Гильдия

— Ты не сделал ни того, ни другого, — продолжила она все тем же мягким, ровным голосом. — Помнишь, когда ты прибыл на Дорсай, чтобы уговорить наш народ выделить людей — для помощи в защите Земли?

— И встретился с тобой, — сказал он.

— Ты встретился с Серыми Капитанами, а я была среди них.

— Ты организовала ту встречу, — сказал Хэл, — а я уговорил дорсайцев заключить контракт с Энциклопедией на защиту Земли ценой собственной жизни.

— Ты никого не уговаривал, — возразила Аманда. Тон ее голоса ничуть не изменился. — Ты же позабыл, что возможность гибели всегда предусматривалась любым контрактом при найме дорсайцев на военную службу? Из тех, что встретились с тобой, только двое — не считая меня самой — ни разу не побывали в бою. Ты думаешь, что мужчины и женщины, перед которыми ты выступал (даже если не считать этих троих), не осознали, причем давным-давно, что когда-нибудь им придется столкнуться с Иными? Вопрос был только в том, где и как.

Она приостановилась, как будто для того, чтобы Хэл обдумал сказанное ею.

— Неужели ты настолько низкого мнения о дорсайцах, что считаешь, что они — Серые Капитаны — думали, что им навсегда удастся отложить неизбежный конфликт с Иными? Притом, что именно Иные хотели подчинить себе все человечество, включая и самих дорсайцев? Наши люди не могли бы сделаться убийцами, как этого от них просили экзоты, и перебить Иных одного за другим. Но ты показал им способ борьбы, которым дорсайцы умели пользоваться; и они им воспользовались. А как могло быть иначе?

Хэл не находил ответа. Он глубоко прочувствовал ее слова; и если они и не залечили его огромную внутреннюю рану, то по крайней мере остановили ее рост.

— И ты никого не потерял, — продолжала она через некоторое время, по-прежнему спокойно. — Ты просто немного опередил остальных и миновал холм, который лишь закрыл тебя от остальных. Ты ушел вперед от того места, где одиноко стоял Донал.

Некоторое время они сидели молча. Хэл не мог поверить ей — как бы ему этого ни хотелось. Потому что хотя Аманда и понимала его, сам он осознавал собственную жизнь и собственную неудачу как никто другой. Но ему помогало уже то, что она вот так пыталась согреть его от холода отчаяния — как она могла бы согреть его от холода самой смерти. Боль от огромной внутренней раны все еще была с ним; но она наконец сделалась переносимой — настолько же переносимой, какой стала боль в голове от удара, когда он вытолкнул ее на край сознания.

— Пора идти, — сказал он наконец.

Глава 11

Когда они миновали полосу деревьев и увидели перед собой окраины Порфира, Процион начал опускаться, но до вечера было все еще далеко. Начиная примерно с последней полумили пути движение на дороге заметно увеличилось; но и те, кого они обгоняли, и те, кто обгоняли их, двигались на небольшом расстоянии друг от друга.

Хэл отвлекся от мрачных размышлений, заинтересовавшись попутчиками, которые, судя по всему, направлялись туда же, куда и они. Все эти люди были экзотами, что проявлялось во многих мелочах — например в спокойствии их лиц и экономии движений. Но Хэл заметил и нечто новое, ранее экзотам не свойственное: никто из повстречавшихся им и окружающие его люди вели себя на редкость замкнуто. Трудно было сказать, вызвано ли это изменение развитием их культуры, или же нет. Похоже было, будто каждый из них ушел в себя и теперь жил собственной жизнью, укрывшись от остальных за спокойным, непроницаемым лицом. Такой индивидуализм был для них нов; он заметно отличался от того чувства общности, которое, казалось, всегда было неотъемлемой частью экзотов, которых Хэл знал — от Падмы, в его бытность Доналом, до Уолтера, наставника Хэла Мэйна.

— Через несколько минут мы будем у ворот, — сказала Аманда, прервав ход его мыслей; и Хэл, посмотрев вперед, увидел высокую деревянную ограду, построенную явно недавно. Дорога, по которой они шли, упиралась в широкие ворота той же высоты, что и ограда.

— Объясняться с охранниками буду я, — предупредила Аманда. — Ты — мой старший брат-недоумок; я хочу сказать, ты и впрямь слегка тугодум. Постарайся выглядеть соответствующе.

Хэл послушно опустил плечи, придал липу безвольное выражение и слегка приоткрыл рот. У ворот, разумеется, скопилась пробка; собравшиеся люди стояли близко друг к другу, негромко переговариваясь, — точно как же, как и раньше, на дороге. Хэл подумал, что так и должно было быть. Людей, которых он видел перед собой, с детства приучали никогда не повышать голос и разговаривать исключительно спокойным тоном. Несмотря на их нынешнее положение, эта привычка продолжала сказываться.

И все же, подумал Хэл, наблюдавший за ними из-под своей маски — ничего не выражающего липа с отвисшей челюстью, здесь было нечто большее, чем воспитание, полученное в детстве. Какое-то молчаливое противостояние проверявшим их людям в форме. Это молчание вовсе не было вызвано страхом — а силой, которой оккупанты не имели и даже не понимали, что она существует.

В то же самое время Хэл осознавал, что что-то происходит с ним самим, и только с ним. И это что-то не имело ничего общего с тем, что, как ему представлялось, он наблюдает в окружающих его людях. Совершенно ничего общего — или, может быть, все же нечто общее здесь было?

Было любопытным ощущать себя, как некогда однажды в прошлом, частью точно такой же сцены. Он не мог бы сказать почему; но чувствовалось что-то средневековое в этой деревянной ограде и деревянных воротах, в скоплении людей в грубой и некрасивой одежде, ожидающих пока охрана пропустит их внутрь. У него мелькнуло ощущение, что он — где-то, когда-то — уже пережил такое же. Может быть, не он, но кто-то очень похожий на него, почти точно так же стоял в толпе и ждал.

Охранники, подумал Хэл, сосредоточившись на них, чтобы вернуть мысли в нормальное русло, и впрямь неважные солдаты — если таковые типичны для местных гарнизонов. На них была достаточно аккуратная черная форма, энергетические пистолеты на поясе, дубинки — также на поясе или под подмышкой, но настоящими солдатами они все же не были.

Хэл Мэйн никогда не видел настоящих солдат за несением службы. Солдат — а не полуполицейских, вроде Милиции, против которой отряд Рух боролся на Гармонии. Но Донала Грима с юности обучали иметь дело с войсками и предвидеть, что его жизнь может зависеть от его способности с первого взгляда оценить их качество.

Это глаза Донала сказали Хэлу, что те восемь человек, которых он увидел на посту у ворот, были не только бесполезны, но их и невозможно было бы обучить чему-нибудь большему, кроме того, чем они сейчас занимались — издевательствам над безоружными.

Несмотря на свое оружие, они обратятся в бегство в случае любого серьезного бунта — даже бунта экзотов. Любой другой народ давным-давно восстал бы против таких слабосильных угнетателей.

Наконец они с Амандой достигли ворот, оказавшись в первых рядах ожидавших. Хэл сосредоточился на том, чтобы выглядеть настолько безобидно, насколько это было возможно при его росте и внешности.

— Откройте, — приказал человек в форме, стоявший перед ними. Он определенно принадлежал к одному из квакерских миров. После своего пребывания на Гармонии Хэл научился распознавать их в любом обличье, — хотя манера поведения этого не только была явно иной, чем у тех людей, кого Хэл встречал в окружении Рух, но и совершенно не шла к его нынешней форме. Охранник достаточно тщательно просмотрел содержимое обоих их мешков.

— Все в порядке. Проходите внутрь. Домашний адрес?

— Шестнадцать, тридцать шесть, семь. Счастливый Переулок, — ответила Аманда. — Нижняя квартира.

Охранник повторил адрес в прицепленный на запястье диктофон и повернулся к двумя женщинам с мешками, стоявшим позади. Хэл с Амандой могли идти дальше.

— Что это за адрес? — спросил Хэл, как только они, войдя в город, оказались достаточно далеко от других, чтобы не быть ими услышанными.

— Это дом трех братьев, ни один из которых не похож на тебя, — ответила Аманда.

— Я хочу сказать, почему он спросил о этом?

— Они проводят проверку, чтобы узнать, вернулись ушедшие утром из города в тот же вечер домой к комендантскому часу.

— Но что произойдет, когда они обнаружат, что нас по этому адресу даже не знают?

— Проверяющий решит, что охранник у ворот переставил цифры — или допустил в адресе еще какую-нибудь ошибку. А потом забудет об этом. Их тревожат не те, кто приходит в город, а те, кто уходят из него.

— Понятно, — кивнул Хэл. — А в таком случае куда мы направляемся?

— В каждом городе есть несколько участников сопротивления из числа ключевых фигур, — ответила Аманда. — Мы идем к одной из них, по имени Ниер. Она живет со своей матерью, и у них квартирует военный. Он — сержант, который предпочитает ночные наряды, так что обычно после заката его не бывает. В комнату, которую он занимает, они могут пустить нас переночевать; кроме того, Ниер вроде как подружилась с этим сержантом, и это дает им некоторые поблажки, в частности ежедневную проверку у них не делают.

— Она живет где-нибудь поблизости от Счастливого переулка? — поинтересовался Хэл. Аманда рассмеялась.

— На другом конце города, — ответила она. — Пошли.

Улицы Порфина были в хорошем состоянии. Аманда с Хэлом оказались в старой части города среди высоких зданий, с отделанными белым камнем фасадами. Их попутчики разошлись в разные стороны, и через некоторое время люди в балахонах из мешковины вообще стали попадаться довольно редко. Однако встречалось довольно много солдат в форме — похоже, свободных от службы, — которые или расхаживали по улицам, или входили и выходили из зданий, которые, как подумалось Хэлу, могли быть или ресторанами, или питейными заведениями. Аманда заметила, как Хэл наблюдает за явно нетрезвым солдатом.

— Алкоголь — это единственный дозволенный интоксикант причем даже для военных, — сказала она. — Вероятно, из-за трудностей, связанных с его запретом. Брожением можно почти из любых овощей получить напиток, в котором есть хотя бы немного алкоголя. И раз оккупанты не могут помешать своим же людям незаконно делать спиртное, они позволяют своим солдатам пить самое лучшее, что может произвести планета. Гражданское же население, экзоты, разумеется, не пьют; хотя за последние два года кое-кто из них и начал это делать.

— Среди войск на Сете ходила шутка, которую рассказал у нас в семье родственник, служивший там по контракту, — рассеянно произнес Хэл, снова погружаясь в воспоминания Донала. — Про то, что можно сделать спиртной напиток даже из дохлых крыс. Это, конечно, невозможно, но идея заключалась в том, чтобы уговорить новобранцев попробовать самогон, а затем рассказать им такое, от чего бы стошнило...

«Он на мгновение стал Доналом», — с некоторым удовлетворением заметила про себя Аманда. Она сознательно пыталась пробудить некоторые из этих старых воспоминаний. Та его часть, которая принадлежала Доналу, обладала весьма полезными качествами, о которых он слишком быстро забыл.

Новая часть города представляла из себя настоящие трущобы, единственной сносной чертой которых была чистота, что объяснялось закоренелыми привычками экзотов старшего поколения. Поэтому улицы и фасады зданий сохраняли относительно приличный вид. То здесь, то там в окнах были выставлены букетики цветов, а на маленькой полоске земли перед фасадом дома пытались устроить подобие клумбы.

Аманда свернула к одному из многочисленных домов, ничем не отличающихся от соседних, и постучала в дверь. Ответа не последовало. Она подождала — как показалось Хэлу, необычно долго — затем постучала снова. Они снова стали ждать. Наконец послышалось шуршание подошв по голому деревянному полу, и дверь открылась, На пороге стояла женщина за пятьдесят с исхудалым лицом. И седыми волосами коротко стриженными. Она безучастно смотрела на них.

— Марло! — сказала Аманда. — Вы узнаете меня? Я Коррин, а это Каспар, один из моих братьев. Ниер здесь? Мне хотелось бы, чтобы она познакомилась с ним.

— Нет. Ее нет.

Женщина, которую Аманда назвала Марло, ответила им и продолжала говорить нарочито громко — как будто хотела, чтобы кто-то внутри квартиры слышал ее ответ. — Она больше не живет со мной. Она теперь работает и живет в гарнизоне.

Мужской голос за ее спиной выкрикнул что-то непонятное.

— Ничего! — отозвалась она через плечо. — Просто какие-то люди спрашивают Ниер. Я сказала, что они найдут ее в казармах.

Лицо Марло внезапно исказилось в отчаянной попытке о чем-то предупредить их. Она чуть дернула подбородком, как будто делая им сигнал уйти.

Но за спиной у нее уже слышались звуки шагов. Появился довольно полный мужчина среднего роста, в черных форменных брюках и белой сорочке с расстегнутым воротом, он оттолкнул пожилую женщину в сторону. Черты его слегка веснушчатого лица были мелкими, глаза тоже маленькими; он явно не брился со вчерашнего дня. Ему было около сорока, и в его рыжих волосах пробивалась седина.

— Ну, ну, — его голос, напоминал кваканье крупной лягушки. Он не был пьян, но, судя по тому, что язык его слегка заплетался, находился на пути к этому. — Только взгляните. Огромный бычище и огромная лилия калла. И вы были друзьями нашей дорогой покойной Ниер, не так ли?

— Она едва знала Ниер. А это — ее брат, который вовсе с Ниер не знаком, — поспешно заметила Марло.

— Ну, ну, что из этого? — сказал солдат. — Я капрал Ибан. Где твои манеры, Марло? Пригласи этих добрых друзей Ниер войти!

Он отступил от двери назад.

— Я Коррин, — повторила Аманда, когда они вошли в маленькую комнатку, которая одновременно служила кухней, столовой и гостиной. — Моего брата зовут Каспар.

Водопроводная раковина, кухонная плита и шкафы занимали угол направо от двери. А на столе стояла бутылка с бесцветной жидкостью, на три четверти полная, рядом — полупустая стопка. Кроме этой мебели в комнате находилось еще несколько стульев, а также скамья со спинкой. На сиденье скамьи лежали подушки, явно самодельные.

— Ну, Коррин, ты действительно лилия калла, — сказал Ибан. Он оглядел Аманду и слегка усмехнулся. — Это цветок, который растет на Земле. Я видел его на картинке, и ты в точности на него похожа.

Он широким жестом указал в сторону стола.

— Усаживайтесь, — предложил он, и сам сел на стул, уже стоявший у стола. — Берите себе стулья. Давайте знакомиться.

Марло поспешила им на помощь.

— Я не говорил, что тебе можно сесть! — Голос Ибана внезапно сделался неприятным, а глаза уставились на Марло.

Хэл почувствовал, как внутри него разгорается маленький уголек гнева. Возможно, он мог больше не считать себя дорсайцем; но тем не менее в нем еще осталось достаточно силы и умения, чтобы разделаться с этим наглецом с дряблыми мускулами...

Хэл сумел справиться с собой. Такой способ не годился. Он понял это давным-давно.

— Я только хотела помочь.

— А, тогда все в порядке. Да, помоги. Давайте выпьем. Принеси рюмки, женщина!

Марло поспешила достать еще две стопки.

Ибан рассмеялся и выпил, а затем снова рассмеялся. Увидев, что на столе теперь стоят еще две стопки, он понемногу налил в каждую. — Пейте.

Аманда сделала из своей крохотный глоток и снова поставила ее.

— Это крепкое, — сказала она.

— О да, это крепкое, — подтвердил Ибан. Хэл попробовал определить, откуда тот родом. Он явно не был ни экзотом, ни квакером, ни дорсайцем, или же каким-то гибридом любых из этих субкультур. Недостаточно образованный, чтобы оказаться жителем Кассиды или Ньютона. Он, возможно, уроженец Новой Земли или Сеты. Внезапно Ибан повернулся к нему.

— Ты, Каспар! — резко бросил он. — Пей!

Хэл поднял свою стопку и проглотил немного налитой туда жидкости. Это был напиток большой крепости, чуть-чуть слишком мягкий на вкус, чтобы его мог произвести какой-нибудь самогонщик. Хэл подумал, что если у Ибана возникло желание поразвлечься, наблюдая, как незнакомец опьянеет (поскольку алкоголь был непривычен большинству экзотов), он очень ошибался. Хэл совершенно не пил спиртного в течение трех лет, но на Коби он обнаружил, что для того, чтобы напоить его, потребуется большее количество алкоголя, чем для обычных людей.

— Каспар, — сказал Ибан. Он налил в стопку Хэла чуть большую порцию. — Каспар — собачье имя. Каспар хороший. Вылакай это, Каспар.

Хэл поднял стопку.

— Я сказал: «Вылакай это!» — рявкнул Ибан. — Не пей, Каспар. А вылакай!

— Мой язык слишком короткий, — мягко ответил Хэл и засунул свой язык в стопку, чтобы показать, что не может достать им до жидкости внутри ее.

— Ты! — не поворачивая головы, скомандовал Ибан Марло. — Принеси блюдце!

Марло повиновалась и поставила блюдце на стол перед Хэлом, не дожидаясь команды Ибана.

— Вылей это в блюдце, Каспар, — приказал Ибан. — Вот так. А теперь — на колени, как подобает хорошей собаке...

Ибан внезапно оттолкнул свой стул назад, так что его ножки заскрипели по голому полу, и встал.

— И на случай, если ты не умеешь лакать, я тебя научу, — солдат вышел в соседнюю неосвещенную комнату и исчез из вида. Его голос донесся к ним из дверного проема. — Знаешь, это — штука полезная для такой собаки, как ты.

Ибан вернулся, в руке он нес энергетический пистолет. Усевшись на прежнее место, он положил толстый черный ствол пистолета на край некрашеного стола, направив дуло, в которое мог бы пролезть большой палец, прямо на Хэла.

— Значит, вот как мы это делаем, — начал он. — Я говорю: «лакай», а ты нагибаешь голову и начинаешь языком слизывать жидкость с блюдца, пока не закончишь. Готов? Теперь лакай!

Хэл наклонился и начал лакать. Это был неудобный способ пить, но в конце концов он проглотил большую часть жидкости.

— Теперь начисто оближи тарелку. Вот так. Подними голову. — Ибан налил в блюдце большую, чем раньше, порцию. — В прошлый раз у тебя получилось не слишком хорошо, так что мы попробуем снова.

— О, не заставляйте его снова пить, — попросила Аманда.

Ибан уставился на нее.

— Наш брат Корт выпил однажды вот такого, — продолжила Аманда, — и ему стало ужасно плохо!

Она могла бы, подумал Хэл, чуть больше верить в его здравый смысл. Едва ли он собирался отобрать у этого человека оружие и сломать ему шею — прямо здесь в доме, где тот находился на постое, несмотря на свою неожиданную вспышку ярости. Потом он понял, что смысл ее намека был другим. Она хотела, чтобы кто-то из них двоих нейтрализовал Ибана, не прибегая к насилию, и давала ему возможность первым попытаться это сделать — тем способом, каким он хочет.

— Ну, ему следовало попробовать снова, лилия, — усмехнулся Ибан. — В этом все дело. Чтобы научиться таким вещам, надо упражняться и упражняться. Ну мы же не хотим повторить ту же ошибку с Каспаром, ведь так?

Он довольно долго пристально разглядывал Аманду, затем позволил своему небритому лицу расплыться в новой ухмылке.

— Но, конечно же, лилия, если ты не хочешь, чтобы братец полакал еще, то я не стану тебя огорчать. Я не буду этого делать. Ты довольна?

— Спасибо. Большое спасибо, — ответила Аманда.

— Конечно. Все, что угодно, лишь бы доставить тебе удовольствие. Потому что я хочу доставить тебе удовольствие, ты это знаешь? — Ибан наклонился в ее сторону и, обнаружив, что ему мешает стол, поманил ее. — Переставь свой стул сюда, поближе ко мне.

Аманда повиновалась.

Хэл позволил себе слегка нахмуриться.

— Оставьте мою сестру в покое, — сказал он Ибану. — Если вы этого не сделаете, то знайте, что у меня дурной глаз. Вы пожалеете.

— Дурной глаз? — рассеянно отозвался Ибан, даже не взглянув на Хэла. Он смотрел в глаза Аманды, которые были теперь меньше чем на четверть метра от его собственных. Потом слова Хэла, казалось, дошли до него. И он перевел на того взгляд. — Дурной глаз! Что это за глупое суеверие?