— Куда мы идем? — сварливо спросила Юлька, когда они миновали Крымский мост. Игорь быстро шагал впереди, Юлька с недовольным видом плелась сзади. Время от времени Игорь поддергивал ее за руку, перебегая улицу.
— Как куда? — удивился он. — В загс! У предков отметились, пора оформлять отношения. Паспорт взяла?
— Нет.
— Как нет?! — схватился за голову Игорь. — Ну вот… Так гибнут прекрасные порывы… Все, жизнь не сложилась, сердце разбито — меняем программу! Тогда загс в другой раз, а пока — свадебное фото! — он указал на огороженный пятачок перед воротами Парка культуры.
Здесь теснились огромные, в человеческий рост, куклы: Волк и Заяц, Винни-Пух, Гном, Обезьяна на пальме. Бородатый фотограф снимал дорогой камерой двух близнецов в обнимку с Гномом, родители ждали за кадром. Рядом на мольберте висели рекламные снимки.
— Вот! — Игорь взял один, показал Юльке. — Весомо, грубо, зримо! Искусство должно нести радость народу. А не кучке хилых балетоманов… Уважаемые москвичи и гости столицы! — заорал он. — Цветное фото на фоне памятника архитектуры сталинского периода! Память на всю жизнь! Из настоящего — в будущее!
— Да хватит орать, клиентов распугаешь, — сказал фотограф, подходя и пожимая ему руку. Достал из дипломата видеокассеты, отдал Игорю, тот вытащил из сумки другие. — Последний Блиер. Вторая копия, но посмотреть стоит. Остальное развлекуха… У тебя что?
— «Город женщин»…
— Забирай сразу, я Феллини всего на экране смотрел.
— Это Рассел… Лилиан Ковани… Тут бельмондятина какая-то…
— Паркер не появлялся?
— Нет пока. Появится — свистну… Это Юля, — сказал Игорь, когда быстрый, привычный обмен кассетами закончился. — Юля — балерина.
Фотограф кивнул, глядя на молодых родителей с малышом, который со слезами рвался к Винни-Пуху.
— Увековечишь, мастер? — спросил Игорь.
— Сейчас, подожди, — фотограф направился к клиентам.
— Фото свадебного кортежа, — Игорь взгромоздился на фанерный автомобиль, покрутил руль. — Потом, — он простер руку в сторону парка, — мороженое, пирожное, качели, карусели, кегельбан…
— У меня увольнение на два часа, — сказала Юлька.
— Как два часа? — насторожился Игорь. — Погоди, какое увольнение? Вас что, просто так в город не выпускают?
Юлька покачала головой.
— Идиотизм какой-то… — растерялся Игорь. — А если опоздаешь?
— Замечание.
— И что дальше?
— Три замечания — выгоняют.
— Кадетский корпус… Так, жизнь не складывается — меняем программу! — Игорь схватил Юльку за руку и побежал, маша свободному такси.
— Эй!.. — развел руками вслед фотограф. — А увековечить?
— Халтурщик! — закричал на бегу Игорь. — Ты променял свой талант на деньги! Ты потакаешь низменным вкусам! Мы — за высокое искусство!
— Куда? — упиралась Юлька.
— Там хорошо, — Игорь почти насильно запихнул ее в такси. — Вперед, шеф! На Патриаршие!..
В старом доме у Патриарших прудов с обвалившейся лепниной и вензелем владельца на фасаде они поднялись на второй этаж. Двери здесь, видимо, никогда не запирались. Игорь втащил Юльку в прихожую, заваленную куртками, шубами, дубленками, и повел по огромной, запутанной, как лабиринт, коммуналке. Всюду были толпы пестрого народа, в вечерних туалетах и затрапезных свитерах вперемешку, откуда-то слышалась английская речь, кругом лежали холсты, стояли подрамники и гипсовые головы.
— Жильцов выперли… Привет! Женька тут?.. Ремонт, под какую-то контору, а его леваки заняли. Такой вертеп советского авангарда… — объяснял на ходу Игорь, одновременно с кем-то здороваясь, кивая, пожимая руки. — «Бубновый валет» такой… Здорово! Женька здесь?.. Весь дом… Менты их штурмовали — ничего не могут сделать… Женьку не видел?..
У Юльки уже кружилась голова в этом водовороте.
Они наконец очутились в большой проходной зале, обставленной старой мебелью, где в креслах, на диване и прямо на полу сидели люди, пили вино, говорили все разом, нисколько не мешая друг другу. С Игорем поздоровались, но особого внимания на них с Юлькой никто не обратил — видно было, что свои люди здесь приходят и уходят, когда посчитают нужным.
— А-а! — истошно завопил вдруг долговязый стриженый парень. — Звезда советского балета! — тянуться было далеко, он залез коленями на журнальный столик и громко чмокнул ее в щеку.
— Это Валерка. Вы уже знакомы, — усмехнулся Игорь, отталкивая его.
— А где моя Лена? — спросил Валерка.
— Дома. То есть в интернате, — ответила Юлька.
— В следующий раз приходи с Леной.
Игорь усадил ее в продавленное кресло, сам сел на подлокотник. Им налили два стакана вина.
— Я не буду, — сказала Юлька.
— Ты действительно балерина? — спросил парень, сидящий на полу у стены в обнимку с гитарой.
— Учусь еще.
— Ноги специально выворачиваете? — спросил парень с гитарой. — Знак касты?
Юлька сидела, привычно развалив колени под широким шерстяным платьем и разведя носки в стороны. Она покраснела и сжала коленки.
— Вам удобно вот так? — сердито спросила она, скосив носки вовнутрь. — А мне неудобно, как вы. Суставы же развернуты.
— «Ах, эти ножки, ножки, ножки балерин, — негромко запел тот, подыгрывая на гитаре, — без вас бы я не смог прожить и день один…»
— А что, вам пить нельзя? — спросил другой.
— Просто не люблю.
— «…Ах, если бы я только, братцы, мог — я жизнь бы положил у этих ног!» — парень с гитарой неожиданно перешел на мелодию «маленьких лебедей».
— А правда, все балетные мужики — педики? — спросил другой.
— Все! Отстань! — торопливо сказал Игорь на секунду раньше, чем Юлька собралась ответить. — Женька, покажи, что еще натворил?
Женька, длинноволосый парень со смуглым, резким лицом, встал и направился в смежную комнату. Игорь повел Юльку следом.
В комнате-мастерской, где на всей небогатой мебели — стульях, столе, этажерке — пестрели следы засохшей краски, Женька, не выпуская сигарету изо рта, порылся в сваленных у стены холстах, выудил один, поставил на подрамник. Подождал, пока Юлька с Игорем оценят, поставил другой, третий.
Юлька осторожно склонила голову, пытаясь разобраться, где верх, где низ.
— Как?
Юлька неопределенно пожала плечами.
— Не нравится?
Юлька помедлила и решительно покачала головой.
— Почему?
— Непонятно.
— А что здесь понимать? Настроение… Вечер… Сумерки… А ты считаешь, все должно быть понятно, как «Летайте самолетами Аэрофлота»?
— Но вы же это рисовали для кого-то…
— Конечно, — улыбнулся Женька. — Для себя, любимого.
— Для себя — это не искусство, это самодеятельность, — заученно сказала Юлька.
— Да? — Женька почесал нос и глянул на Игоря. Тот не вмешивался в разговор и ухмылялся. — А-а… что такое искусство?
— Это десять процентов способностей и девяносто процентов работы, — упрямо сказала Юлька.
— Ну вот, уже и проценты пошли, — засмеялся Женька. — Это не искусство, это плановое хозяйство. Если бы я знал, что мне надо завтра встать к мольберту и отработать столько-то часов, я бы удавился… Понимаешь, это совдеповская идея — искусство для кого-то. Насильно осчастливить народ. А у меня нет мании величия, слава богу. Нравится кому-то — хорошо, не нравится — это дела не меняет…
Он говорил с тем терпеливым, доброжелательным участием, с которым объясняют ребенку очевидные вещи — например, почему днем светло, а ночью темно.
— Я в Бразилии был на карнавале: люди с утра до вечера танцевали на улице. Для себя. Вот это и есть искусство. А от звонка до звонка — это служба. Я не прав?
Юлька молчала.
— Ну вот я получаю удовольствие от того, что я делаю. А ты?.. Не от результата — на сцене, перед зрителем, — а от работы?..
Юлька по-прежнему молчала. Она никогда не думала, получает ли она удовольствие, пересиливая каждый день чугунную усталость под гестаповским взглядом Натальи.
— Значит, не нравится? — весело спросил Женька.
— Нет, — угрюмо сказала она.
— Ну, что ж делать… — Женька взял аэрозоль с краской и наискось перечеркнул картину жирной белой полосой.
— Зачем? — вскрикнула Юлька.
— Другую напишу. — Женька засмеялся, хлопнул Игоря по плечу и ушел в залу.
— У него картины в галереях по всему миру, — сказал Игорь. — В Штаты приглашали работать — мастерская, машина, квартира — не поехал. Живет как хочет… Пойдем, покажу шикарную картину, — он потащил Юльку в дальний конец коридора. — Главное — абсолютно понятная. Называется «Вечерний город». Гениально! Ты такого еще не видела!
Они вошли в темную комнату. Юлька обернулась, ища выключатель.
— Ее без света надо смотреть. Иди сюда… Вот! — Игорь подвел ее к окну.
— Где?
— Да вот же! — Игорь указал на окно, за которым светились фонари в голых ветвях и разноцветные гирлянды над замерзшим прудом, скользили на коньках по льду Патриарших люди. — Вечерний город. Правда, здорово?
— Знаешь что… — Юлька повернулась идти, но Игорь удержал ее и обнял.
Юлька тотчас уперла ему в грудь острый кулак.
— Между прочим, нас каратэ учили!
— Только не надо меня бить, ладно? — улыбнулся Игорь.
Юлька беспомощно отвела лицо.
— Тебе только это от меня надо?
— Нет, почему же? — абсолютно серьезно сказал Игорь. — Меня интересует твой богатый внутренний мир…
В глубине комнаты засмеялись. На диване лежала парочка и с любопытством наблюдала за ними.
Юлька оттолкнула Игоря и выбежала.
— Вы закрывались бы, что ли! — в сердцах сказал Игорь.
Он догнал Юльку в коридоре:
— Подожди… — толкнулся в одну комнату — заперто, в другую — шум и смех.
Навстречу им попался Валерка, он поманил Игоря в сторону, что-то сказал вполголоса, указывая в другой конец коридора.
Игорь в ответ покрутил пальцем у виска.
— О тебе же забочусь, — обиделся тот. — Там диван есть. Заодно и помыться можно.
Игорь досадливо оглянулся — не слышит ли Юлька — и что-то тихо, но резко ответил.
Валерка пожал плечами.
— Да брось ты из нее мадонну делать, — расслышала Юлька. — Их мужики каждый день лапают с десяти лет…