— Ну, шлюха, ты мне за это ответишь!
Соня встала, гибким движением отбросила покрывало. Огненные косы извивались на ее спине, как живые змеи. В каждой руке у нее теперь сверкало по ножу.
— Мы здесь для того, чтобы охранять Хадан,— проговорила она холодно.— Однако если вам охота пустить себе кровь — я к вашим услугам! Ну вы, двое! Вперед! Покажите, какие вы храбрые — вдвоем против женщины!
Ее противники, багровые от оскорблений, которыми она их осыпала, закружили вокруг Сони, пригибаясь и держа наготове кинжалы.
В этот момент дверь караульного помещения распахнулась, и стремительным легким шагом вошел Бракна. Его круглые темные глаза быстро обвели небольшую комнатку. Казалось, ничто не ускользало от его взора — ни перевернутые скамьи, ни разбросанные в беспорядке игральные кости, ни пустой кувшин из-под кислого вина, которым щедро торгует местный бастет.
— Что здесь происходит? — резко спросил он.
Солдаты опомнились первыми. Азуги выпрямился, исключительно ловко спрятал кинжал и, пожав плечами, ответил:
— Ничего, сетмон. Ровным счетом ничего особенного.
Харбар также принял равнодушный вид и лениво направился к скамейке, чтобы поправить ее.
Соня вызывающе вскинула голову.
— Тебя удовлетворил ответ этих негодяев, сетмон?— крикнула она, видя, что Бракна собирается повернуться и выйти из караульного помещения.
Бракна приостановился.
— О чем ты, женщина?
— Мое имя Соня! — Молодая женщина кипела от холодной ярости.— Потрудись запомнить это!
— А зачем? — Бракна пожал плечами.— Вас много… У каждого имя… Зачем-то я должен запоминать эти бессмысленные звуки…
Тут он встретился с Соней глазами, и она невольно содрогнулась. В темных глазах Бракны была бездна.
— Всех вас ждет смерть. Смерть — это Время, а Время я знаю довольно…
— Время… — как завороженная, проговорила Соня. Ей казалось, что она спит, утонув в этих глазах. Затем она тряхнула головой и очнулась.— Сетмон, я прошу лишь одного: относиться ко мне так же, как ко всем остальным солдатам. В здешних бастетах довольно шлюх. Если бы я собиралась предложить твоим людям услуги такого рода, я не стала бы настаивать на встрече вашим нилитом.
— Она права,— холодно сказал Бракна и удостоил каждого из солдат пристального взгляда.— И если я еще раз увижу…
Холодок страха пробежал по спине Сони, хотя вообще-то она была не робкого десятка. Что-то в голосе Бракны заставило ее содрогнуться.
Нилит Трарза не пил — он выпивал. Точнее сказать, он любил посидеть в бастете под названием «Три тритона» за кувшинчиком доброго сладкого винца. Об этой привычке нилита было известно всему городу, поэтому любой мог отыскать его в час отдыха и поговорить по душам.
Трарза не был женат. На такие глупости, как обзаведение собственной семьей, у него не хватило времени. Бесконечные стычки с черными соседями — рыжая бестия права, дарфарцы обнаглели и постоянно лезут на границу со Стигией! — заботы сперва младшего командира, а затем и начальника гарнизона — все это съело жизнь Трарзы без остатка.
Он не роптал. В своем роде он был очень доволен такой долей.
— Еще кувшинчик и к нему…— обратился было нилит к толстенькой служанке, лицо и фигура которой говорило о примеси в ее жилах дарфарской крови.
— Знаю, знаю, сырой рыбы, вымоченной в виноградном соке, завернутой в виноградные листья с добавлением лимона, перца и луксурского коричного сахара! — выпалила служанка одним махом. При этом она улыбалась нилиту крупными сочными губами.
Трарза добродушно покивал ей.
— Правильно, дочка, правильно. И откуда ты все знаешь, плутовка?
Служанка шутливо погрозила ему пальцем.
— У меня свои источники этой… как ее… по-вашему… ну, как это вы называете, военные?
Трарза откинулся на спинку стула и захохотал.
— О чем ты, девочка?
Служанка подумала немного и вдруг лицо ее радостно озарилось:
— Вспомнила! У меня свои источники информации!
Трарза смеялся так долго, что на его глазах выступили слезы.
— Ну, ступай, ступай,— проговорил он, похлопывая служанку по аппетитному круглому заду.— Порадовала старика, насмешила. Теперь ступай.
Девушка, очень довольная собой, убежала.
В этот момент кто-то рядом с нилитом тихо, вкрадчиво произнес:
— У меня тоже свои источники информации, нилит.
Трарза повернулся в сторону голоса, как ужаленный.
— Кто здесь?
Какой-то человек, до самых глаз закутанный в покрывало, незаметно уселся за столик рядом с нилитом.
— Я.
— Кто это «я»? Ты мне шутки не шути! — От веселого настроения Трарзы не осталось и следа. Он был раздражен. Такой превосходный спокойный вечер… Нилиту вовсе не требовалось вторжение разных там незнакомцев с их тайнами, намеками и фамильярностью.
— Неважно, как меня зовут. Я друг… по крайней мере, в этом деле.
— Каком еще деле? Не тяни! — велел Трарза.— Я хочу выпить, съесть мою любимую рыбу в виноградных листьях и наконец расслабиться.
— Не думаю, чтобы в такое время, перед лицом таких событий… а события надвигаются…— незнакомец особенно выделил последнее слово.— Не следовало бы начальнику хаданского гарнизона расслабляться, как ты говоришь.
— Да кто ты такой, чтобы указывать, что мне следует делать, а что не следует! — рассвирепел наконец Трарза,— Покажи хотя бы свое лицо!
— Мое лицо тебе незнакомо.— Однако тайный осведомитель сдвинул покрывало в сторону. На нилита глянуло черное, как ночь, лицо дарфарца. Большие глаза с крупными синеватыми белками, широкие, слегка вывороченные губы, очень широкий нос, лоснящаяся абсолютно черная кожа… Много лет Трарза видел такие лица, искаженные яростью. Это было лицо врага — лицо человека, готового завтра штурмовать Хадан.
Нилит слегка отодвинулся. Приятный хмель, шумевший в его голове, вдруг выветрился, словно от удара. Нилит почувствовал жар, как будто его ошпарили кипятком. Краска прилила к его щекам.
— Да как ты осмелился! — вскричал он. Тотчас же черная ладонь стремительно зажала ему рот.
— Тише,— прошипел посланец чернокожих и торопливо закрыл лицо покрывалом.— Ты погубишь и себя, и меня.
Некоторое время они сидели в полном молчании. Трарза чувствовал на себе пристальный взгляд, устремленный сквозь покрывало. Дарфарец терпеливо ждал, пока его собеседник придет в себя.
— О, у вас гость? — Служанка, широко улыбаясь, поставила перед нилитом заказанное им вино и рыбу.— Угощайтесь и вы! — обратилась она к дарфарцу.— В нашем заведении отличная кухня, увидите!
— Не сомневаюсь,— ответил чернокожий, ничуть не потеряв самообладания.
С этими словами он непринужденно отхлебнул из кувшина и поблагодарил служанку в самых вежливых и ласковых выражениях.
Когда девушка ушла, нилит сердито выхватил кувшин из рук дарфарца.
— Говори, зачем пришел! Нечего ходить вокруг да около! Ты и без того испортил мне прекрасный вечер.
— Мое имя Махарим,— начал чернокожий.— Ты можешь обращаться ко мне так.
— Я не собираюсь никак к тебе обращаться, негодяй! — зарычал нилит.— Не хватало еще, чтобы меня уличили в связях с черными!
— Случай особенный,— отозвался Махарим.— Можем мы поговорить в другом месте? Боюсь, в нашу сторону уже начинают поглядывать.
— Проклятье! Хорошо, жди меня через четверть часа у колодца Голых Женщин. Знаешь где это?
— Найду.
Махарим поднялся — несмотря на небольшой рост, он двигался гибко и уверенно, что говорило о том, что в бою этот человек может быть очень опасен.
Спустя мгновение чернокожего в бастете «Три тритона» уже не было. Он как будто растворился в воздухе.
Колодец Голых Женщин получил свое название в память об одном штурме Хадана черными ордами. Это был страшный год для Хадана. Неурожай, стихийные бедствия и злая воля оживающих древних богов — о чем догадывались старики и о чем достоверно знали жрецы тайных культов Тьмы — все это сдвинуло с места орды дикарей и погнало их на север, к границам цивилизованных царств.
Чернокожие затопили Хадан. Они утопили в крови слабое сопротивление его защитников и ворвались в город. Здесь произошла настоящая резня. Многие дома были разрушены, все ценное было разграблено, а почти все жители погибли. Уцелели только те, кому удалось бежать на север, в Сухмет.
Захватчики бесчинствовали в Хадане неделю, после чего регулярным войскам стигийской армии удалось оттеснить дарфарцев к границе и отбросить их в Дарфар и Куш.
Колодец, где Трарза назначил свидание своему таинственному осведомителю, был полон тел раздетых женщин. Многие претерпели насилие, из их ушей были вырваны с мясом серьги, на шеях сохранились синяки от пальцев. Одним перерезали горло, закончив развлекаться с ними; другим вспороли живот. Некоторые задохнулись в колодце под грудой тел — их сбросили еще живыми.
Воспоминание об этом было настолько страшным, что даже после того, как колодец очистили, много лет еще никто не решался брать оттуда воду.
Однако время оказалось целительным даже для хаданского колодца. И с годами от ужаса после той резни осталось лишь одно название — «Колодец Голых Женщин».
Когда Трарза, шагая преувеличенно твердо, как многие опытные пьяницы, приблизился к колодцу, там, казалось, никого не было.
—– Проклятый чернокожий,— проворчал нилит, усаживаясь на камень и прислоняясь спиной к ограждению колодца.— Что ему понадобилось от меня? Жди его теперь…— Он громко зевнул.— Я спать хочу… Не следовало брать третей кувшин вина. Похоже, служанка разбавляет его водой…
Темная тень бесшумно выступила из ночного мрака.
— Нилит! — окликнул Трарзу вкрадчивый голос.
Нилит подскочил как ужаленный.
— Ты?
— Это я, Махарим. Надеюсь, ты не успел еще забыть меня?
— Тебя забудешь! — проворчал нилит.— Садись рядом! О чем ты хотел со мной поговорить?
Дарфарец уселся рядом. Неторопливо снял с головы покрывало и повернул голову так, чтобы Трарза мог разглядеть его при свете луны.
— Посмотри внимательно, стигиец. Видишь ли ты шрамы у меня на шее?
Справа на шее чернокожего действительно были страшные шрамы, оставленные когтями или клыками какого-то крупного животного.
— Вижу. Какое мне дело до шрамов на шкуре вонючего дарфарца? — уже не сдерживая ярости, осведомился Трарза.
— Как бы подобные шрамы не украсили твою шею… или шеи любезных твоих хаданцев,— загадочно ответил чернокожего.
— Выражайся яснее. Что там такого особенного увидели твои хаманы, которые имеют обыкновение обкуриться дурманящими травами и, выплясывая дикарские танцы, дурить головы твоим соплеменником нелепыми выкриками?
Махарим пропустил все эти оскорбления мимо ушей. Вместо того, чтобы возразить стигийцу, он заговорил спокойно о вещах, казалось бы, совершенно посторонних.
— Скажи, Трарза, когда ты видишь нескольких стигийцев и нескольких белых из другой страны, скажем, гирканцев,— с кем ты объединишься?
— Что за глупый вопрос! Со стигийцами, конечно!
— Хорошо. А если перед тобой будут несколько белых из другой страны и несколько чернокожих — чью сторону ты возьмешь?
— Сторону белых! В чем смысл твоих расспросов? Я уже стар и не гожусь для твоих дикарских иносказаний.
— Мои слова вовсе не содержат в себе никаких иносказаний. Я собираюсь навести тебя на совершенно определенную мысль.
— Ладно, продолжай,— проворчал Трарза.— Я и так зашел слишком далеко.
Махарим улыбнулся, блеснув в темноте белыми зубами.
— Слушай дальше. Если перед тобой нелюди и дарфарцы — с кем ты будешь сражаться на одной стороне?
— Проклятье на тебя! В конце концов, чернокожие — хоть и настоящая чума Хадана, но они все-таки люди… Но к чему ты клонишь?
— К тому, что и вам, и нам грозит нашествие нелюдей! Возрождается страшное, чудовищное древнее зло!
Эти слова были произнесены с такой серьезностью, что Трарза мгновенно забыл о своем недоверии к черному лазутчику. Махарим не шутил. Он явился в Хадан, рискуя жизнью, потому что ситуация стала слишком опасной, чтобы оставить в неведении северных соседей — давних недругов Дарфара и Куша.
— Говори,— сухо произнес нилит.— Я хочу знать все.