Помоги проекту - поделись книгой:
Вот и Фонтанный бульвар. Исключительно пешеходный, что приятно. Действительно, большой. А по центру – многоярусные, украшенные мраморными фигурами фонтаны, целая цепочка! Полагаю, район здесь был не дешёвым, но свой особняк в череде других я узнал сразу. Вы поняли, да? По запустению.
Представляю, как раздражал лощёных соседей этот облупленный фасад.
Никаких вдоль бульвара не предполагалось личных садов или двориков. Вот она, вымощенная розовыми мраморными плитками мостовая – и вот широкие ступени крыльца и массивные двустворчатые двери высотой с два моих роста.
И вот здесь-то я почувствовал магию. Замк
Нет, дом, конечно, большой. Но я отчего-то уверен, что во всех остальных его закоулках будет то же самое. Отсюда вынесли всё, что можно было продать.
Идти по гулким пыльным комнатам было невыносимо горько. А ведь видно – когда-то это был красивый, ухоженный дом. Стены вон узорчатыми шелками закрыты. Остальную красоту оторвали – по чуть более тёмным, невыгоревшим следам на ткани можно было угадать места, где крепились розетки и угловые завитушки, не знаю уж, как они называются, но надеюсь, что выполнены красивости были хотя бы из позолоченной бронзы. А вот и другие следы пошли – целая вереница крупных прямоугольников. Родовые парсуны, поди, вешали. Или нет, как они тут... Портреты! Не ровён час, здесь и моя прежняя личина должна была обретаться. Эх...
Я представил молодого парня, у которого не осталось никого, на кого он мог бы опереться. Без магии – а, значит, даже без надежды наняться к кому-нибудь в дружину. М-м-м... В телохранители? Да, так. Или, скажем, получить место в армии. Кому он там нужен, такой инвалид? Был, да...
И вот мальчишка приводит в дом чужих людей, купчин каких-нибудь, которые бродят меж господскими вещами и через губу назначают мизерные цены. Стыд-то какой...
От представленного унижения у меня аж зубы заныли. Я живо вспомнил отражение в больничном зеркале – молодое болезненное лицо – и попросил:
– Прости, внучек. Я уж постараюсь выяснить, кто род до такого состояния довёл, да и воздать по заслугам.
Голос в пустом коридоре звучал, как в пещере. Неприятно.
Ничего, исправим.
И, кроме того, зарубочку поставим: разобраться с упомянутой в подслушанном разговоре гранатой – что за ерунда такая? Из всех гранат я знал только овощ заморский, изрядно вкусный, однако больничная сестричка явно говорила не о еде.
Ноги привели меня на кухню. Ничем иным это место быть не могло. Огромное, не меньше пиршественной залы. Я представил себе целый полк поваров и поварят, суетящихся здесь в преддверии большого праздника. Да, так вполне могло быть. Печи здесь, судя по всему, мне непривычные, но они были – вон и следы на полу, затёртые, но не до конца. И ещё какие-то предметы здесь были, во множестве. Какие – угадать не берусь. Из полов и стен торчали то трубки, то вроде бы верёвки, а то и проволоки. Ничего трогать не стал – смысл?
Сейчас в кухне остался последний столик, табуретка к нему, да некая странная конструкция у стены. И ещё ведро рядом со столом. И витали бледные остатки странного запаха...
Я подошёл ближе. В ведре, предназначенном явно для мусора, валялись слегка смятые бумажные упаковки. Пёстрые. Я присел на корточки, разглядывая верхнюю. На картинке была нарисована миска с вроде бы лапшой, только какой-то странной, тонкой и кудрявой. «Три минуты – и готово!» и ещё крупно: «Купи одну – вторая в подарок!»
Еда для нищих. Срам какой.
На столе стояла тарелка с родовыми вензелями – чистая. Пара кружек. Ложка, вилка, нож – тоже отмытые. Больше ничего не было. Сама собой всплыла откуда-то фраза: «чистота – последнее достоинство бедности». Он всё это делал сам. О какой прислуге говорить, если парень такую бурду ел, вы что! И полы, после того, как отсюда всё вынесли, отмывал сам. Как смог.
Зубы мои сжались до скрипа, аж шипящее эхо по уголкам разбежалось.
Можно ли сказать, что род оскудел окончательно, если у него ещё остались дорогие стены в центре столицы? Ах вы, суки... Были ли мои потомки столь недальновидны, что смогли потерять всё, или помог кто – разберёмся. Досадно, что ничего не осталось, чтобы хоть как-то привести дом и себя в достойный вид. Ничегошеньки, растерялось всё, хоть в наёмники иди...
И вдруг до меня дошло – не всё!
02. СХРОН
СТАРОЕ ХОЗЯЙСТВО
Схрон! Уходя в небытие, я тогда так рассудил: всё роду оставлю. Кроме лаборатории. У меня там стоял накопитель такого класса, что человека к обращению с высокими энергиями неспособного размазало бы по стеночкам неровным слоем. Сына малолетнего отправить – всё равно что сразу убить, а супружница никогда сверхвеликими магическими способностями не отличалась, не за то отец сосватал...
Никому я о своей лаборатории не сказал, будто сам про неё забыл в суматохе. Думаю, потом искали, да вряд ли нашли. Я ведь даже места никому не назвал. А ну, чем киснуть – обернусь да проверю!
Я припомнил координаты, открыл портал... и повалился в него, как подрубленный. Боль пронзила голову словно в затылок кистенём прилетело! Выход в кухню схлопнулся за моей спиной, словно его и не было.
Я пришёл в себя и сел на усыпанном каменной крошкой полу, соображая, сколько провалялся в отрубе, и почему в глазах до сих пор темно.
– Долго же тебя не было, хозяин, – прошелестел рядом едва слышный голос.
В словах звучала обида. И ещё – крайняя степень усталости.
– Гору́ш, почему света нет?
– Копилку нам покорёжили, барагозники.
Некоторое время я молчал, соображая, кто же мог с такой силой шарахнуть по конструкции...
– Давно? – в голове всё ещё остаточно звенело, язык ворочался с трудом, и фразы выходили только короткими.
– Лет двадцать, – вздохнула темнота.
Этого элементаля я делал для себя – чтоб поговорить мог, беседу поддержать, а то скучно одному под землёй бывало, особенно если эксперимент требовал такого внимания, что неделями не отлучишься.
– Кто такие?
– Демидова купца ковыряльщики. Роют. Руду специальную ищут. Взрывают вот по пятницам.
Словно отозвавшись на слова элементаля, земля подо мной толкнулась с таким звуком, словно в глубине туго натянутая гигантская струна лопнула – и мелко, дробно затряслась. Затем ещё раз. И ещё...
– И что, вот так каждую неделю?
– Как заведённые. Сперва совсем рядом шарахнули, всю вязь порвали, дуболомы. Да на пару дней и затихли. Я места подрывов посмотрел, всё интересное выбрал, одну пустую породу им оставил, да парочку неприятных колодцев с осыпями подсуропил, – голос тихонько засмеялся, словно из чашки в чашку пересыпался песок. – Явились, потыкались, да в сторону ушли. Но всё одно трясёт. Как могу, латаю.
Едрёна-Матрёна, как болит-то всё...
Я хотел пустить по телу исцеляющую волну... и с недоумением понял, что запас энергии находится на уровне примерно нулевом.
– Это что ещё за фокусы?!
– Чево там? – сразу подал голос любопытный элементаль.
– Да, видишь, какая незадача, Горуш. Травма у меня магическая.
– Это навроде болячки, что ль?
– Навроде. Проверить бы... А что, внутреннюю испытательную тоже повредили?
– Немного, но там малая копилка цела.
– И свет есть?
– Как не быть? Скромный, но есть. Завтра будет.
Я с кряхтением поднялся на ноги, но не вполне – скрючившись, упираясь ладонями в колени.
– Я так понимаю, ты там подпитываешься?
Элементаль помолчал.
– А куда ж мне? Только лечь да помереть...
– Да ты не винись, я ж тебя не браню. Веди давай, а то я даже рук своих не вижу.
Малая испытательная, которую голова упорно стремилась называть лабораторией, сохранилась вполне неплохо. Света тут, правда, тоже не было. Надеюсь, это ситуация временная. Я наощупь проверил свой измерительный стол (ладно, ладно, тестовый, заткнись уже, внутренний голос!), приложился ладонью к каменной плашке с вдавленной выемкой пятерни... и в ужасе уставился на проявившиеся в углах плит
Двенадцать, восемнадцать и ноль. Ноль, раскудрить твою через коромысло! Двенадцать – манопропускная способность каналов ментального поля, восемнадцать – общая ёмкость внутреннего личного накопителя, а ноль – уровень маны в накопителе!
Не знаю сколько я орал, перебирая ругательства – времени у меня теперь было навалом! Отводил душу, попутно с недоумением наблюдая себя со стороны. Взрослую уравновешенность как корова языком слизнула, зато вернулась вспыльчивость, порывистость и склонность к необдуманным поступкам. Тело молодое так действует? Наверное.
Энергоёмкость малого одиночного портала по твёрдо отработанным координатам колеблется от тринадцати до двадцати – вот вам и пожалте, вычерпался единым духом, отчего и по башке словно дубиной врезали!
Я костерил себя всякими словами – это ж надо было такого дурака свалять! Хорошо, что мне ещё дышать потребно, так бы я орал, душу отводя, целый час.
– Может, эликсиров принести? – с любопытством прошуршал Горуш, воспользовавшись секундной паузой.
Я с трудом подавил порыв продолжить гневные вопли.
– А они остались?
– Кое-что побилось, когда первый-то сильный взрыв был. Но много каких стоят. Цвет, правда, иные поменяли.
– Цвет? Интересно. Пошли, наведём ревизию, всё одно тут сидим.
Эликсиров оказалось не так уж и мало – шесть готовых лотков, размером с хороший противень для пирогов, да пара ящиков с сухими заготовками в кульках. Да уж, не было бы всё магически упрочено, сто лет как развалилось бы.
Пока я двигался вдоль полок, перебирая в темноте свои запасы, Горуш отпросился на пять минут в сторону отойти. А появился, неся в руках фонарь!
– Хозяин, глянь, какую я дивную штуку принёс!
– Ух ты... В шахте взял?
– Ага. Я подглядывал. Тут вон внизу кнопочка. Нажимаешь – светит. Ещё раз – не светит.
– Дело.
Глядеть на элементаля, лишённого стабильной подпитки, было грустно. Трёхметровая человекоподобная фигура сгорбилась и осела, грозясь от любого неосторожного движения превратиться в кучу щебня... Ладно, и это поправим.
– Давай поближе и свети, надписи читать будем.
Осмотр поверг меня в состояние крайней задумчивости. С одной стороны, в эликсирах чувствовалась остаточная сила. А с другой – вот, скажем, «ловкость». Нахрена мне сейчас усиливать ловкость, к тому же, учитывая, что цвет настойки должен быть ярко-синим, а он жёлтый с мутным зелёным осадком? Что-то бирка «гарантия качества» спустя восемьсот лет не очень внушает доверия. А если...
– Горуш...
– Да, хозяин?
– Я помню, что вложил в тебя сопротивляемость воде.
– Она работает, хозяин. Через подземные реки я хожу спокойно.
– Тогда пей, – я распечатал бутылёк. – Воду можешь отцедить, а вот ману постарайся задержать.
– Тратить на меня ценные эликсиры?!
– Видишь ли, люди изрядно хрупкие создания, а я сейчас даже исцелиться не в состоянии. А вот ты, в отличие от меня, отравиться точно не сможешь. И если мы сумеем привести тебя хоть в относительную норму... в общем, пей.
Горуш опрокинул содержимое флакона в свою обширную пасть. Почмокал.
– Вкус к изысканным не отнести, но, кажется, бодрит.
Я хмыкнул:
– А ну, давай ещё. Вот, «сила». Можешь с бутылкой употребить.
– Хм, – элементаль кинул бутылёк в рот. – Какая-то трава. Горечь чёрного угля. Мягкий оттенок богемского стекла. Лёгкие нотки рубина и шпинели... Шикарный букет!
– Слушай, по-моему, у тебя глаза начали слегка отсвечивать. Ну-ка, выбирай все с меткой «сила» и заглатывай!
Спустя двадцать минут и сорок семь бутыльков дегустации, передо мной сидел почти что прежний Горуш. Бодрый, подтянутый, с сапфирово поблёскивающими глазами.
– Отлично! На этом пока притормозим. В моё отсутствие принимать по мере снижения бодрости по одной склянке, вместе с посудой. Если до моего возвращения запас закончится – переходи на заготовки, в них тоже мана есть.
Горуш сыто вздохнул:
– Хорошо, хозяин.
– Ну что, бери фонарь, да пойдём посмотрим, что там с накопителями.
Малый накопитель (он же «малая копилка») выглядел вполне прилично, без особенных повреждений.
– Тут слегка края повело, – объяснил мне Горуш, слегка покачиваясь и поблёскивая глазами. – Я подправил немного, работает почти как новый.
Поделиться книгой: