Помоги проекту - поделись книгой:
На экране разгорался пожар, на месте головной машины вообще ничего не осталось, следующие две за ней тоже словно испарились, остальные разбросало как игрушки по ковру.
— Разведка, попадание подтверждаю, головная часть колонны уничтожена, техника горит
В этот момент на экране полыхнул вспышкой взрыва еще один грузовик
— Управление — из виража вышел.
В десантном отсеке надсадно загудела вентиляция, двое заряжающих извлекли гильзу из орудия и бросили ее в специальный приемник, нажали педаль — и она провалилась куда-то вниз. Затем со всеми предосторожностями, чудом удерживаясь на шатающемся полу, взяли из держателя новый снаряд, дослали его — для этой пушки помимо откатной системы, сваренной из титана, придумали и специальный досылатель, большим рычагом — закрыли затвор.
— Перезарядка — орудие один готово.
Головной дозор на двух внедорожниках с пулеметами в это время спокойно ехал вперед, торя дорогу каравану. В каждой машин было по четыре человека — два стрелка в кузове у дашики, крупнокалиберного пулемета и два человека в кабине. Пикапы были совершенно новенькими Тойотами, неприхотливыми, проходимыми, с дизельными моторами. Они как нельзя лучше подходили для перемещений по пустыне и по ухабистым афганским дорогам, их дизель, большого объема и нефорсированный имеющий в основе дизель от небольшого трактора, мог запросто пройти миллион километров, с ремонтом, конечно. Подвеска была дубовой, рессорной, салон простым. Единственное усовершенствование, какое внесли в конструкцию моджахеды — это поставили турель с дашикой, крупнокалиберным пулеметом в кузов и поручни, чтобы братья, пулеметчик и его помощник могли за них держаться. Да еще повесили бронежилеты на дверцы, чтобы спастись от пуль шурави. При встрече с шурави надежда была одна — на скорость и огонь ДШК. Шурави боялись ДШК, потому что такая пуля с близкого расстояния разрывает человека напополам. Но если у шурави будет хороший гранатометчик — то им уже не уйти. В головной дозор обычно назначали тех, кому нечего было уже терять, кто провинился перед моджахедами и мог только кровью искупить свою вину, или фанатиков, которые только и ждали случая встретиться в бою с шурави. К таким фанатикам относился Шах.
Шах — это было не его настоящее имя, но еще два года его не хвали по другому — был всего лишь двадцати лет от роду, но его безропотно слушались и признавали его старшинство муджахеддины вдвое старше. Он был из худших — это для щурави худших — идейным, фанатиком, готовым без счета убивать и лить кровь, только чтобы в Афганистане и потом по всей земле свершилось совершенство таухида. Его отца убили в семьдесят девятом по приказу Амина, живым сбросили в шахту и сделал это родной дядя Амина, который за несколько месяцев собрал зондеркоманду и моровой язвой прошелся по всему Афганистану. Мать вынуждена была бежать в Пакистан, и на руках у нее были пять детей, причем все как на подбор мальчики, услада глаз отца. Шах был самым старшим — притом, что никого из братьев уже не было в живых.
Али погиб в восемьдесят первом, под Джелалабадом. Он прицелился из гранатомета в наливник муртадов, но выстрелить не успел — пуля советского снайпера сделала его шахидом. В восемьдесят втором, при штурме армией шурави Пандшерского ущелья стал шахидом и Тахер.
Мохаммед погиб в восемьдесят шестом — караван, в котором он шел не дошел до места назначения, и скорее всего их предали, шурави точно знали, где будет идти караван. А в конце восемьдесят шестого года, во время бомбежки шахидом стал и Гаффар.
Согласно нормам и правилам ислама Шах не должен был бросать свою мать и идти на Джихад, тем более что в шариате написано, что младший сын должен оставаться с родителями и заботиться о них — но он пошел. Потому что пока братья воевали — он ходил в медресе, устроенном прямо в лагере беженцев на деньги саудовского короля. Там мулла в черной чалме разъяснил ему и другим пацанам, кто враг и что нужно делать для победы. Враги — это не только шурави, враги все многобожники и безбожники, причем безбожники-коммунисты не так опасны как многобожники. Многобожники — это те, кто поклоняется и подчиняется кому-то, помимо Аллаха. Если ты ходишь на выборы, принимаешь помощь от государства, идешь в суд за правдой, подчиняешься его законам — значит ты многобожник. Если ты приемлешь любые законы кроме шариата, если ты просто общаешься с многобожниками — значит ты сам многобожник. Если ты многобожник — значит ты враг, твое имущество разрешено и твоя жизнь разрешена. Власть, основанная на нормах и правилах шариата должна быть установлена по всей земле, и только когда последний ее клочок будет осенен зеленым знаменем ислама — только тогда спустится черное знамя джихада, и только тогда прекратится война. Пока же на свете существуют многобожники и безбожники — надо убивать.
Шах тогда спросил муллу — а как быть с тем, что мы принимаем помощь от многобожников? Как быть с тем, что мы живем в государстве многобожников. Он спросил это — и сжался, думая, что мулла рассердится. Но он только улыбнулся и сказал: воины джихада еще слабы. Но даже когда они будут сильны — им все равно будет разрешено хитрить, ибо хитрят не они, а хитрит Аллах, а Аллах лучший из хитрецов. Разрешено принимать нусру[17] и от многобожников и от безбожников, но только для того, чтобы обратить ее против них самих же. Если безбожник даст тебе автомат — возьми его, но выстрели ему в спину во имя Аллаха, когда он отвернется. Если многобожники дают тебе оружие против безбожников — обрати же его против безбожных и противных Аллаху коммунистов, ибо одни ничем не лучше других. Победи, установи на многострадальной афганской земле таухид — а потом обрати оружие против неверных, которые тебе помогали, потому что они неверные и значит — должны умереть. Все просто!
Так говорил мулла. А Шах верил мулле.
В нескольких операциях, которых он уже участвовал, он проявил себя как воин до отчаянности храбрый. Когда шурави прижали их огнем из дашики — он один взял две гранаты и пополз навстречу изрыгающему смерть чудовищу. И дополз, и бросил и убил шурави! Он же отрезал головы пленным, которых они взяли, потому что это надо было сделать для устрашения тех, кто приходил с войной на землю, принадлежащую мусульманам.
В последней операции он был сильно ранен — но окреп, поправился. Врач запретил муджахеддинам брать его в отряд, потому что он не вынес бы долгой дороги. Но он все равно нашел себе занятие — стал караванщиком на то время, пока не оправится окончательно. Когда его спросили — а он был уже известным и уважаемым человеком среди муджахеддинов — на какой машине, где он желает ехать, он ответил — там, где я первым увижу шурави.
Схема продвижения машин головного дозора была интересной — они шли рывками. Сначала одна машина под прикрытием пулемета другой быстро ехала вперед, поднималась на какую-нибудь возвышенность и с нее осматривалась. Потом подтягивалась вторая машина, но она на возвышенность не поднималась, она торила колею. Первая же срывалась с места и ехала дальше.
Сейчас головная машина с едва удерживающимся у пулемета пулеметчиком, надрывно завывая мотором, проскочила между двумя барханами, потом попыталась входу въехать на третий. Поначалу все было хорошо — развитые грунтозацепы колес, из которых была предусмотрительно спущена часть воздуха бодро гребли песок, завывал мотор, из-под задних колес вырывались бурые фонтаны. Но уже на самой вершине машина вдруг просела на брюхо, мотор беспомощно взвыл и… заглох.
Сидевший за рулем моджахед беспомощно посмотрел на шаха
— Сын осла! Тебе бы только на осле ездить. Как мы теперь поедем?
— Простите, амер. Во имя Аллаха, ведь он всепрощающий
— Но я не такой! Вылезай.
Вылезли. Полумесяц — символ ислама — мертво светил над ними нереальным белым светом, заливая серебром барханы.
— И вы тоже вылезайте! Будете толкать!
Моджахеды, составлявшие пулеметный расчет послушно полезли из кузова и в этот момент вдалеке глухо громыхнуло — раз, а через секунду еще раз.
Зарево страшного пожара медленно вставало на горизонте.
— Шайтан — Шах бросился в машину, достал из перчаточного ящика рацию, переключил на вызов — Брат, Брат, это Лис! Брат, отзовись!
Рация шуршала помехами.
— Аллах…
В тот момент с темного неба что-то ударило — как будто струя огня, как молния, только не желтая, а красная — и в полукилометре от них раздался еще один взрыв. На сей раз они все видели — как идущая к ним машина вдруг в одно мгновение исчезла во вспышках разрывов.
— Аллах всемогущий! — выкрикнул кто-то
— Шурави! Шайтан-арба[18]! Шурави!
Кто-то бросился бежать, бросив автомат, и Шах выстрелил ему в спину, трусливый моджахед покатился по земле.
— Ракету! Ракету, быстрее!
Больше ничего никому сделать не удалось — осколочно-фугасный снаряд пятидюймовой гаубицы ударил точно в цель, свернуло пламя, и там, где только что была боевая колесница моджахедов, вооруженная пулеметом — остались лишь ее искореженные обломки…
В тот день из Кветты в Кандагар были направлены целых четыре каравана, из них два ложных. Ни один из них до места назначения не дошел…
Над пустыней занимался рассвет…
Духи пустыни, метавшие ночью стрелы и молнии с неба — успокоились, ушли вслед за ночью, исчезли — и на место непроглядной тьме вставал рассвет, розово-красный, тихий, мимолетный. Скоро Солнце пойдет в наступление и захватит все небо, чтобы начался еще один день. И те, кто пережил ночь, опасную, когда вокруг шайтаны с их злыми кознями и лукавыми наущениями — возносят хвалу Аллаху, милостивому и милосердному. А те, кто ночь не пережил — вознести хвалу Господу всех миров не могут, потому что они мертвы и обгорелые куски человеческого мяса, уже привлекшие шакалов — лежат рядом с догорающими обломками караванов. Завтра здесь их уже не будет — в пустыне ничего не пропадает даром, всуе, а мясо, человеческое мясо — лакомая пища для зверья.
Нарастающий с запада рокот заставил шакала, лакомившегося куском мяса недовольно поднять свою острую мордочку и навострить уши. Он был смелым, этот шакал, потому что он был голоден, и несколько дней ему не попадалось никакой пищи, достойной внимания. И он был мудр, этот шакал, потому что, ослабевший от недостатка пищи, услышав в ночи молнию и гром, он понял, что сюда пришли люди. Смешные двуногие великаны, ходящие по его земле и мечущие друг в друга гром и молнии, ездящие на гремящих и дурно воняющих колесницах и летающие на гремящих на все небо птицах. Эти великаны снова истребляли друг друга, и он знал, что там, где эти великаны истребляют друг друга — там всегда остается что-то, чем можно поживиться. Он знал, что великаны бывают опасны, что иногда они злы и могут метать гром и молнии в него — но нужно просто не попадаться им на глаза до тех пор, пока они не уйдут, ведь они всегда уходят, оставляя ему его землю. И он потрусил на грохот, шатаясь от голода, а уже к утру он был настолько сыт, что его теперь шатало от количества съеденного им мяса. Он был сыт на много дней — но, заслышав гремящих птиц, понял, что надо уходить, нельзя брать больше того, чем ты можешь съесть, природа наказывает жадных. Поэтому — старый шакал сыто рыгнул и потрусил в пустыню.
— Зенит, я ноль-полсотни третий, в квадрате двадцать два — одиннадцать, севернее сухого русла подтверждаю наличие каравана. Караван семь единиц, полностью уничтожен, как поняли, прием?
— Ноль полсотни третий, тебя понял. Сообщи, о наличии противника и оказываемом сопротивлении, прием.
— Зенит, противника не наблюдаю, сопротивления нет. Принял решение высадить досмотровую группу, прием.
— Ноль полсотни третий, высадку разрешаю! Приказываю соблюдать осторожность, конец связи!
Майор советских ВВС, уже не раз вывозивший кандагарский спецназ и эвакуировавший его заложил еще один широкий вираж. Иногда духи с забитого каравана разбегаются по окрестностям и могут врезать по садящемуся вертолету, с них станется. Пока он облетал местность — спецназовцы, отлично знавшие, что делать в таком случае, смотрели во все глаза, пытаясь заметить внизу духов.
Но духов не было.
Майор аккуратно притер "восьмерку" на относительно ровную и показавшуюся ему твердой площадку, из вертолета посыпались спецназовцы, разбегаясь в стороны и занимая позиции, чтобы обезопасить посадочную площадку. Следом начали высаживаться пиджаки, у одного из них была иностранная видеокамера.
— Соблюдать осторожность, здесь неразорвавшиеся боеприпасы! — крикнул вслед один из офицеров.
Пиджаки, смотря себе под ноги, чтобы не наступить на что, подошли ближе к большой воронке, которую пока так и не засыпало, не заровняло песком. Вокруг воронки земля была мягкой, ступни проваливались в нее по щиколотку. Везде валялись обгорелые обломки, пахло горелым мясом. Дальше лежали, словно разбросанные карапузом надоевшие игрушки, остовы несколько машин, тоже обгоревших. Было непонятно — чем это тут так поработали, остовы машин даже не давали возможность понять, что это были за машины, настолько все было искорежено.
В небе парили потревоженные вертолетом грифы. Они тоже хотели есть, как и шакал.
Оператор начал снимать…
— Похоже, снаряды везли, Иван Макарович… — негромко сказал один из пиджаков.
— Наверное. Захватили по головной и врезали — а там снаряды оказались. Видите, как все разбросало?
— Немало было снарядов.
— Да, немало. Как замирились, вертолеты-охотники здесь перестали летать совсем. Вот и гонят… караван за караваном…
— Скоро перестанут. Саша, все снял?
— Так точно.
— Тогда по коням. У нас еще одна точка, нам вертолет на два часа дали. Надо успеть…
Пиджаки пошли к вертолету, следом к вертолету побежали, прикрывая друг друга спецназовцы. Ни один из них так и не понял, чем это били здесь, не было ни следов гусениц, ни стрелянных гильз — а тут, похоже били не меньше, чем из танка. Вот только непонятно, откуда взяли танк, но… они уже знали, что этой ночью в пустыне забили четыре каравана, и если каждый забили так как этот… тогда скоро сопротивлению придет конец: душманам будет просто нечем воевать.
И тогда они тоже смогут вернуться домой.
Объект особого назначения, который строили больше полугода в племенной зоне, назвали Зульфикар. Это название имело сразу два смысла — первое означало имя бывшего премьер-министра страны, повешенного по приказу нынешнего Президента, второе — так, в канонической традиции называют меч, принадлежавший самому пророку Мохаммеду. И то и другое название имело свой потаенный смысл.
Атомная программа Пакистана была неразрывно связана с двумя именами. Зульфикар Али Бхутто, президент Пакистана в тысяча девятьсот семьдесят втором году подписал распоряжение о создании в стране Министерства науки и технологии и расширении деятельности Комиссии по атомной энергии. Сделано это было в свете позорно проигранной третьей индо-пакистанской войны, по ее итогам был утерян восточный Пакистан, старший независимой страной Бангладеш. В третьей войне Индии открыто помогал Советский союз, а по итогам войны Индия приняла решение о развертывании масштабного военно-технического сотрудничества с СССР и не только о закупке вооружения — но и о сборке его на своих заводах. Фактически, с помощью советских военных специалистов Индия создавала современную военную промышленность. Так же, Индия взяла курс на создание национального ядерного оружия, как реакторов, так и бомбы. Насколько к этому делу был причастен СССР — неизвестно, но по некоторым данным первое ядерное испытание Индия провела уже в семьдесят четвертом году — и над Пакистаном нависла уже смертельная угроза.
Вторым человеком, приложившим руку к пакистанскому ядерному проекту, стал доктор Абдул Кадыр Хан, имеющий с определенного времени полуофициальное название — кличку "отец пакистанской ядерной бомбы". По национальности он был пуштун, родился в Индии, но в сорок седьмом году, во время отделения Индии и большой резни перебрался вместе со всей семьей в Пакистан. Резня, которая имела место на территории всей северной Индии, и в которой погибли до миллиона человек произвела на одиннадцатилетнего Абдул Кадыра чрезвычайно тяжелое впечатление, и с тех пор он всеми фибрами души ненавидел Индию.
В шестидесятом году Абдул заканчивает университет Карачи по классу металловедение и с дипломом инженера уезжает в Германию для продолжения обучения. В шестьдесят седьмом году молодой, но одаренный ученый получает немецкий диплом, а уже в семьдесят втором становится доктором наук.
Было ли это внедрение? Да конечно, было. Ориентация Пакистана на американцев была хорошо известна, но после серьезного скандала с израильским атомным проектом старые отмазки уже не проходили, никто в них не верил. А ядерное оружие Пакистану было нужно, нужно было и американцам ядерное оружие в Пакистане, потому что иначе судьба Пакистана могла быть решена в один момент и полчищам Красной армии откроется прямой путь к индийскому океану. Вспомним геополитическую ситуацию того времени: в Афганистане к власти приходит лукавый Мухаммед Дауд, в стране появляются советские военные советники, Индия на волне эйфории от блестящей победы над Пакистаном — "хинди русси бхай-бхай". Что с Китаем — непонятно — Никсон "открыл" его, но что из этого получится неизвестно, хотя уже понятно, что Китай ненавидит СССР как ревизионистов. Сама Америка все страшнее увязает во Вьетнаме, бюджет трещит по швам и становится ясно, что если русские ринутся на север, а индусы навстречу, на юг — то возникнет огромная зона антиамериканского действия, Индия, объединенная с Пакистаном, будет посильнее Китая, СССР сможет представить неисчерпаемые ресурсы, а взамен — получит выход в Индийский океан. Если Черноморский флот СССР будет отстаиваться не в запечатанном пробкой Босфора Черном море — а на индийских базах — он станет кратно опаснее. Он сможет угрожать и шестому и седьмому флотам США, сможет отрезать поставки нефти на тихоокеанское побережье США, сможет поставить под угрозу поставки нефти в Японию, непотопляемый авианосец США у советских берегов. Не допустить создания просоветской оси нужно было любой ценой — поэтому американская разведка и "расчистила" путь перед Абдул Кадыр Ханом. Иначе не объяснить, как пакистанский металлург попал на одну из руководящих должностей в URENKO, германо-франко-голландский концерн, занимающийся обогащением урана.
На то, чтобы подняться до такого уровня, чтобы получить высокий уровень допуска, украсть секретную документацию и с триумфом возвратиться в Пакистан Хану потребовалось три года! В семьдесят втором он пишет докторскую диссертацию — а в семьдесят пятом уже бежит из Голландии на родину со всеми ядерными секретами! На родине его встречают, и сразу дают лабораторию, где ни начинает работу по созданию атомной бомбы на основе обогащенного урана. Параллельно Комиссия по атомной энергии во главе с Муниром Ахмад Ханом ведет работы по бомбе на основе плутония[19].
В 1982 году начал работать завод в Кахуле, он не находился под гарантиями МАГАТЭ и мог производить до сорока пяти килограммов обогащенного урана в год. Были построены исследовательские ядерные реакторы (США и Канадой), которые, вероятно, вырабатывали плутоний (с нарушением гарантий МАГАТЭ). США и Канада поставили в Пакистан ядерное топливо и тяжелую воду. По заявлению бывшего начальника штаба сухопутных войск генерала Аслама Бега работы по сборке прототипа ядерного взрывного устройства началось в 1986 году…
Усиление режима безопасности началось еще несколько дней назад — хотя тайная работа началась несколько месяцев назад. Сотрудники специальных служб Пакистана работали по всем племенам приграничья, собирали информацию, несколько племенных лидеров погибли при загадочных обстоятельствах. Власть здесь всегда не любили — а когда президент приказал подавить мятеж племен африди и шинвари с помощью химического оружия — рассчитывать на любовь и вовсе не приходилось. На Востоке обиды помнят долго, очень долго, а среди пуштунов ходит легенда, как один человек отомстил обидчику через сто лет и отомстив сказал — я поспешил. Поэтому служба безопасности ИСИ, и особая группа охраны президента, составленная целиком из тех, с кем он когда то служил — провела полномасштабную зачистку нескольких особо подозрительных селений. В некоторых были взяты заложники.
Президент прилетел на военно-транспортном самолете в последний момент. Боялся…
Моторы военно-транспортного С130, в который американскими специалистами была встроена специальная капсула, примерно такая же, какая встроена в самолет дл встречи астронавтов с околоземной орбиты все же были слышны, специальные маты, которые были призваны не только защитить салон от огня с земли, но и глушить издаваемые двигателями звуки — со своей работой не справлялись. Этот звук вызывал у президента нудную и мерзкую боль, такую, от которой хочется рвать и метать, только бы вырвать сидящую в голове занозу.
Президент летел в Рамзак, чтобы насладиться величием сотворенного им. Он смаковал этот момент, думал о нем с тех самых пор, как задумал то, что задумал. Он думал, что пещерный змей, рукотворное солнце, подвластное его рукам избавит его от страха. Но вместо этого — страх только усиливался.
Генерал Мухаммед Зия Уль-Хак чувствовал, что теряет контроль.
Страны подобные Пакистану — маленькие, нищие, удерживаемые только военной силой — нуждаются в некоей простоте понятности, сложность и запутанность им противопоказана. Вот есть страна, пусть маленькая, но своя. Вот есть враг, один, простой и понятный — в данном случае Индия. Вот есть враг внутренний — коммунизм, этот враг позволяет проводить репрессии, держать страну в узде одновременно держать в узде саму армию держать ее страхом перед возмездием за свершенное, которое, безусловно, наступит при размежевании.
Удивительно, но когда генерал уль-Хак планировал свою ядерную программу — им двигала не жажда завоеваний, им двигал страх. Простой банальный страх, от которого ядерное оружие казалось этакой панацеей.
Не стало.
Американцы играли какую-то свою игру. Соединенные штаты Америки, страна, которую Пакистан слепо поддерживал все время своего существования — ни разу даже разговора не шло о том, чтобы взять кредит у СССР, купить оружие или пригласить военных советников — теперь играло в какие-то игры, в которых Пакистану не было места. Еще когда Никсон "открыл" Китай — тогдашний премьер Бхутто понял, что пора переходит в другую весовую категорию, иначе будешь просто не нужен. А теперь — верный Ахтар принес папку, от содержимого которой похолодело на сердце. Агент, внедренный в индийскую разведывательную службу РАВ, доносил — американцы ведут переговоры с законным, коммунистическим афганским правительством, на самом верху афганской правительственной машины существует какая-то группа, которая вошла в контакт с американцами и поддерживает его. Суть обсуждаемых вопросов неизвестна — но какие вообще могут быть разговоры у американцев с коммунистами?
А и правда — какие? Генерал уль-Хак знал пословицу американцев — пусть сукин сын — но он наш сукин сын. Запросто могут и переиграть — так что Пакистану при новой раздаче не достанется не только карт, но и места за карточным столом.
Выходили из-под контроля экстремисты. Генерал уль-Хак, хоть и соблюдал демонстративно некоторые нормы шариата, в мусульманской стране иначе нельзя на самом деле был глубок атеистичен и верил в силу приказа, но не в волю Аллаха.
Пакистан всегда служил приютом изгнанником из Афганистана — а бегали еще от короля, проворовавшись, да и сколько переворотов было в этой нищей стране за двадцатый век, сколько крови пролилось — разительный контраст с Пакистаном, где британцы, уходя, оставили общество, где жестко поддерживается порядок. Беглые афганцы нужны были пакистанскому правительству для постоянного поддержания некоего градуса напряженности, неопределенности, для создания постоянной опасности внутренней смуты у соседа, ведь если е не создавать, если афганцы объединятся — быть может, они забудут про разногласия и попробуют силой вернуть отнятую британцами территорию, известную как "зона племен". Когда к власти пришел Хафизулла Амин — генерал уль-Хак, пришедший к власти чуть раньше его вздрогнул — уж слишком опасным, опасно похожим на него казался этот кабульский учитель, прошедший стажировку в США. Именно поэтому — он распорядился пошире распахнуть двери всем, кто бежит от террора и репрессий, создавая новую армию. Поток из Афганистана все нарастал, и генерал уже подумывал над тем, чтобы закрыть границы — но как раз вовремя появились американцы, и генерал нашел отличный способ зарабатывать на беженцах — за счет гуманитарной помощи и требований помощи военной под предлогом наличия советской угрозы. Он же с удовольствием "упал в долю", когда ему предложили крышевать торговлю наркотиками, которую развернул Хекматьяр и другие. Но потом стало происходить то, чего он не хотел и не желал.
Родилось новое поколение беженцев — те, кто пришел в лагерь еще совсем маленьким, тот, кто рос в лагере и никогда толком не видел Афганистан, а только слышал о нем по страшным рассказам старших. Они были одновременно и пакистанцами и нет, они росли на пакистанской земле, но в них не было страха. Они не боялись ни полиции, ни армии, ни бомбежек, не удушающих газов, которыми в свое время генерал угостил пуштунов — они ничего не боялись. Наоборот — муллы из Саудовской Аравии внушали им на своих лекциях ненависть к государству, к армии, к любому порядку, который выстроен не на шариате — а на шариате ли выстроен Пакистан и пакистанский порядок? Они готовились нелегально проникать, бандитствовать, взрывать, убивать — кого?! Да всех! Всех, на кого укажет полуграмотный фанатичный мулла в черной чалме, всех, про кого этот мулла скажет, что он действует не по воле Аллаха! И его тоже да, и его, и генералов, и армию, и государство Пакистан — всех, абсолютно всех. Последних из тех, кто родился без страха — генерал уничтожил в восемьдесят шестом во время подавления восстания африди и шинвари — но сейчас получалось, что взращивая врагов для соседей, он взрастил их и для себя тоже.
Старые главари — Хекматьяр, Халес — уходят, на их месте появляются новые — волки, чьи клыки знают вкус крови. В медресе проповедуют такое, что любой разумный правитель сожжет это медресе вместе со всеми, кто там будет, потому что то, что там говорят, направлено против ЛЮБОГО государства на земле. Но он не может этого сделать, не может приказать — потому что теперь не уверен ни в чьей верности. Слишком много офицеров его армии и разведки прошли через эти лагеря в качестве инструкторов и советников, участвовали в боях в Афганистане — за кого они воевали? За государств Афганистан или за Аллаха?
Пугали собственные генералы. Впервые за все время существования государства Пакистан, он что-то стал значит в международном масштабен, до этого про него упоминали лишь когда они вели войны с Индией и западному миру было глубоко наплевать на все происходящее в Пакистане. Генералы — когда это все только начиналось — были такие же, как и он, грубые, жестокие, атеистичные, антикоммунистичные. Но самое главное — они знали только одну руку. Только одна рука могла их и миловать и карать — это была его рука. Это очень важно, чтобы в стае всегда был один вожак, и он был сильнее всех в этой стае.
А что же было сейчас?
Кто-то — как Рахман — имеет выходы на Ближний Восток, на север Африки, на арабских шейхов, которые за месяц тратят денег больше, чем он зарабатывает за год, и легально и нелегально. На него завязаны поставки оружия, сделки с наркотиками, нелегальные сделки с обогащенным ураном. Его собственные счета за границей, наконец — он их тоже знает, президент не может заявиться в банк как рядовой вкладчик, все равно кому-то придется доверяться. Рахимутдин-хан, еще один человек, которому он раньше доверял почти безгранично — имеет выходы на наркосети, на радикальных исламистов — да на кого он только не имеет выхода. Генерал Хамид Гуль, начальник еще одной разведывательной службы — имеет дела с американцами, дела настолько тесные, что остается только догадываться — а не решена ли уже и его судьба. Все, все они — теперь уже не только его люди. А это опасно. Смертельно опасно.
Но самое страшное происходило на севере.
Обостренным чутьем загнанного зверя генерал уль-Хак понял — конец. Через несколько дней после произошедшего у русских переворота генерал Ахтар лично положил ему на стол справку о новых властителях страны Советов — там была какая-то странная система правления, коллегиально-единоличная, генерал так до конца и не понимал ее суть. Но то, что удалось достать генералу Ахтару, то что к этому присовокупил генерал Гуль, имеющий шашни с американцами и черпающий из этого источника, американцы должны были подкидывать информацию своему агенту — все это услужливо подсказало — все. Конец. Два человека на самом верху. Генерал госбезопасности Алиев и председатель советской разведки Багиров. Оба мусульмане- ни один ни другой не будут принимать как должное то, что происходит в Афганистане, ни одного из них не остановят "нормы международного права" — на Востоке принимают решения совсем по-другому и рассуждают другими категориями. Мусульмане у руля советской правительственной машины — мало кто понял, чем это светит в самом ближайшем будущем кроме генерала Уль-Хака. У себя достаточно насмотрелся. Если они и в самом деле управляют государством — им всем скоро придет конец.
Поглощенный своими невеселыми мыслями, президент страны и не заметил, как самолет совершил посадку — опытный летчик ювелирно притер машину к высокогорной полосе, этот аэродром был одним из самых высокогорных в мире. Он пришел в себя только тогда, когда услышал, как открывается грузовой люк самолета.
Самолет, едва только приземлившись, был окружен специальным отрядом охраны, они окружили самолет со всех стороны, выставив пулеметы. Только потом к машине подъехали несколько черных бронированных внедорожников, в которых было место для президента и его свиты. Из двух машин вышли встречающие — генерал Ахтар Абдул Рахман, начальник ИСИ и начальник генерального штаба генерал армии Рахимутдин-хан.
Уль-Хак шагнул им навстречу, сухо поздоровался. Подозрительно глянул в лицо Рахимутдин — хану.
— Где генерал Гуль?
Поделиться книгой: