— У вас есть какое-нибудь объяснение?
— Пока нет.
— Надо опросить всех поодиночке, — заметил он. — Сделать это сегодня, пока они не уехали обратно.
— Мы их уже рассадили по разным комнатам, под хорошей охраной, — спокойно и уверенно отозвалась капитан Циглер. — Они… вас ждут.
Он поймал ледяной взгляд, брошенный капитаном Циглер на д'Юмьер. Вдруг пол в здании завибрировал, казалось, закачалась вся станция. В первый момент Сервас растерялся и подумал о снежной лавине или о землетрясении, а потом понял: фуникулер. Циглер была права. Не заметить, как он пошел, невозможно. Дверь внутреннего помещения открылась.
— Спускаются, — доложил дежурный.
— Кто? — спросил Сервас.
— Труп, — объяснила Циглер. — Его спускают на фуникулере. И эксперты. Они закончили работу наверху.
Спускалась бригада экспертов-криминалистов, которой принадлежала передвижная лаборатория. Там обрабатывали фотоматериалы, имелись камеры, герметические переносные контейнеры для биологических проб, которые сразу отправят в Институт криминологических исследований национальной жандармерии в Розни-су-Буа, в парижском округе. Для скоропортящихся проб там имелся и холодильник.
— Пошли, — сказал он. — Хочу взглянуть на будущего короля заездов, обладателя Гран-при Сен-Мартена.
Выйдя на улицу, Сервас поразился количеству журналистов. Он бы еще понял, если бы они съехались сюда ради убийства и трупа, но ради лошади! Приходилось верить, что мелкие личные неприятности миллиардеров вроде Эрика Ломбара стали сюжетом, достойным внимания не только читающей публики, но и журналистов.
Он шел, стараясь по возможности не запачкать ботинки в грязном снегу, и все время ощущал себя объектом пристального внимания капитана Циглер.
Тут Сервас и увидел…
Словно частичка ада, если бы тот был сотворен изо льда…
Его передернуло, но он заставил себя смотреть. Труп коня был привязан широкими ремнями на манер детских помочей и закреплен на большой тачке для тяжелых грузов, снабженной легким мотором и пневматическим домкратом. Сервас подумал, что, наверное, те, кто тащил коня наверх, тоже использовали эту тачку… Все уже приготовились выйти из кабины. Сервас отметил для себя, что кабина была весьма внушительных размеров, и вспомнил недавнюю вибрацию. Как охрана умудрилась ничего не заметить?
Скрепя сердце он переключил внимание на коня. Сервас ничего в них не понимал, но сразу решил, что этот был красавцем. Его длинный хвост блестел черными прядями, по оттенку гораздо темнее общего окраса шерсти, цвета обжаренного кофе, с вишневым отливом. Великолепное животное казалось изваянным из какого-то гладко отполированного экзотического дерева. Ноги были того же цвета, что и хвост и то, что осталось от гривы. Шерсть беловато поблескивала множеством мелких льдинок. Сервас прикинул, что если здесь температура упала ниже нуля, то наверху должно быть гораздо холоднее. Наверное, жандармы пользовались газовой горелкой или паяльником, чтобы удалить лед с ремней. Кроме того, животное выглядело как одна сплошная рана, с боков, как крылья, свешивались два больших куска шкуры.
Присутствующих охватил ужас.
Там, где сняли шкуру, виднелась освежеванная плоть, каждый мускул выделялся как на рисунке в анатомическом атласе. Сервас бросил беглый взгляд вокруг себя. Циглер и Кати д'Юмьер побледнели до синевы, у директора станции было такое лицо, словно он увидел призрак. Сервасу редко приходилось любоваться чем-то подобным, и он в полной растерянности отдал себе отчет в том, что вид человеческого страдания стал для него делом привычным, а вот муки животного поразили и взволновали его намного больше. К тому же голова… Вернее, ее отсутствие и огромная рана на шее, там, где она должна быть. Эта недостача придавала всей фигуре некую невыносимую странность, сродни той, что бывает в работах сумасшедших художников. Сервас не смог удержаться, чтобы не подумать об Институте Варнье. Трудно было не связать с ним это зрелище, несмотря на утверждение директора, что никто из пациентов сбежать не мог.
Мартен Сервас инстинктивно согласился с тем, что тревога Кати д'Юмьер была вполне оправданной. Тут дело касалось не только коня. При взгляде на то, как он был убит, по спине бежали мурашки.
Внезапный звук мотора заставил всех обернуться.
На шоссе показался огромный черный японский внедорожник с полным приводом и припарковался неподалеку. Журналисты, несомненно, ожидали появления Эрика Ломбара, но просчитались. Человеку, который вылез из вездехода с тонированными стеклами, было лет шестьдесят, его голову покрывал серо-стальной ежик волос. Сложением и манерой держаться он напоминал отставного военного или дровосека. Сходство с дровосеком увеличивала клетчатая рубаха с закатанными рукавами, из которых выглядывали сильные руки. Холод был ему нипочем. Сервас заметил, что он не сводит глаз с трупа коня. Не обращая ни на кого внимания, мужчина обогнул группу стоящих людей и направился к животному. Сервас увидел, как сразу опустились его плечи.
Человек повернулся к ним, покрасневшие глаза сверкнули болью и гневом.
— Какая сволочь это сделала?
— Вы Андре Маршан, управляющий конюшней месье Ломбара? — спросила Циглер.
— Да, это я.
— Вы узнаете животное?
— Да, это Свободный.
— Вы в этом уверены? — спросил Сервас.
— Конечно.
— Нельзя ли поточнее? У животного нет головы.
Маршан испепелил его взглядом, пожал плечами, снова повернулся к трупу коня и заявил:
— Вы что, думаете, в округе много таких потрясающих годовалых жеребцов? Я могу его узнать так же легко, как вы своего брата или сестру. Хоть с головой, хоть без нее. — Он указал пальцем на левую переднюю ногу. — К примеру, эта белая бальцана на ми-патюроне.
— Белое что?
— Полоска над копытом, — перевела Циглер. — Спасибо, месье Маршан. Мы собираемся перевезти труп на конный завод в Тарб для вскрытия. Принимал ли Свободный какое-нибудь медикаментозное лечение?
Сервас не верил своим ушам. Они что, собирались проводить токсикологическую экспертизу коня?
— У него было отменное здоровье.
— Вы привезли его документы?
— Да, они в вездеходе. — Управляющий вернулся к автомобилю, порылся в бардачке и подошел с пакетом бумаг в руках. — Вот карта регистрации и сопроводительное удостоверение.
Циглер принялась изучать документы. Глядя из-за ее плеча, Сервас рассмотрел множество рубрик, клеток и рамочек, заполненных от руки ясным, твердым почерком. Еще там были рисунки лошадиных фигур в фас и в профиль.
— Месье Ломбар обожал этого коня. Он был его любимцем. У него прекрасная родословная. Великолепный ярлинг. — Голос его прервался от ярости и муки.
— Ярлинг?.. — шепнул Сервас на ухо Циглер.
— Так называют чистокровных одногодков.
Пока она изучала документы, он не смог удержаться, чтобы не залюбоваться ее профилем. Ирен была обворожительна, от нее исходила аура компетентной авторитетности. Он дал бы ей лет тридцать. Обручального кольца она не носила. Сервас сразу задался вопросом: есть ли у нее дружок или она ведет холостую жизнь? Может, разведена, как и он сам?
— Кажется, вы обнаружили пустое стойло сегодня утром? — обратился он к управляющему.
Маршан снова бросил на него быстрый взгляд, в котором сквозило все презрение специалиста к профану.
— Нет, конечно, — отрезал он. — Наши кони не спят в стойлах. У каждого свой бокс. У них беспривязное содержание, боксы находятся рядом, под одной крышей, для лучшей социализации животных. Я обнаружил его бокс пустым, со следами взлома.
Серваса не интересовала разница между стойлом и боксом, но в глазах Маршана это было важно.
— Надеюсь, вы найдете подонков, которые это сделали, — процедил Маршан.
— Почему вы говорите «подонков»?
— А вы думаете, один человек способен затащить лошадь в горы? Станция-то хоть охраняется?
Это был вопрос, на который никто не желал отвечать.
Кати д'Юмьер, до времени державшаяся в стороне, подошла к управляющему.
— Передайте месье Ломбару, что мы сделаем все возможное, чтобы найти того, кто это совершил. Он может звонить мне в любое время.
Маршан уставился на высокую женщину в форме, прямо как этнограф, перед которым оказалась представительница особо интересного и редкого племени амазонок.
— Передам, — отозвался он. — Я хотел бы забрать тело коня после вскрытия. Месье Ломбар, несомненно, пожелает похоронить его в своем имении.
— Tarde venientibus ossa, — продекламировал Сервас, и его удивило изумление, возникшее на лице Циглер.
— Это латынь, — констатировала она. — Что означает фраза?
— «Тот, кто опаздывает к столу, находит лишь кости». А я хотел бы подняться наверх.
Она посмотрела ему в глаза. Роста они были почти одинакового. Под формой Сервас угадал стройное, гибкое, мускулистое тело. Девчонка красивая, здоровая и без комплексов. На память ему пришла Александра, его бывшая жена, в молодости.
— До или после допроса служащих?
— До.
— Я вас отвезу.
— Могу и сам добраться, — заметил он, указывая на фуникулер.
Она неопределенно покрутила рукой, улыбнулась и заявила:
— Впервые встречаю сыщика, говорящего на латыни. Кабину уже опечатали. Возьмем вертолет.
— Вы что, сами поведете? — Сервас побледнел.
— Вас это удивляет?
Глава 3
Вертолет ринулся на штурм горы, как комар на слоновью спину. Просторная шиферная крыша электростанции и стоянка, где теснились автомобили, пошли вниз даже слишком быстро, и у Серваса под ложечкой появился противный холодок.
Внизу на белом снегу от площадки фуникулера до передвижной лаборатории сновали техники в белых комбинезонах, перетаскивая контейнеры с биоматериалом, взятым наверху. Отсюда они казались крошечными, как муравьи. Сервас надеялся, что они хорошо знают свое дело. Так было не всегда, порой при расследовании преступлений работа технических специалистов оставляла желать много лучшего. Не хватало времени и денег, бюджет был слишком мал — в общем, старая песня. Новую пели только политики, обещающие лучшие времена.
Лошадиный труп завернули в собственную шкуру, поместили на длинные носилки на салазках и погрузили в медицинскую машину, которая, завывая сиреной, помчалась прочь со станции, как будто бедный конь нуждался в неотложной помощи.
Сервас смотрел перед собой сквозь плексигласовое стекло вертолета.
Время истекло. Три огромные трубы, внезапно появившиеся из-за здания станции, круто взбегали вверх по склону горы. Параллельно им были расставлены опоры канатки. Он бросил короткий взгляд вниз и тотчас же об этом пожалел. Станция виднелась далеко на дне долины, машины и фургон стремительно уменьшались и с высоты казались маленькими точками. Трубы летели вниз, как лыжники с трамплина, от круговерти камней и льда захватывало дух. Сервас побледнел, сглотнул и стал смотреть наверх. Кофе, который он отхлебнул из термоса, плескался где-то в середине горла.
— По-моему, тесновато для полетов.
— Ничего, нормально.
— У вас голова не кружится?
— Нет.
Капитан Циглер улыбнулась под шлемом с наушниками. Сервас не видел ее глаз, скрытых за темными очками, зато мог вволю любоваться загаром и легким золотистым пушком на щеках, игравшим в отсветах горного солнца.
— Весь этот цирк — ради лошади, — сказала вдруг она.
Он понял, что ей подобная показуха понравилась не больше, чем ему. Теперь, когда они оказались вдали от посторонних ушей, Ирен пользовалась случаем, чтобы сказать ему об этом. Интересно, ее принудило начальство или же ей просто неохота заниматься данным делом?
— Вы не любите лошадей? — спросил он, чтобы поддеть женщину.
— Очень люблю, — ответила она без улыбки. — Но дело тут не в этом. У нас те же трудности, что и у вас. Не хватает средств, материалов, персонала — и преступники вечно на полкорпуса впереди. Отдавать столько сил ради лошади…
— Да, но кто-то же смог сотворить такое с ней.
— Да, — согласилась она с живостью, и он понял, что Циглер разделяет его тревогу.
— Расскажите поподробнее, что произошло наверху.
— Вы имеете в виду металлическую платформу?
— Да.
— Это конечная площадка фуникулера. Там, над самым тросом, был привязан труп коня. Хорошо выстроенная мизансцена. Сами увидите запись. Издали рабочим показалось, что это большая птица.
— Сколько их было?
— Четверо плюс повар. С верхней платформы фуникулера дверь ведет в шахту, по которой рабочие добираются до подземного корпуса. За платформой имеется бетонная площадка. Кран грузит необходимые материалы на двухместные тягачи с прицепами. Колодец шахты уходит вниз на семьдесят метров и ведет в галерею, в глубь горы. Эти семьдесят метров — проклятое место, потому что спускаться приходится фактически тем же путем, по которому вниз, в укрепленные трубы, устремляется вода из горного озера. Пока люди не спустятся, перепускные клапаны закрыты.
Вертолет подлетел к платформе, торчащей из склона горы, как буровая вышка. Она почти висела над пропастью, и у Серваса опять похолодело в животе. Под площадкой склон головокружительно обрывался, внизу, примерно в километре, между вершинами виднелось горное озеро, перегороженное полукруглой плотиной.
Возле платформы на снегу Сервас различил следы. Снег притоптали эксперты, собиравшие пробы для анализа. Там, где что-то обнаружили, они оставили желтые пластиковые прямоугольники с черными номерами. На стойках платформы еще висели магнитные галогенные прожектора. Он отметил про себя, что на этот раз изолировать место преступления труда не составило, основная проблема заключалась в холоде.
Циглер указала на платформу.
— Рабочие даже не стали выходить из кабины, сразу дали сигнал и спустились. Они напугались до жути. Может, решили, что псих, который это сделал, еще наверху.
Сервас посмотрел на соседку. Чем больше он ее слушал, тем интереснее ему становилось и тем больше вопросов возникало.
— Как по-вашему, мог кто-нибудь в одиночку, без посторонней помощи, затащить сюда мертвого коня и закрепить труп среди тросов? Трудная задача, а?
— Свободный весил около двухсот кило, — ответила она. — Даже без головы и шеи это все равно около центнера с половиной. Вы только что видели тачку, которая и не такие тяжести перевезет. Допустим, кому-то удалось затащить сюда лошадь с помощью тележки или тачки. А закрепить? Один человек точно не справился бы. Хотя, наверное, вы правы. Даже для того, чтобы затащить, нужен специальный транспорт.
— Сторожа на станции ничего не видели.
— Их было двое.
— Ничего не слышали.