Король и его королева

Александр Бушков

КОРОЛЬ И ЕГО КОРОЛЕВА

Мы — натянутые в небо две стрелы!

М. Цветаева

Глава I

Эскадрилья амуров

Проснулся Сварог как-то интересно — никто его не будил, он словно бы знал, что надо проснуться. Оторвал голову от смятой подушки, осмотрелся.

Яны рядом не оказалось. Постель на ее стороне и подушка были уже достаточно прохладными, так что никак не походило, будто она всего-навсего решила посетить известную комнатку, скрытую за узорчатой дверью в углу. Давно бы вернулась.

Сев на постели, Сварог огляделся. Спальню для брачной ночи он выбирал сам — не особенно большую, без дурной грандиозности, когда из угла в угол может маршировать гвардейская рота, а люстра размерами не уступает иному павильону в дворцовом парке. Небольшая, можно сказать, комната, так что с постели он видел ее всю.

За окнами светало, хотя ночная серость еще не окончательно рассеялась. Рядом с правым окном висело в воздухе пышное свадебное платье Яны — но и ее тончайший золотистый халатик на месте, лежит, перекинутый через спинку кресла у постели. А вот ночных туфель что-то не видно. И на изящной вешалке у входа алеет одна-единственная мантия, его собственная, а корона только одна — опять-таки его. Значит, ушла только в мантии, ночных туфлях и короне — интересно куда? Куда в таком наряде можно отправиться на рассвете?

Ни малейшей тревоги он не испытывал. Здесь, в замке, с ней ровным счетом ничего не могло случиться, а возникни у нее экстравагантное желание прогуляться на рассвете по парку, тут же заняла бы места охрана. Да и защита замка работает. Просто интересно: куда она могла податься? Вроде бы уже избавилась от прежних взбалмошностей вроде той, с компьютером Вентордерана — который, кстати, давненько уж запрограммирован так, что включить его может один Сварог…

Поскольку время хотя и раннее, но такое, что вновь засыпать вроде бы уже и не обязательно, Сварог слез с постели, встал рядом с ней голышом, чуть расставив ноги — и уже через пару секунд оказался одет и обут, без особых излишеств. Посмотрел на часы — посаженный отец, коему по традиции положено поздравлять новобрачных, заявится часов через несколько (когда это новобрачных будили ни свет, ни заря?!), этикет (да и здравый смысл) это предписывает делать не ранее полудня. Придет посаженный отец, потом придется выйти в большой зал к гостям, вручить каждому особую золотую медаль в честь королевского бракосочетания (у Диамер-Сонирила их столько, что и носить давно перестал, освобождая место для орденов). В других королевствах положено еще, чтобы придворный поэт продекламировал длиннющую оду, но в Хелльстаде Сварог этот обычай вводить не стал, да и в других королевствах придворных поэтов держал, как предписывали традиции, однако все они были втихомолку предупреждены, чтобы вылезали на люди со своими творениями лишь в случае особо торжественных событий. Да, нужно будет еще вручить знаки фрейлин Хелльстада — Маргилене, как обещано, и двум дочкам Интагара, чтобы прибавить им уважения в Латеранском дворце, чтобы меньше косились на «выскочек»…

Не раздумывая, он вышел в коридор. Как и следовало ожидать, у двери обнаружился свернувшийся клубочком Мяус, при виде короля браво вскочивший. И, не дожидаясь вопросов, доложил:

— Ее величество в Вентордеране. Она сказала, что хочет побыть немного в одиночестве.

Ну что ж, с ней и раньше такое случалось, Сварог ее не раз обнаруживал в одном из залов или коридоров Вентордерана словно бы погруженной в размышления — это она так отдыхала, расслаблялась и отрешалась от всего сущего. Разгадка оказалась самой что ни на есть банальной, даже неинтересно…

Прогуляться, что ли, самому, пока весь замок спит? Сварог неторопливо направился к лестнице, бросив Мяусу:

— Докладывайте.

Тот засеменил рядом, прилежно излагая все о событиях, имевших место после ухода новобрачных в опочивальню. Люди пожилые и просто солидные посидели еще немного и разошлись вместе со своими половинами. Причем король Тейл, клептоман неугомонный, напоследок спер еще и золотую вилку. Принц Элвар, разумеется, остался, трижды заказывал танцмейстеру каталаунскую райду, а утомившись, долго приставал к молодым парам, не связанным узами брака, уговаривая их срочно себя этими узами связать и уверяя, что посаженного отца лучше него не отыщется на сто лиг в округе (что, строго говоря, было не похвальбой, а чистейшей правдой — ну откуда в Хилльстаде возьмется еще один посаженный отец?). Молодежь ухитрилась быстренько его напоить, прося выпить с каждым Большой Королевский Кубок в честь новобрачных. Это оказалось чересчур даже для принца, где-то на середине он сломался и был торжественно унесен баиньки. После чего молодежь веселилась еще долго, пока не стала помаленьку расходиться парами. Впрочем, Интагар увел дочек, еще когда стали расходиться пожилые (как и следовало ожидать). А герцог Брейсингем ушел еще раньше. Что-то у него там на любовном фронте крепенько не клеится, вспомнил Сварог, нужно будет узнать точно, вдруг да получится чем помочь…

Потом Мяус принялся докладывать, кто и с кем провел эту ночь. О большинстве присутствующих Сварог и так знал, кто непременно окажется в одной спальне — но кое-какие подробности его чуточку удивили. Следовало ожидать, что Томи проведет ночь с Леверлином, к тому весь вечер и шло, слепой бы заметил. Пожалуй, не было ничего особо удивительного и в том, что в спальне Лавинии Лоранской оказался граф Гаржак. Но вот узнать, что в одной опочивальне провели ночь Старая Матушка и князь Гарайла… Поженю, — вновь подумал Сварог. — Чем не пара? Логическое завершение их давнего юношеского романа — скорее уж, даже не романа, а флирта, как нашептали ему помнившие те времена старые сплетники из снольдерского министерства двора. Любопытно даже: кто кого возьмет под каблук? Совершенно непредсказуемо…

Но в самом конце Мяус ухитрился-таки удивить его по-настоящему. Министр полиции своим обычным бесстрастным тоном сообщил:

— Персона, именуемая маркиз Оклер, поручила мне передать его супруге, что он срочно вызван в секретный рейд и вернется только утром. Не имея противоречащих тому указаний вашего величества, поручение было мною выполнено. Однако, когда я предложил маркизу летающую лодку, чтобы добраться до Ворот, он отказался, велел мне сохранять строжайшую тайну и удалился в опочивальню, куда незадолго до того ушла Аурика, герцогиня Марч, откуда более не показывался.

Вот это уже был сюрприз! Тихоня и скромница Аурика, чье имя ни с кем ни разу не связывали… Да и маркиз что-то не пользовался репутацией бабника и вертопраха, насколько Сварог знал.

Как ни дружески он относился к маркизу, недовольно нахмурился. Будь это где-то на стороне… Однако обстоятельства бросали легонькую тень на него, как на владельца дома. Никакого особенного урона для репутации, но все же на такие вещи в обществе смотрят косо, если некто развлекается с любовницей под одной крышей с законной супругой, доля моральной ответственности ложится и на хозяина дома. Другое дело, не будь здесь маркизы… Нехорошо получилось.

А зверь бежит, и прямо на ловца… Когда до широкого коридора первого этажа Сварогу с Мяусом оставался лишь один лестничный пролет, Сварог вдруг резко остановился, отступил к перилам и дал Мяусу знак оставаться на месте. Вторая дверь направо оказалась полуоткрытой, и в ней самозабвенно целовалась парочка, о которой только что шла речь. Ничего и никого вокруг они, естественно, не замечали, и расставание завершилось, как тысячи других: Аурика наконец прикрыла дверь, а маркиз, пижон гвардейский, тяжко вздохнул, оставшись в одиночестве (каковое проявление эмоций как-то не свойственно гвардейскому волоките), постоял чуточку и, понурившись, повернулся к лестнице.

И узрел Сварога со спутником. Лицо маркиза приняло неописуемое выражение, на нем столь молниеносно сменяли друг друга столько разнообразных чувств, что ни за одно из них не удавалось зацепиться.

Сварог, приложив палец к губам и ступая как можно тише, спустился к оторопевшему маркизу, взял его за локоть и легонько повлек за собой к главному выходу. Когда, по его расчетам, они достаточно удалились от спальни Аурики, Сварог остановился и тихо спросил:

— Вам не кажется, маркиз, что придется дать некоторые объяснения?

На маркиза было жалко смотреть. Все его гвардейское пижонство улетучилось в один миг. Даже усы, казалось, повисли.

— Я виноват, лорд Сварог, — сказал он уныло. — Вы вправе отказать мне от дома, более того, немедленно попросить его покинуть, и это будет по правилам чести… Но я был бы бесконечно благодарен, соблаговоли вы выслушать мои объяснения…

— Извольте, — сказал Сварог по-прежнему суховато.

— Это любовь, настоящая и большая, — сказал маркиз со словно бы одухотворенным лицом. — Я думаю, теперь вы имеете право знать… Я в свое время женился не по любви. Знаете, так со многими случается. Вы, может быть, слышали о таких историях… почти все мои ровесники и ровесницы уже в браке, родители начинают мягко, но настойчиво намекать, да и начальство едва ли не открыто дает понять, что холостой офицер в мои годы — нонсенс, могут пойти нехорошие слухи, повлияет на чинопроизводство… Цивильные могут себе это позволить, впрочем, и на них многие смотрят неодобрительно, прощая затянувшееся холостячество вовсе уж закоренелым эксцентрикам, ну и, разумеется, его высочеству принцу Элвару, который выше законов и этикета… Но я-то не принц и не штатский! Военные традиции требуют, чтобы офицер женился как можно раньше, а уж находясь в моем тогдашнем чине и на моей тогдашней должности… — маркиз тяжко вздохнул. — Самое печальное, что я ни в кого не был влюблен. Романы случались, как у всякого, но вот что касается настоящей большой любви… Ну нет ее ни к кому, хоть убейте! И тут на балу в Аркетане я встречаю Эльвину. Красивая, неглупая, остроумная, невеста на выданье, с ней интересно, да и танцует прекрасно. Она очень скоро начинает меня отличать — и, как водится, со всех сторон начинают нашептывать советчики… Короче говоря, я ее нисколечко не любил, но обстоятельства… Мы поженились, я не первый и не последний, с кем такое случается. Года два прожили, она думала поначалу, я по любви ее и выбрал… И последующие годы… Даже не знаю, как их назвать. Ровное и вежливое отчуждение, пожалуй. Случалось, мы неделями жили в своем замке, ухитряясь не встречаться друг с другом. Такая уж она. Или все, или ничего. — Его лицо озарилось прямо-таки поэтической мечтательностью. — И вот, три года назад я встречаю Аурику… на ее первом балу… между нами в первом же танце словно искра проскочила, никак не могу избавиться от впечатления, что мы оба уже тогда знали все наперед, да и она говорит то же самое… Вот это и была любовь… Настоящая. С письмами, страданиями, тягостными объяснениями, ревностью… Три года — но все осталось по-прежнему. Не смотрите на меня так. Я не совратитель малолетних. Это произошло впервые два месяца назад. И все разгорелось еще сильнее. Ходатайства о разводе я подать не могу, вы же понимаете…

Сварог понимал. Бездетным ходатайства о разводе подавать запрещено — прямо запрещено законом. А по старинной традиции, имеющей чуть ли не силу закона, ребенка следует заводить лет в двести пятьдесят, никак не раньше. Почему сложились такие порядки, Сварог не знал — его самого они пока как-то не касались. Маркизу — сто восемьдесят… Положеньице…

Маркиз выпрямился, четко прищелкнул каблуками, как на строевом смотру:

— Прикажете покинуть ваш дом и никогда у вас более не бывать?

— Я не намерен от вас этого требовать, маркиз, — сказал Сварог медленно. И усмехнулся. — Мне в голову пришла великолепная идея, разрешите уж, я пока о ней промолчу… Всего наилучшего!

Маркиз порывисто подал ему руку, Сварог ее пожал, кивнул и направился прочь по коридору. Идею, конечно, еще следовало тщательнейшим образом обдумать, да и обсудить кое с кем, но все равно она выглядела не самой глупой… Положительно, есть приятные стороны в юридическом крючкотворстве…

— Оставайтесь здесь, Мяус, — распорядился он, когда они оказались у высокой главной двери. — Да, если у вас нет никаких дел, идите к компьютерщикам, пусть быстренько скачают мне Брачный Кодекс Империи. К моему возвращению он должен быть у меня в кабинете.

Неторопливо спустился по широкой лестнице с вычурными перилами, украшенными вазами с яркими цветами, посмотрел вправо. Уардах в трехстах на обширной поляне стоял Вентордеран с опущенной лестницей. С охраной, с первого взгляда видно, все в порядке: гармы сидят перед входом, над замком бесшумно кружат Золотые Филины, и где-то в вышине маячит Золотой Дракон. Однажды запущенная машина работала без перебоев.

Сварог не спеша шагал по высоким коридорам, широким лестницам, пересекал залы, шел мимо колоннад — зеленые с черным, густо-алые с синим, фиолетовые с пурпурными прожилками, золотистые с черными нитями, полупрозрачно-лимоные с таинственным переплетением темных прожилок внутри. Вышел, наконец, к высокой стрельчатой арке, за которой простирался огромный тронный зал в розовато-лиловых тонах с алыми и черными прожилками. Многочисленные ниши с набитыми сокровищами черными сундуками, сводчатый потолок усыпан алыми каменьями, словно бы повторявшими созвездия ночного неба неизвестной планеты. У дальней стены — трон, как будто вырезанный из цельной глыбы янтаря.

Там он и увидел Яну. Сидевшую в позе, отнюдь не исполненной королевского величия: далеко вытянула ноги, чуть сползла с сиденья, откинувшись на спинку. Золотые волосы рассыпались по плечам, по алой мантии, руки свесились с подлокотников, глаза закрыты, на лице — блаженная, умиротворенная улыбка. Она сейчас походила на человека, отыскавшего уютное местечко для отдыха после долгих странствий.

Сварог бы постоял так долго, любуясь ею, но…

Рука невольно метнулась к поясу, ища эфес меча, которого при нем не было, никакого оружия при нем не было. Но это!

Те самые пантеры из черной бронзы, лежавшие меж троном и стеной с тех пор, как он помнил замок, сейчас ожили!

Они уже не лежали на прежнем месте в прежней позе, а сидели у подлокотников трона, терлись головами о безвольно повисшие руки Яны с грацией и лаской домашних кошек, прикрыв глаза (из какого-то пронзительно-желтого камня с вертикальным темно-синим зрачком), выгибаясь. Казалось даже, что они мурлычут, хотя оттуда не доносилось ни звука.

Потом раздался короткий недобрый рык — и обе уставились на Сварога, припав к полу, оскалившись. Черные изнутри пасти, черные клыки…

Он остался на месте. Это был его замок, способный защитить хозяина и не от таких напастей. Даже если бросятся, все равно не успеют…

Мгновенно вскинувшись и с первого взгляда оценив ситуацию, Яна обеими ладошками ударила пантер по головам, меж круглыми настороженными ушами, что-то крикнула — короткую фразу, из которой Сварог не понял ни слова. Зато пантеры, обе, моментально поднялись из атакующей позиции, встали смирнехонько, пятясь, отошли на свои прежние места, легли на пол и замерли в той позе, какую Сварог всегда помнил: одна — словно зеркальное отражение другой.

Он неторопливо пошел к трону, инстинктом понимая, что опасности больше нет. Яна торопливо встала ему навстречу, со сконфуженным, словно бы даже виноватым лицом.

— Прости, пожалуйста, что я тут расселась… — быстро сказала она, теребя застежку мантии.

Усмехнувшись, Сварог обнял ее за плечи и притянул к себе.

— Вита, ты ведь королева здесь, — сказал он мягко.

— Но я же обещала ни на что не претендовать…

— Вряд ли это обещание охватывает понятие «посидеть на троне», — сказал Сварог голосом записного судейского крючка. — Тебе, в конце концов, даже положено… Что это за королева, если она не сидит на троне, хотя он у нее есть? Подожди, мы еще медали и знаки будем сегодня вручать именно здесь, оба сидя на этом самом троне — в первую очередь для того, чтобы Диамио-Сонирил и Канцлер прониклись именно так, как ты хотела…

Яна улыбнулась ему счастливо и доверчиво:

— Но мы же не поместимся вдвоем…

— Оглянись, — сказал Сварог.

Оглянувшись, она ойкнула от удивления — трон сейчас стал именно такой ширины, чтобы на нем свободно разместились двое.

— Что это?

— Это Вентордеран, — серьезно сказал Сварог. — А вот что такое Вентордеран, я до сих пор не понимаю, может, и никогда не пойму — мой предшественник унес с собой немало секретов… И никто не понимает, включая всезнающую Грельфи. Может быть, ты с твоим Древним Ветром?

Яна прикусила нижнюю губку, ее лицо стало невероятно сосредоточенным, напряженным, чуточку бледным. Потом приняло обычный вид.

— Нет, — она мотнула головой. — Не понимаю, что он такое… Что-то необычное.

— Ну, это-то мы все знаем, — засмеялся Сварог. Приобнял ее за плечи и сказал: — А вот эти кошечки… Я-то полагал, что все знаю о своем королевстве и своих замках… Слышал, правда, как и многие, что подобные твари могут оживать…

Ну как же. Давняя история под Акобаром. Там крестьянин выворотил плугом… не пантеру, правда, вроде бы самую обычную на вид кошку из точно такой же черной бронзы. Сбежались любопытные соседи. Один, как это частенько в деревнях случается, «что-то такое знал» — но, как тут же выяснилось, недостаточно. Пыжась и чванясь, чтобы как следует произвести впечатление на односельчан, он принялся что-то такое бормотать, уверяя, что прекрасно умеет управлять с этакими созданиями, и отец его умел, а уж дед…

Это оказались последние в его жизни слова. Кошка ожила. Судя по всему, «знаток» и в самом деле нахватался каких-то вершков — но то, что включил, выключить уже не смог. Или попросту, запаниковав, не успел. Живых свидетелей, собственно, не осталось, всю картину потом пришлось восстанавливать по осмотру места происшествия и показаниям единственного уцелевшего на том поле. Мужик оказался исполнен житейской мудрости: едва кошка шевельнулась, он припустил прочь что есть мочи, влез на верхушку высоченного дуба лигах в пяти от поля и не слезал три дня, пока все не кончилось.

За эти три дня обезлюдели шесть деревень — ни человека, ни скотины, никакой другой живности, — небольшой замок местного барона, а от шести драгун, на всю беду ехавших по большой дороге и сдуру попытавшихся кошку атаковать, остались лишь клочки по закоулочкам. Кошка уничтожала все живое — и не метаясь, как сказочная фурия, а спокойно и деловито, будто робот. Неизвестно, чем бы все кончилось, но когда началось в седьмой деревне, конец этому положил местный кузнец. Поскольку эта жуткая история происходила не в сказке, а наяву, волшебного меча у кузнеца не имелось, и заклинаний он не знал — он просто-напросто, когда зверюга заявилась к нему в кузницу, ухитрился опрокинуть на нее двухведерный чан с расплавленной бронзой (барон ему как раз заказал, как мастеру на все руки, отлить дикого кабана, чтобы поставить у ворот). Оттуда кошка уже не выбралась — и этот бесформенный слиток металла до сих пор пылится в запасниках восьмого департамента (хватило у кого-то тогда ума не извлекать диковину, а положить на хранение, пока не отыщется полезная информация, как именно таких монстров «выключают». Чего, кстати, за восемьдесят лет так и не произошло пока).

Так что Сварогу все же было чуточку неприятно сидеть спиной к этим милым созданиям явно того же пошиба, хотя и понимал, что опасности нет.

— Ну, извини, — сказала Яна, покаянно понурив голову. — Я их и раньше здесь видела, но тогда у меня еще не проснулось так, как сейчас, я и не пыталась, знала, что это за звери…

— А что это за звери?

— Боевые роботы, — сказала Яна. — Но, чьи они, никто не знает. И не может определить. В точности как с твоим Вентордераном. Известно только, что еще задолго до Шторма они считались невообразимой древностью. Ты только не смейся над моими скороспелыми версиями, но их, быть может, сделали даже не мы, не наша раса.

— Не буду смеяться, — сказал Сварог серьезно.

Стоит ли смеяться, если у тебя самого, если можно так выразиться, стоит в конюшне некий конь, которому миллионы лет, и точно так же непонятно, что он такое?

Сварог осторожно спросил:

— И ты полностью можешь держать их в руках?

— Ты же видел… Знаешь, — Яна повернула к нему серьезное личико. — Мне показалось, что это не совсем роботы. Такое впечатление, что они мне обрадовались и даже ласкались. Извини, что я тут взялась…

— Глупости, — сказал Сварог. — Раз ты полностью держишь их в руках. Подарить их тебе, что ли, на свадьбу? Раз ты умеешь с ними обращаться.

— А что я буду с ними делать? — пожала плечами Яна. — Это в первую очередь убийцы. Здесь меня и так охраняют. А наверху… Совершенно не представляю, зачем мне там роботы-убийцы. Пусть уж и дальше лежат, как украшение дворца. — Ее лицо стало задумчивым и серьезным. — Хотя… Когда-нибудь могут и пригодиться…

У Сварога при ее последних словах возникла перед глазами крайне завлекательная картина: это милые кошечки, добравшись до Акобара, устраивают Брашеро и его шайке панихиду с танцами… Но вот знать бы точно, останутся ли они целыми и невредимыми, когда по ним начнут палить из бластеров или чего-то подобного?

Яна опустила голову ему на плечо, прикрыла глаза:

— Ты не сердишься, что я вот так взяла и ушла?

— Ну что ты, — сказал Сварог, обнимая ее покрепче.

— Я давно уже думала… — сказала Яна, не открывая глаз. — Знаешь, у меня ведь никогда не было дома. Ну, разве что только покои в Келл Инире… но только до той поры, пока не умерли родители. Тогда все вокруг вдруг стало чужим. Вокруг постоянно толклись, не давали побыть одной, могли ввалиться в любой момент, потому что «так надо», заставить что-то делать, подписывать, сидеть на троне и повторять то, что шептали на ухо…

— Но ведь ты выросла, — осторожно сказал Сварог.

Яна, с закрытыми глазами, грустно улыбнулась:

— К тому времени, когда я выросла, успела эту громадину возненавидеть раз и навсегда… И ничего уже с этим не поделаешь. — Ее голос звучал мягче, умиротвореннее. — А здесь я словно бы дома… Никто не вломится, не заставит прикладывать печать на очередную ненужную бумагу… — Она пошевелилась, чуть напряженно произнесла: — Можно тебя попросить… Вентордеран такой большой… Здесь не найдется пары комнат, которые были бы как бы мои? Именно «как бы», не думай, будто я пытаюсь что-то у тебя оттяпать. Просто… Я все время прихожу в твои комнаты, ложусь в твою постель. А как хорошо было бы иметь что-то, хотя бы на словах свое… Чтобы мы обедали в моей гостиной, и ты ложился в мою постель. Понимаешь?

— Понимаю, кажется, — сказал Сварог. — Благо тут и думать долго не нужно… Пошли.

— Куда?

— Увидишь…

Он давным-давно успел изучить весь Вентордеран. И до сих пор иногда ломал голову, для чего — вернее, для кого — предназначалась самая маленькая башенка Вентордерана, Аметистовая. Словно бы отдельный замок в замке, предназначенный для обитания одного-единственного человека, причем, несомненно, женщины. Уж никак не мужчины, судя по убранству спальни, гостиной, еще пары комнат, ванны. Мебель, шкафы, явно предназначенные для платьев, огромное овальное зеркало в изящной раме, с изящным шкафчиком, каких он немало видел в будуарах знатных дам, разве что стиль незнакомый. Масса других мелочей, в комнатах мужчины ненужных и совершенно неуместных.

Правда ни в шкафах, ни в ящиках он не отыскал ровным счетом ничего — ни обшитого кружевами носового платка, ни сережки, ни гребешка, ни даже булавки. И, тем не менее, Аметистовая Башенка — это женские покои, никаких сомнений. Быть может, в свое время какая-то постоянная фаворитка Фаларена задержалась здесь надолго. До истины уже не докопаешься.

Они обошли Аметистовую сверху донизу — благо много времени это не отняло, всего два этажа, шесть комнат с ванной. С каждой комнатой глаза Яны делались все восхищеннее, словно у ребенка, попавшего в богатый магазин игрушек.

— Ну как? — спросил Сварог, когда они, обойдя все, вернулись в спальню (где постель предназначалась явно не для одного).

— Прелесть, — выдохнула Яна. — Чудесный домик.

— Дарю, — сказал Сварог.

— Нет, правда? — она словно бы не могла поверить.

— Правда, — сказал Сварог. — Это твой дом, Вита.

— Только мой… — прошептала она, глядя как-то странно. — И они сюда не придут, не будут донимать… Только мой…

— Ну, я надеюсь, ты меня иногда все же будешь сюда пускать? — спросил Сварог.

Ему показалось, что на глаза у Яны навернулись слезы, но это тут же прошло, улыбнулась с прежним лукавым очарованием:

— А какая комната тебе здесь больше нравится?

— Вот эта, — сказал Сварог чистую правду.

Она склонила голову к плечу и безразличным тоном сообщила:

— А на мне сейчас только мантия.

— Я догадывался, — сказал Сварог.