Конечно, речь Геры была обильно приправлена сквернословием, которое я опускаю в целях экономии вашего времени.
Когда он понял, что я попал в беду, позвонил Тихоне. Тот быстро отыскал работяг и доходчиво объяснил, что, если они не заберут заявы, их ждут ужасы нашего городка.
И не только их, но и их семьи.
Ужасные ужасы.
— А мент тебе не звонил? Этот… как его… Булгаков?
— Даже если б и позвонил, я б с ним базарить не стал. Не о чем мне с ментами разговаривать.
А обещал, что позвонит. Не было им веры и впредь не будет.
— Пашуня, ты где сейчас?
— Дома, вообще-то.
— Хватай пузырек шампанского и ко мне! Каких я козочек склеил, обалдеть! Виагры ходячие! Две по цене одной. Мне одному не справиться. Поддержи друга морально и физически!
Во дает! Как он выдерживает такой ритм?
Откровенно говоря, в первую секунду я хотел ответить положительно. Почему бы не отметить счастливое освобождение? Сбегать на пару часиков к девчонкам.
Но что-то меня удержало. И вовсе не отсутствие денег на шампанское.
— Не, Гер… Не могу. Устал, как собака. Спать хочу.
— Так у меня и поспишь. — Он заговорил шепотом, видимо, прикрывая трубку ладонью. — Главное, одну на себя возьми. Беленькую. Не помню, как звать…
— Гер, я едва на ногах стою. А вечером на работу.
— Какую еще работу?! Заболел?
— Кериму на рынке обещал помочь. Я ему должен… Позвони кому-нибудь другому.
— Не, точно заболел! Его гнать надо с рынка, а не помогать. Короче, надумаешь — приходи. С тебя, кстати, причитается за освобождение.
Он повесил трубку. Причитается… Сам махач затеял, а с меня причитается.
Я включил телевизор, где шли мои любимые «Смешарики», и прилег на диван. Передохну пару часов — и на рынок. Картошка дожидается погрузки.
После «Смешариков» продолжился сериал про ментов. На сей раз я не переключил канал, а решил немного посмотреть. Ведь теперь я в некотором роде тоже мент. Хотя бы в глазах одного человека.
Кстати…
Я встал с дивана, порылся в комоде и откопал старую фотографию, приклеенную на картонный лист. Двадцать шесть лиц в овальчиках. Вот моя. Угрюмов П. Вот Веселова К. По обыкновению с плаксивым лицом. Как была плаксой, так и осталась. Вот Голубева М. Улыбочка Моны Лизы. Интересно, она все такая же красивая? Или пообтерлась на канадских гамбургерах и чипсах?
Мне стало как-то грустно, поэтому я срочно вернулся на диван. Стал прикидывать, чем бы мог пожертвовать, чтобы Маринка сбежала из Канады ко мне. От бесполезных мыслей грусть усилилась. Чем ни жертвуй — не вернется. Там у нее собственный домик и серьезный папик.
За стенкой запела караоке соседка Люська, так и не вышедшая замуж. Еще бы — какой нормальный мужик такое выдержит… Когда ж она угомонится, Монсеррат Кабалье? Шестой год про «Комарово» поет. «На недельку до второго…» Ни одного кота в округе не осталось. Эх, прощай, отдых. Под эти звуки не уснуть.
Три часа спустя я был у Керима. Объяснил ситуацию с залетом. Он не очень обиделся: тысяча не сумма, из-за которой стоит нервничать. Но и дарить ее не собирался, поэтому мне пришлось обивать финским оргалитом made in China стены будущего кабака. Другой работы не нашлось.
Погасив долг и получив еще тысячу сверху, я поблагодарил торговца и срочно отправился за провизией — брюхо наигрывало серенады Солнечной долины. («Хозяин, хозяин, почему ты меня не любишь?») Надо было подкрепиться — сегодня мне еще предстояло навестить с гуманитарной миссией Ксюху. Вернее, ее соседа. Часов в девять он должен был вернуться домой.
…Интересно, если бы мы встретились не в ментовке, а в КВД, кем бы я представился?
«Ты что ж творишь, торчок дефективный?! Давай-ка, прикинем XXL к носу и разберем твои косяки. Ты, живность плюшевая, не бродяга и не крадун порядочный. Ты все рамсы попутал и занимаешься дешевым крысятничеством. Тащишь оттуда, где живешь. То есть у своих. Тебе, крысеныш, разве не объяснили за колючкой, что с такими бывает? Первый раз руку под лом, а при рецидиве — на „кол справедливости“ и в „петушатник“. Короче, при подобных зехерах тебя не сегодня-завтра примут мусора. После я цинкану братве в хату, кто ты есть. И будешь весь срок кукарекать. А не примут, сам кишки выпущу и заставлю сожрать. Сырыми. Вместе с дерьмом…»
Вот такая миниатюра. Вот такой цзюэцзюй. Про «кол справедливости» даже Мэн Хао-жаню не придумать. А мы, менты, по-другому и не умеем…
Но обо всем по порядку.
Перед тем, как произнести этот высокохудожественный монолог, я попросил Веселову посидеть в своей комнате и не выглядывать, даже если начнут разрушаться стены. Мол, оперативная работа не терпит чужих ушей.
Затем тихонько постучался в дверь соседа Кости и, когда он ее приоткрыл, так же тихонько провел правый по корпусу.
Когда корпус попытался подняться, я подцепил его двумя пальцами за ноздри и подтянул к себе.
Дальнейшее вы уже слышали, вернее, прочитали.
— Где флэшка, крыса?
Он покачал лохматой башкой, типа, не понимая, о чем речь.
Что ж, продолжим добычу доказательств. Следствие ведет знаток. Ему не нужны отпечатки пальцев или показания свидетелей.
— По-твоему, я похож на человека, который верит в сказочного мудака с пропеллером, залетающего в окна? Или это не Карлсон, а кто-то другой залетел, чтобы скрысить гайку, сережки и флешку?
— Я не брал, — шепчет уродец. — Клянусь…
— Мне самому поискать? — Я обвел глазами убогий интерьер, прикидывая, что можно разбить о его голову.
«Статья 182, часть 1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Основанием производства обыска является наличие достаточных данных полагать, что в каком-либо месте или у какого-либо лица могут находиться орудия преступления, предметы, документы и ценности, которые могут иметь значение для уголовного дела».
Но у нас-то пока нет никакого уголовного дела. А Костик опять трясет немытой башкой. Я его теряю… Разряд! Еще, разряд! Правым в подбрюшье. И тут же левым снизу — в челюсть. Аккуратно, чтобы не сломалась…
Выдержала, крепкая.
И койка выдержала, на которую он рухнул.
Только бумажка какая-то на пол отлетела. Что это? «Булгаков Сергей Эдуардович. Оперуполномоченный криминальной милиции». Блин, это ж моя визитка, в смысле — не моя. Забыл выкинуть, так она сама выпорхнула в самый ответственный момент.
Виноват, вы этого не видели. Прячем обратно.
Вытираем пальцы о Константина, берем его за волосы, благо длинные. Поднимаем.
— Ты чего, убогий, «глухаря» включил? [4] Где флэшка, падла?! Ты сейчас сдохнешь, а вскрытие покажет, что сдох от передоза! Если твой вонючий ливер вообще будут вскрывать…
Кулак занесен. Он догадывается, что через мгновенье, наверное, умрет. Поэтому согласно кивает головой.
— Я продал…
— Кому?!
— У метро, парню какому-то…
— Конкретней, ковбой!
Я тяну его тупую башку за волосы к полу. Он морщится от боли и машет руками, словно прижатый спичкой таракан.
— Ну… Он там всё время стоит… Рыжий такой, в камуфляже. С табличкой «куплю золото». Под ветерана Чечни косит, чтобы менты не трогали. Кажется, Олегом звать.
«Статья 9 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Никто из участников уголовного судопроизводства не может подвергаться насилию, пыткам, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению».
Примечание. На козлов данная норма не распространяется.
И это правильно. Иначе как простому милиционеру работать?
Усиливаем нажим.
— Да, да… Точно, Олегом! Больно!..
— За сколько продал?
— Триста…
Прекращаю подвергать участника судопроизводства насилию, как того требует закон. Участник падает на пол и держится за бок. В принципе, всё. Следствие закончено, преступление раскрыто.
Правда, нет вещественных доказательств. Дело нельзя передавать в суд. Увы. Вряд ли рыжий ветеран купил флэшку для себя. Наверняка уже перепродал втридорога. Но это не снимает ответственности с подозреваемого. Мы-то понимаем, что он виновен.
Статья 17, часть 7 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: «Судьи, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью».
Интересно, про «совесть» кто придумал? Это ведь весьма расплывчатое понятие. И не у всех она есть.
— Короче, слушай сюда, баянист[5] XXLев. Если еще хоть пылинку у Ксюхи скрысишь…
Окончание фразы я опускаю. В устах любителя китайской поэзии оно звучит не совсем гармонично.
— И вообще… Чтоб ни одной жалобы… Пол на кухне помой! Приду проверю.
Бросив соседа, я вернулся к однокласснице. Она не теряла времени даром и накрыла маленький столик. Чаёк, тортик. Бутылочка «Кюрдамюра».
Вообще, у неё довольно уютно, хотя и небогато. Книжек много. Понятно — профессия. Портрет на стене — рисованная физиономия какого-то китайца, наверно, этого Вана-басурмана. Пара акварелей на китайскую тематику, красные амулеты на стенах… этот, как его… фэн-шуй.
В серванте, за стеклом фотография класса. Такая же, как у меня. Надо же… Она училась у нас всего два года, а фотку поставила именно из нашей школы.
Тут же еще один снимок. Вдвоем с подружкой на фоне пруда. Подружка, кстати, ничего…
В комнате полное отсутствие мужского начала. Нового виолончелиста не нашла. Или не хочет искать. Фэн-шуй не велит.
Ксюха сменила утренний гардероб на более яркий, но все же недостаточно фривольный. Хотя могла бы — фигура у неё вполне-вполне… Она аккуратно уложила волосы, подвела глаза. В общем, подготовилась к приему чрезвычайного и полномоченного посла органов. Но меня она не очень интересует, как женщина. Она же одноклассница. Хм… хотя Голубева тоже одноклассница…
— Ну что, Паша?
— Нормально. Я и не таких колол. Объяснил возможные варианты. Так, чисто на юридическом языке. Он судимый, врубился сразу.
— Это он флэшку взял?
— А ты сомневалась? Не домовой же. Одно плохо: толкнул ее спекулю какому-то.
— То есть… Её не найти?
— Попытаться можно, но шансов маловато.
Вот опять! Опять мой язык без костей! Нет, чтобы сказать: всё, нет у тебя больше флэшки, забудь! А то — «попытаться можно…» Идиот.
— А вы его посадите? — Веселову почему-то больше интересует судьба соседа, нежели судьба флэшки. Хотя понятно: хата освободится.
«Нет, мы его положим».
— А тебе как лучше?
— Ой, Паш… Даже не знаю. Если он больше не будет, тогда не надо. Жалко…
— Думаю, не будет… Хотя я бы посадил. Но раз не хочешь…
Только бы не передумала, а то ведь действительно сажать придется. А куда я его посажу? К себе в кладовку на цепь? Или в сортир?
— Но если что-то пропадет, сразу звони. Отправим в «Кресты».
— Куда звонить, в отдел?
— Нет-нет, я почти не сижу в кабинете. Только на мобильник.
Веселова сразу же забила мой номер в свою трубку.
— А ты был в «Крестах»?
— Конечно. И не раз. По работе.
Никто не сможет обвинить меня во лжи. Бывал. И, в общем-то, действительно по работе.
— И как там? Правду пишут, что условия ужасные?
— Ну, смотря для кого… Помню, случай был. Лето, жара, в хате плюс тридцать…