ПОСЛЕДНИЕ ИЗ ЧИХОХОКОВ

На последней остановке перед приездом в деревню ко мне вновь пришёл старый индеец и привёл одного из пленных французских охотников, который знал их язык.

– Послушай, – сказал старик, – я никогда не любил вас, французов. Вас не за что любить. Вы дурно пахнете, непонятно говорите, странно живёте. Англичан тоже не за что любить, но мы заключили с ними мирный договор, а обещания нельзя нарушать, поэтому мы не воюем против них. Этой весной моего сына убили Алгонкины, с которыми вы водите дружбу. Мне жаль было моего сына. Моя жена тоже сильно грустила и грустит до сих пор. Всё лето я не покидал моего дома, но однажды ко мне прилетели маленькие синие птички, их было очень много. Они сказали мне, что я должен отправиться на поиски моего сына к французам. После нападения на вас я снова разговаривал с синими птичками, и они сказали мне, что ты и есть мой сын.

На следующий день мы добрались до деревни Ирокезов. Старик отвёл меня в сторону. Остальных же пленников ждало тяжкое испытание. Женщины, дети и старики выстроились в два параллельных ряда, вооружившись палками и хлыстами, чтобы стегать пленников, которым поодиночке предстояло пройти между рядами кричащих дикарей. Тех, кто падал от изнеможения, приканчивали сразу же. Но тех немногих, кто доходил до конца страшной аллеи из хлыстов и дубин, ждали любовь и уважение, неизвестно откуда вдруг взявшиеся. Их должны были принять в племя. Кого-то из пленников решили не подвергать испытанию, оставив для медленной смерти.

Я избежал жуткой участи лишь по той причине, что старый Ирокез получил знак от духов, что я был его сыном, поэтому меня не нужно было испытывать на твёрдость. Но я-то знаю, что я не выдержал бы тех побоев. Я не был столь крепок в те годы, как нынче. Сколько крови осталось на той земле в день нашего приезда!

Итак, меня отвели в большой дом, сооружённый из древесной коры. Какая-то женщина принесла мне поесть, но я не чувствовал никакого аппетита, слыша жуткие вопли снаружи. Вскоре в дом вошла группа стариков, все с длинными трубками во рту. Некоторое время они молча сидели вокруг меня, затем повели в хижину поменьше, где стали неторопливо обсуждать что-то с женщиной, приносившей мне еду. После этого она обвязала меня каким-то поясом и отвела обратно в большой дом. Там меня поджидала девушка, которая принялась расчёсывать мои волосы, затем умыла меня. Старуха в это время танцевала вокруг меня и пела. Мой новый отец раскладывал передо мной щепотки табаку. Вечером мне выдали кожаные индейские ноговицы, мокасины и тряпку для набедренника.

На следующий день мой новый отец устроил пиршество, в котором участвовала вся община. Мои новые сёстры смазали мои волосы жиром и повесили на меня два ожерелья из маленьких глиняных колечек. Отец вложил в мою руку боевую палицу.

Так началась моя жизнь среди Ирокезов в общине Цапли. Так начались мои исследования этой земли.

В первые же дни я обнаружил, что французская собака содержалась отдельно, ей выказывались удивительные знаки внимания и уважения. Позже мой новый отец поведал мне, что в том чёрном доге жил дух какого-то знаменитого Ирокеза. Пса приводили даже на советы старейшин, внимательно слушали его лай и пытались обсуждать его между собой. Но однажды мой отец-Ирокез понял слова дога и перевёл их:

– «Я долго жил среди французов, – сказал пёс, – но я не могу помочь вам ничем. Вы ошибаетесь, принимая меня за Ирокеза. Пожив среди вас подольше, я сделаюсь, конечно, Ирокезом. Но сейчас я всего-навсего породистый пёс с хорошей родословной. Я хочу, чтобы вы допустили меня до ваших лохматых собак, дабы я мог выбрать себе подходящую самку, влезть на неё и сделать потомство».

И тогда старики зарубили чёрного пса.

Но он не покинул их. Его дух стал навещать нашу деревню во времена опасностей, предупреждая Ирокезов о приближении врагов. Когда такое случалось, старики смеялись:

– Эта собака стала настоящим Ирокезом.

Я тоже сделался Ирокезом-Мохоком общины Цапля. Я научился читать следы, и эти знаки, оставленные на траве и песке, стали нравиться мне больше, чем книжные закорючки. Я видел в них жизнь. Не думаю, что я сумею объяснить вам это, друзья, да и нет такой надобности [13]…

– … И тогда я ушёл от них. Я превратился в дикого охотника, в одиночку, в человека без родни и без дома. Чихохоки, прознав о моей громкой ссоре с Ирокезами, выкурили со мной трубку и завязали дружбу. Я не противился. Дружба никогда никому не мешает. – Соколиный Взгляд вёл свой отряд, руководствуясь еле заметными приметами. Торопливо, искоса поглядывал он на мох, покрывавший деревья, время от времени поднимал глаза в ту сторону неба, где горело заходящее солнце, или смотрел на течение многочисленных ручьёв, которые им приходилось переходить вброд.

– Значит, теперь вы приняты в племя Делавэров? – поинтересовался Пьер Хейхой.

– Нет. Я сам по себе. Больше никто меня не усыновлял. Мне и так прекрасно, – ответил через плечо белый охотник.

В глубине леса показались очертания полуразвалившегося блокгауза. Крыша, сделанная из коры, уже давно истлела и смешалась с землёй, но громадные сосновые брёвна всё ещё были на месте, хотя один из углов постройки, уступая времени, просел, грозя обвалиться.

– Что это за странный дом? – спросила Корина. – Кому могло прийти в голову поставить дом в такой непролазной глуши?

– Мне пришло в голову, – весело ответил Соколиный Взгляд, – это моих рук дело. Я срубил эту избу после того, как покинул деревню Мохоков. Мне ведь нужно было иметь какой-то перевалочный пункт: я хотел заняться пушной торговлей, а здесь просто замечательное место, укромное, никому не известное.

– Ну и как? Хорошо обустроились?

– Нет. Я же сказал вам, что у меня не было ни дома, ни родни. Этот дом превратился в крепость, потому что едва я присоединился к отряду Делавэров, как на нас напали Мохоки. В этом самом блокгаузе мы и держали оборону много дней и ночей. Не часто пишут книги о стычке вроде той, что произошла здесь. В конце концов нам удалось сделать вылазку, и ни один из Ирокезов не ушёл отсюда, чтобы рассказать соплеменникам о постигшей их судьбе. Да-да, я был ещё очень молод, но уже здорово дрался. Сколько трупов осталось лежать тут! Я собственными руками похоронил убитых. Они лежат вот под тем самым холмиком, по которому мы только что прошли. Этот небольшой пригорок возвышается над грудой человеческих костей почти так же, как громадные курганы в Вирджинии, разве что он невелик размером.

– Какие курганы? – полюбопытствовали обе сестры в один голос.

– Разве вы не знаете? Это огромные могильные холмы, некоторые земляные, некоторые сложены из камня. Никто не может сказать наверняка, почему их возводили. Сами индейцы уже не помнят, настолько давно это началось. Одни считают, что в них покоятся останки тех, кто погиб в боях, проходивших на местах захоронений. Другие объясняют их существование давним обычаем индейцев собирать кости умерших родичей в определённом месте, где бы они ни были захоронены первоначально. Третьи полагают, что это общие могилы возле поселений. Но наверняка не знает никто. Что до общих могил, то у некоторых племён действительно существовал обычай хоронить возле нового поселения первого своего покойника в вертикальном положении. Его обкладывали землёй так, чтобы она закрывала его и поддерживала. Следующего покойника прислоняли к первому, прорыв к нему узкий проход; затем снова обкладывали землёй и так далее. Среди индейцев такие курганы пользуются печальной славой. Однажды я пропутешествовал с группой Чихохоков в ужасную даль, не сумев добиться от них, куда и зачем они шли. А они добрались до такого холма, постояли перед ним минут десять в полном молчании и со скорбными лицами пошли себе обратно! Можете ли вы представить такое?

– Надо же, – покачал головой Пьер, – а я был уверен, что дикари страшно ленивы по своей природе, чтобы совершать какие-либо паломничества. Собственно, я и сейчас остаюсь при мысли, что ловкость и проворство дикаря есть не проявление его способностей, а лишь следствие необходимости и нужды. Кажется, избавьте индейца от голода и жажды – и вы лишите его основы всех его движений: он будет с тупым видом лежать все дни напролёт. Разве не так, дорогой наш друг Наталиэль?

– Нет, майор, – не согласился охотник, – индейцы слишком одержимы горделивостью. Конечно, природная лень заполняет основную часть их существа, но оставшееся пространство их мозга и сердца отдано тщеславию. Они бы рады лежать, ничего не делая, но тогда их не за что будет хвалить. И это вынуждает их браться за оружие и отправляться в походы, чтобы нарезать чужих волос, пальцев, ушей, половых, простите, членов… Но мы с вами увлеклись спором. Тем временем наши нежные спутницы явно устали, несмотря на то что едут верхом. Не пора ли нам сделать маленький привал?

– Ни в коем случае, – воспротивилась Корина. – Нам нельзя терять ни минуты, иначе одному Богу известно, когда мы попадём в форт Анри. Кстати, далеко нам ещё?

– Совсем недалеко, мадемуазель Корина, – затряс головой Соколиный Взгляд. – Вот там наш форт, за тем пригорком. Только надо будет отыскать способ переправиться через водоём.

– Тем более нельзя терять времени. Близится закат. Давайте поспешим. – Корина пришпорила коня и вырвалась вперёд.

– Ваша сестра явно нарывается на неприятности, мадемуазель Элина, – вздохнул охотник. – Ну куда она поскакала?

– Я думаю, что она просто хочет уединиться, дорогой Наталиэль. Понимаете? По малой нужде. Мы ведь не привыкли к такой сдержанности, как вы, лесные жители.

– Да, вы правы, сударыня, – согласился охотник, – это мой недосмотр. Я просто не учитываю особенностей ваших нежных организмов…

Через несколько минут Корина прискакала обратно и взволнованно сообщила:

– Господа, пока я там… ну, одним словом, мне показалось, что там кто-то был. Я никого не видела, но почувствовала чьё-то присутствие.

Не успела она договорить, как Здоровенная Змея и Торопливый Олень бесшумно скользнули вперёд и растворились в зарослях. Маленький отряд остановился в нерешительности, не зная, что делать. Вскоре из чащи выскользнула фигура старшего Чихохока, одной рукой он привязывал к поясу индейский скальп.

– Ирокез, – пояснил он, – их там много. Перед самой рекой стоит лагерь. Много англичан.

– Они обложили форт! Бедный форт Анри! – воскликнул Пьер Хейхой.

– А вы надеялись, что, разгромив крупнейшие укрепления, англичане оставят в покое маленькие крепости? – всплеснул руками охотник. – Вы меня удивляете, майор. Вокруг кипит война!

– Но здесь такая глушь!

– В эту глушь добрались даже две молодые женщины, так неужели профессиональные вояки не продрались бы сквозь чащу?

– Да, конечно, вы правы, – кивнул Хейхой. – Но что же нам теперь делать?

– У нас есть лишь один способ проскользнуть в форт.

– Говорите, что нам делать! – одновременно воскликнули обе сестры.

– Во-первых, перестаньте разговаривать во весь голос. Во-вторых, сойдите с лошадей и отпустите их на волю.

– Но разве нам больше не потребуются кони?

– Судите сами, – ответил охотник, – сейчас мы взберёмся на вершину горы, и после спуска перед нами будет вода. В более благоприятное время я бы отвёл вас к броду, но сейчас придётся искать лодку. Так что с лошадками придётся распрощаться. А теперь я пошлю вперёд Чихохоков, чтобы они попытались пробиться через линию неприятельских часовых. И если всё сложится удачно, то мы торжественно войдём в форт по трупам врагов. Без стрельбы не обойтись. Сперва, конечно, мы пойдём бесшумно, но рано или поздно придётся стрелять. Так что будьте готовы к худшему.

Дальнейших рассуждений не потребовалось. Соколиный Взгляд показал, чтобы от него не отставали. Все были осторожны, ноги ступали бесшумно.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ, В КОТОРОЙ ОПИСЫВАЮТСЯ ОБСТАНОВКА ВОКРУГ ГЕРОИЧЕСКОГО ФРАНЦУЗСКОГО ФОРТА АНРИ, ТРУДНОСТИ, КОТОРЫЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКАМ ПРИШЛОСЬ ПРЕОДОЛЕТЬ НА ПУТИ В КРЕПОСТЬ, И КОРОТКО ГОВОРИТСЯ О ЖИЗНИ В ФОРТЕ АНРИ

На противоположном берегу они увидели длинные земляные валы и низкие строения форта Анри. Волны омывали фундамент двух невысоких бастионов, а глубокий ров и большое болото охраняли все остальные стороны и углы крепости. Лес вокруг укреплений был вырублен. В непосредственном соседстве с фортом простирался защищённый траншеями лагерь англичан.

Прошло с полчаса, когда появились Чихохоки и дали понять, что внизу их поджидала лодка, которую они добыли, расправившись с плавучим английским дозором. Спускаясь к реке, путешественники несколько раз перешагнули через мёртвые тела Ирокезов. Переправа заняла всего пару минут, но уже сразу по прибытии на противоположный берег они были обстреляны кем-то из полумрака.

– Кричите что-нибудь своему отцу, сударыни! – воскликнул Соколиный Взгляд. – Иначе французы прихлопнут вас, приняв за лазутчиков!

Маленький отряд напряг все силы и бегом пустился к воротам, оставляя реку позади. Пьер с удовольствием поручил Торопливому Оленю поддерживать Корину, которая с радостью приняла помощь молодого индейца. По слышным сзади выкрикам было ясно, что за ними гнались англичане и несколько Ирокезов. Каждое мгновение угроза плена или гибели становилась всё весомее.

– Не давать пощады! – приказал на английском языке один из преследователей, очевидно направлявший действия остальных.

– Помогите нам, доблестные сыны Франции! – воззвала к защитникам крепости Элина. – Отец, спаси нас! Это я, твоя Элина!

– Держитесь! Мы готовимся выйти вам навстречу! – донёсся со стены чей-то голос.

– О чудо! – послышался другой голос. – Господь вернул мне моих детей! Откройте же ворота! Вперёд, мои молодцы! Не спускайте курков, чтобы не ранить моих овечек! Отбейте англичан штыками!

Пьер Хейхой услышал скрип ржавых петель, бросился на этот звук и увидел выходящих из ворот крепости французских пехотинцев. Он радостно замахал руками, поднял над головой подобранную по дороге винтовку со штыком и, став во главе отряда, пошёл на врагов.

На мгновение дрожащие Корина и Элина остановились: они были поражены неожиданным исчезновением Пьера и не могли понять, почему он покинул их. Исчезли из виду также Соколиный Взгляд и его верные Чихохоки. Но раньше чем девушки успели осознать что-либо, из клубов дыма появился высокий статный офицер, чьи волосы поседели от долгих лет военной службы. Он прижал Корину и Элину к своей груди, и жгучие слёзы потекли по его бледным морщинистым щекам. Это был полковник Монрео.

После недолгой схватки наступило затишье, не нарушавшееся ничем до позднего утра, когда перед воротами крепостёнки появились люди в красных мундирах, держа над собой белый флаг перемирия. К немалому удовольствию большинства защитников форта, изнурённых продолжительной осадой, между командующими враждебных сторон завязались переговоры. Наступил перерыв в военном спектакле.

Воспользовавшись тишиной, Пьер Хейхой поднялся на стену одного из бастионов, чтобы подышать свежим воздухом, который дул с реки. Хейхой был один, если не считать часового, расхаживавшего взад и вперёд по валу. Стоял восхитительный, спокойный день. Солнце поливало лучами свежую зелень, в которую были одеты горы. Ниже по течению река разливалась широко, и там на её поверхности покоились многочисленные крохотные островки, похожие на зелёные бархатные холмики. Между этими островками виднелись индейские каноэ, которыми воспользовались солдаты осаждающей армии, чтобы потешить себя рыбалкой. Ещё дальше Пьер разглядел группу дикарей, столпившихся возле костра и кипевших котлов и склонившихся над кусками мяса на земле. Среди разложенных кусков мяса он различил также неподвижное голое тело.

– Что они там делают, солдат? – кликнул Хейхой караульного. – Разделывают дичь?

– Нет, господин майор. Покойников режут.

– Как так? Зачем? Неужели над пленниками измываются, еретики проклятые? И мы даже не выстрелим в них?

– Нет, милорд, не пленников режут, а своих. Тех, которые несколько дней назад погибли тут.

– Не понимаю. Что за ужас! Зачем же они их расчленяют?

– Кости в дорогу заготавливают. У них принято хоронить воинов на родине, но если один из них погибает далеко от дома, то они закапывают его в землю или укладывают на дерево там, где он погиб. А после, когда позволяет время, забирают мертвеца, вываривают его в воде, очищают от плоти его кости и переносят их в родные края. Они очень верят в то, что кости всех умерших соплеменников должны покоиться в одном месте [14].

– Подумать только! До чего дикость доводит людей! И такие вот варвары, такие примитивные уроды славятся как ораторы и вольнодумцы? Никогда не поверю! – Пьер шлёпнул себя по бокам и продолжил свои мысли, обращаясь к караульному: – Знаешь, солдат, я прочёл перед отъездом из Парижа множество документов, в которых о краснокожих написано много лестных слов. Особенно постарались отцы-иезуиты. Да вот, к примеру, – Хейхой запустил руку за широкий отворот рукава и извлёк оттуда сложенную вдвое бумагу, – отец Бребеф [15] пишет: «Дикари, будучи от природы умны, способны вести споры и приводить аргументы, изъясняясь красивыми фразами, особенно если речь идёт о предмете, который им хорошо знаком. На советах, собирающихся в каждой деревне, обсуждаются самые разнообразные вопросы, что тоже развивает ораторское искусство». Как вам это нравится? Он пишет об этом так, словно мы, европейцы, вовсе не умеем разговаривать. Или же эти дикари на самом деле столь хороши? А почитать сочинения Ласкарбо, Лафито или барона де ля Онтана, так может сложиться впечатление, что индейцы чуть ли не самые добрые по своей природе представители человечества. Все они критикуют наше современное общество и противопоставляют ему добродетель вот этих самых туземцев. Глядя на то, как они рубят на куски своих сородичей, я никогда не смогу допустить мысли, что у них вообще имеется хоть искра человеческих чувств… Фу, какая, однако, вонища от их котлов доносится…

Хейхой поморщился и направился вниз.

На поляне между крепостью и лагерем противника развевалось два белоснежных флага. Под наскоро сооружённым навесом сидели офицеры в красных и синих мундирах. По обе стороны от места переговоров колыхались шёлковые знамёна Англии и Франции. Горстка индейцев устроилась неподалёку от места встречи и с выражением тупого любопытства пялилась на разговаривающих белых людей. Множество англичан посбрасывали одежду и с наслаждением плескались в воде. Французские часовые наблюдали за ними со стен, кое-кто поглядывал сквозь приоткрытые ворота.

Спускаясь по земляным ступеням, поросшим травой, Хейхой увидел Корину и Элину, которые немедленно бросились к нему.

– А-ах, изменник! О, неверный рыцарь, покинувший своих дам в беде! – раздался лукавый голосок Элины. – Почему вы не бросаетесь к нашим ногам, прося милосердно позабыть о вашем коварном отступлении, вернее, о вашем бегстве? Вы ведь бежали от нас, говоря по правде, с такой быстротой, с которой не потягался бы и дикий олень.

– Но я не оставил вас, клянусь, сударыни, я лишь отправился выполнять мой долг офицера, – смутился Пьер.

– Знаем мы ваш долг, майор Хейхой, – засмеялась Элина. – Просто вы решили, что наступило удачное время избавиться от женщин. Не могли же вы открыто заявить, что рады спихнуть нас с рук долой. Да не краснейте вы, Пьер. Вы настоящий мужчина (в смысле военного дела), и нет ничего страшного, что вам не очень по сердцу общество дам.

– Но, Корина! – повернулся возмущённый Пьер к старшей сестре. – Мы же условились, что об этом никто не узнает. Эх, женщины…

– Пьер, дорогой мой, – затараторила Элина, отрицательно качая златокудрой головкой, – Корина ни о чём не проболталась, клянусь вам. Я сама раскусила вас. Вы же так откровенно и восторженно разглядываете мужчин. Вы даже дикарей не пропускаете мимо, вы буквально прилипаете глазами к их голым ягодицам. Ха-ха! Это так смешно, так забавно!

– Сударыня, умоляю вас, не так громко… – Пьер сложил руки на груди. – Вас могут услышать. А здесь вовсе не светское общество, и никто не сумеет оценить моего тонкого вкуса по достоинству… И давайте оставим эту деликатную тему.

Элина наклонилась, чтобы заглянуть в потупленное лицо майора.

– Ах, если бы я могла подумать, что моя праздная болтовня так огорчит вас, я предпочла бы онеметь, мой друг. Корина может сказать, как искренне, как высоко мы оценили ваши услуги… На самом деле мы ничуть не злимся на вас. И Корина всё прекрасно понимает. Она не будет выставлять вас в неловком свете. Вы совершенно свободны в своих поступках.

– Корина, – Пьер с нетерпением повернулся к старшей сестре, – готовы ли подтвердить справедливость этих слов? Простите ли вы того, кто пренебрёг долгом мужа… я бы сказал, рыцарским долгом, подчинившись голосу своего сердца и своей странной природы?

Корина ответила не сразу. Она отвернулась, выдержала паузу, затем протянула молодому человеку руку.

– Мы останемся с вами добрыми друзьями, Пьер.

– Но что скажет ваш отец? Как быть с помолвкой, как объяснить ему, что мы не выполним его волю?

– Это мы уладим. Сейчас здесь всё равно не до свадеб, вы же сами видите, как обстоят дела в крепости.

– Да, положение ужасное. Стены обваливаются, провизия начинает истощаться, – озабоченно кивнул Хейхой, – среди солдат я замечаю признаки недовольства и тревоги… Надобно поскорее узнать, о чём они там беседуют с англичанами.

В это время в ворота вошёл быстрыми шагами полковник Монрео в сопровождении нескольких офицеров. Увидев майора, он поднял руку:

– Хейхой, чёрт вас подери, а я вас обыскался. Почему вас не было на переговорах? Эти проклятые англичане загнали нас в угол. Ступайте сюда, мне нужно с вами перемолвиться парой слов.

Пьер поклонился сёстрам и поспешил к командиру.

– Что-нибудь серьёзное, господин полковник?

– Это уж с какой стороны посмотреть. То, что наше дело – дрянь, сомневаться не приходится. Подкрепление, на которое мы рассчитывали, ожидая появления ля Фэвра, не придёт. Маркиз де ля Фэвр сложил оружие два дня назад. Полковник Брукс передал мне письмо, написанное лично ля Фэвром, где он советует мне не сопротивляться, наоборот – говорит о необходимости быстро сдать форт, объясняя, что не имеет возможности оказать поддержку. Так что мы теперь остались один на один с этой сворой красных мундиров, и нам, конечно, не выстоять.

– Что же делать, господин полковник?

– Мы вынуждены сдаться, так как удержать форт в настоящее время для нас невозможно. Я не хочу бессмысленного кровопролития. Англичанин сказал, что интересы его страны требуют, чтобы это укрепление было уничтожено, но всем нам будут предоставлены такие льготы, чтобы наша воинская честь не пострадала. Нам оставят наши знамёна и оружие.

– Эх, – вздохнул Хейхой, – значит, мне не удастся подраться. А я так хотел похвастать чем-нибудь эдаким по возвращении в Париж…

– Но не надо печалиться, майор, – улыбнулся полковник Монрео. – Пойдёмте-ка выпьем вина, которое я припрятал на случай приезда моих славных дочурок. Посидим, поговорим о том о сём. Ведь завтра мы выступаем и сдаём крепость… Эй, ангелочки мои! Идите ко мне!

Обе дочери полковника, широко улыбаясь, засеменили на голос отца. Через несколько минут все они уже сидели в покоях Монрео.

Элина устроилась на коленях полковника, перебирая своими пальчиками его седые волосы. Когда отец притворно хмурил брови на её ребячество, она усмиряла его напускной гнев, ласково прижимаясь алыми губками к его морщинистому лбу. Корина сидела рядом и со спокойной улыбкой смотрела на эту сцену, следя за движениями младшей сестры с выражением материнской ласки в глазах. Все опасности, пережитые ими совсем недавно, были позабыты. Все спешили насладиться минутами покоя.

– Пьер, – посмотрела Элина на майора, – а не знаете ли вы, куда подевались наши добрые спутники?

– Наталиэль и Чихохоки? – уточнил Хейхой, сладко потягиваясь.

– Да. Я не видела их с того момента, как мы вошли в ворота.

– Мне кажется, что они скрылись в обратном направлении во время той стычки у ворот. В форте их нет.

– Как жаль, – вздохнула Корина, – они были такими милыми людьми. Особенно хорош был Торопливый Олень.