Небесное око

Затем исчезло и это. Краешком затухающего сознания воспринимая всю уродливость собственного искалеченного тела, Джек лежал в позе трупа, инстинктивно, а может только в воображении, пытаясь подняться. При этом совершенно явственно понимая, что подобная попытка ничего не даст. Может, лишь только на мгновение продлит агонию.

Глава 3

Во тьме что-то шевелилось.

Он долго вслушивался. Закрыв глаза, ощущая тело как сплошной сгусток боли, он не двигался, замерев, превратившись в один только слух. Ритмически повторялся звук: тук, тук, словно кто-то, неожиданно воплотившись из тьмы, постукивал, вслепую нащупывая дорогу. Неизвестно сколько времени он вбирал в себя этот звук, пока не понял, что это стучит о стекло твердая планка шторы, а сам он находится в больничной палате.

Джек продолжал функционировать. Во всяком случае как система из человеческого глаза, зрительного нерва и мозга. И эта система восприняла неясные очертания жены, колеблющиеся и пропадающие из виду. Теплой волной нахлынула зыбкая радость: слава богу, Марша жива! Джек вознес бессловесную молитву. Поток эмоций затопил сознание… Это была ничем не омраченная радость.

— Он приходит в себя, — авторитетно произнес некий баритон.

— Кажется, да! — воскликнула Марша. Ее голос звучал как будто из-за стены. — Если б только знать точно…

— Я в порядке, — неразборчиво проговорил Джек.

В тот же миг ее тень встрепенулась и полетела к нему…

— Любимый! — Взволнованно дыша, Марша нежно прильнула к мужу. — Дорогой, все будут жить! Никто не погиб! И ты тоже, мой родной!

Ее лицо светилось искренним счастьем.

— У Макфифа растяжение связок, но это пройдет. А у мальчишки, похоже, сотрясение мозга.

— А ты как? — слабым голосом спросил Гамильтон.

— У меня все прекрасно! — Поднявшись, она крутанулась перед ним, чтоб он осмотрел ее со всех сторон. Вместо модных пальто и платья на ней был простой больничный халат. — Одежда превратилась в лохмотья, и они дали мне вот это.

В замешательстве Марша тронула свои каштановые волосы:

— Видишь, они теперь короче. То, что обгорело, я обрезала. Ну, отрастут еще!

— Можно мне встать? — спросил Джек, пытаясь приподняться на постели.

Голова закружилась, и он распластался на койке, хватая ртом воздух. Черные круги заплясали вокруг; он закрыл глаза и обреченно ждал, когда все пройдет.

— Какое-то время вы будете чувствовать слабость, — сообщил доктор. — Это результат шока и потери крови.

Он тронул Джека за руку:

— Покромсало здорово. По кусочку выковыривали из вас металл.

— Кому досталось хуже всех? — спросил Гамильтон, не открывая глаз.

— Артуру Сильвестру. Помните старого солдата? Он ни на секунду не терял сознание, но, по-моему, уж лучше бы потерял! По-видимому, перелом позвоночника. Сейчас он в хирургии.

Гамильтон скосил взгляд на собственную руку: она покоилась в большой гипсовой повязке.

— Я пострадала меньше всех, — запинаясь, проговорила Марша. — Но из меня чуть дух не вышибло. Я попала прямо в середину луча. Все, что видела, — лишь искры из глаз. Правда, экспериментаторы сообразили сразу выключить генератор. Все длилось меньше секунды… — Она жалобно добавила: — Но казалось, будто миллион лет!

Гладко выбритый молодой врач отвернул одеяло и стал измерять Джеку пульс. Рядом деловито готовила процедуру рослая медсестра. Приборы стояли у нее под рукой. Все выглядело чинно и деловито.

Выглядело… однако что-то было не так. Джек это почуял нутром. В глубине подсознания возникло неуютное ощущение, будто изменилось нечто важное… Или — исчезло.

— Марша, — неожиданно спросил он. — Ты чувствуешь?..

Неуверенной поступью Марша подошла поближе.

— Что, милый?

— Не могу объяснить. Но у меня вдруг появилась мысль… Не знаю, как это назвать. Не понимаю…

Марша явно забеспокоилась. Поколебавшись немного, она обернулась к доктору:

— Я же вам говорила: что-то не так. Помните, в самом начале, как только пришла в себя?

— Всякий, кто перенес шок, испытывает ощущение нереальности происходящего, — спокойно заметил ей доктор. — Это в высшей степени типично. Примерно через сутки все пройдет. Кроме того, не забывайте, что каждому из вас сделали успокоительную инъекцию. Да и выпавшее испытание было слишком велико. Луч, в который вы угодили, чрезвычайно мощный.

Джек и Марша промолчали. Они лишь смотрели друг на друга, по выражению лица стараясь угадать мысли другого.

— Думаю, нам еще повезло, — осторожно выжидательным тоном проговорил Гамильтон.

Радостный экстаз, с которым он только что молился, уступил место сомнению. Что, в конце концов, произошло? Новое, загадочное чувство не поддавалось усилию рассудка, оно явно сторонилось обычной житейской логики. Джек осмотрел палату, но не заметил ничего странного или подозрительного.

— Вам очень повезло, — подтвердила медсестра с такой гордостью, будто в этом была ее личная заслуга.

— Сколько я здесь пробуду?

Доктор задумался.

— Полагаю, вы можете отправиться домой сегодня вечером. Но оставайтесь в постели еще не меньше суток. Вам обоим нужно хорошенько отдохнуть. Скажем, недельку. Еще я предложил бы нанять опытную сиделку.

Джек призадумался.

— Нам это не по карману.

— Вы получите страховку, — чуть натянуто напомнил врач. — Этим ведают федеральные власти. На вашем месте я бы думал только о том, как поскорее встать на ноги.

— А может, мне так больше нравится! — отрезал Гамильтон.

Он не стал ничего объяснять, а погрузился в размышления.

Несчастный случай ничуть не изменил дурацкого жизненного расклада. Если только за это время не умер полковник Эдвардс, что казалось маловероятным.

Когда врача и медсестру уговорили оставить их наедине, Джек заметил жене:

— Теперь, по крайней мере, будет что соседям сказать. Не надо выдумывать причину, почему я без работы.

Марша с убитым видом кивнула:

— Я и забыла…

— Подыщу себе работу без военных секретов. Никаких больше дел с оборонкой. — Он мрачно пошутил: — Сейчас я как Эйнштейн в пятьдесят четвертом. Помнишь его слова? «Может, стану водопроводчиком или буду телевизоры чинить. Мне это больше по душе».

— А помнишь, чем ты всегда хотел заняться? — Сидя на краю кровати, Марша нервно теребила свои неровно подстриженные волосы. — Ты хотел конструировать новые системы звукозаписи!.. И новые принципы — как это? — частотной модуляции УКВ. Ты мечтал быть звездой в мире аудиотехники.

— Да, да! — кивнул Джек, стараясь выглядеть полным воодушевления и решительности. — Тринауральная система Гамильтона… Помнишь, как мы ночью сочиняли название? Три звуковые дорожки, три звукоснимателя, столько же усилителей и динамиков. Все разнесено по трем помещениям. В каждом сидит звукорежиссер. И каждый слушает отдельную композицию…

От собственных слов Джек на самом деле завелся. Марша несколько наигранно поддержала его:

— Один контур играет двойной концерт Брамса. Да, конечно, я помню!

— Еще один — «Свадьбу» Стравинского. А третий — пьесу Доуленда для лютни. У звукооператоров снимаются все три энцефалограммы и пропускаются одновременно через сердце тринауральной системы — ортополифон Гамильтона. Мозговые импульсы трех слушателей смещены друг относительно друга строго математически. Формула базируется на постоянной Планка…

Джек явно разошелся: в руке под гипсом запульсировала жгучая боль. Охрипшим голосом он торопливо закончил:

— Полученная комбинация записывается. Затем воспроизводится с измененной скоростью…

Марша наклонилась и порывисто обняла его.

— Милый, когда я пришла в себя, то испугалась: вдруг ты погиб? Поправляйся скорее, дорогой! Ты выглядел совсем… неживым: ни кровинки, ни движения. Я думала, сердце мое разорвется.

— Я застрахован, — нелепо брякнул Джек. — Ты бы стала богатой.

— Не хочу быть богатой! — Все еще обнимая мужа и покачиваясь взад-вперед, Марша прошептала: — Подумать только, что я натворила! Из-за того что совала от скуки нос во всякую гадость и водилась с шарлатанами-политиканами, ты потерял работу. Я сейчас бы задала себе хорошенькую трепку. Надо было сообразить, что нельзя подписывать эту стокгольмскую бумагу, раз уж ты делаешь ракеты. Но, понимаешь, стоит кому-нибудь подсунуть мне петицию — и я уже увлекаюсь чужой идеей… Бедные, бедные они все! Обманутые люди!

— Не бери в голову, — вздохнул он. — Если б сейчас была война, ты считалась бы вполне нормальной, а Макфифа, наоборот, выгнали бы с работы как опасного фашиста.

— Он и есть фашист! — горячо воскликнула Марша. — Он действительно опасный фашист!

Гамильтон отстранил глупышку жену и посмотрел на нее в упор:

— Макфиф просто бешеный патриот и реакционер. Но от этого он нисколько не фашист. Или ты считаешь всякого…

— Ладно, не будем об этом! — прервала его Марша. — Тебе вредно волноваться.

Снова прильнув к нему, она пылко поцеловала Джека в губы.

— Подожди, вот будем дома!..

Она хотела встать, но он не пустил, сдавив ей плечо:

— Постой!.. Что же все-таки произошло?

Марша замерла на мгновение, потом покачала головой:

— Сама не пойму. Никак не разобраться!.. С той минуты, как я пришла в себя, оно как будто у меня за спиной. Странное чувство… Обернись я чуть быстрее обычного — и успею это увидеть. Хоть и не знаю, что именно. Оно прячется. И наверняка страшное!

Ее охватил озноб.

— Мне тоже страшновато.

— Может, все уладится, прояснится!.. — Она улыбнулась жалкой улыбкой. — Может, ничего и нет вовсе… просто был шок, была инъекция.

Но Джек не верил доктору. И Марша не верила тоже.

Домой их вызвался отвезти один из врачей. С четой Гамильтонов отправилась еще одна из пострадавших — молодая женщина делового вида. На ней тоже болтался больничный халат. Втроем они тихо уселись на заднее сиденье «паккарда», покатившего вдоль темных улиц Белмонта.

— Они говорят, что у меня сломано несколько ребер, — бесстрастно заявила женщина. Помолчав, она добавила: — Меня зовут Джоан Рейсс. Я вас обоих видела раньше, вы у меня бывали в магазине.

Джек назвал себя и свою жену.

— О каком магазине вы говорите?

— Салон искусств на Эль-Камино. В августе вы купили альбом репродукций Шагала.

— Верно! — подтвердила Марша. — Это был день рождения Джека… Мы повесили репродукции внизу, в музыкальной комнате.

— Это полуподвал, — пояснил Гамильтон.

— Ах да!.. — вдруг спохватилась Марша, отыскивая сумочку. — Ты обратил внимание на доктора?

— На доктора?.. — Гамильтон удивленно поднял брови. — Нет, не особо.

— Вот именно! Он же был как… мыльный пузырь! Вылитый доктор из комиксов.

Джоан Рейсс встрепенулась:

— О чем это вы?

— Ни о чем, — коротко бросил Гамильтон. — Это личное.

— И медсестра. Заметил? Такая же! Типичная… Собирательный образ медсестры.

Джек нахмурился и уставился в темноту за окном.

— Вот вам результат массового оболванивания. Люди моделируют себя в соответствии с рекламными картинками. Не так ли, мисс Рейсс?

— Я собиралась кое о чем вас спросить, — запинаясь, проговорила мисс Рейсс. — Меня удивила одна вещь.

— И что же это? — подозрительно прищурился Гамильтон; мисс Рейсс уж никак не могла догадаться, о чем они говорили с Маршей.

— Тот полицейский на платформе… перед аварией. Почему он там был? Зачем?

— Он пришел с нами. — В голосе Гамильтона прозвучала досада.

Мисс Рейсс пытливо посмотрела на него:

— В самом деле? А я было подумала… Мне показалось, что он хотел уйти еще до того, как все случилось.