Варварин Остров

– Была. Ее звали Наной, то есть Анной. Нана – детское прозвище. Она умерла, когда ей было одиннадцать. Пропала, ее долго искали, но… В итоге в реке выловили сандалию, поэтому решили, что она утонула, хотя тело так и не нашли.

– Это произошло на острове? – шепотом спросила Клара, глядя на Андрея округлившимися глазами, прижав ладони к щекам.

– Да. Мама после гибели Наны забрала меня и увезла отсюда, мы стали жить с ее матерью, моей бабушкой, в Быстрорецке. Мне было семь, я мало что помню. Мать с отцом не развелись, но вместе больше не жили. Примерно через три года отец умер. И мамы с бабушкой тоже уже нет.

– Ужасно. Как подумаешь, что пришлось пережить твоим родителям… – Клара посмотрела на Малинку. – Горе такое.

– Это все уже далекое прошлое.

Андрею захотелось сменить тему. Он не любил говорить о былом и почти никогда этого не делал. С Шурой, конечно, они иногда могли упомянуть события минувшего, но Шура есть Шура. А Жанне, например, Давыдов рассказал эту историю, когда они были уже давно женаты.

– Прости, не хотела соваться не в свое дело, – проговорила Клара. – Ты прав, это прошлое. У всех оно есть, главное – не зацикливаться на нем, думать о будущем. Я вот верю, что у нас с Малинкой все будет замечательно. – Она погладила дочку по волосам. – Верно, дочь?

Вопрос был риторический, вдобавок Малинка не могла его услышать.

Тем не менее девочка кивнула, не поднимая головы.

Андрей поначалу не придал этому значения. Кивнула и кивнула, что тут особенного? А потом его осенило: Малинка – глухая. Как же она умудрилась так точно отреагировать?!

Клара застыла, глядя на девочку, боясь верить тому, что увидела.

– Малинка, ты опять рисуешь Персика? – спросила она ломким голосом, изо всех сил стараясь говорить спокойно, чтобы не напугать ребенка.

Андрей и Клара замерли в ожидании.

Кивнет снова или нет?

Услышит ли Малинка, что ей говорят?

Результат превзошел все ожидания.

Девочка подняла голову, посмотрела на мать, открыла рот и проговорила без малейшего напряжения, словно это было для нее абсолютно привычно:

– Да. Персика и еще курочку Хохлатку. – После Малинка перевела взгляд на Давыдова и прибавила: – Ты добрый. Научишь меня рисовать мультики?

Глава девятая

Той ночью Андрей почти не спал, слишком взбудораженный произошедшим.

Клара плакала от счастья:

– Никто не давал ни единого шанса! Все врачи крест поставили на выздоровлении! Боже мой! – И все тормошила дочку: – Скажи еще что-то! Поговори! Какой у тебя голосок чудесный! Ты меня хорошо слышишь? А если шепотом скажу?

Малинка добросовестно слушала, повторяла, отвечала на вопросы – и все это спокойно, будто так и должно быть, словно и не было ее недуга или же она о нем позабыла.

– Наверное, это свойство детской психики. Дети верят в Деда Мороза, многие поразительные вещи и события воспринимают как естественные. Потому дети и сильнее нас, устойчивее. Только ребенок способен увидеть под кроватью зубастое чудовище, а через час заснуть как ни в чем не бывало, – говорил Андрей Шуре по телефону.

Он отвез домой Клару и Малинку, а потом позвонил лучшей подруге: не мог держать в себе такую новость.

Шура отвечала вроде бы и с энтузиазмом, удивляясь, радуясь чуду исцеления, но звучала в ее голосе какая-то вымученность, точно она говорила через силу.

– С тобой все хорошо? – озабоченно спросил Давыдов. – Ты сама не своя.

– Чья же еще, – устало проговорила Шура. – Нормально все, голова только побаливает.

– Небось, легла уже, а тут я со своими россказнями. Прости, Шурик, – повинился Андрей, – уже, оказывается, почти полночь, я и не заметил.

Закончив разговор, он свернул на свою улицу, сосредоточившись на дороге, объезжая колдобины и ямы. Фонари здесь не горели, более или менее освещенным был лишь центр Варвариного острова. Улица погрузилась во тьму, как в черную воду, лишь кое-где мрак рассеивали робкие проблески света.

Люди спали, но окна одного дома глядели в ночь лимонно-желтыми глазами. Это был дом Степана – дом, в который пришло горе, не давая жильцам покоя.

В небольших поселениях новости разносятся быстро, и Клара в разговоре обмолвилась, что потерявшая ребенка Лена отказалась возвратиться с мужем обратно на Варварин остров, решила остаться в Быстрорецке и развестись с Саней, считая, что никакого будущего у их семьи нет. А он, тяжело переживая все это, сидел дома и пил (типичная реакция).

Андрей проехал мимо их дома и скоро очутился в своих владениях. Припарковал машину, выключил двигатель… Сразу в дом не пошел: что-то потянуло его в сад, а оттуда – к обрыву.

Он стоял и вглядывался в ночь. Ни единого огонька ни на реке, ни на противоположном берегу, зато из-за туч вышла почти полная луна с небольшим откушенным боком и теперь пристально глядела с небес, разбрызгивая вокруг серебристое сияние. Река Быстрая лежала внизу, тихонько вздыхая, набегая волнами на крутой берег.

Давыдов почувствовал, что начинает замерзать, повернулся, чтобы идти в теплые комнаты, которые сейчас казались особенно уютными.

Повернулся – и ему почудилось, что в саду мелькнул силуэт: тень скользнула среди деревьев.

Он ничего не успел разглядеть, вообще не был уверен, что действительно что-то видел, но на всякий случай спросил:

– Эй, кто это там шастает?

Ему не ответили, и движения больше никакого не было. Просто ветер потревожил ветви деревьев, они изогнулись причудливо, а ему показалось, будто кто-то прошел.

Андрей миновал сад, вышел во двор и направился к двери дома, но снова заметил движение возле забора, в проеме, который предназначался для ворот и калитки. Он быстро обернулся и успел увидеть человеческую фигуру, которая метнулась вбок и скрылась в тени забора и растущего рядом с ним куста сирени.

– Эй! – снова крикнул Андрей. – Кто там прячется?

Он сделал было шаг в ту сторону, но замер, поймав себя на мысли, что не хочет, не может сделать ни шага. Во рту появился противный привкус, ладони стали влажными. Слишком уж стремительно и бесшумно двигался ночной гость. Слишком непонятными были все эти перемещения вокруг дома.

Потом Давыдов устыдился своей слабости. Что он – малый ребенок, чтобы бояться монстров?

Ребенок… Тень была невысокого роста. Быть может, это и вправду мальчик или девочка?

«Малинка», – пришло в голову, потому что это был единственный ребенок, которого знал Давыдов.

– Малинка! Это ты?

Андрей пересек двор и выглянул из проема.

«Надо обязательно достроить забор и установить ворота с калиткой!»

Никого. Он повертел головой: на улице пусто. С чего он взял, что это Малинка? Глупость какая, девочка давно спит и видит десятый сон, а Давыдов бродит в темноте и зовет ее.

Но кто-то ведь тут был! Стоял, купаясь в холодном лунном свете, глядел на дом.

«Не было никого!» – сердито возразил себе Андрей.

Чудовищ нет, если в них не верить.

Оказавшись дома, заперев дверь, он почувствовал себя в безопасности, но на всякий случай обошел комнаты, включил везде свет, проверил все. Когда заглянул в кабинет, ему послышались осторожные шаги за окном, но Давыдов осадил себя: хватит, никого нет! Однако втайне порадовался, что жалюзи опущены: если все-таки кто-то и есть, Андрея он не увидит.

Проделав привычные вечерние процедуры, Давыдов улегся в кровать, но сон бежал от него, веки не желали смыкаться. Так и провалялся до самого утра. Мысли в голову лезли самые разные, одна другой хуже. Ночные мысли, как тощие голодные волки студеной зимой: они грызут твое сердце, высасывают мозг, обгладывают каждую клетку – питаются твоими сомнениями, тайными страхами, одиночеством. Ведь тот, кто не спит, всегда пронзительно одинок: окружающие уплыли в сон, а его оставили на берегу…

Андрей пытался мыслить рационально, чтобы адекватно оценить свое состояние. При попытке сформулировать на ум приходило слово «непокой».

Варварин остров, несмотря на его провинциальность, серость, скучную обыденность, неухоженность и нищету, был чем-то большим, нежели просто полузаброшенный городишко, каких на бескрайних просторах России сотни и тысячи.

В нем было нечто еще. Какая-то тайна.

Храм и икона святого, обладающая целительной силой… Андрей ничего не слышал, нигде не читал про Панталиона. Но такой сильный святой прямо-таки обязан быть на слуху, как Николай Чудотворец или Георгий Победоносец!

Идем далее. Внезапное выздоровление Малинки, которую доктора считали безнадежно больной, а главное – ее теперешнее состояние. Девочка говорит без запинки, будто всю жизнь отлично слышала и разговаривала. Ее не нужно учить произносить звуки и слова, речевой аппарат работает идеально.

А тени, шорохи и то почти незаметное, то явственное ощущение чужого присутствия? Раньше Давыдов не боялся ни темноты, ни того, что может в ней обитать, теперь же сделался пуглив, как барышня-институтка.

Непокой…

Чем он вызван?

Поутру, как это обычно и бывает, все стало выглядеть несколько иначе. Андрей пил кофе, стараясь взбодриться (поспал всего часа три), и думал, что мысли про непокой – полная чушь.

Не слышал о Панталионе? Но неужели он знаток теологии, христианства? Состояние Малинки? Доктора могли ошибаться (и это не такая уж редкость!), к тому же Андрей не врач, откуда ему знать, что и как должно происходить в случае, когда к глухонемому возвращается способность слышать и говорить?

А уж про тени и «присутствие» говорить нечего: нервы, стресс, буйное воображение.

Холодильник опустел, стоит пробежаться по магазинам. Проблем с деньгами не было, накоплений должно хватить на скромную жизнь примерно до весны, а дальше видно будет.

– Мой мультсериал станет хитом. Все дети полюбят Элли! – сказал себе Андрей, обуваясь в прихожей. Он очень старался в это верить, и у него почти получалось.

Погода испортилась, и, наверное, теперь уж улучшения ждать не стоит. Октябрь в этих широтах – месяц дождливый, ветреный и пасмурный. Давно осталось позади бабье лето, а впереди – долгие месяцы зимы.

Проезжая мимо дома Степана, Давыдов увидел Санька. Тот вышел на дорогу и стоял перед воротами, словно позабыв, куда собирался пойти. Одет был в тренировочные штаны, зеленую вытянутую футболку и домашние шлепанцы.

Вспомнив, что Санек запил, Давыдов не особенно удивился этому зрелищу и притормозил, чтобы уговорить парня пойти домой: стоять на промозглом ветру без верхней одежды – верный способ подхватить воспаление легких.

– Саня, привет. – Давыдов вышел из машины. – Помнишь меня?

Санек стоял, свесив руки, и они казались длинными, как у обезьяны. Он не замечал дождя, не видел стоящего перед ним Андрея. Смотрел прямо перед собой, будто внимательно разглядывая что-то, при этом глаза были тусклыми, васильковый оттенок поблек и выцвел до молочной голубизны.

– Ты чего тут стоишь? Холодина, дождь. Пойдем, я тебя домой отведу.

Но делать этого не пришлось. Ворота открылись, выбежал Степан.

– Санек, вот ты где, – растерянно проговорил он. – А я уж думал…

Что именно он думал, Степан не сказал. Обхватив сына за плечи, повел его за собой. Тот не сопротивлялся.

Андрей поздоровался с соседом, предложил помочь, но тот поглядел на него, точно не узнавая. Лишь закрывая ворота, сказал:

– Вишь оно как. Бывай, Андрюха.

Странная сцена оставила тяжелый осадок: видеть, как страдает другой человек, всегда тяжело. И, кстати, Санек не был ни пьяным, ни с похмелья. От него не несло алкогольным духом, но все же какой-то запах был, причем сильный, только вот Андрей не мог сообразить, чем именно пахло.

Пополнив в магазине «Варвара» запасы провизии, туалетной бумаги, пены для бриться, шампуня и средства для мытья посуды, Андрей купил еще свечи и спички. Электричество пока не отключали, но мало ли, что может случиться, учитывая сильный ветер.

Усилием воли Давыдов отвел взгляд от сигарет, подумал было купить вина, но потом решил: если выпьет, то непременно захочет покурить, так что лучше себя не искушать.

Чтобы как-то вознаградить себя, Давыдов отправился в кондитерский отдел. Сладкого хотелось сильнее, чем обычно, так всегда было, когда он бросал курить. Отходя от прилавка с шоколадом, рулетом с кремом и вафельными тортом в руках, он едва не сбил с ног маленького старичка, ростом доходившего ему до плеча.

– Простите, пожалуйста.

– Ничего, ничего, Андрейка, все в порядке. Меня так просто не сшибешь.

Взгляд старичка был лукавым, губы кривились в улыбке.

– Откуда вы меня знаете? – удивился Андрей, услышав свое имя.

– Махонький ты был, а вон какой вымахал, гляди-ка! Копия отец, глаза только мамкины. Ты все такой же шустрый? Все ищешь?

– Вы помните моих родителей? Вы их знали?

В этом не было ничего необычного, старожилы Варвариного острова могли их знать. Степан, например, тоже помнит. Но в интонациях, во взгляде, в вопросе: «Все ищешь?» было что-то тревожное.

Чего он должен искать? Что искал, по мнению старика, в прежние годы?

– Ой, не слушайте вы его! – громко сказала молодая продавщица с выбеленными волосами и заколыхалась от смеха. – Это же Вася Маленький. Он не в себе уж давно, мотается по городу, несет пургу.

Старичок не обиделся на ее слова и вроде бы вовсе их не услышал. Про Андрея он уже позабыл, отвернулся от него и, скособочившись, пересчитывал лежащую на сухонькой ладошке мелочь. Верно, хотел купить что-то, а пенсии не хватало.

Андрею стало до боли жаль старика.

– Зря вы так, – сказал он продавщице. – К старости мы все приближаемся, а от душевной болезни, как от сумы и тюрьмы, не зарекаются.

Давыдов никогда не встревал с нотациями и не делал замечаний, но тут не смог сдержаться.

Продавщица поджала губы и фыркнула:

– Подумаешь. Какие все умные, сил нет.

Андрей достал бумажник и вытащил купюру.

– Возьмите, – сказал он, подойдя к Васе Маленькому, – купите, что захочется. Вы любите сладкое?

Старичок, не глядя на Андрея, неуверенно взял деньги. Секунду спустя он смотрел на них, точно не понимая, откуда они у него, а потом резво зашаркал к прилавку.