Помоги проекту - поделись книгой:
— Я не вполне понимаю…
— Я поясню. Лечилки отлично помогают в тех случаях, когда мы имеем дело с истощением собственных жизненных сил. Но если им приходится бороться против того, что условно можно назвать
Ирина выпрямилась, глядя на нас с огромной тревогой:
— И есть кто-то, кто умеет это делать?
— Есть. Мы.
— Вы шутите?
— Нет. Именно сегодня нам нужна энергия смерти, и мы можем помочь кому-то из особо нуждающихся.
— А если не получится?
— А вы их заранее не обнадёживайте, — предложил Кузьма. — Просто скажите, что мы студенты-медики…
— Ты — студент-медик.
Собирать-то Кузя должен, сразу в камень Марварид.
— А… Ну да. Я — студент-медик. Буду оценивать состояние организма по пульсу. В конце концов, им точно не станет хуже. Но, может быть, станет лучше.
Ирина сомневалась.
— Скажите, а вот этот зародыш смерти… Его можно…
— Что? — очень мягко уточнил Кузя.
— Изъять у… нерождённого ребёнка?
Ах ты ж, Ядрёна-Матрёна — говорил же Фёдор, отделение специфическое. Кузьма озадачился.
— Честно — не уверен, как это будет без прямого контакта. Но я постараюсь.
— Хорошо! — Ирина решительно встала. — Пойдёмте, пока заведующего отделением нет, а то начнутся лишние вопросы. Я только халаты белые принесу, так положено.
Отделение производило два основных впечатления: очень чисто и очень скромно. Прямо-таки по-спартански.
— Сюда! — Ирина повернула налево и заторопилась по коридору. Здесь тихий край, лежат в основном недавно переведённые из реанимации. Я бы вас и в саму реанимацию сводила, но боюсь, там не дадут спокойно совершить эти… манипуляции. Меня тут ещё плохо знают, выставят за дверь без разговоров.
Они дошли до двери с табличкой: огромный восклицательный знак, девушка, приложившая палец ко рту и надпись: «Соблюдайте тишину!»
— Секунду, — Ирина первой вошла в палату и прикрыла за собой дверь. Строгий голос зазвучал глуховато: — Внимание! У нас посетители, два доктора из отделения интенсивной терапии. С осмотром. Всем приготовить руку… Нет, высоко закатывать не надо, будут проверять только пульс. И прошу вести себя прилично, особенно ты, Анфиса… — дверь распахнулась: — Проходите, господа!
В палате пахло кровью, отчаянием и совсем немного — надеждой. Дюжина женщин смотрели на нас, кто с любопытством, а кто — равнодушно. Лица осунувшиеся, глаза синими тенями обведённые. Да уж, тут смерти точно можно насобирать.
Кузя посмотрел на меня: «Откуда начнём?»
«Да по порядку, с ближней и начинай».
Он присел на край первой кровати. Улыбнулся:
— Какую ручку будем смотреть? Правую — левую?
— Левую, наверно, — осторожным шёпотом ответила женщина.
Кузьма прихватил её за запястье, прислушался.
«Одну вижу, тяну…»
Да я и сам видел, что он выкачивает смертушку — крупный такой зародыш, разъевшийся. Восковая бледность лица болящей сменилась едва заметным румянцем — но дело пошло!
«Есть. Вторую… Нет, отсюда не достать».
И тут он её спросил:
— Милая, ты хочешь сохранить жизнь ребёнку?
Женщина, кажется, испугалась.
— Сказали же — есть надежда?
— Я не про то спрашиваю, что тебе сказали. Ты — хочешь, чтобы он жив был?
Она тревожно посмотрела на докторшу, на меня:
— Хочу.
— Мне далеко отсюда, — Кузьма говорил едва слышно, и тишина в паузах между его словами сделалась почти осязаемой. — Рубашку на животе расстегни.
Как мне хотелось его по загривку огреть! Вот же охламон! Теперь про наш визит всякая собака в городе узнает, это к гадалке не ходи.
Но я стоял молча. Нельзя мага, работающего со смертью, сбивать. Даже меч. Не дай матери-рожаницы, расплещет.
Кузя медленно, словно в зачарованном сне, положил руку на шаром выпирающий живот, глаза прикрыл.
«Вторая есть».
Женщина на следующей кровати и вопроса дожидаться не стала, сразу заголилась.
Так он и прошёл всю палату — тихо-тихо, я такого тихого лекаря в жизни не видал, словно в зимнем безветренном лесу снег идёт. Да так за двери и вышел, бесшумным призраком.
— А теперь всем спать, — негромко велел я, — верно, Ирина Матвеевна?
— Верно, — кивнула она, не придумав ничего другого. — Отдыхайте, девочки. Я к вам попозже загляну. Пойдёмте, Дмитрий Михайлович.
Отойдя с десяток метров от палаты она остановилась:
— Дмитрий Михайлович, что ж я делать буду, когда это всё…
— Просочится?
— Ну, конечно!
— Скажешь правду. Что пришёл князь Пожарский и пожелал облагодетельствовать самых страждущих в отделении. Насколько я понимаю, это не против правил.
— Да, благотворительные посещения разрешены, — она опасливо посмотрела на Кузю, который стоял поодаль, привалившись спиной к стене и закрыв глаза.
— Вот и прекрасно. А когда пришли в палату, помощник князя Пожарского внезапно предложил женщинам возможность исцеления — наложением рук. Насильно никого не лечили. Вот, кстати, чтоб никто не придрался, — я вынул из кармана пачку десятирублёвых купюр, — раздай-ка каждой, а оставшиеся потрать на своё усмотрение, ты нам очень помогла сегодня.
— А как же…
— А если тебя лишат этого места, мы переделаем флигель под маленькую лечебницу, будешь там принимать.
И у нас всегда будет нескончаемый запас самой убийственной энергии, вот это поворот!
Ирина немного потерянно взяла деньги и развернулась обратно в палату, а я подошёл к Кузьме:
— Ты чего у меня? Очумел, что ли?
— Есть немного с непривычки. Глаза не чёрные?
— Ну-ка, на свет глянь. Не-е-е, серые, как обычно.
— Ну и ладушки. У одной там такой был… — он покачал головой.
— Большой сильно зародыш смерти?
— Нехороший. Думал, не удержу. Но камешек Марварид отличный дала, прямо всю мёртвость втягивает, плотно внутри себя укладывает. Если перерывчики небольшие делать, таких палат в него можно штук пятьдесят, наверное, вместить. Куда только потом эту энергию девать?
— Это мы придумаем. Идти-то можешь?
— Вполне, — Кузя пошевелил плечами, разминаясь. — Я бодр, в меру зол и готов к поединку.
06. ПОЕДИНОК С САЛТЫКОВЫМ
СНОВА АРЕНА
На входе во двор Академии меня ожидал Талаев.
— Какие новости?
— Салтыковы от мировой отказались, ваша светлость.
— Замечательно! Во сколько посыльного с ответом прислали?
— Около двух часов дня.
— Прилично, — оценил я. — Думали, значит, ну-ну. Скажи-ка мне, тебя как по имени звать? А то всё по фамилии…
— Игорем.
— Хорошее имя, сильное. Что ж, Игорь. Сейчас подойдём — их доверенный должен к тебе подойти. Будут торговаться — не уступать. Больше скажи: после поединка условия сдачи будут совсем другие. Чтоб до седьмого колена жалели, что на Пожарских полезли. Если кто жив останется.
К Арене мы подошли за десять минут до назначенного времени — не рано, не поздно, вполне достаточно, чтобы выполнить необходимые формальности. Кузьму я нёс в руках. До сих пор нам удачно удавалось разделять в глазах общества разумный меч и странноватого «младшего» помощника князя Пожарского. Пусть как можно дольше так и остаётся.
«Вот теперь я понимаю: вернулась былая слава!» — саркастически отметил Кузя, завидев собравшуюся вокруг Арены толпу.
«Ну, пожалуй, не вернулась, а только возвращается, — возразил я. — Вспомни-ка, какие мы стадионы собирали!»
«И всё же это лучше, чем пять человек, согласись?»
«Это — да, согласен».
«Похоже, здесь почти вся наша группа. Даже ниппонки!»
«Беловой не вижу. Подозреваю, живёт она под жесточайшим контролем».
«Ну, если она Фёдора дочь — что ты хотел?»
«Зато перс пришёл».
«Сегодня Марварид получит привет».
Мы дружно усмехнулись и перепрыгнули через борт. Руку на песок: «Здравствуй!» Пока ждём, можно и вражин поподробнее разглядеть.
Со стороны Салтыковых явилась преизрядная толпа. Помимо всех, кого имел неудовольствие в суде наблюдать, ещё с пару десятков новых рож. Настька Салтыкова вон, сверлит меня злыми глазами.
Талаев с Салтыковским юристом переговорил. Понятно, извиняться они не хотели. Вон, расходятся. А Салтыков через борт лезет. Доспехи приодел, щиты навесил. Движения резковатые — лечилок, должно быть, выпил штуки три.
— А меч-то у него непростой, — пробормотал Кузя.
— Это проблема?
— Да нет. Просто отметил. Дорогой по нынешним временам меч, видел я его в схроне.
— А не по нынешним?
— А по нашим с тобой, бать, с таким мечом каждый третьекурсник бегал.
— Шелупонь, одним словом.
— М-гм. Ты не передумал — быстро делаем, как договаривались?
Поделиться книгой: