Помоги проекту - поделись книгой:
Клэр застыла на месте. На дорожке перед ней сидел птенец. Сестры опустились на колени.
— Выпал из гнезда, бедняжка. — Эльв подняла птенца. — Это малиновка.
Клэр была поражена хрупкостью малыша. Сквозь кожу с парой ярких перышек было видно биение сердца.
Девочки поискали гнездо, но ничего не нашли в темноте. Вокруг висела мерзкая паутина. Клэр все время смахивала ее с лица, даже когда ничего не осталось. Стрекотали сверчки. Эльв опустилась на мокрую траву. Клэр мечтала походить на сестру, печальную и прекрасную.
— Все равно уже слишком поздно, — решила Эльв. — Даже если мы найдем гнездо, птенец не выживет. Хочешь подержать?
Королева Арнелля постановила, что так будет. «Вода, секс, смерть». Настала очередь смерти. Птенца не спасти.
Клэр села рядом, и Эльв накрыла ее руку своей. Она опустила птенца в ладонь сестры. Клэр чувствовала, как он дрожит. Его сердце трепетало, словно крылышки мотылька.
— Может быть, помолимся? — предложила она.
— Если хочешь, Gigi. У тебя хорошо получается.
Похвала приободрила Клэр.
— Твоя жизнь была коротка, — торжественно произнесла она, — но не менее важна, чем любая другая жизнь.
Клэр услышала всхлипывания.
— Не смотри на меня, — велела Эльв.
Она старалась думать о том, что можно повернуть время вспять и вновь очутиться с матерью в палатке на огороде. В одной из маминых сказок двенадцать принцесс танцевали всю ночь напролет. А двенадцать братьев превратились в белых лебедей.
— Ладно. — Удивленная Клэр опустила глаза.
— Дальше, — велела Эльв. — Заканчивай.
— Мы надеемся, что ты обретешь мир.
Клэр была в смятении от такого откровенного выражения чувств. Она поспешно дочитала молитву. Наверное, она все сделала неправильно. Она не настолько хороша, как думает Эльв.
— Мы надеемся, что ты благословен.
Сестры слышали дыхание друг друга и стрекотание сверчков. Невнятно бормотали машины на Мейн-стрит. Эхо гуляло между домами в ясную ночь.
— Закрой глаза, — попросила Эльв.
— Зачем?
Мир казался живым существом. Воздух кишел комарами, москитами и мотыльками.
— На минутку, — настаивала Эльв. — Не бойся.
Клэр закрыла глаза. Через некоторое время малиновка замерла.
— Все, — произнесла Эльв. — Можешь открывать.
Птенец словно стал еще меньше, одна кожа да кости. Эльв сходила в гараж за лопатой. Она встретилась лицом к лицу с третьим страхом из списка. Сегодня ночью можно разорвать открытку с зелеными чернилами. Она вернулась к Клэр и выкопала ямку под живой изгородью. Лицо Эльв было мокрым от слез. Она копала так быстро, что выглядела не расстроенной, а разозленной. Клэр благоговейно молчала и не предлагала помочь. Эльв закончила, оторвала низ своей любимой парижской майки и осторожно завернула малиновку. Клэр никогда и никого не любила так сильно, как Эльв в этот миг. У нее в горле стоял болезненный комок. Как хорошо, что она вышла на улицу, нашла в огороде сестру, осталась с ней в темноте!
После похорон они вернулись в огород. Нырнули под сплетение лоз и уселись по-турецки рядом с капустной грядкой. Капусту никто не любил, даже мать. Пустая трата времени. Эльв закурила и выдохнула струйку дыма. Ночь была такой темной, что дым казался зеленым. Мир словно отодвинулся куда-то далеко. Эльв внезапно подалась вперед. Сперва Клэр испугалась, что получит пощечину, как Мег, но Эльв лишь обхватила ее руками. Она крепко обняла сестру, затем отстранилась. Когда она задрала майку, чтобы вытереть мокрое лицо, Клэр увидела, что под майкой ничего нет. Эльв была похожа на садовую фею, которая спит под листьями, разговаривает с червяками и вплетает в свои длинные черные волосы белых мотыльков. Она словно перестала быть человеком. У Клэр возникло странное чувство. Наверное, Эльв ощущала то же самое, глядя, как мешок со вторым котенком пошел ко дну. Свое бессилие спасти того, кто рядом.
В лето шелкопряда, все изменившее, когда Эльв было одиннадцать, Клэр восемь, а Мег приболела и осталась дома, они возвращались от знака остановки в темноте.
Эльв отсутствовала десять часов. На ней по-прежнему был купальник, но туфли куда-то пропали. Сестры держались за руки и шли по пустой улице. После того как они вернулись домой, мать выбранила их. Велела идти в спальню и пообещала поговорить об их исчезновении утром. Эльв взяла вину на себя, соврала, что Клэр не могла одна найти дорогу домой. Эльв должны были наказать за столь позднее возвращение, но ей было все равно. Они с Клэр поднялись в спальню, она легла в кровать и поджала колени. Мег валялась на своей кровати и читала «Большие надежды».
— Читала? — спросила она Эльв и показала обложку.
Эльв отвернулась к стене. Арнелль черным зернышком зрел в ее груди.
Клэр забралась на кровать к сестре. Эльв пахла пеплом и огородной землей. В ее чудесных длинных волосах застряли листья.
— Это о мальчике, который считал, что у него нет будущего, но ошибался, — пояснила Мег. — Запутанная и загадочная история о судьбе и о любви.
Эльв замерзла. Клэр обняла ее. Она в жизни не сумеет отблагодарить сестру, никакие слова тут не помогут. Что-то дурное стряслось с Эльв вместо нее. Купальник Эльв до сих пор не высох, но она не потрудилась его снять.
Именно тогда Клэр поняла, что они никогда ничего не расскажут.
В ночь, когда малиновка умерла у них на руках, над головой носились майские жуки. Эльв распугала их. Сестры сидели рядом с капустной грядкой. Никто не знал, что они здесь. Они могли быть в сотне миль отсюда, могли спуститься по подземной лестнице. Не успеешь оглянуться, как наступит август. Эльв наклонилась вперед и зашептала. Ее заплаканное лицо горело. В человеческом мире надо очень осторожно выбирать привязанности. Надо смотреть прямо в сердце. Длинные волосы Эльв мазнули Клэр по лицу.
— Ты совсем на нее не похожа.
В огороде было так темно, что они едва различали лица друг друга. Все остальное тонуло во мраке.
— Ты гораздо больше похожа на меня.
ЛЕБЕДЬ
В это время года сестры Стори ели помидоры на завтрак, обед и ужин. Жареные помидоры, перетертые с хлебными крошками; густой томатный суп с сельдереем, базиликом и сливками; салаты из желтых помидоров, спрыснутых бальзамическим уксусом. Однажды помидоры забыли на плите, девочки прозвали получившееся варево «Черная смерть» и охотно мазали его на тосты. Они выдумывали помидорные шутки: «Почему помидор покраснел? Потому что увидел картошку без мундира! Чем помидоры чистят зубы? Томатной пастой!» Они часами возились на кухне, пробуя самые сумасшедшие рецепты: помидорный мусс, помидорный шербет, торт из зеленых помидоров. Но этим летом Эльв заявила, что у нее аллергия на помидоры. Якобы у нее была от них крапивница. Она не съела ни кусочка. Отодвигала тарелку, сколько бы труда мать ни вложила в блюдо. Эльв было все равно. Она будет есть то, что хочет. Будет делать то, что хочет. Она говорила это тихо, но все слышали.
Душный запах августовских лоз в огороде всегда напоминал сестрам Стори о матери, которая иногда плакала во время прополки. Девочки не знали, то ли она до сих пор тоскует по бывшему мужу, то ли для слез есть иная причина. Эльв предположила, что мать жалеет себя. Клэр решила, что лучше не донимать ее вопросами. Мег спросила, не нужно ли помочь, например, с прополкой. Анни обняла среднюю дочь. После этого они часто работали вместе в конце дня, когда солнце клонилось к закату, но мошкара еще не вилась. Им нравились тишина и общество друг друга.
Мег уже исполнилось пятнадцать, она была прилежной и хорошенькой девушкой. Она носила очки и много времени проводила в одиночестве. Средняя из сестер больше других сестер напоминала Анни в том же возрасте: застенчивая, серьезная, всегда с книжкой. Мег работала вожатой в летнем лагере. Дети ее обожали. Днем она устраивала книжные чтения, которые быстро стали популярны. Маленькие девочки старались сесть рядом с ней и переворачивать страницы. Все до одной носили бархатные ободки, как Мег, а несколько даже попросили матерей обрезать им волосы.
И все же Мег оставалась для Анни загадкой. Она всегда стояла немного наособицу, даже от сестер. Нет, конечно, все три девочки были таинственными, скрытными. Эльв и Клэр продолжали щебетать на своем языке и смеялись над непонятными шутками. Но они замолкали, стоило Мег войти в комнату. Между ними словно черная кошка пробежала, и Анни не понимала, в чем дело.
— Как бы мне хотелось знать, о чем они говорят, — выпалила Анни как-то раз, когда они с Мег работали в огороде и набивали бочку пыльными сорняками.
— Да так, о пустяках. Они считают себя лучше других, вот и все.
Арнелль больше не был интересен Мег. Она втайне осуждала не только язык, но и сам мир. В Арнелле шла война, феи сражались с демонами и смертными. Истории Эльв были полны жестокостей, порой столь зверских, что Мег морщилась и зажимала уши. В них убивали лебедей и выдергивали окровавленные перья. Заколдовывали розы, превращая их в терновник, который пронзал руки, глаза и сердца. Чем ярче и тревожнее становились истории, тем больше увлекалась Эльв. В ее фантазиях постоянно фигурировал мужчина по имени Гримин, которого Эльв мечтала убить. Вместе с Клэр она придумывала самые изощренные казни: сварить в кипящем масле, бросить на съедение воронам, запереть в железном ящике с роем пчел.
Клэр выбрала пчел. Тысячи пчел-убийц из Южной Америки.
По вечерам Анни с Мег сидели на крыльце и читали романы в тусклом августовском свете. Эльв тоже нашла работу — в мороженице. До «Бертийон» ей было далеко, всего лишь жалкий киоск. Какое унижение для Эльв — работать в таком второсортном месте! Но ей нужны были собственные деньги, собственный график. Приходя с работы, она пахла горячими ирисками и серой. Она постоянно врала: матери, горожанам, клиентам, которых частенько обсчитывала, самой себе. Она словно презирала то, что люди зовут правдой: хитрую, но жалкую попытку убедить себя в осмысленности жизни.
Эльв, босая, мрачная, торопливо уходила каждый вечер, хлопнув дверью.
— Пока-пока, — бросала она через плечо младшей сестре.
Только с ней она еще разговаривала, только Клэр знала, кто она на самом деле.
— Не отморозь бока! — кричала в ответ Клэр.
Как жаль, что она слишком мала и не может пойти с сестрой!
Анни всегда спрашивала, когда Эльв вернется, хотя прекрасно знала, что услышит в ответ.
— Когда-нибудь, — равнодушно и нетерпеливо отвечала Эльв.
— Хочешь, я за ней прослежу? — спросила Мег однажды вечером.
Зеленые деревья на Найтингейл-лейн уныло чернели на фоне темнеющего неба, а горизонт исполосовали облака.
Анни покачала головой.
— Если кто и должен за ней проследить, так это я.
Анни сбросила сандалии. Ее пятки были пыльными. Удивительно, как только Эльв бродит по городу без обуви? Похоже, ей ничто не причиняет вреда — ни камни, ни стекло, ни ветки. Их город безопаснее многих, уровень преступности почти нулевой, но с одинокой девушкой все может приключиться. По слухам, в гавани устраивают настоящие оргии. Полицейские машины постоянно патрулируют берег, но оргии проходят на песчаных отмелях. И где только местная молодежь достает столько пива? И как раздобывает наркотики? Однажды вечером по дороге из магазина Анни заметила на берегу подростков, они болтались у флагштока в парке. На вид вполне приличные дети. Анни остановила машину и вышла поговорить. Большинство ребят разбежались, но кое-кто остался, хихикая и нервничая при виде взрослой женщины. Когда Анни сказала, что ищет Эльв, все отвернулись. Один парнишка хихикнул. Анни пошла обратно к машине и услышала девичий смех за спиной.
Вспомнив реакцию подростков на имя дочери, Анни внезапно схватила туфли.
— Я пошла.
— Ты не сможешь ее остановить. Она даже в машину к тебе не сядет.
— Я могу посадить ее под домашний арест. Запретить смотреть телевизор. Пусть торчит дома все лето.
— Мама! — печально воскликнула Мег.
— Я могу запереть ее в спальне.
— Она вылезет в окно.
Эльв еще шла по переулку. Она остановилась, чтобы погладить старого бассета на лужайке Вайнштейнов, и растворилась в сгущающихся сумерках. Она походила на тень, игру воображения, которую невозможно схватить. Эльв делила свое время между мороженицей и мостом, где ошивались самые непутевые ребята, которые умели веселиться. Но даже тамошние девчонки держались от нее подальше и цеплялись за своих парней при виде Эльв. Даже они боялись ее желания все попробовать. Дай ей таблетку — она проглотит, предложи выпить — не откажется. Ее невозмутимая отвага стала легендарной. Но Джастин Леви видел Эльв испуганной. Как-то раз на берегу она дала деру при виде машины на парковке. Когда Джастин догнал Эльв на Мейн-стрит, она дрожала всем телом.
— Он еще там? — спросила девочка.
На ней был купальник и мокрое полотенце на бедрах. Она не собиралась звать полицию. Все ее мысли были о бегстве.
Джастин озадаченно пожал плечами. Эльв заставила его вернуться.
— На парковке пусто, — сообщил ее верный гонец, запыхавшись.
После этого Эльв продолжала терпеть Джастина, пока он сдуру не признался ей в любви. Он начал утомлять. К середине августа с нее было довольно.
— Что со мной не так? — уныло спросил Джастин, когда она велела перестать за ней таскаться.
Любой другой на ее месте заверил бы: «Дело не в тебе, дело во мне», лишь бы отвязаться. Но она была честной с Джастином.
— Ты не тот, кого я ищу, — ответила она.
Она искала мужчину, который не страшится железа и веревок. Кого-то вроде Гарри Гудини. Мужчину, который вывернет ее наизнанку, заставит чувствовать, потому что ничто другое, видимо, не может. Она забиралась в платяной шкаф и резала себя бритвой, но ничего не ощущала. Водила рукой по пламени свечи, но все напрасно. Достаточно было закрыть глаза — и все возвращалось.
Джастин заплакал, когда она его бросила, словно в подтверждение ее правоты.
— О господи, Джастин. Найди себе хорошую девочку. Получше, чем я. Только меня тебе не хватало. Скажи спасибо за добрый совет.
После этого Джастин перестал с ней здороваться. Он носил черную куртку, хотя на дворе стоял август, и солнечные очки по вечерам. Над ним посмеивались.
— Ты похож на идиота, — сообщила Эльв, случайно встретив Джастина в кондитерской.
Она пришла туда с Брайаном Престоном, который был известен тем, что принимал наркотики и спалил семейную дачу в Беркширских горах. Брайан был глупым, симпатичным и забавным.
— Хотя бы очки сними, — посоветовала Джастину Эльв.
Он повиновался, и стало ясно, что он опять плакал. Неужели никто не видит, на что похож реальный мир? Слабость Джастина была отвратительна. Сосед, мистер Вайнштейн, умер, и теперь его бассет день и ночь сидел на лужайке. Миссис Вайнштейн не пускала пса в дом. Каждый раз, проходя мимо него, Эльв хотелось плакать. Надо это прекратить. Что толку? Все равно что пытаться завоевать место при дворе в Арнелле или избавиться от черного зернышка в груди, от привкуса лжи и железа. Она плакала, когда мужчина в машине отвез ее к себе и запер в комнате, но перестала, поняв, что это бесполезно. Она сделала все, что попросила королева, но ничего не получила взамен. Арнелль ни на что не годен.
Она решила изменить историю.
Она перейдет на другую сторону.
Город зарос диким виноградом, глицинией, сорняками в три фута высотой. Такое уж выдалось лето: грозы, град. Однажды душным вечером в новостях сообщили о странном дожде из живых лягушек. Дети выбежали на улицу с банками из-под майонеза, чтобы ловить их, точно светлячков. Воздух был наэлектризованным, раскаленным, он давил, навевал сон, заставлял забыть о заботах и утешиться ложью. Даже умных людей легко обвести вокруг пальца, особенно собственным детям. Когда все вокруг пахнет дымом, как понять, что горит? Все улики были для Анни простым совпадением. В огороде валялась пачка сигарет, хлопали двери, мальчишки бросали камешки в окно. Однажды вечером под изгородью сидел Джастин Леви в черной куртке и плакал. Если бы Анни сложила кусочки мозаики, она смогла бы их расшифровать.
Анни навестила мать и попросила совета. Она тревожилась о сестрах Стори. Одна совсем притихла, другая вела себя надменно, третья на глазах исчезала, становясь совсем другим человеком. Возможно, развод и предательство Алана повлияли на них намного сильнее, чем сперва казалось. Или во всем виновата Анни? Она переживала из-за своего прокисшего брака и искала утешения в огороде, а не у дочерей. Она замкнулась, не ходила на свидания, почти не встречалась с друзьями. Плохой пример выживания.
— В переходном возрасте характер часто портится, — напомнила Наталия. — Растить детей непросто.
— Я была такой же?
— Ты хорошо себя вела, так что обошлось без наказаний. Но часто плакала без причин. Это очень эмоциональная пора. Все время пробуешь что-нибудь новое и обжигаешься.
Поделиться книгой: