Помоги проекту - поделись книгой:
Сначала Карпухин подумал — п….ц, вляпались. Горящая техника на улице, трупы и сбитые сильным взрывом ворота посольства. Потом понял — если идет перестрелка, значит, не все еще потеряно, в посольстве сопротивляются и они подоспели как раз вовремя.
У посольства были уже более значительные силы, их подвезли на грузовиках и микроавтобусах, только в зоне видимости было человек сорок, не меньше. Грузовики стояли наподобие баррикады, и если эти ублюдки займут позиции….
— Хохол!!!
Хохол, Димка Стецко, двухметровый гигант, по команде упал плашмя на живот. У него не было никакого оружия кроме Стечкина с боезапасом и нескольких гранат РГД — но ему оно не сильно было нужно. Потому что Хохол носил куда более страшное оружие — на спине, на самодельном станке — кронштейне у него был АГС-17 со снаряженным барабаном на двадцать девять выстрелов. Никто кроме Хохла не мог носить на спине такую тяжесть, и никто кроме Хохла не мог выдержать издевательство, возникающее при стрельбе из такого оружия, установленного на спине[61]. Но у них был Хохол, и это было их джокером, картой, которая могла побить любую другую.
Автоматы с обеих сторон ударили почти одновременно — и тут же зачавкал гранатомет. Каждая граната — это пятьдесят квадрантных метров сплошного поражения, по осколочному действию она превосходит снаряд ОФЗ от боевой машины пехоты. Стрелок из АГС бил короткими очередями, грамотно и экономно укладывая шахматку, улица перед посольством буквально кипела разрывами, осколки рвали грузовики и человеческие тела, кто-то пытался бежать — но его поражали сосредоточенным огнем спецназовцы Альфы. Огневой налет длился примерно минуту — но закончился полным разгромом окружающих посольство моджахедов. Среди бойцов Альфы — потерь не было.
— Пошли! Хохлу помогите!
Продираясь через площадку, усеянную изорванными человеческими телами, мимо иссеченных осколками дымящихся и горящих машин, стреляя на всякий случай одиночными, чтобы кто-то случайно не ожил и не ударил им в спину — они вышли к главным воротам посольства. Будка свернута, ворота вывернуты, часть стены повалилась — это что же такое должно было взорваться, тут же на века строили?! Кто-то крикнул — «Свои» — и в ответ услышал «Аллах Акбар!». Понятно — духи проникли внутрь.
— Гранатами — огонь!
Не дожидаясь, пока гранату выкинут им под ноги, альфовцы перебросили через стену по РГДшке, вперед выдвинулась штурмовая группа. Она была вооружена пистолетами АПБ, и у нее было то, чего не было во всех вооруженных силах Советского союза. Только во внутренних войсках было, да и то в малом количестве, личному составу только на занятиях показывали. Светозвуковое устройство «Заря», звуковая волна как при разрыве 122 миллиметрового снаряда и выжигающая глаза вспышка[62]. Сразу две бело-черные, круглые, с ребристым донышком гранаты летят через забор, штурмовики уже наготове — живые машины, закованные в броню.
— Бойся!
Двойной взрыв, озаряющая темноту вспышка и дикий визг, как будто режут свинью.
— И-и-и-и-и-л-л-л-а-а-а-а!!!
Уже стемнело, за разрушенными воротами посольства — асфальтовый пятачок, какие-то камни, ворота, дальше — что-то типа Волги, сгоревшей. Через бронированное стекло швейцарского шлема почти ничего не видно, хорошо, что они догадались присобачить к Стечкиным небольшие фонари на самодельных кронштейнах. Развесовка страдает и быстро пистолет не выхватишь — но сейчас эти фонари как нельзя кстати. Лучи фонарей выхватывают из темноты сидящих, лежащих, хаотично двигающихся, ослепших боевиков, как только это происходит, палец нажимает на спуск и — еще один моджахед направляется к Аллаху. Двадцать патронов в магазине, двадцать первый в стволе, отдачи почти нет, пули ложатся по световому кругу — а за спиной уже входят товарищи, поддерживая автоматным огнем и добивая тех, кто еще здесь жив.
Откуда-то из темноты, от одного из зданий посольства, гремит автоматная очередь, один из штурмовиков падает — и шквальный огонь обрушивается на позицию стрелявшего.
— Свои! Свои!
— Свои! Мать!
Что-то горит…
— Б… какого хрена стреляли?
— Так Димка… уже не спросишь.
— Мать вашу…
— Сильно? Ну того…
— Выживет. Старший кто?
— Нету старшего.
— То есть как?
— Майор Игнатченко… погиб смертью храбрых.
— А посол?
— Пал Петрович… умер. Сердце.
Твою мать…
— Я, майор государственной безопасности Карпухин принимаю командование гарнизоном. Связь с Баграмом, с Москвой — есть?
— Была…
— Веди.
— Товарищ полковник, по мне только что нанесли бомбовый удар! У меня тут тридцать с лишним трехсотых и до пары сотен духов на периметре! В городе война идет, духи рассредоточились по основным магистралям, сопротивления почти нет. Нам надо срочно, повторяю — срочно эвакуировать посольство и всех советских граждан, каких сможем. Вертолетами, самолетами — я не знаю чем.
— Дай-ка… Генерал Иванов на приеме.
Генерал Иванов…
Карпухин хорошо знал этого генерала Иванова — хоть он был и совсем не Иванов. Заместитель председателя ПГУ КГБ СССР Юрий Иванович Дроздов, специалист по острым акциям. Именно он поздравлял Карпухина, тогда еще капитана КГБ и других бойцов группы Альфа морозным утром декабря семьдесят девятого на ступенях разгромленного дворца Тадж-Бек. Сейчас генерал Дроздов был одним из основных заказчиков для группы Альфа, хотя Карпухин не знал, где точно он работает сейчас. С новым генсеком много людей поменялось…
Кстати- много генеральства скопилось на Баграме, ох много. Вот как прорвется удачливая группа пакистанских бомбардировщиков.
— Паникуешь, капитан?
— Товарищ генерал — полковник, я уже майор, представляюсь в связи с получением очередного воинского звания.
— Майор, а паникуешь хуже зеленого капитанишки. Докладывай по обстановке, четко и внятно, без истерики.
— Есть. Согласно полученному приказу две группы спецназа КГБ СССР «А» с боем прорвались к посольскому комплексу, обеспечили периметр. При прорыве уничтожено до двадцати духов и у самого посольства — до пятидесяти. На данный момент основные ворота снесены взрывом, подорвана ограда еще в нескольких местах — но периметр удается держать за счет огневого воздействия. На данный момент у меня на руках до пятидесяти двухсотых и столько же трехсотых, в строю осталось не больше ста человек, те или иные ранения получили все, трехсотыми мы считаем только не способных передвигаться. На периметре посольства — до ста пятидесяти — двухсот духов, в основном фанатики, в черных чалмах. Хорошо вооружены и подготовлены. По посольству работают снайперы, подозреваю, что ночью они пойдут на штурм.
— Сдаться предлагали?
— А как же? То и дело с мегафона таслимят[63].
— Таслимят, значит. А сам — что думаешь?
— А что думать, товарищ генерал? Боеприпасы есть пока, значит, поживем еще…
— Вот это правильно… — Дроздов перешел на более серьезный тон — значит, слушай сюда, майор. Ночью, примерно в двадцать три часа будь готов к прорыву. Мы связались со всеми, с кем возможно, прорыв будут обеспечивать десантники. Они пойдут по Майванду, пройдут, сколько смогут, главная их задача — собрать блокированных в компаундах советских граждан, которые там еще остались и уматывать к чертовой матери. Опознание — две зеленые ракеты. До Майванда прорывайся сам, понял?
— Понял, товарищ генерал.
— Не слышу бодрости в голосе!
— Есть, товарищ генерал-полковник.
— Так лучше. У тебя там техника есть какая живая?
— Пару машин найдем, товарищ генерал… наверное.
— Значит, грузи всех раненых, всех кого можешь и в двадцать три ноль — ноль начинай выдвижение к Майванду. Если… — генерал на мгновение сбился — если мы выдвинуться не сможем, прорывайся своими силами к северной дороге до заслона, как сможешь. Часть армии и генсек перешли на сторону моджахедов, пакистанская армия в сорока километрах от Кабула. Мы выдвинули заградительные отряды к дороге, бомбим, как можем, но… завтра, майор, может так статься, что тебя в Кабуле на гусеницы намотают. Так что эта ночь — для тебя последняя.
— Так точно, товарищ генерал
— И секретную комнату, шифры — все уничтожить.
— Уже уничтожили, товарищ генерал.
— Все, майор тогда удачи. Конец связи.
Майор Карпухин был зол. Зол и расстроен. Во-первых, их, особо подготовленную антитеррористическую часть использовали просто как пехоту, что было неправильно — все равно, что микроскопом гвозди заколачивать. Во-вторых — майор совершенно не понимал, почему они должны оставлять Кабул, по его мнению, даже один подготовленный полк воздушно-десантных войск способен был навести шороху в городе и переломить ситуацию.
Но приказ — есть приказ. Он не имеет права ни погибнуть сам в бессмысленной бойне, ни подставить людей, ни тем более — гражданских, оказавшихся в посольстве.
— Офицеров — ко мне.
И как голос из прошлого
Выкрик — вперед…
Двадцать три часа. По Москве — час волка[64] — как нельзя лучше подходящее название…
— Снайперам — доложить готовность.
Привычно пошли доклады о готовности — снайперов было четверо, все они располагались по разным секторам обороны посольства. Последние минуты перед прорывом — обороны будет только на них.
Привычно прозвучали доклады о готовности.
— Вспышкой — огонь! Дым!
Светозвуковое устройство Заря летит на улицу, грохот, вспышка, следом — летят две последние дымовые шашки — больше нет. Небольшая штурмовая группа — в готовности к прорыву через мертвую полосу, она должна обеспечивать периметр до тех пор, пока не сформируется колонна для порыва. Большая часть оставшихся боеприпасов — у них, у самого Карпухина — всего два магазина, считая тот, что в автомате и граната. Несмотря на бронежилеты — мало кто из штурмовой группы останется в живых.
— Вперед!
Боевики, поняв, что происходит, открыли прикрывающий огонь, особо не целясь, самое главное — заставить прорывающегося противника залечь шквалом огня, удержать его на месте. Штурмовая группа бежит к остаткам забора, почти не стреляя, кто-то падает — но большинство выходят на улицу, занимают позиции и открывают огонь.
— Механики — вперед, вперед!
Еще несколько человек — теперь уже гражданские, безоружные, у кого только пистолет, хотя и в бронежилетах, выскакивают в дым. Почти ничего не видно, дым стоит плотной пеленой, не рассеивается — и уже это хорошо. Через дым — летят пули…
Задача — найти хотя бы одну грузовую машину, которых в изобилии рядом с посольством, и которая могла бы передвигаться. Хоть на скатах, хоть как — но чтобы с целым мотором. Иначе — с таким обозом раненых их просто положат всех на улице, не будет никакого прорыва. Про тела убитых и говорить не приходится…
Снайперы бьют, не переставая, на винтовках — подавители звука выстрела, не видно вспышки и выстрел глуше, чем у автомата. Бандиты тоже активизировались — почувствовали, что шурави что-то задумали, и что кровь — близка…
Уралы… на них привезли коммандос, кто-то уже убит, кто-то разбежался, кто-то расстрелян, кто-то — перешел на сторону шурави и сейчас лежит на асфальте, павший в бою или из последних сил защищает посольский комплекс. Со стороны аэропорта — слышатся сильные разрывы, такое ощущение, что работает реактивная артиллерия. Паутина трассеров с севера, одна за другой взлетают ракеты…
Десантники идут…
Первая машина — обгорелая, на скатах — не годится. Вторая — искорежена, пробита осколками так, что живого места нет. Третья… Четвертая…
Когда один из Уралов вдруг зачихал и взревел мотором — все едва не перекрестились, услышав звук мотора через дым. Урал… рабочая лошадка Советской армии, двадцать с лишним лет в строю, выносливая — невероятно. Грубая… но дотащит, не закашляется…
Только бы не гранатомет…
— Отход, отход, отход!
По этому сигналу защитники посольского комплекса начинают организованно отступать… двое снайперов из четверых уже убиты, душманы ведут непрерывный огонь по комплексу, с севера подтащили ДШК, хорошо хоть гранатометных выстрелов — почти не осталось. Некоторые здания посольского комплекса уже горят, их никто не тушит, на Майванде явно десантники — и все это напоминает последние дни Помпеи, никак не меньше…
— Двигаемся, двигаемся!
Даже американцы так страшно не эвакуировались из Вьетнама в семьдесят пятом. Господи, и ведь времени то — совсем немного прошло.
— Двигаемся! Пошли!
На руках выносят трехсотых, в основном тяжелых, бросают в кузов как дрова — не до сантиментов, кто дойдет, тот дойдет, кто умрет — тому суждено. Заводят трос на другую машину, у которой вроде целая ходовая, грузить начинают уже в нее. Группа А из последних сил держит периметр, в комплексе огрызаются последние его защитники…
Наконец, на руках, грузят последних, из тех, кто держал периметр, из восьмерых — трое уже двухсотые, остальные трехсотые, в одном бронежилете — потом насчитают сто пятьдесят шесть попаданий. Машины с трудом движутся по Майванду, скорость пешеходная, из последних сил их прикрывают последние, кто стоит на ногах — их становится все меньше и меньше. Огонь боевиков тоже не усиливается, а ослабевает, у них нет резервов, дерутся из последних сил.
Навстречу колонне с Майванда срываются две боевые машины пехоты, несутся прямо на них, с грохотом стреляя из тридцатимиллиметровых пушек — звук как у отбойного молотка, прошивает любой дувал, боевики не зря их боятся. Навстречу боевым машинам пехоты с десантниками на броне — одна за другой взлетают две зеленые ракеты…
Баграм встречает горящей солярой в бочках, ревом турбин в тишине, палатками. Гиганский цыганский табор, несмотря на ночь никто не спит, все заняты своим делом. В стороны, с полос и стоянок спихнута техника, поврежденная, а в некоторых случаях и просто ненужная, на площадках разгружают Антеи и Ил-76. Кажется, прибывают десантники…
Колонна БМП, БМД, самых разных машин, военных и гражданских, опаленных, простреленных, еле ковыляющих — останавливается на самом краю этого табора. К колонне бросаются врачи…
Майор Карпухин ранен, как и все — просто тогда было не до ранений. В лазарет никто идти и не думает, все внимание врачей — самым тяжелым. У него своя задача — разыскать генерала Дроздова, его заказчика… или кто там за него…
Часовые — десантники у палаточного городка, окруженного быстровозводимым препятствием из колючей проволоки — хватаются за автоматы, увидев идущего к ним человека — в черной униформе, со странным шлемом и оружием…
— Стой, мать твою!
Устав все уже забыли — никому сейчас не до устава.
Поделиться книгой: