Письма 1833-1854

Диккенс Чарльз

Письма 1833-1854

Чарльз Диккенс

Письма 1833-1854

CHARLES DICKENS

LETTERS

1833-1854

Редактор переводов Я. Рецкер

1

РИЧАРДУ ЭРЛУ *

Кавендиш-сквер, Бентик-стрит *, 18,

четверг, 6 июня 1833 г.

Сэр, надеюсь Вы простите, что я взял на себя смелость обратиться к Вам с покорнейшей просьбой. Но поскольку Вы были так добры, что с похвалой отозвались о моих способностях репортера, поскольку Вы имели случай читать мои заметки и можете судить о моей добросовестности и прочем, я счел возможным обратиться к Вам с просьбой сугубо личного характера. Все свои надежды я возлагаю на Вашу доброту, ибо единственное, что может послужить извинением моего поступка, - естественное желание расширить круг моих обязанностей.

Во время перерыва между сессиями у меня почти совсем не бывает работы. Нужно ли говорить, что у меня чрезвычайно мало оснований желать, чтобы подобное состояние продолжалось и впредь. Зная, что в ходе исполнения возложенных на Вас обязанностей Вам, очевидно, нередко приходится уделять часть своего внимания организации разного рода комитетов и комиссий, которым требуются услуги стенографиста, я решил взять на себя смелость просить Вас рекомендовать меня в качестве стенографиста, если Вы, конечно, сочтете возможным удовлетворить мою просьбу. Поверьте, сэр, я понимаю, как высоко следует ценить рекомендацию, полученную от Вас, и надеюсь никогда не дать Вам повода пожалеть, что она была дана недостойному.

Не смею долее докучать Вам, сэр, и еще раз прошу простить меня за обращение к Вам с просьбой. Могу ли я надеяться, что Вы не сочтете ее слишком большой дерзостью с моей стороны и, следовательно, совершенно недостойной Вашего внимания?

Ваш преданный слуга.

2

ГЕНРИ КОЛЛЕ *

Бентик-стрит,

вторник утром, декабрь 1833 г.

Дорогой Колле,

Я намерен, заручившись любезным согласием Вашим и Вашей супруги, как-нибудь вечерком на этой неделе посетить Вас. Впрочем, пишу я Вам не затем, чтобы торжественно возвестить столь важную новость, а чтобы просить миссис К. сообщить мне свое мнение об одном моем очерке (первом из целой серии), появившемся в последнем номере журнала "Ежемесячник" (не спутайте с "Новым ежемесячником"!). У меня нет лишнего экземпляра, который я бы мог Вам послать, но если журнал попадется Вам на глаза, разыщите в нем мой очерк. Это - тот самый, который Вы видели у меня на столе, только название его из "Воскресенья за городом" превратилось в "Обед на Поплар-Уок". Я знаю (или по крайней мере мне так кажется), что Вы не без интереса относитесь ко всему, что касается меня, и поэтому решаюсь сделать Вам сие тщеславное сообщение.

Передайте мои наилучшие пожелания миссис К. "Итак, покамест больше ни слова", мой дорогой Колле, от искренне Вашего...

От волнения моя рука так дрожит, что я ни одного слова не могу написать разборчиво.

3

ГЕНРИ КОЛЛЕ

Бентик-стрит,

пятница утром, 1834 г.

Дорогой Колле, только вчера вечером я вернулся от дядюшки из Норвуда *, где провел всю прошлую неделю в трудах и заботах и куда сегодня снова должен вернуться. Мне не передали Вашего письма, и поэтому я не буду иметь удовольствия встретиться с Вами в пятницу вечером, ведь я узнал о приглашении слишком поздно.

Редакция "Вора" оказала мне честь *, выбрав для своего журнала из всех представленных статей мою, и теперь Вы сможете прочесть ее там, пожертвовав всего лишь тремя пенсами (если, конечно, уже не истратили двух шиллингов и шести пенсов).

Я получил в высшей степени любезное и лестное предложение от "Ежемесячника" писать для этого журнала, но насколько эти джентльмены спешат получить статью, настолько же не чувствуют никакой спешки, когда речь заходит о презренном металле *. Однако я договорился с ними, и если наш журнал закроется, следующей моей статьей будет "Любительские театры", после чего я напишу "Лондон ночью". Покончив с этим, я, благословись, приступлю к серии статей, для которой уже довольно давно собираю заметки и которая будет называться "Наш приход". Если статьи эти будут иметь успех, хотя печатать их все-таки немного опасно, я отдам "Ежемесячнику" свой новый роман, который хочу начать, чтобы они печатали его небольшими частями. Если же с ними ничего не выйдет, попробую договориться с "Метрополитэн".

Не знаю, надолго ли мне придется задержаться в Норвуде, и, как мне ни хочется увидеть Вас, не могу сказать, когда мы сможем встретиться. Но как только я вернусь, пусть даже на один вечер, я немедленно явлюсь в Ньюингтон и непременно воспользуюсь случаем навестить Вас дома. Заботы (в виде массы статей, планов и проектов) и радости (в виде пары прелестных черных глаз) требуют, чтобы я вернулся в Норвуд. Это, конечно, очень властный голос, и я должен повиноваться.

Пожалуйста, передайте от меня привет Энн (надеюсь, у меня уже есть на это право). Мне будет очень приятно, если Вы согласитесь подумать над моей просьбой. Когда возникнет необходимость заполнить вакантное место крестного отца для юной леди или юного джентльмена (кому бы из них он ни понадобился), пожалуйста, имейте в виду мою скромную кандидатуру. Намекните об этом поделикатнее своей "хозяюшке".

Жду ответа с особенным нетерпением.

Ваш верный и преданный друг.

4

МИСС КЭТРИН ХОГАРТ *

Фернивалс-инн,

четверг вечером, 29 октября 1835 г.

Моя дорогая Кэти,

Уже скоро восемь, а я и не принимался за очерк; я даже не придумал еще темы. Надеюсь, ты простишь мне краткость этой записки и поверишь, что она вызвана единственно желанием поскорее увидеть тебя завтра утром.

Посылаю с Джорджем (который любезно согласился передать эту записку) вместо Фреда *, отлучившегося по делам, книжку, в которой имеется "Жизнь Сэведжа" *. Я загнул страницу. Пожалуйста, читай внимательно; я не сомневаюсь, что тебе с твоим вкусом это должно очень понравиться. Если же будешь читать небрежно, книга может показаться сухой. Я написал Макроуну * относительно "Руквуда" *, и уверен, что завтра уже получу книгу.

Сердечный привет матушке и Мэри. Напиши же, как и что.

Всегда твой, моя любимая...

5

ДЖ. П. ХУЛЛА *

Фернивалс-инн, 13,

пятница вечером, 6 ноября 1835 г.

Дорогой сэр, к сожалению, обязанности, связанные с моей работой в "Кроникл", помешают мне иметь удовольствие увидеться с Вами завтра. Не могу уговариваться с Вами и на следующий день, так как, возможно, буду опять занят в газете. Как только я узнаю наверное, что в моем распоряжении появится час-другой (а это, скорее всего, может случиться либо в четверг, либо в пятницу), буду умолять Вас о свидании, с тем чтобы обсудить один весьма важный вопрос.

Я надеюсь убедить Вас в необходимости отказаться раз и навсегда от Вашего венецианского замысла, и вместо него всю пьесу сделать английской. По правде сказать, ни одна из сценок, какие я набросал для оперы под названием "Гондольер", мне не нравится; а когда я вспомню, каким успехом пользовались многие из наших старых английских опер и как они в самом деле были хороши, меня все больше тянет взяться за какой-нибудь простенький сельский сюжет. Мне нравится в этой идее то, что такая пьеса не потребовала бы больших расходов и вместе с тем дала бы возможность использовать множество эффектных положений. Для "Гондольера", с другой стороны, понадобятся статисты в большом количестве и довольно дорогие декорации. Прибавьте к этим соображениям и то, что мы с Вами гораздо легче и успешней могли бы работать над английской пьесой, где все действуют и разговаривают, как люди, которых мы привыкли встречать и о которых привыкли разговаривать каждый день. Я думаю, что Вы со мной согласитесь.

У меня тут есть небольшой рассказ, который я еще не печатал и который, по-моему, было бы нетрудно переделать в пьесу. Если Вы одобрите мою мысль, я осуществлю ее в один миг, если же нет, примусь разрабатывать Ваш первоначальный замысел, но должен откровенно признаться, что в Англии я себя чувствую дома, Венеция же для меня и впрямь чужбина.

Если Вы найдете время поразмыслить над всем этим, у Вас, вероятно, к нашей встрече будет уже готовое решение.

Искренне Ваш.

6

ДЖОНУ МАКРОУНУ

Фернивалс-инн,

среда, после обеда, 9 декабря 1835 г.

Сэр! Ни пробной страницы, ни корректур я не получал. Надеюсь, что больше задержек уже не будет и что мы оба - я и Крукшенк * вскоре получим все. Не соблаговолите ли Вы сообщить мне, что Вы успели сделать?

Я чрезвычайно польщен Вашим мнением о Ньюгете - ни в настоящем, ни в будущем ничьи похвалы не могут доставить мне больше радости, чем Ваша. Те два места, о которых Вы говорите, я пропустил не случайно, а сознательно и решил отказаться от них по зрелом размышлении. Что касается миссис Фрай *, я увидел в редакции какую-то квакершу и, повернувшись к Вам, сказал в шутку: "Вот миссис Фрай"; но была ли то в самом деле она или еще какая-нибудь добрая квакерша, каких много на свете, - одному богу известно; я даже не уверен в том, что она жива; а если даже жива, то она, должно быть, старше той дамы, которую мы с Вами видели. Теперь насчет Кухни. Я не знаю, в каком другом месте я мог бы ввести этот эпизод, не ослабляя эффекта последующего описания. Я решил его выпустить, на всякий случай, - ведь какие-нибудь щепетильные глупцы, которые смотрят на вещи иначе, чем мы с Вами, могут найти нечто отталкивающее, отвращающее в самой идее. Когда я получу корректуру, я еще раз взгляну на это место и попробую вставить его куда следует en passant {Мимоходом (франц.).}.

И последнее, об исправительном доме. Я писал Крукшенку и просил его дать мне записку к Честертону *, чтобы еще раз побродить по тюрьме. Впрочем, я бы предпочел не описывать ее здесь. Тюремное заключение сроком на один год, каким бы суровым оно ни было, никогда не вызовет того острого интереса у читателя, какой вызывает смертный приговор. Топчак не может завладеть человеческим воображением в той же мере, что и виселица; Хогарт, например, а его суждением не следует пренебрегать, так как у него многолетний опыт, говорит, что, по его мнению, еще один тюремный очерк может ослабить 'ффект первого.

Всегда и искренне Ваш.

7

ДЖОНУ МАКРОУНУ

Четверг утром,

7 января 1836 г.

Дорогой сэр,

Я не стал заниматься сочинением нового заглавия для очерков, и поэтому большая часть книги, если не вся книга, уже набрана. С техникой этого дела я незнаком и, признаться, не понимаю, как можно заменить слова: "Очерки Боза", когда они значатся уже на каждой странице, - не уничтожая всего тиража. Если Вам придет в голову какое-нибудь другое заглавие, сообщите, пожалуйста, я буду рад и подумаю; единственное соображение, которое заставляет меня держаться за мое старое заглавие, - это то, что оно скромное и простое - два качества, которыми начинающему писателю не следует пренебрегать. Джордж Крукшенк заходил ко мне в понедельник и сказал, что к концу недели пришлет мне записку с приглашением провести у него вечер и посмотреть его офорты. Он, должно быть, даст о себе знать либо сегодня вечером, либо завтра, и тогда я тотчас зайду к Вам.

Я чрезвычайно польщен суждением Эйнсворта о "Посещении Ньюгетской тюрьмы" и его очевидным сочувствием к нашим делам. Видел ли он "Черную вуаль"?

Искренне Ваш.

Не пора ли давать объявление? Все меня об этом спрашивают.

8

ТОМАСУ БИРДУ *

Вторник днем,

2 февраля 1836 г.

Мой дорогой Бирд,

Леметр заходил ко мне сегодня утром, чтобы поговорить о том, что нам делать, и я предложил ему следующий план, с которым он тут же согласился. Партию несогласных составляете Вы, я, Леметр, Гарфилер и Уотс. Пусть завтра днем, когда все приготовления к сессии будут окончены, один из нас (я не возражаю против того, чтобы это был я) скажет, что мы пятеро хотим поговорить с Истхопом *, - само собой разумеется, что с теми, кто уже поставил свою подпись, мы не будем входить ни в какие контакты. После этого мы скажем, что, поскольку среди нас возникли разногласия, мы хотели бы получить вполне определенный ответ и уяснить себе, будут ли те, кто отказался поставить свою подпись, уволены по истечении срока настоящего договора. Если ответ будет утвердительный, то мы письменно выразим наш протест и объявим о своем намерении заключить первый же годовой контракт, который нам предложит любая редакция. Если же Истхоп не станет настаивать на своем, то подписываться мы не будем, зато выразим готовность пойти навстречу любому приемлемому для нас предложению, если таковое не будет касаться продолжительности наших контрактов и оградит нас от повторения неприятностей, на которые мы жалуемся.

Завтра вечером я иду в "Адельфи" *. Нашей редакции оставили отдельную ложу, в которой будет место и для Вас, если Вы захотите сопровождать меня и Хогартов. Но в любом случае, поскольку встреча назначена на пять, Вы обедаете со мной ровно в три.

Всегда Ваш.

9

ЧЕПМЕНУ И ХОЛЛУ*

Фернивалс-инн,

четверг вечером, 18 февраля 1836 г.

Господа, позвольте сообщить вам, что наконец-то я принялся за "Пиквика", которому суждено будет предстать перед читателем во всем величии и блеске своей славы *. Первая глава будет готова завтра. Мне очень хотелось бы напечатать своего "Чудака" *. Если у вас нет возражений, я был бы счастлив передать его вам. Стоит ли говорить, что вы - единственные, кто знает о его существовании. Но спешу вернуться к своему "Пиквику"...

Искренне ваш.

10

МИСС ХОГАРТ

Фернивалс-инн,

воскресенье вечером, 21 февраля 1836 г.

...Только что посадил Пиквика и его друзей в рочестерский дилижанс, и они чувствуют себя превосходно, в обществе нового персонажа, весьма непохожего на всех, доселе мной описанных, который, льщу себя надеждой, будет иметь успех. Прежде чем лечь спать, я хочу доставить их с бала в гостиницу, - а это, я думаю, совершится _в лучшем случае_ во втором или третьем часу ночи. Издатели нагрянут с утра, так что мне, как видишь, остается одно: приковать себя к письменному столу.

11

ТОМАСУ БАРРОУ

Четверг, 31 марта 1836 г.

Дорогой дядя,

Огромный успех моей книги * и та репутация, которую благодаря ей я приобрел среди издателей, дают мне возможность обзавестись своим домом раньше, чем я предполагал. Поэтому я назначил на будущую пятницу свою свадьбу с мисс Хогарт, дочерью джентльмена, не так давно прославившего себя замечательной работой в области музыки. Мистер Хогарт - задушевный друг и компаньон сэра Вальтера Скотта и один из самых выдающихся литераторов Эдинбурга.

Ни одному из членов моей семьи я не представил бы свою жену с такой гордостью, как Вам, но я вынужден сказать - и я уверен, что Вы не будете на меня за это в обиде, - что не могу этого сделать по той же причине, по которой мне приходится в течение столь долгого времени отказывать себе в удовольствии видеться с Вами. Если, будучи холостым, я не мог посещать дом моего родственника, в который был закрыт доступ моему отцу, то я не смогу этого делать и став женатым, точно так же, как я не могу видеться ни с одним из моих родственников, которые относятся к отцу иначе, чем ко мне.

Мне горько говорить об этом в особенности Вам, с которым у меня связано столь многое. Я не могу забыть, как когда-то в детстве был Вашим другом и сиделкой во время Вашей долгой и изнурительной болезни, я никогда не перестаю вспоминать о тех многочисленных знаках любви и участия, которыми Вы дарили меня впоследствии.

Милый дядя, когда я говорю, что буду безмерно счастлив, если Вы дадите мне возможность снова видеться с Вами, и между нами возродятся те сердечные и дружеские отношения, которых я столь искренне желаю, я надеюсь, что Вы не поймете меня превратно. Я не прошу Вас изменить свое решение - я считал бы, что я унизил себя такой просьбой. Но я думаю, что время, быть может, смягчило Вашу непреклонную враждебность... Я могу забыть несправедливость (в этом я ничуть не сомневаюсь) по отношению к моему отцу. Я не могу, однако, быть здесь беспристрастным судьей, поскольку не в силах относиться к этим делам без предвзятости, а потому я и не могу позволить себе осудить Ваше решение.

Ни одно обстоятельство моей жизни не причинило мне такой боли, как невозможность видеться с Вами и с тетушкой. Мне остается лишь добавить, что содержание этого письма известно одной только тете Чарльтон, которой я написал на ту же тему, и заверить Вас, что при любых обстоятельствах я всегда останусь в душе

Вашим нежно любящим племянником.

11

РОБЕРТУ СЕЙМУРУ*