Помоги проекту - поделись книгой:
Так что я скоро сообразил, что утонуть я здесь не могу. Нева под мостом глубиной метра три, а я высотой все семь. Главное встать на ноги… Но даже если я не встану на ноги — захлебнуться мне тоже не грозило. Я вообще не дышал в этой божественной форме, мое тело не нуждалось даже в кислороде, оно вообще ни в чём не нуждалось.
Моя правая рука тем временем пыталась отрасти, на её месте метались какие-то призрачные сполохи, я вроде как даже уже видел дымный силуэт новой свежей конечности. Но это пока что был только силуэт, напоминавший голограмму. Ни двигать, ни воевать этой призрачной рукой я не мог. Судя по всему, ей нужно время, чтобы оформиться и воплотиться в полноценную руку.
Полулежа на спине, я стал одной левой расшвыривать в стороны куски камня от моста, под которыми меня похоронило. При этом я все глубже проседал в ил и грязь, покрывавшие дно Невы. Вот это уже плохо. Утонуть в дерьме бы не хотелось. Неподходящая смерть для столь мощной сущности, как я.
Впрочем, уже через мгновение стало ясно, что позорная участь был засосанным днищем Невы мне тоже не грозит.
— Я его добью, — прогремел звонкий Алёнкин голос, заглушивший на мгновение стрельбу и крики у крепости.
Никаких сомнений в том, кого именно Алёнка собирается добить, тут быть не могло. Я был единственной достойной целью для неё. Бог против богини. Ну что ж… Это будет эпический бой. Если я, конечно, осилю вылезти из-под завалов, и если меня не шлепнет этот мудак с ракетницей на колокольне крепости.
Мудак, судя по всему, все еще был там. По крайней мере, колокольня все также торчала над Петропавловкой. И ракеты оттуда стабильно вылетали, одна даже ухнула в воду в стороне от меня. Впрочем, у моих наёмников был один гранатомёт, так что есть шанс, что среди моих людей найдется меткий стрелок и расфигачит колокольню.
При мысли о том, что придется уничтожить главный символ Петербурга мне почему-то стало не по себе — я был уверен, что любой петербуржец из любого мира меня бы порвал за одну мысль вальнуть эту колокольню. Но в этого петербуржца просто не пуляли с неё ракетами, так что пошёл он к лешему, вот что!
Я окончательно рассвирепел, и это придало мне мощи. Зарычав на манер Халка, я раскидал останки моста и встал в полный рост. Нева доходила мне до колена, вместо правой руки у меня всё еще болталась какая-то неуправляемая дымка.
Но Алёнка уже была здесь — она парила передо мной в воздухе в потоках черни и золота, обнаженная, прекрасная и трёхглазая.
— Ну вот мы и встретились, Алёна, — громовым голосом произнес я, — Оба голые и божественные. Мы с тобой сейчас, как Адам и Ева в Раю. Клянусь, мы могли бы не сражаться, а предаться любви!
— Нет, — звонко ответила Алёнка, — Увы, но это не вариант. У тебя штуковина между ног… Она больше меня размером. И мы не Адам и Ева, Нагибин. О, нет. Взгляни на мою ауру — я золото, я Солнце! А ты Луна. И приходит рассвет, и Солнце гасит Луну.
— Ага, а потом приходит закат и Луна нагибает Солнце! — взревел я.
— Да, но свет Луны — лишь отражение, — прощебетала Алёнка, — Он не полноценен. Он не существует без Солнца. Как и ты без меня, любовь моя. Это я тебя сделала, Нагибин. Своими руками. Вот этими. Я была твоим куратором. Я породила тебя. А сейчас я тебя уничтожу!
— А что тебе за это даст твой дружок самозванец на троне, м? — поинтересовался я, — Не слишком ли много у тебя в друзьях Государей, Алёна? Сначала Царь из другого мира, теперь самозванец…
— Хватит болтать!
Очередная ракета прошла выше моей головы и взорвала набережную. Алёнка бросилась в атаку…
Глава 147 — Смерть барона Нагибина
Принцесса спрыгнула с эшафота и побежала.
Двое тюремщиков попытались её остановить, но третий, покоренный магией принцессы, выхватил пистолет и стал палить в своих товарищей.
— Дриаду убейте! — бешено орал шеф Охранки Соколов, — Палач, вешай осужденных, не стой столбом! А эту тварь убейте из гранатомёта!
«Тварью», которая привела в такой ужас Соколова, был полупрозрачный и источавший свет гигант, торчавший возле моста.
Этот гигант что-то кричал громовым голосом, но принцесса не понимала его слов, она была слишком перепугана, слишком на адреналине, чтобы понимать человеческую речь.
Сердце девушки замерло от страха, еще когда её сунули в петлю, да так и осталось замершим. Лишь её тело действовало, чисто инстинктивно.
Тело хотело жить, принцесса сейчас ощущала себя зверьком, пойманным в капкан. И тот факт, что ей удалось чудом спрыгнуть с виселицы, её не утешал, как и тот факт, что на Петропавловку напала целая армия каких-то неизвестных…
Всё еще только начинается. Ей все равно не уйти отсюда живой!
Один из тюремщиков прицелился Ладе в голову из пистолета, но принцесса ударом кулака сбила врага на землю. Другой тюремщик, тот которого Лада законтроллила, был уже мертв — расстрелянный собственными коллегами он умирал на эшафоте.
Ладе было жаль этого парня, жаль остальных, тех, кто остался на виселице, жаль свою маму-дриаду, которую оглушил неизвестный черный демон.
Вокруг как будто разверзся ад. Всюду гремели выстрелы и взрывы, откуда-то полезли чудовища — та черная женщина-монстр, которая избила маму-дриаду, а еще тот гигант из желто-голубой субстанции возле моста…
Принцесса мчалась на ауре, быстрее любого неодаренного, со скоростью автомобиля. Она пробежала мимо Соколова, тот не попытался её остановить… Ну и спасибо ему за это.
А вот адъютант Соколова барон Картечкин, все еще державший в руках бумаги с текстом приговора, преградил Ладе дорогу.
— Вернитесь назад, принцесса! — потребовал Картечкин.
Где-то у моста прогремел взрыв — принцесса краем глаза увидела, как в гиганта возле моста попала ракета и взорвалась…
Лада, разумеется, не приняла предложения Картечкина, добровольно возвращаться на виселицу — это же настоящая глупость. Как ему, этому дураку, вообще пришло в голову её уговаривать?
Принцесса воздела руки, собираясь на ходу кастануть заклинание — последнее, оставшееся у неё.
Трикоины она вчера ела, их ей дали еще в тюремной башне. Зачем? Потому что тюремный целитель сказал, что без ежедневных трикоинов магия может ослабнуть и потом уже не восстановится, если Ладу вдруг помилуют. И никто не стал ему перечить, ведь Лада была принцессой, хоть и приговоренной к смерти… И ей дали трикоины. А самозванец не вмешался, Лада слышала разговоры охранников о том, что Государь сильно заболел после того, как напал на принцессу в той же тюремной башне.
Поэтому сейчас Лада собиралась впечатать в Картечкина свое последнее заклинание подавления воли, золотая аура уже металась над девушкой.
Но Картечкин кастанул первым, в потоках собственной зеленоватой ауры он обратился в поток мелких частиц. И эти частицы бросились на принцессу. Они летели с громадной скоростью, как настоящая картечь. Все же клан Картечкиных не зря носил свою фамилию.
Бумаги с приговором упали на траву, а Картечкин пронзил принцессу насквозь. Он пробил обе её ноги, левую руку, кусок Картечкина даже застрял у девушки в левой груди…
Лада упала, визжа от оглушительной боли и истекая кровью.
Картечкин не без труда снова собрался в человека за спиной девушки, последний кусок Картечкина вынырнул из грудей Лады, вырвав вместе с собой кусок мяса.
— А я предупреждал, Ваше Высочество! — заорал Картечкин, все еще объятый потоками собственной зеленой ауры, — На виселицу её! Быстро…
Тюремщики бросились к Ладе. Она вдруг рассмеялась — нервно и безумно. Ну да. Её раны, нанесенные Картечкиным, уже регенерируют. Вот только они зря регенерируют, сопротивление Лада уже оказать неспособна, её сейчас повесят… Всё вдруг показалось Ладе таким бессмысленным, таким абсурдным, вся её жизнь.
Её повесят. А за что? Что она сделала? И она же молодая девушка, принцесса… Она не думала, что так закончит свою жизнь. Ни одна принцесса в мире не ожидает, что кончит в петле, и такой юной…
Мир сейчас показался Ладе бессмысленным демоническим хаосом, жестоким и беспощадным. Все это было глупо, эта глупость оскорбляла Ладу даже больше, чем грядущая смерть.
— Отставить! — неожиданно прозвучал рядом голос Соколова, — Отпустите принцессу!
— Что? — Картечкин уставился на Шефа.
Тюремщики тоже застыли в недоумении.
Вокруг эшафота кипел жаркий бой, но сюда ни одна пуля не долетала. Потому что прибывшие стражницы Лейб-Гвардии встали вокруг эшафота и активировали свои ауры. Все пространство вокруг теперь было залито волшебным светом этих аур, а сами ауры стражниц жадно пожирали и плавили прямо в воздухе все пули.
Стражниц было человек тридцать, их защита надежно прикрывала и Соколова, и тюремщиков, и приговоренных к смерти на эшафоте.
Соколов быстро прошёл к Ладе, протянул ей руку и помог встать.
— Бегите, Ваше Высочество, — быстро проговорил Соколов, — Я не могу вешать принцессу, леший меня забери! Бегите! И помните, кто вас спас…
Лада всмотрелась в глаза Соколова, но увидела там только страх и растерянность. В глазах у жирной чайки, сидевшей на плече Шефа Охранки, выражение было как будто таким же, как у хозяина.
Соколов просто испугался? Или хочет, спасая Ладу, подстелить себе соломки на будущее — на случай, если Охранка и силы самозванца сейчас проиграют? Или он правда помогает ей из уважения к принцессе и её царской крови…
— Это же измена, — выдохнул Картечкин.
— Заткнись, полковник, — прошипел в ответ Соколов, — Отпустить принцессу!
Лада бросила взгляд на эшафот.
Там все еще стояли с петлями на шеях её соратники по несчастью — один безумец в рванине, который ничего не понимал, блевавшие кровью из изрезанных ртов Корень-Зрищины, благородного вида седой старик — единственный Корень-Зрищин, которому в суматохе язык так и не отрезали. Китайца держали двое тюремщиков — этот был без сознания…
— А они? — принцесса указала в сторону эшафота, — Эти люди столь же невинны, как и я! Отпустите их, Соколов. Я… Я вам приказываю!
Соколов на это вяло усмехнулся:
— Простите, Ваше Высочество. Эти люди преступники. Вы здесь по ошибке, а они нет. И жалеть их нечего. Китаец — убийца, разбиравший детей на органы. Корень-Зрищины — сектанты, почитатели демонов. Вам не место рядом с ними. А они будут повешены. Уходите, пока я не передумал!
Но принцесса не ушла. Если бы она ушла — она бы спаслась, но погубила бы свою честь. А это хуже смерти. Кто она такая, Лада Багатур-Буланова? Холопка, купчиха или принцесса? Нет, лучше уж смерть, чем позор. Честь — вот на этом столпе стоит магократия и весь мир!
— Я не уйду без своих друзей! — закричала принцесса, активируя ауру.
Но рядом уже оказались две стражницы из Лейб-Гвардии, обе красивые высокие девушки в кожаных облегающих одеяниях. Одна вроде была буряткой, вторая — платиновой синеглазой блондинкой.
Принцесса вовремя сообразила, что опасность сейчас исходит от этих девиц, а не от все еще растерянного Соколова, так что Лада резко развернулась к бурятке и впечатала в неё своё заклинание.
Но бурятка улыбалась, её раскосые глаза смеялись. Её оранжево-желтая аура с легкостью пожрала и растворила золотую магию Лады.
Бурятка ударила принцессу коленом в живот, Лада, еще не до конца оправившаяся от прошлых ран, согнулась пополам.
Стражница-блондинка тем временем заломала ей руки за спину.
— Наручники! — потребовала блондинка.
Ладу она держала одной рукой, а вторую протянула — кто-то из тюремщиков тут же сунул в руку девушке полицейские наручники.
Блондинка сковала Ладе руки, потом заломала ей локти, так сильно, что Лада разрыдалась от боли.
Соколов все еще выглядел растерянным, а вот Картечкин уже подбежал к Лейб-Стражницам:
— Соколов хотел отпустить принцессу, моя госпожа! Я сам слышал!
— Мы тоже слышали, — холодно произнесла бурятка, — Еще наручники. Для Соколова. Он предатель.
— Что? — заорал с перекошенным от страха лицом Соколов, — Что? Я Шеф Охранного Отделения, я здесь командую…
— Прости, граф. Мы выполняем приказания только Павла Стального лично. И больше никого, — сообщила бурятка.
Она бросилась на Соколова, тот было попытался атаковать в ответ, но это было бесполезно.
Чайка Соколова с громким криком ринулась бурятке в лицо, но девушка одним ударом превратила птицу в кровавые ошметки. Потом бурятка ударила с вертухи Соколову в голову, Шеф Охранки перекувырнулся и рухнул на траву, обе его руки изогнулись под неестественным углом, Соколов взвыл от боли…
— У меня приказ убить любого из агентов Охранки, кто попытается помочь принцессе, — доложила бурятка, — Павел Стальной мудр. Он предвидел такое. И никаких указаний сделать исключение для Шефа Охранки он мне не давал. Так что…
Бурятка вывернула ставшие тряпичными переломанные руки Соколова и надела на него наручники. Соколов подвывал и плакал. Его аура бешено металась над графом, но сопротивления он больше не оказывал.
— У нас есть свободная петля, Чайзат, — стражница-блондинка весело указала бурятке на последнюю петлю на эшафоте.
Эта петля вроде предназначалась для странного человека, которого привезли сюда в клетке, но этот человек сбежал, когда началась заварушка.
— Вы слышали приказ! — звонко заорала на тюремщиков бурятка Чайзат.
Но тюремщики в ужасе отошли подальше. Желанием пихать в петлю Шефа Охранного Отделения никто из них явно не горел.
— Плевать, сами сделаем, — плюнула на траву Чайзат, — Трусы поганые. Собаки!
— Я теперь командую казнью, госпожа? — влез Картечкин.
— Нет, я командую, — парировала блондинка, а потом потащила Ладу к эшафоту, заломав ей скованные наручникам руки так сильно, что девушка едва могла соображать от боли.
Блондинка сунула Ладу в её петлю, откуда принцесса минуту назад сбежала. Бурятка тем временем надела другую петлю Соколову на шею.
— Вроде теперь все места заняты, — хихикнула блондинка, — Палач?
— Я всегда на месте, моя госпожа! — визгливо прокричал державший рычаг Палачевский.
— Так чего ты ждешь, ублюдок? Дергай, — распорядилась блондинка.
Она легко спрыгнула с эшафота, Чайзат последовала за своей подружкой, последним с эшафота сошёл тюремщик, торчавший там с самого начала казни.
Китаец, который был без сознания и которого больше никто не придерживал, завалился вперед, петля уже начала душить его. Хотя пол эшафота еще даже не раздвинулся. Китаец рефлекторно чуть захрипел, так и не выходя из забытья…
— Господи, помоги мне! — прокричала Лада в черные питерские небеса, — Господи, пошли ангелов покарать беззаконие!
Это было глупо. Принцесса от боли и ужаса уже и сама не понимала, что она орёт… Лучше бы прочитала «Отче Наш», но слова молитвы просто вылетели у Лады из головы.
Она смотрела только в небо. Палач дернул за рычаг, пол эшафота быстро начал раздвигаться. Двое тюремщиков уже держали наготове автоматы, чтобы добить повешенных выстрелами в голову…
На классическую драку это было мало похоже. Причем, как на драку одаренных АРИСТО, так и на махач уличных гопников.
Алёнка не стала меня бить, она просто на сверхскорости пробила мою грудину, а потом, погрузившись по пояс в желто-голубую массу, из которой я состоял, стала в меня вгрызаться. Как жук-древоточец в дерево, как крот в землю.
Только Алёнка расчищала себе путь не зубами или руками, а чистой золотой магией.
Поделиться книгой: