Помоги проекту - поделись книгой:
Первый пилот посмотрел на часы, потом на указатель количества топлива. Надо хоть немного отдохнуть.
— Прими управление.
— Второй пилот управление принял…
— Чи!
Опасность. Муджахеддины, опытные воины — моментально залегли по обе стороны от тропы, разобрали сектора обстрела. Повалили ослов и накрыли их накидками, сделанными из маскировочных сетей.
— Слышишь? — негромко сказал американец
Амер Зазай прислушался. Где-то вдалеке бил пулемет… или что-то похожее на пулемет.
— Пулемет. Пулемет шурави.
— Не диско — сказал американец
— Дашика — поправил американца амер Зазай — мы зовем его дашика. Это похоже на русский пулемет, какой они ставят на бронемашины.
— Где здесь ближайшая дорога?
— Да здесь нет дорог на двадцать пять километров в любую сторону!
Приложив к уху сложенную лодочкой ладонь, корреспондент журнала Солдат Удачи замер — а потом резко сказал
— Воздух!
— Вспышка! На двенадцать!
От Стингера все же можно спастись, кто бы что не говорил — не в последнюю очередь это зависит от того, как быстро ты заметил его пуск. При запуске ракеты ПЗРК на земле образуется что-то вроде облачка, во время боя пехотинцы и сами вертолетчики отслеживают это и сообщают друг друга. Ракета есть ракета, ее можно обмануть — можно уйти в направлении солнца, чтобы ракета перенацелилась на него, можно отстрелить тепловые ловушки, можно поступить, в конце концов, так, как поступил один вертолетчик из джелалабадской эскадрильи. Когда его Ми-24 уже был подбит — он не потерял хладнокровия, он отключил поврежденный двигатель и меньше чем за минуту совершил экстренную посадку, спас сам себя и даже спас вертолет, которому потом привезли запчасти, прямо в поле отремонтировали и улетели. Самые опасные пуски ракет — это из засады, в угон, когда пилот начинает понимать, что что-то неладное только тогда, когда вспыхивает красным приборная доска и автоинформатор начинает оповещать о пожаре. Даже примитивные меры — оборудование в корме вертолета пулеметной точки, с пулеметчиком, смотрящим назад — и то снизило уровень потерь.
Сейчас — на трех вертолетах были три наблюдателя, которые смотрели вниз и могли засечь пуск ракеты сразу же. Но они могли не только засечь ее пуск — они могли ее и сбить…
— Вспышка на час! Еще одна!
Вертолеты перестроились в защитную формацию, сомкнув ряды, чтобы увеличить плотность огня. Навстречу быстро летящим к вертолетам маленьким злым огонькам ринулся огненный шквал…
Четыре многоствольных пулемета ГШГ ударили враз, нашпиговывая небо свинцом, это было похоже на кару Господа, потому что их совокупная скорострельность была равна шестнадцати тысячам выстрелов в минуту. Почти сразу полыхнула огненной кляксой первая запущенная ракета, чуть следом за ней не смогла прорваться через заградительный огонь вторая. Третью едва не пропустили — она летела в зоне, которую доставал только один пулемет, но вертолеты начали отстреливать тепловые ловушки, и ракета повелась — клюнула за одной, электронный мозг попытался отстроиться от помех и вновь навестись на вертолет — но струя стали не дала ему это сделать. Обломки ракеты полетели к земле следом за остальными.
В центре защитного строя басил крупнокалиберный, уродуя лежащий под ними горный склон с едва заметной тропой.
Одного из ослов не удержали на земле — он вскочил и, дико ревя, метнулся куда-то по тропе. А в следующее мгновение пуля калибра 14,5 нашла его, разрубив пополам.
— Аллаху Акбар!!! — заорал кто-то и, вскочив, начал полосовать из автомата ненавистный воздух, только приближая свою смерть.
— Нет, нет!
Алан Лэдд хотел крикнуть еще что-то, но не успел — одна из пуль крупнокалиберного подрезала дерево под самый корень — и оно тяжко рухнуло на укрывавшегося под ним американца, переломав ему позвоночник…
— Во имя Аллаха, братья!!! — закричал амир Зазай, и тут еще одна пуля попала в ишака, который нес в переметных сумах на спине несколько десятков килограммов взрывчатки. Яркая вспышка — и склон окутался грязно-черным облаком…
— Ноль полсотни шестой, на три часа наблюдаю группу, двенадцать единиц. Наблюдаю зеленый дым, прием….
— Подтверждаю, зеленый дым.
— Ноль полсотни шестой, снижаюсь, прикройте…
Вертолет с крупнокалиберным пулеметом под брюхом — его грузоподъемности теперь хватало как раз для того, чтобы перевести двенадцать человек со снаряжением, обычная для Советской армии и внутренних войск численность группы спецназначения — аккуратно снизился над склоном, сбросил лестницу. Один за другим спецназовцы из разведывательной группы поднялись на борт, на поросшем лесом склоне осталась догорать только зеленая дымовая шашка.
— Это что за штука!? — поинтересовался один из спецназовцев, почти квадратный у бортстрелка, скорчившегося у бортового ПКМБ
— Установка прикрытия! В Кабуле изобрели!
— И чо? Прикрыли кого-нибудь?
— А как же! Только что тут одну лавочку прикрыли!
Вертолет принял вверх…
Тело Алана Лэдда найдет на следующий день разведывательная группа специального назначения, заброшенная в район с целью выяснить результаты обстрела. На экспериментальной технике была установлена аппаратура боевого документирования — но командование не поверило, что можно сбить три одновременно запущенных по вертолету Стингера, и направило в район группу спецназа с целью разобраться, что же все-таки это было, РПГ, китайские устаревшие ПЗРК или все-таки Стингеры. Удалось найти только один тубус от Стингера, его взрывом отбросило в сторону, и он был относительно не поврежден. Остальное — все смешало несколько десятков килограммов сдетонировавшей взрывчатки, не удалось даже понять, сколько боевиков было уничтожено. Потом один из спецназовцев чуть в стороне заметил труп, прибавленный деревом, относительно хорошо сохранившийся. Спецназовца заинтересовали часы — необычные, в то время с хорошими часами была напряженка, молодежь последние деньги отдавала за дешевую кварцевую Montana. Спецназовец снял часы и обнаружил под ними татуировку, относительно которой он счел нужным сообщить командиру — татуировка была на английском языке. Посмотрев на татуировку, командир группы приказал высвободить тело, пилы с собой не было, и с телом провозились больше получаса, даже попали под обстрел. Зато результат этого выхода превзошел все ожидания — на базе в Джелалабаде нашелся человек, который знал что такое MACV-SOG. Группа исследований и наблюдений, американский спецназ времен войны в Вьетнаме. Вечером из Кабула прислали вертолет с двумя КГБшниками, они забрали тело и вылетели обратно в Кабул, потом тело Алана Лэдда предъявили иностранным журналистам, как доказательство продолжающегося вмешательства американских военных и разведчиков в дела суверенного Афганистана. Спецназовец, которому приглянулись часы — часы так и не получил, но получил орден Красной звезды. Размен был более чем справедливый.
Кабул, аэропорт
Дар-уль-Амман
день 21 марта 1988 года
Самолеты Y-7, которыми террористы воспользовались для переброски дополнительных сил в Кабул — были почти неотличимы от советских Ан-12, по крайней мере, внешне. Тем более — перед операцией, ЦРУ США передали китайской разведке все имеющиеся данные об окраске, бортовых опознавательных знаках самолетов советских транспортных эскадрилий. Поэтому — когда на захваченный аэродром начали заходить один из другим десантные «Ан» — захваченный советский персонал решил, что началась высадка советской воздушно-десантной дивизии.
Их всех согнали в один ангар, несмотря на то, что ангар был большим — там было так тесно, что стоять еще было где — а вот ложиться можно было лишь посменно, причем стоящие в этом случае должны были потесниться. Считалось, что из ангара ничего не было видно — но советский ангар есть советский ангар, пару щелей, в том числе и так, чтобы смотреть на поле — расковыряли быстро…
— Самолеты! — закричал штатный наблюдатель, хохол из батальона охраны аэродрома со смешной фамилией Куница — самолеты садятся!
— Ну-ка, дай…
Старшие по званию моментально оттеснили наблюдателя-сержанта от щели. Было видно проносящиеся по полосе самолеты, садились кучно.
— И вправду наши! Братцы, наши! Наши…
— Не нравится мне это — сказал майор Слепцов, один из самых старших по званию и опытных офицеров в этом ангаре — совсем ни хрена не нравится.
Пока все ломанулись смотреть (как будто через щель много увидишь) — он наоборот, пользуясь моментом, отошел к противоположной стене, уселся на освободившееся место.
— Что не нравится? — спросил еще один офицер
— Садятся без стрельбы.
— И что?
— Если аэродром захвачен, и на него садятся самолеты противника — ты что будешь делать? У нас же тут есть из чего стрелять.
— Может, разбежались?
— Сам то веришь?
В это уже никто не верил. Про трусость духов рассказывали много, со смаком — но вот те, кто реально ходил на операции, обычно при таких разговорах вставали и молча уходили. Если в начале восьмидесятых трусость была и была она массовой — то сейчас трусов повыбило пулями, а оставшиеся приобрели опыт и озверели. Озверение, озлобление — коснулось и той и другой стороны — шурави не брали пленных, духи рубили пленных на куски, издевались, как могли. Был такой случай — поенного советского солдата закопали по голову в песок и, простите, срали на голову, пока тот не захлебнулся в дерьме.
Было и другое. Если раньше в основном воевали за Афганистан — то сейчас все чаще воевали за Аллаха, в бой шли конченые фанатики. И если те, кто воюет за Афганистан — с ними можно было как-то договориться, хотя бы и уйти из Афганистана — то с теми, кто воюет за Аллаха, договариваться было бессмысленно, и война обречена была продолжаться вечно.
И тут произошла одна из тех историй, которыми богата афганская война, полная жестокости, гнева, безумия, крови. Но то, что произошло — выделялось даже на этом фоне своей бессмысленной, не встающей ни в какие рамки, сатанинской жестокостью. Парадоксально — но впоследствии эта история пошла на пользу Советскому союзу, позволив достойно объяснить те поступки, которые были совершены позже и те решения, которые были приняты и претворены в жизнь. Кто хотел — понял, а кто не хотел…
Бог им судья.
Никто из тех, кто остался в живых — а в их числе был майор Слепцов — не понял, кто начал первым. Да и какая разница — садятся наши самолеты, там — наши десантники, сейчас они придут и освободят нас. И в переполненном людьми ангаре кто-то крикнул.
— Товарищи, ломайте ворота! Встретим наших!
Надо было просто сидеть, сидеть на месте, пока не вытащат, пока не спасут. Да кто послушает…
Все — и вертолетчики, и солдаты аэродрома батальонного обслуживания, и вольнонаемные — все ринулись к воротам и начали бить в них. Бить было нечем — но тут было больше двухсот человек, а ангар в конце концов был не капитальным. Навалились — раз, и еще раз, и кто-то тоненько как заяц закричал, прижатый толпой к дверям, кто-то пытался навести порядок, кто-то из офицеров — но сделать это было невозможно, ибо это были не люди. Это была толпа. Жестокий, не рассуждающий зверь, сметающий все на своем пути. Афганцы из президентской гвардии, захватившие аэродром — оставили караулить шурави пять человек, у них было четыре автомата и ручной пулемет. Что делать в случае, если шурави начнут ломать ворота и попытаются вырваться — никто не сказал, никто просто не осмелился дать такую команду, стрелять в шурави, просто сказали стоять и охранять. Одной из черт большинства афганского командного состава была осторожность, переходящая в трусость и, заперев русских в ангаре, командир подразделения бравшего аэродром просто рассудил про себя, что появятся моджахеды из «Аль Исра» и сами решат, что делать с русскими, и в любом случае это будет на их совести, а он будет чист. Среди бойцов президентской гвардии были молодые люди, пуштуны, в основном родственники президента, и когда дверь затрещала под согласованными ударами шурави — эти пацаны просто не знали что делать. Один из них вскинул автомат и привычно крикнул «Дреш», по сути, дал команду стене, еще один, стоящий крайним — просто закинул автомат за спину и побежал по направлению к зданию аэровокзала — то ли искать командование, то ли просто смыться. После нескольких ударов дверь, которую афганцы даже не догадались подпереть каким-нибудь тягачом — была сорвана, и русские вырвались на свободу. Из четверых президентских гвардейцев, которые были на пути толпы — двое открыли огонь, один просто закричал от ужаса, один бросился бежать. Стреляющих афганцев в мгновение ока смяли и растоптали и кричащего от ужаса — тоже, а вот дальше…
А дальше — метрах в тридцати от ангара как раз разгрузился самолет, который как раз привез шестьдесят человек из первого полка Аль-Исра, исламистов-фанатиков, каждый из которых перед вылетом поклялся при необходимости стать шахидом на пути Аллаха. Командир уже выгрузился из самолета, увидев русских, он крикнул — Ур[13]! — и шестьдесят боевиков открыли по бегущим людям огонь из автоматов и пулеметов. Шквальный огонь почти в упор метров с тридцати — когда пулеметная пуля пробивает насквозь двух-трех человек — выкосил захваченный на аэродроме советский персонал буквально в минуту. Когда у боевиков кончились автоматные рожки и пулеметные ленты — перед ними было только кровавое месиво.
Аллаху акбар!
Узнали об этом не сразу. Но узнали…
Поздно ночью, когда были закрыты все дуканы, когда замерла жизнь на афганских улицах, когда на них остались только патрули, да бронетранспортеры — из ворот дворца Арк стремительно выехал президентский кортеж. Это был Мерседес-560, бронированный, купленный в свое время у германского посла, за ним шли еще один Мерседес, попроще, потом черная Волга со спецаппаратурой в багажнике, которую предоставили советские друзья и замыкал колонну едва поспешающий за ней Газ-66 с солдатами президентской гвардии в кузове. Пропускавший колонну солдат удивился — президент очень редко выезжал так поздно, во дворце были жилые помещения, и президент там жил, хотя у него был дом и в городе. Но, в конце концов — это было не его дело, куда поехал глава государства: он поднял шлагбаум, приветствовал проносящиеся мимо машины салютом, а когда прошла последняя — снова закрыл шлагбаум и остался стоять на посту, будучи первой мишенью для тех, кто захочет захватить дворец. Такая уж у него была служба.
Кортеж президента, пронесшись по ночным улицам, чуть задержавшись перед воротами Старого города, уже закрытого на ночь — стремительно влетел внутрь того района города, где раньше жила афганская знать. Сейчас здесь жили партийные и военные деятели, и ничего почти не изменилось, даже то, что не до всех домов (вилл, так будет точнее) нельзя добраться на машине, нужно оставлять машину и идти пешком.
Брат президента и начальник президентской гвардии генерал Шапур Ахмадзай жил здесь, и у него было три дома — по одному для каждой семьи. У генерала, как и у многих высокопоставленных военных здесь жила одна бывшая жена, одна нынешняя жена и одна любовница, и у всех, кроме любовницы были от него дети. В Афганистане испокон веков процветало многоженство, положение в обществе мужчины обуславливалось, в том числе и тем, сколько жен у него было (сколько жен и детей он мог прокормить). Коммунистам многоженство было запрещено, исключение делалось только для «примкнувших» таких как генерал-губернатор Кандагара, он же кандагарский принц, который был генерал-губернатором и при короле. Но афганские коммунисты все равно находили выход из этой сложной ситуации, хотя генерала Ахмадзая уже дважды прорабатывали на партийных собраниях как аморального человека. Даже этих тех женщин ему не хватало, и он умудрялся «аморальничать» и с другими. Вот таким был этот человек — генерал Шапур Ахмадзай.
Охранявшие эти дома нафары вскинули автоматы — но начальник охраны президента прокричал пароль, и автоматы опустились, а один из охранников суетливо побежал открывать дверь. Было видно, что Наджибулла не в духе, и не дай Аллах кому попасться на его пути — бычью силу генсека знали многие…
— Где? — спросил президент
Охранник показал на один из домов
— Оставайтесь здесь! И вы тоже!
Генерал Шапур Ахмадзай, уже предвкушавший ночь безумств со своей третьей, неофициальной пока супругой — едва успел одеться, когда увидел вспышки света за дувалом. Спустившись вниз, он увидел, что в доме он не один.
— Приветствую тебя в моем доме, брат… — растерянно сказал он, приветствуя генерального секретаря ЦК НДПА
Наджибулла вместо ответа размахнулся — и прежде чем Шапур Ахмадзай, сам человек недюжинной силы успел опомниться — с размаху ударил своего брата прямым в челюсть.
Генерал Ахмадзай, всплеснув руками, с грохотом полетел на пол…
Из двери пугливо высунулась его очередная ханум… президент не помнил, как ее зовут — и немедленно спряталась.
Президент остался стоять над поверженным братом, потирая болевший и саднивший кулак. Кулак он разбил до крови, и лицо брата — тоже.
Наконец, генерал пошевелился.
— Ты, сын шакала, дохлый ишак, вставай!
— За что?!
— Вставай, ишачье отродье!
Генерал отполз к стене, начал подниматься.
— За что, брат?!
— Зачем ты убил Лаека?! Зачем ты это сделал, отвечай!
Ахмадзай затравленно посмотрел на разъяренного генсека, а потом выдал…
Поделиться книгой: