Помоги проекту - поделись книгой:
Она поднялась навстречу, а Гришка вывел ее на середину и, уловив ритм, задвигал ногами. Женщина стояла перед ним, опустив руки, растерянно смотрела на Гришку, а Гришка двигал носками туфель и жестами приглашал ее последовать за ним.
— Я не умею, как вы, — тихо сказала Римма Сергеевна, и Гришка услышал, подошел к радиоле и сменил пластинку.
На высокой ноте разрыдалась труба и посыпала наземь синие блестки звуков. Гришка обнял Римму Сергеевну, шагнул с нею в сторону, повернулся, ощутил под ладонью худую лопатку и жалостливо погладил, как гладит больную дворнягу пьяный мужик на дворе.
Они закончили танец, и Гришка больше не приглашал ее.
Понуро сидел механик на стуле, к столу идти не хотелось, каша обрывочных мыслей тяжело ворочалась в голове, гудели голоса, и музыка, заглушая их, кругами носилась в комнате, понуро смотрел он в пол и узкие щели меж досок двоились…
— Гриша! Гриша!
Его толкнули в бок, и Гришка увидел Машу.
— Проводи, нахал, — сказала она и повела глазами к двери.
Там стояла Римма Сергеевна, вот она открыла уже дверь, и Гришка тяжело поднялся со стула.
…Большая, метра в два, наверное, бутылка высилась у кровати, пробки у бутылки не было, и пена умирающими пузырьками сползала по ее запотевшему туловищу.
Его не удивляли размеры бутылки, почему, мол, пивная бутылка в два метра, ему наплевать на размеры, но вот встать к ней не может, это тоже не удивляло, а раздражало и злило Гришку.
Ему представилось, как слизывает он холодную пену, тогда и ощутил одеревенелый язык во рту. «Как собака», — сказали рядом. Гришка повернулся, резко всем телом, готовый ударить любого, кто помешает слизывать пену, никого не было рядом, исчезла бутылка, вернулось сознание, и первыми были желтые пятна, дрожащие на призрачных стенах обретаемого сознанья.
Пятен становилось больше, они сливались друг с другом и вдруг исчезали вовсе. Красная пелена упала на Гришку, механик окончательно очнулся и попытался открыть глаза.
Гришка увидел зеленое небо с красными звездами, глазам стало больно, он сощурился. Странное небо не исчезало.
«Допился», — подумал Гришка.
Он знал, что вокруг не каюта и не комната в межрейсовом доме моряков, и память утеряла ячейки, они теперь не расскажут, куда забросило Гришку.
Тогда он с усилием шевельнулся, в голове отозвалось звоном, услышал птичий гомон, оттуда пришел холодный воздух и неведомый запах, Гришка открыл рот, облизал шершавые губы и вспомнил.
Зеленое небо висело над головой, и теперь он видел в нем красные звезды: тугие лепестки теснили друг друга в пунцовых венчиках и укоризненно на Гришку посматривали сверху.
Он приподнял голову и уронил ее снова. Услышал шорох шагов и закрыл глаза.
— Пить, — сказал Гришка, — пить…
Рядом забулькала, поднялась над койкой двухметровая бутылка, стала крениться и вот сейчас упадет на Гришку…
Он ощутил мягкую ладонь над головой, приподнялся и клацнул зубами о край стакана.
«Молоко, — подумал Гришка. — Но откуда…»
Он жадно глотал, чувствуя, как холодное питье ласкает воспаленное нутро, в голове светлело. Гришка отбросил простыню, рывком поднялся и сел, ощутив ногами ворсистое внизу.
У невысокой печки с зелеными изразцами стояла Римма Сергеевна. В шлепанцах и легком халатике, угловатая и нескладная, как девочка-подросток, и коса через плечо, и глаза, и руки, по-детски прижатые к груди, она была все той же и вместе с тем иной, не такой, как вчера, и смотрела на Гришку чуть-чуть улыбаясь.
Механик тряхнул головой, показалось, сестра ее, что ли, и убрал под простынь голые ноги.
— Болит голова? — спросила Римма Сергеевна. — Умойся холодной водой…
Гришка надел брюки, аккуратно повешенные на спинку стула, натянул туфли. Пошатываясь, он направился в кухню и, плескаясь под струей, возвращающей к жизни, заметил вдруг, что у него отглаженные брюки.
Римма Сергеевна подала полотенце, механик растерся, ему стало легче, и Гришка шагнул в комнату.
Только сейчас механик увидел ее целиком, комнату, не похожую ни на одну из тех, что видел прежде. Это была даже не комната, а кусочек сада, вырезанного каменными стенами. Там, где он спал и видел над головой зеленое небо, высилось дерево, именно дерево: ствол, покрытый желтоватой корой, ветки, широкие листья, цветы, крупные, красные, сверкающие на зеленом фоне. От окна уходила в глубину узкая полка с блеклым дикообразом, увенчанным розовой короной. А рядом ютился горшочек с застывшими над ним голубыми брызгами.
— Позавтракай, — сказала в спину Римма Сергеевна, и Гришка потянул на себя стул.
Он сидел за столом, положив локти на скатерть и подперев ладонями гудящую голову. Из кухни показалась Римма Сергеевна, в руках у нее серебрился кофейный прибор. Гришка потянулся к бутылке с молоком, из нее поили его утром. Бутылка одиноко стояла на белой скатерти. Гришка подвинул к себе бутылку и сбоку от стола увидел разбросавшего щупальцы осьминога, и поднимаясь над ним, изящные зонтики лилового цвета.
Снова и снова смотрел изумленный Гришка по сторонам и открывал для себя диковины, невиданные им прежде.
Над застекленной горкой с посудой на длинных столбиках опрокинулись узкие фарфоровые чашки. Ближе к окну парили в воздухе бирюзовые кисти, а из угла, с широких зеленых ладоней, смотрели на Гришку сиреневые фонарики.
— Выпить, наверное, хочешь? — спросила Римма Сергеевна.
Механик не ответил, поднялся из-за стола, потрогал пальцами колючки дикообраза, заметил приоткрытую дверь, шагнул и в широкую щель увидел две темных головки на узких поставленных рядом кроватках.
Гришка обернулся. Римма Сергеевна в легком халатике и цветастом переднике поверх стояла у стола и смотрела на Гришку.
— Твои? — спросил он.
Римма Сергеевна кивнула, погладила невидимую морщинку на скатерти, с места на место переставила сахарницу и вышла на кухню.
Она принесла чайник и вазу с вишневым вареньем, поставила перед Гришкой и встала напротив.
— Садись за компанию, — улыбнулся Гришка, согласно кивая.
Он сам разлил горячий напиток по чашкам, невзначай встретился с нею глазами, и только теперь увидел ее глаза. Гришка не смог объяснить — какие они. Только таких вот глаз он никогда не видел. Завораживающих, печальных, вобравших в себя цветочные легионы, заполнившие человеческое жилище.
«Дела, — подумал Гришка. — А говорят, что ночью все кошки серы… Совсем другая баба на утро. А может, все потому, что у себя она среди цветов этих на месте…»
Он силился продолжить мысль, мозг с трудом ему повиновался, и будто жернова медленно поворачивались у механика в голове. Гришка посмотрел на Римму Сергеевну, снова встретился с нею глазами, и мурашки забегали у него по хребту.
— Послушай, — сказал Гришка, с трудом отведя глаза. — Давеча хозяйка сказала, что агроном ты вроде… Хлеб, значит, сеешь?
Римма Сергеевна усмехнулась.
— Цветы выращиваю и насаждения в поселке. Должность такая, и называется — агроном…
«Агроном, — подумал Гришка. — Чудно-то как…»
Он поднял чашку с налитым чаем, повертел в руке, примериваясь, и поставил обратно.
— А кофе можно? — неестественным тихим голосом спросил он.
Римма Сергеевна налила ему кофе. Она приготовила его раньше, а сейчас предложила горячее молоко, но Гришка отказался, размешал сахар и поднес чашку к губам.
Он выпил черный кофе наполовину, поставил чашку на блюдце, с минуту вертел головой, открывая все новые чудеса.
— А ихний отец? — неожиданно спросил Гришка. — Где он?
Римма Сергеевна помедлила с ответом, протянула руку, подняла и поставила молочную бутылку.
— Поэтому и не держу этого, — тихо сказала она.
Гришка выругался про себя и стал допивать кофе. Зачем спрашивал, идиот, какое дело тебе… Ему было стыдно, хотя механик не знал об этом. Конечно, тот, ее который, пил и выгнала его, а может, умер от водки, все равно, не его, Гришкино, дело, надо идти Игоря разыскивать, и пацаны хозяйки могут проснуться.
— Спасибо, — сказал Гришка. — Большое тебе спасибо.
Римма Сергеевна наклонила голову, Гришка подошел к ней вплотную и провел ладонью по волосам.
— Пойду я, — просто сказал он.
Жила Римма Сергеевна на втором этаже. Занудисто скрипели ступени, тяжелая дверь пискляво ругнулась, и Гришка бережно, не ударила б в спину, придержал ее, выходя на крыльцо.
Красная дорожка вывела Гришку на заставленную заборами улицу. Заборы были разные, и за ними жили разные люди. Невысокое солнце разграфило тенями мостовую, над раскидистым деревом сцепились воробьи, отстаивая право на перезрелую и чудом сохранившуюся вишню. В проулке мелькнула женщина с подойником в руках. Гришку обогнал мальчишка на велосипеде, он завилял задом, до педалей ноги не доставали, и два раза обернулся, пока не доехал до поворота.
Гришка не торопился, шел по дороге вразвалку, прохладный воздух, без запаха соляра и горелого масла, казался ему куском вкусного пирога, что можно нарезать ножом.
Он шел, посматривая поверх заборов, где стояли обобранные вишни и яблони на сносях, громоздились кусты малины и топорщил колючки в деревянных клетках крыжовник.
Кончилась улица с полосатыми тенями. И Гришка вышел на небольшую площадь. Он видел ее вчера, когда искали они, где приткнуться, но сейчас видел ее иначе, украшенную руками некрасивой женщины. Здесь было все, что видел механик в комнате, но здесь цветы жили на воле, здесь поднималось над ними солнце, и Гришка опустил голову, и ни одной мыслишки не было в голове, только чувствовал себя словно побитый и вины за собой вроде не знал…
Маленькую площадь механик обошел по кругу и снова стоял и смотрел под ноги.
Гришка покинул маленькую площадь, колесил по улицам поселка и всюду видел ее руки — и в клумбах, и в розовых кустах мерещились ее глаза.
Механик силился нечто додумать, но мысль не отливалась в форму и, выплескиваясь из подсознания, исчезала безлико.
Оказавшись возле вокзала, Гришка поискал доску с надписью «Касса» и вошел в низкий сводчатый зал. Картонку билета Гришка сунул в карман и вспомнил про Игоря с Машей, Платоновну, субботнюю суматоху в порту.
«Проснулись, поди, — равнодушно подумал Гришка. — Поправят головы — и купаться…»
Рядом с вокзалом примостилась автобусная станция, а в буфете торговали пивом, и парни сдували на землю пену из кружек.
Гришка взял свою кружку, но пить не торопился. Он смотрел на последний ромбик, где безо всякой ограды прятались в вокзальную тень цветы.
— Смотрите! Ну и цветище!
На остановке двое ребят и девчонка поджидали автобус.
— Красивый какой, — сказала девчонка, — и один из парней с готовностью сбросил рюкзак.
Гришка выплеснул пиво на землю, догнал балбеса у клумбы и положил на плечо ему руку.
— Не стоит, парень, — сказал Гришка, — не стоит…
И тот повернул обратно, поглядывая искоса на Гришку, девчонка шепнула ему сердито, ребята подхватили вещички, и грязный автобус для них степенно вывалил из-за угла.
Над острой красной крышей вокзала выдвинуло макушку охряное солнце, и потянулось к нему махровое буйство на клумбе, и дальше других тянулся к небу стройный красавец с оранжево-рыжей слепящей глаза шевелюрой.
Поделиться книгой: