — но, хоть дело Крушина и попало в самый эпицентр компетентного внимания, о его прахе просто забыли. И зря — с ним происходили любопытные вещи.

Генерал завещал передать его пепел для захоронения «товарищам по службе». Родственники (две сестры и двоюродный брат), занятые дележом наследства, были не особо склонны проверять личность человека, обратившегося к ним за урной, поскольку это было просто пластиковое ведерко с мусором, совершенно точно не обладающее никакой ценностью и не нужное никому из них. Родственники даже не запомнили приехавшего за контейнером курьера — одной из женщин показалось, что у него была борода, другая говорила про бакенбарды и поднятый воротник.

Вскоре Мытищинское «ЗАО „Дорожный Сервис“» отгрузило последнюю партию «экологических» дорожных полицейских.