— Зачем пацанов моих убили?!. — Кого? — вздернул белесые брови Норвежец и расстегнул пуговицу на рубашке.
— Ребят, что со мной были, — пояснил Болт. — Алана, водителя моего, Рашида…
— Не будем время терять, — пренебрежительно махнул рукой Норвежец, — Жора мне еще не докладывал. Потом разберемся с твоими пацанами. Меня другие Проблемы волнуют.
— Ничего себе проблемы! — возмутился Болт. — Ни за что ни про что пацанов замочили! Мы же на Плешивого работаем!
— А то я не знаю, — высокомерно перебил его Норвежец, — ну и дураки, что работаете. Что вы от него имеете? На что этот мухомор годен? Вот скажи ты сам, какие-нибудь приличные бабки ты имеешь? Ни хрена. Твой Плешивый может только с умным видом про воровские понятия рассуждать да долю в свой общак поганый требовать. Но и это меня не волнует. Короче, мне от тебя вот что нужно. Ты сегодня встречался в гостинице «Прибой» на Пионерской с двумя заезжими барыгами. Что им тут нужно? И что Плешивому понадобилось от них?
— Блин… Так нельзя было просто попросить, что ли?.. — начал было Болт.
Но Норвежец повысил голос:
— Я тебя, щенок, не прошу, а спрашиваю! А ты отвечай и не умничай! Все равно ответишь. Не по-хорошему, так по-плохому. Догадываешься как?
— Догадываюсь, — вздохнул Болт, которому сразу стало тоскливо. Нехорошие предчувствия о том, что живым он отсюда вряд ли выйдет, усилились.
Норвежец с неприятной ухмылкой наблюдал, как побледнел его собеседник.
— Так будешь говорить или как?
Мысли вихрем промчались в голове у Болта. Какой толк корчить из себя Зою Космодемьянскую на допросе? С Норвежцем шутки плохи, о Норвежце такие по городу байки ходят, что от них волосы встают дыбом. Он церемониться не любил: если что не по нем — мочит без разговоров. Что Бабая, что… За Норвежцем числилось десятка два жертв, и Болту вовсе не улыбалось пополнить их скорбный список.
— Буду! — слишком поспешно почти выкрикнул Болт. И ему сразу же стало легче. На Норвежца он не смотрел: было противно от одного его вида, как и от собственного предательства. Перед собой он мог оправдаться только тем, что на его месте любой бы раскололся. Какая разница когда? Зачем доводить дело до пыток? — Плешивый им дал сутки на то, чтобы из города убраться… — механическим голосом отчеканил он. — Там их двое. Один русский, Андрей Петраков, здоровенный такой лось. Другой таджик Махмуд. Я им передал приказ Плешивого. Таджик явно перепугался. А русский ни хрена, но он у них не главный. Все решает этот Махмуд.
«Норвежец слушал его внимательно, запоминая каждое сказанное слово. Его по-рыбьи выпуклые глаза занижали. Болт исподлобья глянул на него и подумал:
— Ведь он меня все равно не отпустит. Ни хрена не отпустит. Убьет, паскуда!» Странно, но мысль о смерти даже не испугала его. Он уже и так был слишком напуган.
— Ну, вот и все, — подвел итог Болт. — Скорее всего, завтра к ужину они съедут. — Он шумно сглотнул слюну.
— Что со мной будет?
Норвежец встрепенулся и фальшиво хохотнул:
— А кому ты нужен? Катись на все четыре стороны.
«Врет!» — подумал Болт, но все же в душе забрезжил лучик надежды.
— Жить ты будешь, не боись. — усмехнулся Норвежец, — Только сначала мы вместе к этим чучмекам съездим.
— Я-то вам зачем?
— Ну, тебя они уже знают. Эти барыги сейчас запуганы, могут вообще дверь не открыть. А так… Сейчас по-быстрому к ним смотаемся, ты меня с ними сведешь — и вали.
Но Болта это уже никак не устраивало. Одно дело под угрозой пыток слить информацию, и совсем другое чуть не посредником у Норвежца выступать. Плешивый его за такое дело по головке не погладит.
Ага, — зловеще нахмурился Норвежец, увидав, как Изменилось выражение лица Болта. — Сомнения тебя одолели? Ну, я сейчас их развею… Жора! Болт отпрянул. В дверном проеме тут же показался боевик. Сейчас он был без куртки, на костлявых плечах болталась застегнутая на все пуговицы черная рубаха. У Болта закружилась голова, на него пахнуло сырым бетоном и плесенью. Сразу представилось, как этот выродок направляет на него паяльную лампу.
— Не надо, простонал он, — я поеду. Конечно, поеду.
— Ну и ладушки! — Норвежец потер руки. — И смотри, парень: без фокусов там. Жорик постоянно будет тебя на мушке держать. Понял?
— Ясно, — прохрипел Болт, ссутулившись на стуле и уронив вихрастую голову в ладони. — Можно еще глотнуть?
Норвежец вышел. Болт поднял глаза и стал смотреть, как Жорик наливает водку. Потом принял от него стопарь и опрокинул в глотку, абсолютно не чувствуя обжигающей горечи. Жорик маячил сбоку. Эта его черная, наглухо застегнутая рубашка казалась чуть ли не сатанинским саваном, и Болт отчетливо ощущал исходивший от бандита странный запах. Что-то приторно-цветочное и до тошноты омерзительное.
Стремительно вошел Норвежец, жуя зажженную сигарету. Он успел переодеться в двубортный коричневый костюм. Тупоносые полуспортивные ботинки на толстой каучуковой подошве смотрелись угрожающе.
— Жора, собирай ребят, — на ходу бросил он, — на трех машинах поедем.
Он подошел к шкафу, открыл дверцу и стал рыться внутри. Достав из-под вороха одежды пистолет и коробку патронов, стал снаряжать обойму. К уголку рта прилипла наполовину выкуренная сигарета, дым струился вверх, попадая ему в глаза, и Норвежец щурился. Было видно, что он здорово возбужден предстоящим мероприятием. Вставив обойму, он резко передернул затвор и наставил пистолет на Болта.
— Смотри, парень, если там что-то пойдет не так или приведешь не туда… Я тебя первого самолично ухлопаю.
Зашел незнакомый Болту боевик и доложил, что все готово. Норвежец кивнул:
— По коням!
Они вышли во двор. Только тут Болт понял, что они находятся за городом. Его привезли в двухэтажный дом, судя по облупившемуся фасаду довольно старый. Возле трех одинаковых джипов слонялось человек десять или двенадцать. Замыкал короткую автоколонну тот самый «лендкрузер», на котором привезли Болта. Норвежец остановился на ступеньках, сплюнул окурок на землю и оглядел свою братву.
— Поехали, пацаны! Едем на Пионерскую, в гостиницу «Прибой».
— И, указав на стоявшего рядом с ним Волта, добавил: — Вот наш провожатый.
Глава 7
—…А потом подвалили еще три наших пацана в джипаре, повылезали, вынули стволы из плащей и, блин, начали шмалять одиночными, как Клинт Иствуд в том Шестерне, где он с мексиканцем на пыльной дороге дуэльку устроил. И сразу всех троих охранников помочили, а водила, сидевший в кабине броневика с инкассацией, шевельнуться не смог, так перетрухал, бедолага, хотя у него под сиденьем был на всякий случай припрятан «калаш» с усеченным стволом. Вскрыли мы двери… энаешь как? Я из «мухи» шарахнул по дверкам — они и распахнулись, будто их швейцар отворил! — И Зарецкий захохотал, не разжимая зубов, чтобы не выронить недокуренную «беломорину». — Так вот и прошло мое боевое крещение на большой дороге. А потом этих экспроприации было столько, что я уж и со счета сбился… Степан Юрьев сидел рядом с Сашей Зарецким на заднем сиденье того самого джипа, в котором они с Варягом пару ночей тому назад добрались с приключениями от железнодорожного полустанка Заозерье до Петербурга. Как и в ту лихую ночь, за баранкой сегодня сидел Шурик Журбин — рослый пацан с курчавой рыжей шевелюрой, который мурлыкал себе под нос невразумительную мелодию.
Степан направлялся в Мурманск и еще не знал, что его там ждет. В багажнике джипа лежал черный «дипломат» с двойным дном, в котором покоилась разобранная «тулячка» — тульская винтовка с оптическим прицелом, сделанная по специальному заказу виртуоза-киллера двенадцать лет назад, как раз в ту пору, когда Сержант отправлялся выполнять первое задание Варяга.
Выехать из Питера на джипе Сержанту посоветовал Рома Филатов: он счел, что это если и не быстрее, то, по крайней мере, безопаснее, чем добираться туда самолетом. Водитель Шурик Журбин знал трассу назубок, причем выбирал проселочные дороги, чтобы не светиться лишний раз ментам патрульно-постовой службы, и за световой день обещал доехать.
Местом назначения их автопробега был Петрозаводск, откуда Степан должен был на поезде доехать до Мурманска и остановиться в небольшой гостинице «Прибой» — там у него был забронирован номер на имя Виктора Ивановича Синцова. Сержант специально выбрал себе пристанище подальше от центра.
Чтобы скрасить дорожную скуку, Саня Зарецкий травил скабрезные анекдоты да сыпал байками из своей богатой на удивительные события разудалой жизни. Когда-то он учился ни много ни мало на историческом факультете Московского университета, интересовался западным искусством и готовился стать экспертом по живописи северного Возрождения. Но искусствоведа из него не вышло: судьба сыграла с Саней коварную шутку.
Сговорился он как-то с оборотистыми американцами переправить за океан двенадцать полотен советских авангардистов, да и погорел на таможне… В тот год — дело было в мохнатом 1984-м — Андропов закрутил гайки, да так сильно, что кому-то вместо гаек яйца выкрутил… Словом, залетел Зарецкий на «пятилетку», отсидел от звонка до звонка в Пермской области, там закорешился с ленинградскими блатными и после отсидки пошел уже по новой — воровской стезе, и покрутившись на Вологодчине пару лет да пощипав тамошних ротозеев, Саня перебрался в Ленинград, где обнаружил множество маленьких клондайков, мимо которых ходили неискушенные ленинградские урки. Увидя, что под ногами у них валяется настоящее золото, надо только нагнуться и поднять. Хваткий Саня нагибаться не ленился, почему и опередил многих и в славные девяностые уже был одним из крупнейших в Северной столице скупщиком ювелирки — но не краденой, а мастерски выманенной и выменянной у простодушных обывателей. Правда, к тому времени в городе на Неве развелось немало таких же, как и он, искусствоведов с наколками на пальцах. И на Саню стали конкретно наезжать. А он не будь лох — напомнил о себе старому корешу по пермской зоне Роману Филатову только-только поставленному в Питер смотрящим. Филат взял Зарецкого под свое крыло и помог отмазаться от наглых конкурентов. Когда же в конце девяностых пиарский ювелирный рынок подмяли чеченцы, которые щедро отстегивали в городской обшак, пришлось Сане переквалифицироваться. Филат отдал ему на откуп автомобильный рынок — и тут он тоже преуспел: скоро ни одна мало-мальски солидная иномарка, пригнанная через Калининград из Европы, не ставилась на учет в ГАИ Петербурга без негласной санкции Александра Зарецкого…
— Ну а сам-то каким ремеслом промышляешь? — добродушно осведомился Зарецкий, закуривая очередную папиросу. — Что-то особенное?
Сержант степенно пожал плечами и засмотрелся н окно.
— Да понимаешь ли, Саня… Ремесло обычное. Курьер я. — И, помолчав, усмехнулся: ему понравился собственный ответ. Он вспомнил про тульскую винтовку,
спрятанную в кожаном «дипломате», с которым он пересекал государственные границы трех десятков стран мира на четырех континентах.
— И чего же перевозишь? — не унимался говорливый спутник. — Золото-бриллианты?
— Вроде того, — кивнул Степан. — Спецгрузы…
Питерский искусствовед, явно не удовлетворенный уклончивым ответом, сменил тему:
— Я только не пойму — ну, прибудешь ты в Мурманск, и что ты там в одиночку надеешься разведать? Ты же никого в городе не знаешь. Ни среди братвы, ни из ментов, так что ни к кому не подступишься. А про разборки Филата с Норвежцем прохожие на улице не базарят и в газетах не пишут…
Саня Зарецкий не знал, да и знать ему было незачем, что перед самым отъездом Филат дал Сержанту мобильный номер Николая Петровича Заворотова, которого сам загодя предупредил о визите важного гостя из Москвы и попросил доверять ему, как отцу родному. Саня! Зарецкий не знал, что, устроившись в занюханной гостинице, Степан сразу же свяжется с Заворотовым и они договорятся о встрече, чтобы обсудить текущие дела и самое главное дело, ради которого ехал посланец Варяга в далекий северный порт…
Он почти не обращал внимания на пейзажи за окном, думая о предстоящем деле. Не в первый, не в десятый и не в двадцатый раз Сержанту предстояло охотиться вслепую. Хотя сейчас мурманский смотрящий отвечал за полное информационное обеспечение его секретной миссии в заполярном городе. Да и Варяг перед отбытием Степана дал ему четкую наводку: Плешивый собирался встречаться с Таганцевым для серьезного разговора, который, если не приведет к разрешению всех разногласий, станет последним, после чего в игру должен будет вступить Сержант и использовать свой последний решающий аргумент… Тот, который покоился в черном кожаном чемоданчике «дипломате». В Петрозаводск прибыли в сумерках. Распрощавшись с Зарецким и Журбиным, Степан выкупил забронированный билет на скорый поезд «Арктика» и устроился в купе мягкого вагона. Ночь ему, к счастью. Предстояло провести в одиночестве: не слишком любил Степан Юрьевич бессмысленные разговоры со случайными попутчиками.
На привокзальной площади в Мурманске он сел в пошлую «Волгу» с еле заметными шашечками на боку и попросил отвезти себя в гостиницу «Прибой». Водила — долговязый сухощавый дядька лет пятидесяти с лишком в потертом полушубке и шерстяных офицерских перчатках недоуменно хмыкнул: об этой гостинице он услышал первым, и ему пришлось вылезать из своей «волжанки» и топать к скучавшим таксистам уточнять маршрут. — А что, командир, вечерами тут у вас не опасно по улицам ездить? — как бы невзначай поинтересовался Сержант, когда «Волга» свернула с освещенного центрального проспекта на темную боковую улицу.
— Да какая опасность? — с готовностью ответил водитель, явно обрадованный тем, что молчаливый пассажир подал наконец голос. — У меня же не джип, не «бэха» И не «мерс». На мою старуху кто позарится? У нас тут Шустрят какие-то пацаны за городом. Но они бомбят только крутые тачки.
— А разве менты не могут их осадить? — лениво бросил Сержант, вдруг почувствовав, что болтливый таксист может выдать ему ценную информацию, если его умело подвести к этому.
— Менты? — хрипло усмехнулся таксист. — Ты что, Мурманске никогда не бывал?
— Был тут как-то, еще при совке. С тех пор в первый раз в вашем городе, — не покривил душой Сержант.
— Понятно. Ну, тогда прослушай политинформацию. Мурманские менты давно уже в доле и с этим лихачем и вообще со всеми местными уркаганами. Ментура у на вообще интересная. Был туг такой начальник областной УВД генерал-майор Топтыгин… Представляешь! — Водила даже полуобернулся к пассажиру и в улыбке обнажил три стальные фиксы в углу рта. — Генерал Топтыгин! Настоящая фамилия, не кликан! Так вот, Топтыгин этот поставил всех коммерсантов на уши… Чтоб дань ему плати» ли да всякие любезности оказывали. Полгода назад…
— Погоди, командир. — Сержант подался вперед, положив руку водиле на плечо. — А что же у вас в городе только «красная крыша» и есть? А как же местные блатари? Я слыхал, в славном городе Мурманске криминал не дремлет…
— А что ж ему дремать, коли наш криминал и наша милиция в одной упряжке скачут — и непонятно, кто кого погоняет.
— Но есть же в городе хозяин, которому все подчиняются? Это ваш Топтыгин, что ли?
— Топтыгин — мелкая сошка! Да и нет уж этого Топтыгина… То ли зону топчет, то ли… Сняли Топтыгина в прошлом году. Он же у Таганцева был в услужении, выполнял его наказы. В общем, лежал под Таганцевым покорно и смирно, как шлюха под клиентом.
Вот и вырвалась нужная Сержанту фамилия!
— Таганцев? — словно припоминая что-то, протянул Сержант. — Не тот ли это Таганцев, в которого стреляли… А он потом в Норвегию подался.
— О! А говоришь, про наш город ничего не знаешь! — обрадовался водила. — Таганцев у нас городской Соловей-разбойник. Точно: был он в Норвегии. А знаешь почему? — Водила помолчал, ожидая нетерпеливого вопроса, но пассажир не проронил ни слова. — Его чуть не завалили.
к» Конкурирующая фирма? — спросил Сержант. И— Да нет же! Менты! Это еще до Топтыгина было. Норвежец… Это у Таганцева кличка такая, он с норвежцами уже много лет бизнес ведет. Так вот, Норвежец давно был на ножах с милицией. До Топтыгина тут много лет сидел один генерал. Классный, между прочим, мужик был, правильный. В городе уважали его, даже бандюганы местные и те перед ним шапки снимали. Но с Норвежцем сразу не поладил. Дело дошло до стрельбы. И Норвежец от греха подальше слинял в Норвегию. А потом прежний начальник УВД вышел на пенсию или, как говорили, его туда ушли. И Норвежец враз домой вернулся, у ментов появился Топтыгин, и с Норвежцем они быстро спелись на почве общих финансовых интересов… И водила не договорил. Резко притормозив, он свернул к трехэтажному кирпичному дому с кое-где освещенными окнами и с усмешкой объявил:
— Прибыли, начальник! Вот твой отель «Прибой»!
Сержант осмотрел здание и наметанным глазом определил: пожарная лестница идет от крыши до земли по торцу, служебный вход должен быть сзади, охранной сигнализации явно нет… Он и сам не знал, зачем сделал эти умозаключения, но въевшаяся за многие годы привычка Оценивать места своего временного пребывания на предмет личной безопасности срабатывала автоматически. Так говоришь, Норвежец туг у вас царь и бог? Никомy не подчиняется, со всеми на ножах? — как бы рассеянно переспросил он, надеясь выудить из словоохотливого таксиста еще хоть какие-то крохи информации.
Норвежец умудрился поссориться со всеми, с кем только возможно. Даже с Плешивым.
— С кем? — изобразил недоумение Степан. — Что за Плешивый? Очередной начальник УВД?
Водила усмехнулся, принимая сотенную бумажку р собираясь отсчитать сдачу.
— Да нет, нынешний ментовской начальник генерал Смоленцев и Норвежец — кореша до гроба! Плешивый это здешний смотрящий… Знаешь, что это за должность такая?
— Слыхал, — кивнул Степан и мягко отстранил руку водилы, в которой тот сжимал мятые десятки. — Оставь себе, брат. И на какой же почве размолвка вышла?
Водила обрадовался щедрости пассажира и заговорил с угодливыми интонациями:
— Порт с леспромхозом никак не могут поделить. Да много чего… Норвежец тут сколотил войско из лихих ребят, которые пацанам Плешивого войну объявили. Так что…
— Так что в городе идет война! — тихо закончил Сержант. — Слушай, брат. — Его вдруг осенила дельная мысль. — А тебя вызвать каким-то образом можно? На заказ… Ну, если мне надо будет куда-нибудь съездить. По городу или за город.
— Это завсегда пожалуйста! — оживился водила. — Барыкин я, Май Трофимович! Вот я тебе сейчас телефон дам… Это не диспетчерская, а это мой домашний. Звони в любое время. Если меня не будет и супруга подойдет, так ты ей скажи, для Мая Трофимовича, мол, заказ… Я приеду, не сомневайся!
— Ну, бывай, Май Трофимыч! — улыбнулся Сержант. — А меня… Виктором Ивановичем кличут. Запомни: из гостиницы «Прибой».
Степан вошел в тускло освещенный вестибюль и направился к стойке портье. Навстречу ему неспешным шагом, засунув руки в карманы темной куртки с меховым воротником, топал высокий молодой парень с белобрысым «ежиком». С виду белобрысый был похож на борца: широкие плечи, крепкие руки, уверенная тяжелая походка. Он двигался прямиком на Степана, точно не замечал его, ожидая, что незнакомец посторонится и уступит ему
дорогу. Но сержант прямым курсом пошел на сближение. Когда между ними оставалось с полметра, блондин глянул на коренастого невысокого дядьку с черным «дипломатом» в руках, поймал колючий взгляд его немигающих серых глаз и невольно уклонился вправо.
Сержант спокойно продолжал свой путь к стойке портье, а парень сквозь зубы глухо выматерился и толкнул ногой рифленую алюминиевую дверь. Казалось, он и сам понял, какая незримая сила заставила его, несмотря щ клокотавшую в нем злобную решимость, уступить дорогу незнакомцу.
Степан остановился перед стойкой, обтертой тысячами рукавов, и вежливо поприветствовал портье — сонного дядьку в дрянном пиджачишке и мятом узком галстуке. Перед ним на прилавке стояла выцветшая от времени табличка: «Свободных номеров нет».
— У меня одноместный забронирован, — спокойно объявил Сержант и, не дожидаясь ответа, протянул паспорт с привычно вложенной туда пятидесятидолларовой купюрой.
У дядьки сон мигом как рукой сняло, он угодливо осклабился и вроде бы даже заурчал, словно сытый кот, сгреб ладонью паспорт и сноровисто протянул гостю бланк и шариковую ручку. Степан заполнил нужные графы и спросил:
— Телефон там есть?
— Есть, — буркнул портье. — И мини-бар. И горячая вода.
— В мини-баре? — среагировал Сержант,
— В кране! — не без удивления поправил непонятливого постояльца портье и протянул ключ на увесистом грушевидном брелоке.
Расположившись в тесноватом номере с видом на заброшенную стройку, Степан первым делом набрал номер Плешивого. Но к телефону никто не подошел. Тогда гость, не раздеваясь, прилег на тахту и мгновенно уснул.
Его разбудил отдаленный рев мощных дизельных движков. Еще даже не разлепив веки и инстинктивно сунув руку под подушку, Сержант вспомнил, что от усталости свалился спать замертво и даже не выложил ствол из пальто. Досадливо отругав себя за головотяпство, Степан поглядел на часы и понял, что проспал без малого четыре часа. Он привстал на локте и прислушался. К гостинице подкатили несколько машин. Три или даже четыре. Скорее всего, джипы.
Мурманск — город лихой: тут джипанами на улице никого не удивишь. Но чтобы к какой-то захудалой гостиничке на окраине подвалил сразу целый конвой — это странно и подозрительно. Уж не по его ли душу? Не выслал ли Плешивый за ним эскорт? Степан встал, подошел к вешалке, нащупал во внутреннем потайном кармане темно-синего кашемирового пальто «беретту» и, взведя курок, на цыпочках подошел к двери. Осторожно приоткрыл ее так, чтобы образовалась узенькая щелка, и прислушался. В коридоре не было ни души. Он закрыл дверь и задумался. Подойдя к окну, выглянул на улицу, но окно за стеклом стояла кромешная тьма.
Он включил телевизор и уставился в экран: показывали старый американский вестерн, который он не раз видел в Штатах, но забыл название. Однако сосредоточиться на сюжете ему не удалось: на улице снова взревели автомобильные моторы и их рокот быстро растаял в ночи.
«Значит, не за мной, — подумал Сержант, — а то я уж губы раскатал…» Он выключил телевизор и, забравшись под тонкое одеяло, уснул опять.
Глава 8
От противных местных сигарет першило в горле, Ио Петраков продолжал упрямо затягиваться дымом, Стоя возле кресла и разглядывая уже опостылевший вид Щ гостиничного окна.
Это катастрофа. То, что случилось, иначе не назовешь. Как могло такое произойти? Он уже видел себя влиятельным человеком в Мурманске, ответственным зa все азиатское направление. А что теперь? Опять возвращаться в знойные горы, ползать в грязи, ежедневно рискуя получить пулю в лоб? Опять командовать стадом тупоголовых таджиков? Опять пресмыкаться перед стариком Саидом? От отчаяния он готов был заорать И биться головой о стенку. Все пошло прахом, все! И из-за чего? Из-за кого? Из-за местного авторитета, из-за Юра, которому, видите ли, западло крышевать наркоторговлю. Урод!