Клиффорд Саймак
КОРАБЛИК В БУТЫЛКЕ
Старого Илая я нашел в «Месте под солнцем» — одном из многочисленных сомнительных заведений, которых полно в Нью-Чикаго. Только не спутайте этот город с земным Чикаго. Нью-Чикаго находится в Сумеречном поясе Меркурия и сверху накрыт защитным куполом. Но речь сейчас не о городе, а об Илае. Так вот, когда я нашел старика, он был уже порядком пьян.
Этого-то я и боялся. Едва услышав, что старый «солнечник» (так на Меркурии именуют тех, кто мотается на солнечную сторону планеты и отваживается жить в тамошнем пекле) объявился в Нью-Чикаго, я начал искать его по всем дешевым барам и забегаловкам. «Место под солнцем» было тридцать третьим по счету.
Илай всегда был не прочь рассказать какую-нибудь историю. «Солар пресс» — издание, в котором я работал, — заглатывало подобные байки на лету. Правда, в Нью-Чикаго его давно считали завзятым вруном. В самом деле, ну кто поверил бы, что Илаю двести лет? Не знаю, может, какие-то его рассказы о солнечной стороне Меркурия и были правдивыми. Некоторые храбрецы, бывавшие там, подтверждали: да, так оно и есть. Но никто, даже находясь в солидном подпитии, не верил, будто Илай живет уже третье столетие.
Конечно, интересно было бы послушать трезвого Илая. Но такие люди в трезвом виде обычно хранят угрюмое молчание или отличаются редкостным косноязычием. Чтобы заговорить, старику необходимо взбодриться. Впрочем, когда я его увидел, Илай был уже чересчур «взбодрившимся».
Некоторое время он разглядывал меня, щуря мутноватые глаза.
— Сынок, а вообще-то я ехал сюда повидаться с тобой, — признался он и пьяно хихикнул. — Все время себе твердил: надо встретиться с Шермом.
Он пододвинул мне полупустую бутылку.
— Промочи-ка горло, сынок.
Я показал головой.
— Не могу. Врачи запретили. Желудок взбесится — он у меня такой зверь.
Илай издал какой-то тоскливый звук, затем разухабисто хватил кулаком по столу.
— A-а, вспомнил. Проклятье! Как я мог это забыть? Тебе постоянно нужно глотать какие-то таблетки, да?
— Капсулы, — холодно поправил его я.
Терпеть не могу шуток по поводу собственного желудка.
— Вот-вот, капсулы. Забавные штуки. И водой запивать не надо. Проглотил — и готово дело. А я ни одной таблетки толком проглотить не могу. Приклеится к горлу — и все тут.
Схватив бутылку, Илай качнул ею, будто проверяя, не испарилось ли содержимое, затем перелил часть его в себя.
— Ну и как прогулка по солнечной стороне? — спросил я.
— Почти никак, — признался Илай, — Вернулся с пустыми руками. Крошка Меркурий становится чересчур людным местом. И старателей развелось с избытком. С одним мы чуть не поцапались. Не веришь? Я тоже не верил, пока не наткнулся на того парня. Не нравится мне это, Шерм. Пора перебираться на Плутон. Там, говорят, еще хватает места.
Илай вновь присосался к бутылке, потом обтер влажные усы.
— Я бы туда вообще не сунулся, если б не пообещал доку, что привезу ему кристалликов.
— Каких еще кристалликов?
— Погоди. Значит, я тебе не рассказывал? Док их у меня покупает. Зачем? Черт меня подери, если знаю. Видно, зачем-то они ему нужны.
Илай полез в оттопыренный карман куртки, достал обыкновенный полотняный мешочек и перекинул его через стол.
— Полюбуйся. Может, растолкуешь мне, чего это док по ним с ума сходит. Он хорошо платит за эти кристаллики. Да и меня самого подлечивает. Я еще когда-то давно подцепил на Венере лихорадку. Док делает мне эти… ин… инъекции и обещает вылечить совсем.
То, что он споткнулся на слове «инъекции», безошибочно показывало, насколько старик пьян.
— А кто он, этот док? — осторожно спросил я, боясь спугнуть Илая (такое уже бывало: захлопнется — и слова из него не вытянешь). — Один из здешних врачей?
— He-а. Большой док. Ну, тот парень в санатории.
— Доктор Винсент? — подсказал я.
— Он самый, — ответил Илай. — Раньше я продавал кристаллики доктору Андерсону, а потом — доктору Брауну.
Я пропустил эти слова мимо ушей. Стопроцентное вранье. Андерсон и Браун давным-давно умерли, причем Андерсон покинул бренный мир задолго до того, как в нем появился Илай.
Я развязал тесемку и высыпал щепотку содержимого себе на ладонь. Крошечные кристаллики переливались всеми цветами радуги, отражая свет ламп под потолком.
— Как-то я решил показать их одному аптекарю, — продолжал Илай. — Тот лишь хмыкнул и скорчил гримасу. Сказал: ничего особенного, просто любопытная кобмин… нет, комбин…
— Комбинация, — подсказал я.
— Вот-вот. Про дока, само собой, я ему говорить не стал. Ну, и где нашел — тоже. У меня мыслишка крутилась: вдруг я нашел что-то важное, а док меня за нос водит? Может, кристаллики стоят куда дороже? Аптекарь их и под лупой смотрел, и какой-то жидкостью на них брызгал. Нет, сказал, просто любопытная ком… бинация меркурианского песка. Так и не купил. Сказал, не по его профилю.
— Слушай, может, ты дашь мне немножко? В качестве образца?
Я все время старался не спугнуть старика. Я уже тогда почувствовал: Илай выболтал мне нечто такое, о чем вовсе не собирался говорить.
Но Илай щедро махнул рукой.
— Бери. Зачем немножко? Можешь взять сколько хочешь.
Я порылся в карманах.
— Какая жалость — мне их не во что положить. Не в карман же сыпать.
Илай хрипло засмеялся и приготовился в очередной раз промочить горло.
— А ты возьми свои капсулы, высыпи оттуда всю дрянь и насыпь кристаллики. Думаю, твой желудок не пострадает, если ты проглотишь на пару капсул меньше. Зря ты меня не слушаешь. Лучшее лекарство для больного желудка — виски.
— Хорошая мысль, — согласился я, дружески улыбаясь старику.
Я достал три капсулы, разъединил каждую из них, высыпал оттуда содержимое и заменил его кристалликами, после чего надежно спрятал подарок во внутреннем кармане. Мешочек я вернул Илаю.
— А где ты добываешь эти кристаллики? — спросил я.
Илай скрючил дрожащий палец и повилял им наподобие
собачьего хвоста.
— Секрет, — прошептал он.
Пока мы с ним говорили, глаза старика успели стать еще мутнее. Он качался даже сидя. Но рука, повинуясь могучему инстинкту выпивохи, крепко сжимала бутылку.
— Виски что надо, — бубнил он. — Лучшее лекарство для желудка.
Закончить свой панегирик в честь виски Илаю не удалось: отяжелевшие мозги потянули голову вниз, и она застыла на столе. Бутылка опрокинулась, остатки виски выплеснулись на пол.
— Ведь не поверит, что сам пролил, — заметил я бармену.
— Не волнуйтесь, — отозвался тот, — Когда Илай проснется, ему будет не до этого. Опять смотается из города на солнечную сторону. Уже сколько лет пропадает там. Странный старикан. Скажите, вот вы верите, что ему двести лет?
— Ни единой секунды, — успокоил я бармена.
Тот критически оглядел бокал, который держал в руках, потом, взяв салфетку, поплевал на него снаружи и принялся доводить стекло до зеркального блеска.
— Тут до вашего прихода Илай заливал баки каким-то парням. Они все допытывались у него, будет ли он голосовать за Марти Берга. Я сразу понял, что Марти опять нанял себе помощников.
— Ничего удивительного, — откликнулся я. — Скоро выборы, и Марти очень хочется остаться на новый срок.
Я собрался уходить, но затем вернулся к стойке и выложил несколько монет.
— Когда Илай проспится, угостите его за мой счет. Ему наверняка захочется «поправить голову». Я попробую выловить его снова, пока он не упорхнул на солнечную сторону.
Но встретиться с Илаем мне больше не удалось.
Через сутки труп старика нашли в пустыне, что к западу от городского космопорта. Илая убили тремя ножевыми ударами, каждого из которых было достаточно, чтобы отправить его на тот свет. По мнению полиции, с момента убийства прошло от двенадцати до восемнадцати часов.
Марти Берг принадлежал к числу тех, кому путь на Землю заказан. Почему именно — никто не знал и не пытался разнюхать. Марти — разносторонне одаренная личность, а потому причин могло быть несколько.
В городском округе Северная Стена он был не слишком крупной птицей. Так, мальчиком на побегушках у тех, кто крупнее и сильнее его. И тем не менее на выборах Марти всегда набирал больше голосов, чем остальные кандидаты. Никто не интересовался, какими способами он этого добивался. Чувство гражданского самосознания пока еще не получило в Нью-Чикаго должного развития.
И все же, когда Марти появился у меня в кабинете, я обрадовался и протянул ему руку. Он был для меня источником информации и часто рассказывал забавные вещи о махинациях местных политиков.
— Что-нибудь прояснилось с убийством Илая? — спросил он.
— Пока глухо. Полиция теряется в догадках.
Марти удрученно покачал головой.
— Дело дрянь. Я-то надеялся, что они уже сцапали молодчика.
— У вас ко мне какое-нибудь дело? — поинтересовался я.
— Пустяковая просьба, — ответил Марти, — Слышал, вы решили слетать на Землю. Развеяться, так сказать.
— Да, где-то через день или два я улетаю. Приятно будет снова увидеть нашу старушку. Ностальгические чувства.
Я прикусил язык. Кто знает, может для Марти это слишком болезненная тема.
Но Марти, похоже, даже не заметил моей деликатности.
— Помните Чести Льюиса? Был еще процесс над ним по обвинению в мошенничестве.
— Как же, я даже пару раз встречался с ним. Нью-йоркские копы не очень-то к нему благоволили. Дадут чуть-чуть погулять на свободе — и снова за решетку.
— Сейчас он вышел, — сообщил Марти, — Хочу отправить ему подарочек. Сувенир от старого приятеля. Может, возьмете эту штучку с собой и передадите Чести? Я бы отправил посылкой, но сами знаете, сколько это стоит.
Я знал, сколько это стоит. Межпланетные почтовые тарифы и впрямь кусались.
Марти достал из кармана сверток и положил на мой письменный стол. Я взял сверток и несколько раз встряхнул.
— Слушайте, Марти, надеюсь, вы не доставите мне хлопот с вашим подарочком?
Берг удивленно всплеснул руками.
— Ну с какой стати мне подводить своего друга? Просто сейчас я не настолько богат, чтобы отправлять подарок почтовой ракетой. И потом, я охотно расскажу вам, что это за вещица. Сувенир. «Песчаная бутылка». Видели, наверное? Стеклянная бутылочка, а внутри — миниатюрный космический корабль. Сам он из белого песка, а языки пламени, вылетающие из ракетных двигателей, — красные.
— Не сердитесь, Марти. Простое любопытство. Конечно, я выполню вашу просьбу.
— Чести будет рад до безумия. Помнится, он всегда обожал такие пустячки.
Флойд Дункан — бессменный начальник нью-чикагского филиала Межпланетного бюро расследований — был первым, кто нашел зацепку в деле об убийстве Илая. Ошеломляющую, невероятную зацепку, в которую с ходу не больно-то поверишь.
Дункан вовсе не был рад меня видеть и не скрывал своих чувств. Такое случалось не впервые, но я умел гасить всплески его дурного настроения. Достаточно скоро он пообмяк, и с ним вполне можно было говорить.
— Это дело меня доконает, — выплескивая последние остатки рычания, сознался Дункан.
— Что, никаких зацепок?
— Есть одна, черт бы ее подрал! Но она еще хуже, чем полное отсутствие всяких зацепок, потому что…
— Потому что… — в тон ему продолжил я.
— Да потому что она… столетней давности!
Он яростно зашелестел бумагами на столе.
— Чувствую, она не дает вам покоя. Только вот не могу понять: как зацепка может быть столетней давности?
— Вы слышали о некоем докторе Дженнингсе Андерсоне? — спросил меня Дункан.
— По-моему, это тот самый энтузиаст, что построил санаторий на солнечной стороне.
— Правильно. И было это полторы сотни лет назад. Самому доку тогда стукнуло пятьдесят. Он вкладывал в санаторий каждый заработанный цент. Думал, что сумеет победить «космовирус». В санатории до сих пор пытаются бороться с этой заразой, но не слишком-то успешно.
Я кивнул. Я знал историю Андерсона. Санаторий на солнечной стороне Меркурия был памятником надеждам и гуманистическим идеалам этого врача и ученого. Посчитав «космовирус» вызовом, брошенным его знаниям и любви к человечеству, Дженнингс Андерсон попытался лечить больных астронавтов дозами солнечной радиации. Однако «космовирус» и сегодня оставался странной, малоизученной болезнью, которая со зловещей регулярностью находила себе жертвы среди пилотов межпланетных кораблей.