Омнибус: Кровавые Ангелы

— А теперь оно грызет сердце судна, как собака мосол с мясом.

Когда капитан потребовал следующее, инквизитор с внезапным шоком ощутил поверхностные мысли Тихо.

— Я хочу, чтобы этот демон был изгнан с моего корабля, Лорд инквизитор. И вы поможете мне достичь этой цели.

Штель немедленно подавил свою реакцию. Последнее, чего ему хотелось, так это ещё раз оказаться в одной комнате с демоном; но сейчас отказ слишком походил бы на трусость и лишил бы его той толики почтения, которую давала ему его высокая должность.

— Капитан, со всем уважением, должен сказать, что это существо — один из самых сильных демонов, с которыми мне доводилось сталкиваться. Это самый смертельный враг, сама сущность изменения и мутации. Оно процветает на беспорядке и …

— Хаос? — Лязгнул зубами Тихо, его голос звучал как треск хрупкого льда, — Я хочу, чтобы оно умерло, и вы, Штель, поможете осуществить это желание.

Теперь он мог ясно ощутить в разуме Тихо жажду крови. Освобожденная ярость, остро жаждущая бросится в сражение.

— Или я должен предположить что те, кто уверяли меня, что люди вашей организации совершенно бесхребетны перед лицом заклятого врага, были правы?

Глаза Штеля сузились. Что ж, придется поиграть в игры воинов.

— Я предупреждаю вас, капитан, оставьте при себе досужие слухи. Я так же верен Императору, как и вы!

Ложь его была так же гладка, словно полированное стекло и Рамиус чувствовал как внутри, в животе, собирается лед. Его верность присяге перед Золотым Троном уменьшалась с каждым пролетавшим днем, входя в противоречия со сладким нектаром обещаний варпа. Нерв дернул его нижнее веко; несмотря на свои страхи, он знал, что все ещё хочет столкнуться с демоном, познать его.

— Хорошо, — сказал космический десантник, оборачиваясь через плечо к своему заместителю, — Симеон, верните Инквизитору лазган и подготовьте отряд.

— Как пожелаете, — ответил второй офицер. Призрак улыбки вернулся на лицо Тихо.

— И убедитесь, что люки за вами закрыты.

ОНИ начали спуск в причудливый ад, в коридор ночных кошмаров. То, что встречалось в коридорах палуб двигателя, затмило превратившихся в желудки мутантов, которых Штель видел на Орилане. Тонкие и туго натянутые образования из кожи и костей покрывали стены и вздымались на невозможную высоту. Ужасным было то, что многие из мясистых форм были ещё живы. Одни стонали, другие плакали.

Рамиус двигался меж высоких бронированных фигур Кровавых Ангелов, шедших вперед в жестко регламентированном порядке, со стоической осторожностью. Вместе с лазганом, Симеон вернул ему его почищенный и залатанный бронежилет. Он чувствовал у себя на плечах его тяжесть и теплоту, и, теребя край выступавшей из шелковистого жилета керамитовой пластины, понимал, что он, в любом случае, не спасет его от прямой атаки.

Его пристальный взгляд бежал по останкам технопровидцев, очарованный необыкновенной изобретательностью представления. Демон становился лучше в том, что он делал, как художник, пробующий свои силы на новой сцене, способный теперь вызвать больший ужас от изваяний из плоти своих жертв. Штель хотел знать, как это было сделано. Он хотел знать, как человек мог взять живую плоть и сформировать такое, или просеять ее через пальцы, как сухой песок. Некоторые останки, Рамиус понял, что думает о них именно так, все еще двигались, и они потянулись к отряду космодесантников. Тихо прокладывал путь через них, разрывая их деформированные формы вспышками смертельного огня из своего кобмо-орудия. Мельта вспыхивала, ловя тех, кому не хватило рубиновых росчерков лазера из его рукавиц. Они кричали и умирали, сваренные заживо, молили о пощаде. Выражение лица капитана Кровавых Ангелов было мрачным. Штель чувствовал поверхностные мысли, когда Тихо отгонял любые воспоминания о людях, которыми раньше были эти существа. Сырые, кровавые залы были красны, словно обнаженная плоть и сталь вокруг них превратилась в арки влажной кости. Слабый оранжевый свет проливался сияющими озерами. Металлическая броня Тихо, делала его похожим на бронзовую статую, которой стало слишком скучно на постаменте, и она спустилась вниз в поисках смертельного противника.

Чем глубже они уходили, тем сильнее были рвотные позывы от этого шоу уродства. Мутанты атаковали маленькими группами, волнами, которые накатывали и отступали.

Возможно, они жаждали боли или просто искали забвения небытия; Штель дозировано касался их разума, в поисках чего-то, отличного от сердцебиения демона. Искал и нашел.

Кровавые Ангелы вокруг него безжалостно дрались, со страстной яростью поливали огнем существ, которые часами ранее были их слугами ордена. Инквизитор прижимал свой лазган к груди, как талисман защиты, время от времени осмеливаясь выстрелить во что-то, что привлекало его взгляд.

Они прошли мимо хлопающей резины, которая напоминала клапана сердца, и затем вошли внутрь ядра.

Чудовищная геометрия и ряды костяных балок над ними блистали новыми формами изменений. Очертания камеры привода теперь были покрыты колышущимися слоями кожи, останки десятка технопровидцев были освежеваны и слиты воедино; невозможно было разглядеть, где заканчивался фрегат и начинался монстр.

Сконцентрировавшись, он позволил своим сверхъестественным чувствам пронестись по камере. И вот там оно и нашлось, отдыхающее в гнезде из костей. Штель нашел сердце существа своим вторым внутренним зрением, ощущая коллекцию туманных, чужеродных мыслей внутри грубого ствола, сверху главного дольмена реактора.

Тихо следил за его реакцией и прочитал из нее все, что ему было нужно.

— Там! — Закричал он, указывая вверх. — Огонь!

Кровавые Ангелы выстрелили в демона, и в ответ тот вытащил извилистые руки, покрытые зубами и колючками, скашивая Космодесантников.

Штель выскочил из группы, и пока умирали люди Тихо, стал искать убежище, их рвали на куски и обезглавливали; некоторые были быстрее, они разрывали когти силовыми кулаками, отстреливали их болтерами. Черная, маслянистая кровь била струей на колыхающуюся палубу и тварь Тзинча завопила.

Рамиус нацелил свое оружие, но заколебался, его палец замер на спусковом крючке. Он был восхищен невыносимыми очертаниями монстра над ними. Он был восхищен, что такие вещи можно было сделать, и это был только слуга Малфаллакса, который в свою очередь был всего лишь демоном-князьком. Штель не видел хаоса или порядка, он видел только невероятную силу, достаточную, чтоб перестроить галактику, если только с ней справиться. Он потерялся в этих мыслях, не замечая бой вокруг себя. Шлем, все еще с головой Космодесантника внутри, подпрыгивая, остановился у его ноги и перед ним размыто скользнули бронзовые очертания Тихо, отпихивая Инквизитора в сторону, когда паучья тварь рыча попыталась схватить его когтем на сухожильях. Кровавый Ангел убил ее веером болтерных снарядов и Штель моргнул, возвращаясь к реальности.

— Чего ты дрожишь? — Зарычал Тихо. — Мои люди мертвы и только мы на ногах! Твори свое колдовство, псайкер, иначе ты мне бесполезен.

Отвлеченный, всего лишь на мгновение, брат-капитан пропустил приближение тупого молота из жирной плоти. Мясистая кувалда ударила его в голову, Штель застыл как вкопанный, глядя, как Тихо отлетел в сторону, словно отброшенная тряпка. Воин Кровавых Ангелов выбил кускок стальной плиты и с громким лязгом помятого металла рухнул на палубу.

Штель бросился к нему, в нем росла паника. Тихо был единственным, кто мог защитить его от того, что он выпустил на Орилане, без Кровавого Ангела, у него не было ничего, ни брони, ни защиты…

— Капитан! — Рамиус тряс Космодесантника, но Тихо не отвечал. Воин оставался неподвижным, но его грудь все еще поднималась и опускалась в неглубоком дыхании. Значит без сознания, но все еще живой. Он увидел, что комби-оружие Тихо валяется на полу и сделал полшага к нему. Мысль о том, чтоб взять его самому умерла в его разуме, оружие было настолько массивным, что он никогда бы не смог его поднять.

Холодный страх и покалывающий адреналин заполнили тело Штеля. Он огляделся в поисках возможности сбежать и вместо этого обнаружил выводок мерцающих глаз, смотрящих на него с вершины деформированных башен. Оно медленно и неуклонно тянуло к нему руки. Волнообразные конечности блуждали вокруг него, незаинтересованно стуча по броне Тихо, царапая пол. Рамису видел, что они были сделаны из человеческой плоти, он увидел татуировку серфа, на одной удлиненной, ударной руке.

— Человек, — сказал демон, голос разносился эхом, отголоском своего отдаленного хозяина, — что ты теперь будешь делать?

Через огромную необозримость, Малфаллакс управлял теневой тварью, как марионеткой, разговаривая с ним, через нее.

— Если страх это все, что у тебя есть, тогда твоя жизнь закончится здесь. Если нет…

У Рамиуса появилось внезапное впечатление, что ему что-то предлагают.

— Я боюсь, — сказал Штель вслух, — но я более жаждущий, чем напуганный. Жаждущий знаний.

Мрачный смех загудел в дрожащих стенах.

— Какая жадность. Ваш вид практически бездонный сосуд для нее.

Часть из грозди глаз отделились от огромной массы, превращаясь в тонкую тень, и спустились вниз, к нему.

— Путь разветвляется перед тобой, Штель. Отринь меня и умри или прими мое благословение и иди по Пути Перемен.

Когда Рамиус замешкался, тень застыла перед ним, обретая смутные очертания человека.

— Ты хочешь знать, не так ли?

Вопрос заставил его рот наполниться слюной.

— Нет лучше путей, чем тот, который я предлагаю. Прими его, и твой разум будет открыт для зрелищ, о которых ты даже и не мечтал.

Штель закрыл глаза и почувствовал, как кивнул.

Разве когда-нибудь у него по-настоящему были сомнения? Теперь, когда предложение лежало перед ним, разве он когда-нибудь собирался отвергнуть его? Нет.

Рамиус почувствовал безразличный, подбадривающий порыв, когда толика сущности Малфаллакса вошла в него и обосновалась в его разуме. Твердые семена тьмы сформировались в центре его души и что самое странное, он почувствовал себя свободным.Марайн. Он изгнал ее, как последнее сожаление, последнюю связь, которая соединяла его с человечеством. Она так долго была голосом его совести… но теперь он понял, что это только мешало ему достичь величия.

А потом появился голос.…

— Рамиус! — он развернулся на каблуках, резкое головокружение отвлекло его от окружающего мира. Голос из могилы? Даже если он изгнал ее из разума, он слышал слова Марайн. Он недоверчиво наблюдал, как она пересекала камеру перед ним, с оружием в руках, слезы струились по ее загорелым щекам. На мгновение он подумал, что она был видением, возможно ментальным призраком, вызванным демоном, чтоб посмеяться над ним, но в следующее мгновение чистая энергия того, что взрастил внутри него Малфаллакс, с силой выстрелила через его душу, и он прочитал ее как книгу. Рамиус мгновенно понял, она выжила — очень мило с ее стороны — и пробралась на корабль вместе с другими из шаттла. Но возникшая при ее виде радость, исчезла, проглоченная касанием его нового хозяина. Его привязанность к ней была поглощена, рассеяна. Нахлынувшая волна обиды поднялась и затем спала под тяжестью его нового понимания. Она направила свое оружие на него. Да, он понял. Она последовала за космодесантниками по кораблю, преследуя его.

— Еретик! — Выплюнула она. — Мне противно даже думать, что я была с тобой! Ты отбросил все, чему присягал!"

Суровый и горький смех всплыл из глубины груди Штеля. В нем не было веселья, только темное и страшное знание его собственной души.

— Марайн, ты не понимаешь. Ты так ограничена в своем видении, ты не можешь увидеть…

— Я вижу достаточно! — Крикнула она. — Ты предатель!

Сложные, шелестящие нашептывания демона связались в богохульный хор над их головами. Инквизитор знал, что Малфаллакс наблюдает за ними обоими, наслаждаясь горькой ненавистью, излучаемой женщиной, будто редким и тонким вином. Тварь ничего не делала, чтоб вмешаться, наслаждаясь тем, как все происходило. Он вновь произнес имя Марайн и сделал шаг к ней.

— Никто не знает меня так, как ты. Ни одна живая душа не выказывала мне такой преданности, как ты. Не останавливайся и сейчас.

Он протянул к ней руку, под поверхностью кожи роились и двигались черные точки жидкости.

— Отбрось свои сомнения. Присоединяйся ко мне. Мы можем отвергнуть мелочный диктат Императора и идти своим собственным путем. Вместе.

Штель верил в каждое свое слово, он стоял на краю чего-то невероятного и уговорить ее пойти с ним… чтоб разделить, это было бы великолепно. Был момент, он видел это, словно яркий рассвет в ее разуме, когда Марайн позволила себе подумать согласиться с его предложением, но это было короче, чем мгновение. Она колебалась на грани, только для того чтоб опять быть с ним, только чтоб выполнить указ заложенный в нее с самого рождения, но затем цвет этой мысли угас и раскаленная добела ненависть развернулась в этом месте. Грубая пасть ее пушки танцевала перед ним, и у него не было сомнений, что она нацелит ее в такое место, чтоб убить его одним выстрелом. Марайн обронила грязное ругательство, ее губы скривились. Затем он получил свой ответ.

— Падшая шлюха Губительных Сил, — закричала она, — ты отважился отвернуть меня от Бога-Императора! Я убью тебя!

— Тогда сделай это, — эхом прозвучал голос демона, наконец-то рискнувшего заговорить, -

— но она сможет, или нет? Человеку, которому она клялась своей жизнью защищать бога-трупа, она клялась подчиняться и теперь она должна уничтожить тебя, чтоб умиротворить другие мысли.

Все рты Малфаллакса улыбались.

— Какая вкусная боль.

— Марайн… — Начал Штель, но ее ответом был шторм огня и ярость на лице.

— Пошел ты! — Она плюнула в него, выпуская очередь зажигательных патронов ему в грудь. Штель завыл и разорвал свой шелковый жакет, когда тот занялся огнем. Пули, которые бы раньше разорвали его, деформировались и отклонились от него, темная сила мутации внутри него зарядила его душу чудовищной силой.

Инквизитор открылся тьме и наполнился яростью.

— Ты неверующая сука! — Прогремел он. — Ты ничто для меня!

Слезы гнева и боли текли по лицу Марайн, когда она разрядила в него свое оружие. Она достала свой изогнутый нож и собралась проткнуть его сердце.

— Нет! — Выкрикнул Штель, возможно это был плач о ней или о себе, но результат был одинаков. Вызванный из самого варпа, туман чистого, пурпурно-белого огня сверкнул с пальцев Рамиуса и окутал тело вопящей женщины. Это заняло долю секунды. Марайн скрутило, превратив ее в темно-серый эскиз на фоне вспышки, а затем в пепел.

Затем в ничто.

Демон засмеялся, голос звучал громче и громче, пока не ударил в разум Штеля, насмехаясь над ним, над его растущим безумием.

— Молчать! — Он исторгнул из себя крик, который пронзил воздух и пространство, адский разряд, который убил Марайн, усилился тысячекратно, на одно, короткое мгновение Инквизитор превратился в торнадо психических сил и одним ударом разорвал теневого-демона. Когда сила улеглась, он упал на колени среди разлагающегося мяса и заплакал.

ВПОСЛЕДСТВИИ Симеон пришел в каюту, которую они выделили ему, и неглубоко поклонился. Кровавые Ангелы теперь относились к нему иначе; вопреки приказам командира, Симеон последовал за Тихо на двигательные палубы, а не запечатал их. Именно он обнаружил Штеля, присевшего у тела брата-капитана, в то время как все вокруг них были мертвы и разлагались, а вяжущая сила теневого существа исчезла.

Раны Тихо были серьезными, и даже сейчас, дни спустя, он все еще лежал в лечебном трансе, но Симеон сообщил ему, что Кровавый Ангел будет жить, чтобы снова сражаться, в немалой степени благодаря помощи Инквизитора. Он кивнул, сдерживая лживую улыбку. Рамиус удивился; мог ли Малфаллакс предвидеть этот поворот событий? Когда Кровавые Ангелы обнаружили, что демоническое существо изгнано, и только он и Тихо остались в живых, именно Симеон предположил, что Штель использовал свои способности, чтобы спасти их корабль. Вынудил ли его Малфаллакс уничтожить своих аватар, чтобы укрепить уважение к нему среди этих Астартес? У него не было возможности узнать; но Рамиус всегда имел нюх на обстоятельства и знание, как повернуть их к своей выгоде.

Тихо был в глубинах бессознательного, пока Штель заключал свой договор с варпом, ни одна живая душа не знала, что произошло в машинном отделении, и никогда не узнает. Только Марайн была свидетелем, и она… она была вырезана из его жизни. Его сердце ожесточилось. Только это позволило ему не расхохотаться над ними, когда искренние и серьезные Кровавые Ангелы хвалили его за героический поступок по спасению фрегата. Он внимательно слушал, кивая в нужных местах, когда они говорили ему, что он будет сопровождать их в их крепость-монастырь на Ваале. Там ему будет оказана честь "долга крови". Такие жесты уважения и доверия были редки. Он говорил правильные слова и любезно слушал, а в глубине души прикидывал, как сможет использовать это неоправданное доверие для большей выгоды. Не сейчас, возможно, но однажды.

С мостика он наблюдал взрывы циклонных торпед, уничтожающие Орилан, стирающие последние следы его отступничества. В огнях ему показалось лицо Марайн, ее исчезающий образ утянул с собой последнюю человеческую часть его души. В конце концов, он оставил Кровавых Ангелов позади и вернулся в свое святилище, открывая свой разум, чтобы коснуться имматериума, когда корабль вошел в варп. Пластичный, постоянно меняющийся голос ожидал его с планами, идеями и тонкими шепотками. Рамиус Штель охотно последовал за ним в темноту, отворачивая свое лицо от Императора и открывая дорогу к Путям Изменения.

Обагренное божество

Глава первая

Среди могил, Рафену было сложно точно сказать, где конкретно кончается небо и начинается земля. Он на мгновение замер, остановившись в тени огромного надгробия в форме чаши. На Кибеле ветер никогда не прекращался, он приходил с низких холмов и невысоких гор, характерных для планеты, мрачно стонал в редких деревьях, волнами колыхал серо-синюю траву. Покатый ландшафт утекал к бесконечной, недостижимой точке невидимого горизонта, где серая земля встречалась с серым небом. Расстояние терялось в низких клубах каменной пыли, которые парили наверху, как огромный саван из промасленной шерсти. Дымка состояла из мельчайших частиц камня, взбитая до небес градом артиллерийского огня, который отутюжил планету часами ранее. Вокруг Рафена неслышно стенала Кибела. Ветер гудел среди бессчетного числа надгробных камней, которые расходились во все стороны настолько далеко, насколько позволяла видеть оптика его визора. Он стоял на могилах миллиардов погибших на войне и слушал, как ветер плакал о них, знакомое горячее желание битвы, плененного неистовства, испарялось под действием его железного самоконтроля. Случайный наблюдатель мог принять спокойного и недвижимого Рафена за надгробный памятник. На Кибеле действительно были места, где резные подобия Космодесантников венчали огромные башни из гранита. В этих святых землях были похоронены воины — родичи Брата Рафена, как дань уважения планете и величайшему мемориалу, который она представляла для Империума. Луна огромного газового гиганта, Кибела была военным миром-гробницей, одной из сотен планет на протяжении Ультима сегментума, объявленных Мавзолеем Отваги. Рафен сохранял неподвижность статуи, когда на краю его ауспекс сенсоров замерцало движение.

Некоторое время спустя из-за овальной могилы, вырезанной в розовом камне из вестана появилась фигура и кивнула Рафену перед тем как показать серию знаков руками в бронированных перчатках. Они были почти похожи: их человеческие очертания, заключенные в красный керамит, были широкими и массивными. Краска блестела под мягким, благоговейным дождем.

Рафен ответил кивком и пригнувшись к земле стремительно выдвинулся из укрытия. Он не останавливался, чтоб проверить, следует ли за ним Брат Алактус, в этом не было необходимости. Когда Алактус последовал за Рафеном, Брат Туркио пошел за Алактусом, а за ним и Брат Беннек. Команда Космодесантников тренировалась и дралась плечом к плечу так много десятилетий, что они функционировали, как детали единой машины, каждый был связан с другими, как хорошо подогнанный винтик, действующий в безупречной гармонии. Двигаться бесшумно, не проронив ни единого слова, это было детской игрой для солдат, тренированных сражаться в самых различных условия. Он мог чувствовать их нетерпение встретиться с врагом; это как ощутимый запах в воздухе, с густым, медным привкусом.

Рафен обогнул разбитый обелиск, сломанной костью торчавший из кладбищенской травы, указывающий вверх осуждающий перст, порицающий грязные облака. Он спустился в неглубокую впадину. Днем ранее тут был благочестивый парк, посвященный пилотам флота, погибшим в войне за Роцен, но теперь это место стало округлой воронкой перепаханной земли. Здесь ударил случайный снаряд вражеской суборбитальной бомбардировки и вырезал полусферу, местами оплавив грязь до гладкого фульгурита. Коричневые лужи собрались в вырытых взрывом витиеватых гробах, их содержимое было разбросанно и под закованными в металл ногами Рафена кости и обветшалые старинные медали с хрустом втаптывались в грязь. Космодесантник выбирал дорогу меж скелетов и, достигнув противоположного края кратера, остановился, чтоб проверить направление.

Он взглянул вверх и увидел очертания нависающей над ним статуи ангела, его руки и крылья были расставлены так, как будто он был готов взлететь. Лицо статуи было безупречным и великолепным, ее глаза была подняты, чтоб смотреть в какие-то совершенные небеса, которые были бесконечно далеки от жестокой реальности этого земного царства. На долю секунды Рафен был убежден, что каменный серафим вот-вот повернет свое лицо к нему, явив лик Лорда Сангвиния, священного основателя и прародителя его Ордена. Но мгновение прошло и Рафен опять остался наедине с молчаливой статуей. Оба ангела, каменный и Кровавый были окутаны туманом и дождем. Он отвел взгляд и позволил себе еще раз вслушаться в ветер.

Рафен почувствовал как его кишки скрутило. Авточувства его шлема уловили новый звук, поддерживаемый непрерывными завываниями ветра крик, слабый и приводящий в ужас. Это был звук, вырванный из самых темных закоулков человеческого сердца, такое произношение могло сорваться только с языка по-настоящему проклятых. Десантник предположил, что Предатели готовились получить предсказание по внутренностям одного из рабов, до того как они предпримут еще одну вылазку.

Мгновение Рафен обдумывал эту мысль. Если заклятый враг готовил еще одну атаку, то это делало его миссию намного важнее. Он двинулся, под грозным оскалом дыхательной решетки шлема его лицо нахмурилось. Отряд легко бронированных, быстро передвигающихся скаутов мог бы выполнить это задание в два раза быстрее. Но все из отделения следопытов, приданного Рафену, были убиты во время первого штурма, когда залп крак снарядов разметал их ряды. Он стоял под укрытием обшивки "Носорога", когда вой сверхперегретого воздуха сигнализировал о приближении залпа и перед внутренним взором Рафена всплыл момент, когда байк скаутов завертело и перебросило через его голову, как будто он был не более чем игрушкой, отброшенной скучающим, раздраженным ребенком. Все, что осталось от молодых Десантников, какие-то рваные лохмотья и частицы обожженного керамита.

Он глубоко похоронил тлеющие угли своего гнева и продолжил, отогнав от себя упреки. Теперь мало значило то, что им говорили перед прибытием на Кибелу, будто это назначение полностью церемониальное, что это вопрос долга, а не сражение, в котором нужно драться. Возможно, он и его боевые братья неосознанно верили, что развращенным был не интересен этот мир-кладбище, теперь они отплачивали за эту ошибку кровью своих врагов.

Рафен перешел на шаг, когда они приблизились к леску, который враг выбрал для своего военного лагеря. Здесь явно кончались нетронутые, ухоженные газоны кладбища — по периметру лагеря Предателей расходились огромные, темные участки гниения, появляющиеся из расширявшегося кольца зараженных растений и токсичных отходов. В некоторых местах земля раскрылась подобно застарелой ране и исторгла из себя мертвых.

Поверженные и изуродованные могильные памятные камни лежали рядом с черными переплетенными костями, извергнутые свеже сгнившей землей. Палец Рафена подергивался на спусковом крючке болтера, внутри перчаток его суставы побелели от напряжения. В нем горел порыв праведной ярости, страстное желание битвы пело в его венах. Он жестом указал остальным Кровавым Ангелам отойти и держаться на месте. Он заметил выгодную позицию на углу разрушенного склепа и впервые за этот день Рафен увидел врага. Он сделал все, чтоб устоять перед искушением изрешетить их.

Несущие Слово. Когда-то они были одними из самых набожных Легионов Адептус Астартес, но эти дни давным-давно канули в лету. Губы Рафена растянулись в гримасе отвращения, когда он наблюдал, как Космодесантники-предатели расхаживали туда-сюда, высокомерно маршируя меж тентов из содранной с орков кожи и все еще дымящихся после приземления шаров "Клешней страха". Он прислушался к тлетворным выкрикам вражеских демагогов пока те бродили по краю лагеря, выплевывая мерзкие молитвы и напевы, перекрикивая плачь рабов-сервиторов и непрерывно щелкая нейрохлыстами по спинам илотов.

Несущие слово были темным отражением Рафена и его братства. Их боевая экипировка была залита ярко-красным, оттенком запекшейся крови, на их броне преобладал единственный знак — вопящий рогатый демон на фоне восьмиконечной звезды.

Многие из Десантников Хаоса носили шлемы с рогами из филигранных и искусно вырезанных детских костей, или страницы из кожи с богохульным текстом, закрепленные на керамите обсидиановыми винтами. Другие ходили с открытыми головами и демонстрировали лица, покрытые ритуальными рубцами, клыками или крюками деформированных хрящей.

Один такой Десантник Предатель тщательно совершал богослужение, пытая раба, чьи крики так далеко разносились ветром. Одна его рука оканчивалась группой корчащихся металлических щупалец, которые щелкали и хлестали в воздухе, как будто имели собственный разум. В другой руке мучитель держал вибро-посох, который он использовал как скульптор, с бесконечной осторожностью отсекая узкие полосы плоти. Крики жертвы октавами колебались вверх и вниз, и Рафен внезапно понял, вражеский солдат играет на мужчине, как на инструменте, развлекая себя сочинением симфонии боли. Рафен отвел взгляд, сконцентрировавшись на непосредственной миссии. Его командир отделения, Брат-Сержант Корис дал совершенно четкие приказы — Рафен и его отряд должен был просто найти лагерь врага и определить силы и диспозицию противника. Они не должны вступать в бой. Настроив ауспекс на собравшиеся войска, он различил штурмовые подразделения, массивные громады Терминаторов и всего лишь горстку машин. Он прикинул варианты: это могла быть разведка боем, возможно была послана сдерживающая, тяжело вооруженная пехота, чтоб проверить оборону планету до начала серьезной атаки. На мгновение Рафен задумался о судьбе их ротного корабля, оставленного на орбите; рано было говорить о том, что если такие огромные силы Предателей высадились на планете, то небеса уже принадлежат врагу. Он не рассматривал перспективы того, чтобы это значило для них. С более чем половиной погибших или раненых во время первоначальной неожиданной бомбардировки, Космические Десантники дрогнули и заняли оборону, инициатива в сражении была на стороне врага. Но в следующее мгновение, ход мрачных мыслей Рафена был резко остановлен. Из открытого люка деформированного "Секача" вышла фигура, которая была на целых две головы выше всех остальных в лагере Предателей. Его броня по краям была покрыта зловещей золоченой гравировкой, и узор адских рун размазывался и сливался пока ауспекс Рафена изо всех сил пытался считать их. Свисающие с его рук и талии перевязи стальных цепей оканчивались горящими, черепоподобными жаровнями, из наплечников веером торчали омертвевшие отростки, кажется, источающие тонкие струйки отравы. Рафен раньше уже видел чемпионов заклятого врага, так что у него не было сомнений, что он смотрел на магистра военных сил на Кибеле.

Кусочек воспоминаний проплыл перед взором Рафена пока он наблюдал, как высокий Несущий Слово приблизился и стал разговаривать с мучителем. Он вспомнил фрагмент описаний из лекций наставлений старого Кориса, когда седой ветеран служил инструктором. Несущие слово всегда единодушно носили извращенный знак Хаоса Неделимого, практиковали свои нечестивые культы под руководством высших чинов Предателей — и Рафен был уверен, что этот длинный был из их числа. Темный Апостол был здесь, у него на виду! Рука на болтере опять дернулась, и он позволил развлечь себя мыслью об убийстве этого животного, несмотря на звенящие в его голове приказы сержанта. Жажда крови сдержанно грохотала в ушах, знакомое предбоевое напряжение гудело в самой его сути. Единственным выстрелом он мог бы мгновенно посеять беспорядок в стане врага, но тогда он потерпит неудачу, их наблюдения будут поставлены под угрозу и оборона его братства в Некрополитии будет разбита. Неохотно он немного ослабил хватку.