В этот момент — брат Томаззино, страдая от холода, от могильного холода колодца — сидел в простой веревочной обвязке без страховки, которую держали братья Онофрио и Винченцо и осторожно, камень за камнем выправлял древнюю кладку колодца. В грубом мешке, одетом на шею и в руках — у него было все, что было нужно для такой работы, он сильно промерз — но не собирался сдаваться. Дела тут было еще на два дня, нужно быть особенно осторожным. Не дай Господь — старая кладка обвалится на него…
Один из камней — совсем растрескался от воды, он рассыпался и полетел вниз, как только брат тронул его молотком. Это было плохо — брат Томаззино обладал своеобразным чувством прекрасного, он никогда не менял то, что можно было отреставрировать и очень уважал старую работу. Но делать было нечего. Аккуратно, как подлинный реставратор, он удалил зубилом и молотком остатки раскрошившегося камня и дернул за веревку дважды, чтобы ему спустили камень и немного раствора в ведре. Вместо этого — веревка натянулась — и он поехал вверх…
— Винченцо! Что ты делаешь, Винченцо!? — закричал он
Но ответа не было.
Когда веревка вытащила его на свет Божий — он увидел, что рядом с Винченцо и Онофрио стоит брат Бернарди. Брат Бернарди провинился недавно — в его келье нашли вино — и теперь аббат в наказание использовал его как мальчика на побегушках.
Брат Томаззино нахмурился. Он уже все понял.
— Надо ехать?
— Аббат сказал, вам нужно срочно ехать в Рим.
Мирская одежда лежала у них в кельях, они переоделись. Рядом с монастырем, просто в кустах стоял небольшой Фиат — универсал, столь старый и непритязательный, что его можно было оставлять на улице без присмотра, совершенно не беспокоясь за его судьбу. Сев в него, они направились в сторону Рима, стараясь ехать так, чтобы никому не мешать по дороге. Учитывая, какую скорость мог развивать этот рыдван — никому не мешать было затруднительно — но брань и характерные жесты с вытянутым средним пальцем братья воспринимали с христианским смирением. Над Римом собиралась гроза, ходили черные тучи — и они ехали навстречу грозе.
Брат Карти приехал как обычно на двух машинах, за рулем одной из них был человек, которого братья видели, но никогда с ним не разговаривали и не знали, кто он. Он вел большой фургон Фиат для развозки продуктов — а брат Карти был за рулем черной Ланчии Темы.
Как только старенький ФИАТ затормозил около фургона — в нем приглашающе распахнулась дверца.
— Да благословит тебя господь, брат Карти — сказал брат Томаззино, залезая в кузов. Здесь было вполне комфортно, уютно, можно было сидеть, было три телевизора и какие-то шкафы с кнопками и лампами. Брат Томаззино вырос в глуши и не знал, что это такое — но телевизор он знал, по нему показывают синематограф.
— Да благословит вас Господь, братья. В трудный час собрались мы, наша вера под угрозой и наш враг у ворот. Злейший из наших врагов.
На небольшой, покрытый дешевым пластиком столик легли две фотографии, на них был изображен один и тот же человек. В одном случае — в черной, шитой золотом форме с черными орлами на погонах — форма Его Величества Русского Императорского Флота. В другом — более поздний снимок, человек, уже в гражданском, на тротуаре. За человеком угадывалось знакомое здание — Палаццо ди Мадамо, Рим.
— Кто этот человек? — спросил брат Томаззино
— Этот человек — враг Святой Веры и это все, что тебе нужно знать. Он очень опасен, опасен так, как опасен Дьявол. И более того. Ты помнишь Отца[15], воцерковившего тебя?
— Да — кивнул Томаззино. Он и в самом деле — помнил, до сих пор помнил.
— Мы не говорили тебе, брат. Потому что и сами не знали. Но сейчас знаем. Нет сомнений в том, что именно этот человек — убил Отца в Североамериканских соединенных штатах. Вот почему — он не должен уйти из Рима живым.
Брат Томаззино накрыл своей большой, корявой, мозолистой ладонью фотографии, лежащие на столике. И медленно сжимал пальцы — пока фотографии не превратились в смятый комок, а брат Карти не положил поверх побелевшей руки брата Томаззино свою руку.
— Не стоит, брат. Мы все помним Отца и то, что сделал для нас. Немало заблудших душ он вернул в лоно Святой Церкви, немало отбившихся от стада овец он вернул в стадо. Одна из Заповедей гласит — не убий, но это не значит — «не защити». Мы не говорили тебе об убийце Отца еще и потому, что ты бы ринулся мстить, навеки погубив свою душу. Но сейчас — убийца в Риме, он приехал для того, чтобы не убивать — и значит, мы должны исполнить Божью Волю.
Где-то вверху глухо громыхнуло — над Римом сбирались темные тучи, кое-где даже сверкала молния — но живительный дождь все никак не мог оросить эту землю. Сухая гроза — предвестие большой беды.
— Клянусь тебе, брат, я убью его. Я вырву его черное сердце!
Брат Карти похлопал по сжатому кулаку Томаззино — так сжатому, что побелели костяшки пальцев.
— Так нельзя. Уже за эти слова — я бы наложил на тебя ептимью[16], но я не имею права этого делать. Поэтому — по возращении — покайся и прими ептимью сам, и пусть Господь будет тебе в том свидетелем. Когда ты вернешься — покайся и помолись за душу убитого тобой, ибо Господь велел возлюбить врагов своих.
И с этими страшными и богохульными словами — над крышей фургона снова глухо громыхнуло.
В фургоне, который благодаря ватиканским номерам пользовался правом экстерриториальности и не мог быть досмотрен — имелось все необходимое. Для слежки, для прослушивания и, наконец — для убийства.
Винченцо и Онофрио вооружились старыми британскими пистолетами — пулеметами СТЭН с интегрированными глушителями. Кошмар водопроводчика, ни были разработаны более шестидесяти лет назад — но до сих пор оставались одним из лучших видов оружия для городской герильи, городских партизан благодаря своей простоте и возможности очень удобно прятать их под деловой костюм с пиджаком или церковную сутану. Магазин у этих автоматов присоединялся не снизу, как у нормального оружия а сбоку — впрочем, англичане всегда имели тягу к своеобразному, не такому как у всех оружию. Вместо ствола — была толстая черная труба глушителя, глушитель был интегрированным и очень эффективным. В костюмах, которые одели братья — имелись вшитые крючки, на которые можно было подвесить оружие. Со сложенным прикладом оно отлично маскировалось пиджаком, выхватить, разложить приклад и примкнуть магазин — у опытного человека это занимало несколько секунд, а братья с этим оружием имели дело не раз и не два. Не счесть людей, которых они расстреляли с именем Христовым на устах.
Для Томаззино полагался такой же пистолет — пулемет — но он на сей раз пренебрежительно отодвинул его, взял свою старую, ободранную lupara, которую привез с собой с Сицилии. К ней у него было несколько патронов, которые он рассовал по карманам, патроны были самостоятельно снаряжены, мелкая дробь, крысиный яд и крупная соль вперемешку, типичное сицилийское «послание». С тех пор, как он переехал сюда на север — он никогда не пользовался этим оружием — но сейчас было самое время. Человек, убивший Отца, заслуживал не просто смерти — он заслуживал сицилийской расправы. Мелкая дробь покалечит, но не убьет, крупная соль доставит страдания, а крысиный яд препятствует свертываемости крови и не даст врагу остаться в живых: он скончается в страшных мучениях и скончается не сразу, далеко не сразу. Вот это — и будет расплата. Он, Томаззино выстрелит подонку в живот из обоих стволов и оставит его умирать — а сам вернется в монастырь и сотворит молитву за прощение грехов. Отец, несомненно, находящийся на небе — услышит его и поймет, что месть свершилась и его враг мертв.
Да, так он и сделает…
— Где этот человек? — спросил Томаззино
— В пансионате. В Трастевере, слушай внимательно, я расскажу, как туда проехать. Думаю он ненадолго в Рим — но сегодня он будет там.
Трое братьев, одетых в дешевые черные костюмы с удостоверениями карабинеров в карманах — вылезли из фургона, и пересели в черную Ланчию с миланскими номерами — она была угнана утром, номера были краденые, их свинтили с такой же машины, попавшей в аварию и сильно разбившейся. Какое-то время, учитывая известный итальянский бардак — этого должно было хватить. Потом — они бросят машину где-нибудь, где ее угонят и переправят в Триполитанию, там все ездят на угнанных. И концы — в воду.
— Что с тобой? — спросил Винченцо, смотря на сжатые губы Томаззино — почему ты не взял автомат.
— Этот человек убил Отца — процедил Винченцо
— Отца из Монтемаджоре Белсито?!
— Да.
— Но как…
— Молчи. Сделаем так: первым иду я. Ты меня подстрахуешь. Но сам не стреляй. Я хочу выстрелить в него первым, понял?
— А я? — спросил Онофрио — я тоже хочу.
— А ты крути баранку… Пресвятой Господь, и осторожнее!
Черную Ланчию они припарковали на стоянке, развернувшись так, чтобы можно было быстро выехать со стоянки. Вышли из машины вдвоем, Онофрио остался за рулем машины с работающим двигателем. Машина — модель Тема — была не слишком удобной в теснине городских улиц — но Онофрио все таки был хорошим водителем, лучшим из них троих и можно было надеяться уйти если все пойдет не так. Если же нет… на все божья воля.
— Смотри по сторонам. Если что — звони — Томаззино указал на сотовый телефон, лежащий между сидениями.
— Я понял, брат. Господь с нами.
— Да, господь с нами. Не глуши мотор.
Двое громил в черном — вестники смерти — оглядывалась, пошли по улице — искать нужный номер дома. Здесь они никогда не были.
Чуть дальше, на той же стоянке стояла еще одна машина — тоже Ланчия, но не Тема, а новенькая Дельта Интеграле, почти раллийная машина, необычного для этой модели черного цвета, обычно ее заказывали в вишневом с типичной для гоночных Ланчий желто-синей полосой, проходящей через багажник и крышу. Эта машина способна была нестись по узким улочкам города со скоростью двести километров в час и даже выдерживать прыжки по лестницам, весьма распространенным в Риме. Короче говоря — трудно найти для города что-то более подходящее, чем Дельта Интеграле.
За рулем Дельты Интеграле сидел человек, на вид ему было никак не меньше сорока, выглядел он весьма угрожающе. Рост — под два метра, наголо бритая голова, черная куртка и джинсы, черные ботинки на толстой платформе — он выглядел как фашист с Триполитании или еще откуда, оттуда, где толерантность не встречала у местных никакого понимания, прежде всего из-за того, что творилось вокруг. В машине был целый арсенал — пистолет-пулемет Беретта-12, который понимающие люди считают лучшим пистолетом — пулеметом в мире, полуавтоматическое ружье SPAS-12 и пистолет Беретта-92 с глушителем. На тот маловероятный случай, если ему начнут задавать вопросы — у человека в машине было и удостоверение сотрудника SIM[17], любые вопросы снимающее.
Человек этот посмотрел на припарковавшуюся неподалеку черную Тему и понял, что перед ним — те люди, которых он и ждал. Даже не так — те люди, которых нельзя было не ожидать. Князь Воронцов, прибыв в Рим сходу начал задавать опасные, очень опасные вопросы не тем людям, которым нужно и не в тех местах — где нужно. Этот город жил не столько по законам — сколько по понятиям, здесь все всё знали — но предпочитали молчать, потому что вместо торта в говорливого могла прилететь пуля. Ватикан, как и любое крупное и богатое общественное объединение нуждался в людях, которые бы отстаивали его интересы, причем отстаивали их с оружием в руках, в тайной войне. Конечно, была мафия, мафия отмывала деньги через банк Ватикана — но мафия была ненадежна, если поручать людям мафии убийства, рано или поздно это всплывет наружу, потому что мафию все же преследовали и страну то и дело сотрясали скандалы. А допустить, чтобы Ватикан был связан с убийствами — смерти подобно, вот почему нужно было иметь собственных исполнителей. Таких, которые не заговорят.
Человек смотрел на выходящих из машины громил и напряженно размышлял. Рука его лежала на рукояти пистолета-пулемета, опустить стекло и скосить всех длинной очередью, а потом сматываться — да нет проблем. Но с другой стороны — очень важно хоть одного взять живым, кое-кому будет небезинтересно узнать, откуда приходят такие вот вестники смерти. Пока они тут трое — кого-то живым взять не удастся, тем более что эти — явно не сдадутся живыми. А вот когда тут останется один водитель — можно попробовать.
Человек в Дельте Интеграле решился — достал сотовый телефон, набрал номер пансионата.
— Соедините с номером пятьсот восемь.
Узнать номер пансионата — пара пустяков, номер, где остановилась нужная персона — тоже нет проблем. Человек когда-то служил под началом того, кто находился сейчас в пятьсот восьмом номере — и чувствовал себя обязанным предупредить об опасности. Пусть даже сейчас про его бывшего командира было известно — что он предал и находится в немилости Его Величества Императора Николая.
— Соединяю — послышался женский голос.
Трубку взяли после первого гудка, в трубке было молчание
— Два человека только что вошли в здание — сказал человек по-русски — у них оружие, они пришли, чтобы вас убить, князь. Еще один — в машине, на стоянке. Черная Ланчия.
— Я понял — отозвался телефон.
Человек положил трубку. В том, что их бывший командир уйдет — сомнений почти не было. Бывшего морского диверсанта — разведчика, предупрежденного об опасности — взять почти невозможно. Тем более — он видел номер и мысленно одобрил, как князь его выбрал. Он сам, доведись ему поселиться в этом пансионате — выбрал бы тот же самый номер.
Теперь — надо позаботиться о водителе. Он все время смотрит на дорогу… это хорошо.
Человек достал из-под сидения SPAS-12 со сложенным прикладом, начал набивать подствольный магазин патронами.
Джованна, которая была племянницей владельца сего почтенного пансиона — сидела в небольшой комнатке на первом этаже, размышляя о том интересном мужчине с бледно-голубыми глазами, который вселился к ним сегодня на пятый этаж — когда у входной двери звякнул колокольчик. Это значило, что кто-то пришел.
— Кто это в такой час…
Она точно помнила, что все постояльцы — были на месте.
Она вышла к небольшой конторке, за которой принимала постояльцев — и испуганно ахнула. Двое громил стояли у самой конторки, один из них был как годовалый бычок — буквально светился изнутри силой, римский, с горбинкой нос, черные глаза, кудрявые волосы, правильное лицо, темная кожа. Понятное дело — сицилиец! От визита сицилийцев, тем более в такой поздний час — ничего хорошего ждать не стояло.
Второй было поменьше, но такой же сильный. На обоих были дешевые черные деловые костюмы — и это ее успокоило, бандит вряд ли наденет такой.
— Что вам угодно, синьоры? — спросила Джованна и голос ее предательски дрогнул.
К ее удивлению — тот здоровяк, что стоял впереди — показал полицейское удостоверение
— Полиция, синьорина. Нам нужно задать несколько вопросов одному вашему постояльцу.
— Какому именно? У нас все — порядочные люди, нет никаких бандитов, мы бандитов на постой не пускаем!
— Светлые волосы, голубые глаза, на вид лет сорок — сорок пять — сказал второй полицейский — с виду крепкий, правильные черты лица. Знаком вам такой человек, синьорина?
— Да, это…
Джованна не вовремя спохватилась — лучше бы не говорить. В Италии общение с полицией — редко заканчивалось добром. Но если заикнулась…
— Но это же синьор Бааде, он немец. Он ничего такого не сделал!
— Сделал или нет — решать не вам, синьорина. Вы записали его в журнал?
— Да.
— Покажите…
Джованна достала журнал записи постояльцев, который обязан вестись в каждом гостеприимном месте. Ткнула пальцем в запись.
— Вот. Все как положено.
Полицейский перевернул журнал к себе, изучил запись.
— Пятый этаж? Он в номере?
— Да, недавно пришел.
— Проводите. И дайте запасной ключ от номера.
Как и утром — Джованна пошла провожать полицейских по темной лестнице. В узком, душном пространстве — страх ее усилился, она сильно сомневалась, что это полицейские. В Риме не бывает таких полицейских.
Но она понимала, что сделать ничего не может.
Поднявшись на пятый этаж, она повела гостей к двери, лихорадочно раздумывая, что же делать. Крикнуть? Не поможет, они ее убьют. С двумя громилами ей явно не справиться. На этаже больше никого нет, сейчас не сезон. Что же делать, что?!
— Dove? — с угрозой в голосе спросил ее первый
— Qui il signor polizia, questa stanza…
Первый достал из-под полы обрез, второй — какое-то странное оружие, в которое вставил сбоку что-то. Обрез — у полиции такого оружия явно не может быть.
— Che cosa Х? — со страхом спросила Джованна
— Zitto!
Здоровяк с обрезом точным движением вставил ключ в замок, второй — толкнул ее в сторону и прижал к стене локтем, держа свое оружие наготове…
Как только чуть слышно щелкнул сработавший в соседней комнате замок, я понял — пора. Сейчас — или никогда.
На третьей секунде я нажал на собачку замка и толкнул дверь плечом, оказываясь в темном коридоре. Видел я прекрасно — это гражданские не могут видеть в полумраке, те, кто учился диверсионной работе в Российской Империи отлично видят и при таком освещении. Как я предполагал — один уже успел пройти дверь и был сейчас в номере, второй — стоял рядом с дверью, все его внимание было обращено опять таки на номер, тыл свой он не прикрывал. Если бы прикрывал — шансы пятьдесят на пятьдесят, а так — девяносто девять к одному. В мою пользу.