Великое избaвление

Барбара прекрасно понимала, что означают эти слова. «Вы досаждаете мне, Хейверс».

– Меня прислал Уэбберли, сэр. Вы можете позвонить ему. – Отвечая, Барбара не смотрела инспектору в глаза, сосредоточив взгляд чуть повыше его левого плеча.

– Но он же знает, что сегодня свадьба! – возмутилась леди Хелен.

Линли сердито фыркнул:

– Конечно, знает, черт его побери! – Он окинул рассеянным взглядом лужайку и резко повернулся к Барбаре. – Дело Потрошителя? Я слышал, Макферсону дают в помощь Джона Стюарта.

– Насколько мне известно, это какое-то расследование в северных графствах. В деле замешана молодая девушка. – Барбара надеялась, что последняя информация ие пройдет мимо его ушей. Добавим перчику, это он любит. Вкусная приманка. Она ожидала, что инспектор спросит о подробностях, о тех деталях, которые только и интересуют его – возраст, замужем или нет, объем выпуклостей той девицы, на помощь которой он поспешит.

– На севере? – Глаза Линли подозрительно сузились.

Леди Хелен печально улыбнулась:

– Прощайте наши планы отправиться вечером на танцы. А я-то уговорила и Сидни пойти с нами.

– Видимо, тут уж ничего не поделаешь, – сказал Линли, выходя из тени на хорошо освещенное место. Внезапность этого движения и проступившая на его лице гримаса лучше всяких слов поведали Барбаре о том, как он раздражен.

Не укрылось это и от глаз леди Хелен, и она постаралась ободрить приятеля:

– Конечно, мы с Сидни можем и сами пойти на танцы. При нынешней моде на унисекс одну из нас все равно примут за мужчину, как бы мы ни оделись. К тому же у нас в резерве есть Джеффри Кусик. Придется позвонить ему. – Это прозвучало как привычная шутка между старыми приятелями. Хелен добилась своего – Линли ответил ей улыбкой, перешедшей в суховатый смешок.

– Позвать Кусика? Боже, до чего мы дожили!

– Смейся, смейся. – Леди Хелен и сама уже улыбалась. – Зато он возил нас в Аскот, когда ты с головой погрузился в какое-то кровавое дело на Сент-Панкрасе. У выпускников Кембриджа есть свои преимущества.

Линли громко расхохотался: – Главное их достоинство – умение даже в смокинге выглядеть сущими пингвинами.

– Злюка! – Леди Хелен наконец решила переключить свое внимание на Барбару. – Можно я хотя бы угощу вас чудным крабовым салатом, пока вы не потащили Томми в Ярд? Меня там как-то раз кормили гнуснейшими сэндвичами с яйцом. Если питание у вас с тех пор не улучшилось, не упускайте единственного шанса нормально поесть.

Барбара глянула на часы. Она-то хорошо понимала, что инспектору было бы очень кстати, если бы она приняла это приглашение, предоставив ему еще несколько минут для общения с друзьями. Однако Барбара не собиралась ни в чем идти ему навстречу.

– К сожалению, встреча назначена через двадцать минут.

Леди Хелен только вздохнула.

– Что ж, у вас не хватит времени как следует распробовать салат. Томми, мне ждать тебя или позвонить Кусику?

– Не вздумай звонить, – предупредил ее Линли. – Твой отец ни за что не разрешит тебе вверить свою судьбу парню из Кембриджа.

– Хорошо, – улыбаясь, промолвила Хелен. – А теперь, раз ты спешишь, я позову невесту с женихом, чтобы они с тобой попрощались.

Лицо его странно изменилось.

– Нет, Хелен! Просто передай мои извинения. Они обменялись взглядом более выразительным, чем любые слова.

– Ты должен попрощаться, Томми, – прошептала леди Хелен. Вновь повисла пауза, оба искали выход из положения. – Я скажу им, что ты ждешь в кабинете. – И она быстро выскользнула из комнаты, не оставив Линли времени на раздумье.

Он еле слышно пробормотал что-то, следя глазами за тем, как Хелен пробирается между гостями.

– Вы на машине? – резко обернулся он к

Барбаре, отводя глаза от праздничной толпы.

– У меня «мини», – покорно ответила она. – В таком наряде вы будете странно в ней смотреться.

– Ничего, я сольюсь с обстановкой, как хамелеон. Какого она цвета?

Этот вопрос сбил Барбару с толку. Неужели чудо-мальчик пытается поддержать светскую беседу?

– В основном ржавого.

– Мой любимый цвет. – Распахнув дверь, Линли жестом пригласил Барбару пройти в темную комнату.

– Мне бы лучше подождать в машине, сэр. Она припаркована у.,.

– Оставайтесь здесь, сержант! – Его слова прозвучали как приказ.

Барбара против воли вошла в комнату. Шторы на окнах были задернуты, свет проникал только через открытую ими дверь, но Барбара сразу увидела, что это сугубо мужское помещение, богато отделанное темным дубом, заполненное книжными шкафами и отнюдь не новой мебелью. Здесь уютно пахло кожей комфортных кресел и, самую малость, шотландским виски.

Линли небрежно прислонился к стене, которую украшали фотографии в рамках, и молча разглядывал центральный снимок. Он был сделан на кладбище; человек на фотографии склонился над могильной плитой, пытаясь разобрать давно стертую временем надпись. Удачная композиция отвлекала внимание зрителя от уродливого ортопедического приспособления, удерживавшего ногу этого человека, заставляя взгляд сосредоточиться на худом, но полном жизни лице. Линли всматривался в портрет, забыв, по-видимому, о присутствии Барбары.

Этот момент не хуже любого другого годился для ее сообщения.

– Меня перевели из патрульных, – без предисловий объявила она. – Вот почему я здесь, понимаете?

Он плавно обернулся к ней.

– Снова в следственном отделе? – переспросил он. – Вот и хорошо, Барбара.

– Хорошо, да не для вас.

– В каком смысле?

– Что ж, придется кому-то вас предупредить, раз Уэбберли этого не сделал. Поздравляю: вы теперь в паре со мной. – Она следила, не выдаст ли он как-нибудь свое удивление, но, не дождавшись никакой реакции, продолжала; – Конечно, это чертовски неудачно – получить меня в напарники, уж я-то это понимаю. Понятия не имею, зачем Уэбберли это затеял. – Барбара продолжала что-то бормотать, едва разбирая собственные слова, не понимая уже, хочет ли она предотвратить его гнев или, наоборот, спровоцировать резкое движение: рука хватается за телефонную трубку – он требует объяснений, черт подери! – или, того хуже, она наткнется на ледяную любезность, и эта маска продержится до тех пор, пока Линли не сумеет переговорить с инспектором с глазу на глаз. – Остается только предположить, что у них не было больше никого под рукой или я обладаю неким скрытым талантом, о котором никто, кроме Уэбберли, не догадывается. А может, это такая шуточка. – И она чересчур громко рассмеялась.

– Или вы и впрямь лучше всех годитесь для этой работы, – подхватил Линли. – Что вам известно об этом деле?

– Мне? Ничего. Только…

– Томми! – При звуке этого голоса они обернулись. Одно только имя, не произнесено, словно выдохнуто. На пороге комнаты стояла невеста, в руке букет цветов, множество бутонов в рассыпавшихся по плечам волосах цвета меди. Свет из коридора подсвечивал сзади ее фигуру, и в платье цвета слоновой кости невеста казалась окруженной сияющим облаком, казалась ожившим творением Тициана. – Хелен сказала, ты уходишь…

Линли словно не знал, что ответить. Долго шарил в карманах, нащупал золотой портсигар, раскрыл его и резко, с досадой, захлопнул. Все это время невеста не сводила с него глаз, и цветы в ее сжатой руке слегка трепетали.

– Скотленд-Ярд, Деб, – пробормотал наконец Линли. – Надо ехать.

Она молча смотрела на него, машинально перебирая цепочку на шее, и ответила, только когда Линли встретился с ней глазами:

– Все будут очень огорчены. Что могло случиться? Саймон вчера говорил, что тебя, скорее всего, назначат расследовать дело Потрошителя.

– Нет. Деловая встреча.

– А! – Она хотела сказать что-то еще, даже начала было говорить, но вместо этого дружелюбно обернулась к Барбаре. – Я – Дебора Сент-Джеймс.

Линли стукнул себя по лбу:

– Ох, извините. – Он почти машинально завершил ритуал взаимного представления и спросил: – А где Саймон?

– Он шел за мной по пятам, но папа перехватил его. Папа до смерти боится отпускать нас одних в поездку, думает, я не смогу как следует позаботиться о Саймоне. – Она слегка усмехнулась. – Следовало мне раньше призадуматься, каково это – выйти замуж за человека, которого обожает мой отец. «Электроды, – твердит он мне то и дело, – надо заниматься его ногой каждое утро». По-моему, он сегодня повторил это раз десять.

– Что ж, зато вам удалось оставить папу дома, отправляясь в свадебное путешествие.

– Да, они и на день не расставались с тех самых пор, как… – Тут она сделала неловкую паузу, глаза их встретились, и леди, залившись неровным румянцем, отвернулась, покусывая нижнюю губу.

Повисло напряженное молчание. В такие моменты непроизвольный жест, сгустившаяся атмосфера говорят гораздо больше, чем любые слова. Барбара ощутила облегчение, услышав в коридоре медленную, болезненно неровную поступь, возвещавшую о приближении законного супруга Деборы.

– Говорят, ты похищаешь у нас Томми. – Остановившись в дверях, Сент-Джеймс сразу же заговорил негромким голосом. Он привык начинать разговор еще не войдя в комнату – таким образом он отвлекал внимание собеседников от своего увечья и избавлял их от замешательства. – По-моему, это противоречит традиции, Барбара. Обычно крадут невесту, а не дружку жениха.

Если Линли походил на Аполлона, то его друг определенно напоминал Гефеста. В нем не было ничего привлекательного, кроме глаз цвета небесной синевы и чутких, выразительных рук художника. Темные, неровно подстриженные волосы беспорядочно вились, лицо будто состояло из одних острых углов: грозное в гневе, надменное в презрении, оно неожиданно оживлялось и смягчалось сияющей улыбкой. Он был тонок, как молодое деревце, но совсем не так крепок – этот человек слишком рано прошел через физическую боль и отчаяние.

Барбара улыбнулась ему, впервые за весь день улыбнулась радушно и искренне.

– Скотленд-Ярд не станет похищать даже такое сокровище, как твой шафер. Как жизнь, Саймон?

– Прекрасно. По крайней мере так утверждает мой тесть, К тому же я счастлив. Он, кажется, предвидел все с самого начала. Он предназначил ее мне, как только она родилась на свет. Вы уже познакомились с Деборой?

– Только что.

– И вы не можете ни на минуту больше задержаться?

– Уэбберли назначил встречу, – вставил Линли. – Ты же знаешь, как это делается.

– Еще бы не знать! Ну, тогда не будем вам мешать. Нам тоже скоро в путь. Если что-то понадобится, спроси наш адрес у Хелен.

– Ни о чем не беспокойся. – После небольшой паузы, словно преодолев смущение, Линли добавил: – Поздравляю от всей души, Сент-Джеймс.

– Спасибо, – ответил ему друг. Кивнув на прощание Барбаре и легонько дотронувшись до плеча жены, он вышел из комнаты.

Странное дело, подумала Барбара. Почему они не обменялись рукопожатием?

– Ты в таком виде поедешь в Скотленд-Ярд? – поинтересовалась Дебора.

Линли мрачно оглядел свой костюм.

– Надо же поддержать мою репутацию распутника. – И они дружно расхохотались. На миг между ними воцарилось полное согласие и тут же вновь сменилось замешательством.

– Что ж, – пробурчал Линли.

– Я приготовила речь, – пролепетала Дебора, пряча лицо в цветы. Букет вновь задрожал в ее руке, несколько лепестков полетело на пол. Она заставила себя вздернуть подбородок и глядеть прямо. – Речь прямо во вкусе Хелен. О моем детстве, о папе, об этом доме. Ну, ты сам знаешь. Хорошая речь, веселая, остроумная. Но я с этим не справлюсь, ни за что не справлюсь. Это свыше моих сил. Безнадежно. – Она вновь опустила глаза и обнаружила у своих ног прокравшегося в комнату крошечного щенка таксы, который приволок в зубах женскую сумочку. Положив свою добычу на Деборииу атласную туфельку, песик дружелюбно и весело помахивал хвостиком, явно ожидая награды за свои труды.

– Нет, Пич! – Дебора, смеясь, попыталась спасти сумочку из собачьих зубов, но когда она распрямилась, в ее зеленых глазах блестели слезы. – Спасибо, Томми. Спасибо тебе за все. За все.

– К вашим услугам, – весело отвечал он. Подойдя к Деборе, Томас Линли порывистым движением прижал ее к себе и поцеловал в волосы.

И Барбара, наблюдавшая эту сцену со стороны; догадалась, что Сент-Джеймс – а почему, о том ему лучше знать – намеренно оставил их вдвоем именно ради этого поцелуя.

3

Тело было обезглавлено. Эта жуткая подробность в первую очередь бросалась в глаза. Три полицейских офицера, собравшиеся за круглым столом в кабинете Скотленд-Ярда, склонились над фотографиями чудовищно изувеченного тела.

Отец Харт беспокойно поглядывал то на одного, то на другого из присутствовавших, тайком перебирая в кармане серебряные бусины миниатюрных четок. Эти четки в 1952 году благословил Папа Пий XII. Разумеется, не на аудиенции, кто бы мог надеяться на такую честь, и все же крест, начертанный дрожащей рукой первосвященника над головами двух тысяч благочестивых паломников, должен обладать особой силой. Тогда отец Харт закрыл глаза и высоко поднял в воздух свои четки, чтобы не упустить ни капли из пролившейся на них благодати.

Перебирая четки, он добрался до третьей декады скорбных таинств, когда высокий блондин наконец заговорил.

– «Какой удар был нанесен»[1], – пробормотал он, и отец Харт внимательно посмотрел на него.

Этот человек – полисмен или нет? Отец Харт не понимал, почему блондин так нарядно одет, но, услышав знакомую цитату, с надеждой обернулся к нему.

– А, Шекспир. Да. Удивительно точно. Толстяк с вонючей сигарой во рту бросил на священника недоумевающий взгляд. Харт смутился, кашлянул и продолжал молча смотреть на то, как специалисты изучают фотографии.

Харт провел в этой комнате уже четверть часа практически в полном молчании. Толстяк раскуривал свою сигару, женщина дважды намеревалась что-то сказать, но сама себя сурово обрывала, и первой фразой, прозвучавшей здесь, стала эта строка Шекспира.

Женщина беспокойно постукивала кончиками пальцев по столу. Она-то уж точно служит в полиции. Это видно по ее форме. Но почему она такая несимпатичная – маленькие подвижные глазки, плотно сжатый рот? Она совершенно не годится. Не сможет ничем помочь. Не сумеет поговорить с Робертой. Как же им объяснить?

Следователи по-прежнему рассматривали жуткие фотографии. Отец Харт старался даже не смотреть в эту сторону. Он слишком хорошо помнил, что на них изображено, он первым оказался на месте преступления, и вся сцена навеки отпечаталась в его мозгу. Уильям Тейс лежал на боку – здоровенный мужчина шести с лишним футов роста, – скрючившись, словно зародыш в утробе, прижав левую руку к животу, подтянув колени к груди, а на месте головы – на месте головы не было ничего. Да, и впрямь как Клотен. Только возле него сидела не очнувшаяся в испуге Имогена, а Роберта, повторявшая ужасные слова: «Я сделала это. Я рада». Голова откатилась в угол хлева на кучу прогнившего сена. Харт посмотрел туда, и… о, боже, там сверкали мерзкие крысиные глазки, острые коготки разодрали кожу на лице Тейса, и подрагивающий нос серой твари уже окрасился кровью, а крыса все продолжала скрести. Отче наш, иже еси на небесах… Отче наш, иже еси на небесах… Надо еще многое рассказать, многое, но сумею ли я теперь припомнить?!

– Отец Харт! – Блондин, облаченный в визитку, отложил в сторону очки и извлек из кармана золотой портсигар, – Вы курите?

– А… да, спасибо. – Священник торопливо схватил портсигар, надеясь, что никто не заметил, как дрожат его руки. Затем блондин протянул изящную коробочку женщине, но та решительно покачала головой. Вслед за золотым портсигаром на свет появилась серебряная зажигалка. Все это заняло несколько секунд. Харт радовался передышке, позволившей ему собраться с мыслями.

Блондин всмотрелся в длинный ряд фотографий, украшавших дальнюю стену кабинета, и уселся поудобнее.

– Почему вы отправились в тот день на ферму, отец Харт? – негромко спросил он, скользя взглядом от одной фотографии к другой.

Отец Харт близоруко заморгал. «Наверное, это фотографии подозреваемых?» – с надеждой подумал он. Быть может, Скотленд-Ярду удалось наконец напасть на след этого изувера? Но на таком расстоянии он даже не мог определить, люди изображены на этих фотографиях или какие-нибудь предметы.

– Было воскресенье, – ответил он, словно такого пояснения было достаточно.

Блондин быстро повернул голову. У этого молодого человека прекрасные карие глаза.

– Вы обычно навещали Тейсов по воскресеньям? – осведомился он. – Приходили к ним обедать?

– О… я прошу прощения… я думал, это есть в рапорте… понимаете… – Опять он сбивается. Отец Харт несколько раз подряд сильно затянулся. Все пальцы в несмываемых пятнах от никотина. Потому-то блондин и предложил ему сигарету. Свои он забыл дома и на вокзале, увы, не догадался купить пачку. Столько всего обрушилось на него! Священник продолжал жадно втягивать в себя дым.

– Отец Харт! – окликнул его толстяк, начальник блондина. С самого начала все присутствовавшие назвали свои имена, но Харт, конечно же, все уже перепутал, Запомнил он только женщину – Хейверс, сержанта Хейверс, судя по нашивкам. Но два других имени выскользнули из его памяти. Он смотрел на сумрачные лица следователей и все больше поддавался панике.

– Простите, что вы сказали?