Помоги проекту - поделись книгой:
На лечение требовалось время, по меньшей мере восемь — десять недель. Клэр пришлось сделать сложную операцию. Ей вставили металлический стержень в левое плечо, скрепили штифтами раздробленный локоть. Надели две тяжелые шины от запястий до самых плеч. Клэр не жаловалась. Она поступила так, как должно, и теперь носила знаки своей отваги. Она молчала, когда ее кормили с ложечки и переворачивали за нее страницы книги. Она даже душ не могла принять, не завернувшись прежде в полиэтилен. Единственное, что она могла делать, — смотреть в окно на Найтингейл-лейн. Если бы пострадала Эльв, она бы не позволила себя сломить и прогнала бы боль. Клэр старалась подражать сестре, но руки все еще болели, и чувствовала она себя плохо. Иногда она плакала во сне.
Клэр не говорила Эльв, что до сих пор видит сны о Центральном парке. Так глупо, так по-детски! Ей снились кошмары о траве и крови. Она приказывала лошади прыгнуть, но та спотыкалась и падала. Порой Клэр просыпалась среди ночи от собственных тихих всхлипываний. Мир становился четким, глаза привыкали к темноте, и она различала силуэт спящей Мег и очертания комнаты. Вот светлые обои с кремовыми и лимонными полосками, а вот три белых комода со стеклянными ручками, а вот высокий книжный шкаф. Иногда Эльв не было в постели. Наверное, она пропадала в Арнелле, спускалась в него по тайной лестнице, бросив сестер.
Заслышав шорох пыльных листьев боярышника в темноте, Клэр знала, что Эльв сидит на верхней ветке и дышит холодным ночным воздухом, хотя разглядеть сестру было непросто. Когда они вернулись осенью в школу, того учителя и след простыл, но Эльв шептала, что осторожность все равно не повредит. Она глядела на мостовую, асфальт, деревья с мокрыми, разбухшими ветками. Было так тихо, что Найтингейл-лейн казалась воротами в другой мир.
Клэр против воли гадала, что случилось бы в день золотой свадьбы бабушки и дедушки, если бы Эльв не пожалела лошадей в парке. Чем бы все закончилось, если бы не разговоры о коже, костях и отваге? Возможно, лошадь осталась бы жива. Клэр ежилась, думая об этом. То же самое она чувствовала в восемь лет, после развода родителей. Деревья во дворе были облеплены коконами шелкопряда, словно весь мир был обмотан серой нитью. Люди говорили, что хотят помочь, но поступали совсем наоборот. Клэр было спокойнее, когда Эльв сидела на дереве.
Возвращаясь из школы, Эльв всегда приносила Клэр стаканчик мягкого ванильного мороженого. Она кормила сестру с пластмассовой ложечки. Укладывала в постель и рассказывала сказки о трех сестрах из Арнелля. У каждой было свое, особое задание: найти любовь, найти покой, найти самое себя. Между сестрами существовала нерушимая связь. Клэр это понимала. После несчастного случая они с Эльв проводили вместе больше времени, чем раньше. Мег допоздна просиживала в школе — школьная газета, уроки рисования, французский клуб, но Эльв после занятий спешила домой, пропуская уроки танцев. Она сказала матери, что бросила танцы, чтобы помогать Клэр, но была и другая причина. Ей не нравилось смотреть на себя в зеркала танцевальной студии. Ей мерещилось, что другие девочки намного грациознее. Она была слишком высокой, слишком неуклюжей. Но ее учительница, миссис Кин, считала, что у Эльв настоящий талант. Учительница зашла в раздевалку, когда остальные девочки отправились разминаться, и сказала Эльв, что пора учиться танцам всерьез. Надо посвятить им жизнь. Танцор должен жертвовать собой. Такая красивая девочка сможет добиться всего, чего захочет. После разговора Эльв сидела в раздевалке. Слова эхом отражались от стен. Было душно, пахло потом. Эльв чувствовала, как растут ее черные крылья. Она родом из Арнелля. Миссис Кин не поняла, что она подменыш. Она ничего о ней не знает. Тогда Эльв и начала пропускать занятия.
— А я какая сестра? — спросила Клэр, узнав, что старая королева ищет преемницу.
Претендентка должна была вложить ладонь в пасть льва, руку в зубы змеи и все тело — в гнездо красных огненных муравьев. Она должна была с закрытыми глазами отличить правду от лжи. Ложь воняла скипидаром, помоями, зеленым калиевым мылом. Будущая королева должна была увернуться от веревок и железных коробок, издалека разглядеть предательство.
— Ты лучшая сестра, Gigi.
«Gig» по-арнелльски означало «сестра». Длинные черные волосы Эльв были зачесаны наверх. А у Клэр волосы свалялись из-за того, что она много времени проводила в постели и спала слишком беспокойно. Эльв провела рукой по колтунам на голове сестры.
— Нет, — возразила Клэр. — Лучшая сестра — это ты.
Эльв придвинулась ближе и зашептала:
— Однажды я увидела на дороге демона. Я побежала, но сообразила, что бросила тебя.
— Ты вернулась за мной, — продолжила Клэр.
Эльв обняла сестру. Обе засмеялись, когда шина Клэр стукнулась о край кровати.
— Le kilka lastil, — произнесла Эльв.
«Этой штукой и убить недолго».
— Je ne je hailil, — ответила Клэр.
«Убью, если придется».
— Нет, — улыбнулась Эльв. — Ты добрая сестра.
Мег вернулась домой с набитым рюкзаком и села в изножье постели. Она знала, что сестры умолкают в ее присутствии.
— В школе все говорят о тебе, — сообщила она Клэр. — Ты теперь звезда.
— Нет, — возразила Клэр. — Не может быть.
— Еще как может, — настаивала Мег. — Суперзвезда. Уровня «Шестой страницы».[6]
По-видимому, в «Нью-Йорк пост» появилась статья о дурном обращении с лошадьми. Журналист упомянул девочку из Норт-Пойнт-Харбора, которая изо всех сил пыталась удержать понесшую лошадь. Защитники прав животных сложили посреди большого луга в Центральном парке алтарь из подков и камней в честь девочки и лошади. Люди приносили к алтарю цветы и разбрасывали по траве.
— Se breka dell minta, — торжественно произнесла Эльв.
«Мы должны принести тебе розы».
— Что ж, лично я принесла домашнее задание. — Мег достала бумаги и книги, которые взяла в классе Клэр. — Я буду задавать вопросы, ты отвечать, а я записывать ответы.
— Может, сделаешь все сама? — спросила Эльв. — Это было бы намного проще.
— Но я же не знаю, что она ответит.
Мег любила жевать карандаши, хотя опасалась отравления свинцом. Она недавно обнаружила у себя кучу вредных привычек. Ей все чаще хотелось побыть одной. Она мечтала переехать в маленькую спальню внизу, но боялась обидеть сестер. Скорей бы в колледж! В свободное время она ходила в школьную библиотеку и изучала каталоги колледжей.
— А я знаю, — похвасталась Эльв. — Я знаю ее вдоль и поперек.
Эльв схватила домашнее задание. Надо было написать сочинение о европейской столице. Эльв выбрала Париж. Она написала о Лувре, где девочки провели много часов в прошлую поездку. Позже, когда Эльв прочла сочинение вслух, Клэр попросила не менять ни строчки. Сестра все описала досконально, даже то, как Клэр зашла после музея в свою любимую мороженицу «Бертийон».
— Любимый сорт? — спросила Эльв.
Сестры хором крикнули:
— Ванильное!
Даже Мег знала ответ. Клэр никогда не изменяла своим вкусам. Она отказывалась пробовать другие сорта. После этого девочкам почему-то стало легче на душе, как будто ничего вовеки не изменится и они всегда будут абсолютно понимать друг друга, даже если больше никто на свете не будет.
Анни не стала наказывать Клэр за случай с лошадью. Ей советовали быть построже, иначе девочки станут упрямыми и распущенными. Говорили, что молодость играет с судьбой. Но Анни была убеждена, что Клэр и так изрядно поплатилась за свою ошибку. В конце месяца Клэр поняла почему: весенние каникулы взаперти — весьма жестокое наказание. Девочки должны были поехать к бабушке и дедушке, но во Францию отправились лишь Мег и Эльв. Сестры никогда еще не расставались. Клэр впервые осталась одна на чердаке. По ночам, под шелест листьев боярышника, она накрывалась одеялом с головой. Двенадцать — самый гадкий возраст. Ты уже не та, что прежде, но еще не та, кем станешь. Висишь в пустоте. Клэр приходилось считать до тысячи, чтобы уснуть. Она скучала по Эльв, несущей дозор на дереве. Скучала по ровному сонному дыханию Мег.
В Париже Мег писала открытки Клэр, свернувшись клубочком на диване в красной лакированной гостиной бабушки и дедушки. Ей было одиноко и скучно. Книги не утешали, и даже мороженое в «Бертийоне» казалось невкусным. Сестер должно быть три, ведь три — волшебное число. Париж уже не тот, жаловалась она. Погода стояла холодная и дождливая. Девочки не вылезали из теплых свитеров и шерстяных носков. Каменная ванна во дворе, бывшая поилка для лошадей, раскололась из-за того, что вода в ней замерзла. От холода каштан так и не зацвел, белые почки были клейкими и мокрыми, блестящие листья выглядели скорее черными, чем зелеными. К тому же Мег и Эльв никак не могли ужиться. Они действовали друг другу на нервы и ссорились по пустякам.
— Сидеть взаперти — глупо, — заявила Эльв сестре однажды вечером. Недавно ей пришло в голову, что надо познать человеческий мир, чтобы защититься от него. Надо испытать все. Проникнуть в тыл неприятеля. — Давай погуляем, когда Ама и дедушка уснут.
Мег отказалась, не умея или не желая нарушать правила, и Эльв стала убегать по вечерам одна. Она на цыпочках спускалась по задней лестнице и скользила через мощенный булыжниками двор. Каждая прогулка была экспедицией бесстрашного антрополога. Где встречаются влюбленные? Где найти опасность и как ее избежать? Где живут скваттеры?[7] Можно ли убежать от демонов, если не хватает сил или времени?
Клэр читала открытки Мег и невольно гадала: может, Эльв нашла ворота под каштаном и убегает в Арнелль? Надо только трижды постучать и прошептать волшебные слова. «Когда я гуляю, я гуляю с тобой. Куда бы я ни пошла, ты всегда со мной».
Эльв написала это на открытке для Клэр. Она сидела на скамейке на набережной, писала и смотрела на Сену. Босая, ссутулившись, она лихорадочно водила по бумаге ручкой со светло-зелеными чернилами, которую купила в канцелярском магазине на рю де Риволи. «Париж никогда еще не был так прекрасен, — сообщала она сестре по-арнелльски. — Наконец-то я свободна. Me sura di falin. Теперь никто не причинит нам вреда».
Эльв поверила, что избавится от страхов, если будет поступать наперекор им. Она держалась за железные перила. Заходила в boulangeries,[8] смотрела на буханки хлеба, но не исчезала, как положено феям. Связала лодыжки веревкой и разрезала узел ножом. Если бы она знала эти трюки раньше, то смогла бы сбежать после спасения Клэр. Она начала верить, что зло отпугивает зло, а добро, напротив, притягивает. Она видела, как это происходит в парках. Темная кружевная завеса, гоблины верхом на искривленных деревьях, алчущие невинности демоны, которых не замечают женщины на скамейках и играющие дети. Умные девочки сражаются со злом по-своему. Их не застать врасплох. Эльв купила на блошином рынке пару черных туфель с острыми носами. Она начала курить, хотя сперва кашляла. Она пробовала и пробовала, пока не перестала кашлять. Привыкнуть можно ко всему. Так она решила. Она научилась всем своим видом говорить «пошли прочь» на разных языках, особенно арнелльском, словно у нее появилось собственное оружие. Ей было наплевать, что мужчины смотрят на нее. Их внимание к ней лишь укрепляло ее власть.
Пока Мег лежала в кровати, читала романы и сочиняла плаксивые открытки, Эльв изучала человеческий мир. Она ощущала, как становится сильнее. Она больше не боялась ветра или незнакомцев. Ее ничуть не пугал шорох листьев на деревьях, предвестник дождя. Так или иначе, дождь в Париже был прекрасен: холодный, чистый, свежий. Королева обещала, что если она встретится лицом к лицу с самым худшим своим страхом, то завоюет право сесть на арнелльский трон. «Вода, секс, смерть», — написала Эльв зелеными чернилами на обороте открытки. Она сложила карточку втрое и спрятала под подушку.
Однажды ночью Эльв разбудила крепко спящую Мег. Было уже очень поздно. Гостевая комната Амы с двумя сдвинутыми кроватями купалась в синем свете. Эльв принесла домой котенка, которого кто-то пытался утопить. Ей пришлось зайти довольно глубоко, чтобы спасти его. Сердце трепетало в груди. Эльв воображала, как вода смыкается над головой. Ей казалось, что она задыхается, как тогда, когда она закричала. Эльв вспомнила о своей клятве королеве Арнелля. «Вода, секс, смерть». Страх растаял без следа. Осталась лишь вода, зеленая, холодная и грязная. Девочка протянула руку и схватила котенка.
— Какой крошка! — воскликнула Мег, увидев котенка, вынутого Эльв из насквозь промокшего мешка. — Бедняжка! Он, наверное, умрет.
— Не умрет, — отрезала Эльв.
Ну почему Мег вечно пытается все испортить?
Котенок явно проголодался и скоро запищал так громко, что Ама прибежала в гостевую в полной уверенности, что у одной из девочек аппендицит. Эльв должна была получить нагоняй за ночную прогулку, но вместо этого уговорила Наталию оставить кошечку. Малышку окрестили Сейди и угостили блюдечком сливок.
— Мы ничего не скажем дедушке, — пообещала Наталия. — Однажды он посмотрит под ноги, увидит кошку и решит, что она всегда жила здесь. Она такая прелесть! Разве можно быть против?
Эльв выглядела счастливой, хотя в ее туфлях хлюпала речная вода, а одежда промокла до нитки.
— У тебя доброе сердце, — похвалила Наталия и поцеловала Эльв в лоб, прежде чем выйти.
Мег вспыхнула.
Эльв что-то напевала под нос. Она сняла с себя одежду и бросила мокрой грудой в угол. Она уже взрослая женщина, прекрасная, бесстрашная; будущая королева. Она вычеркнула страх воды из своего списка.
— Ты нарвешься на неприятности, если и дальше будешь шляться по ночам, — предостерегла Мег.
— Плевать, — парировала Эльв. — И вообще, неприятности могут поджидать где угодно. Например, у тебя под кроватью.
Самым лучшим в поездке были уроки рисования с мадам Коэн — по крайней мере, по мнению Мег. Эльв днем спала и набиралась сил для ночи. Девочки с детства знали любимую подругу бабушки. Они часто заходили в ее ювелирный магазин. Иногда там ошивались глупые внуки мадам Коэн, но сестры Стори не обращали на них внимания — мальчишки даже не умели говорить по-английски. Но мадам Коэн девочки уважали. Прежде она была небезызвестной акварелисткой, закончила художественную школу в Париже и Вене. Мадам была строгой учительницей и не снимала черного даже в летнюю жару. Она до сих пор носила траур по мужу, который скончался двадцать лет назад. Сестры каждый день приходили к ней на заднюю кухоньку. Эльв была сонной после ночных блужданий. Иногда она вела себя бесцеремонно: клала голову на стол и закрывала глаза, хотя должна была рисовать. Но мадам Коэн не наказывала ее, а поила эспрессо. Эльв даже не старалась, но ее акварели были прекрасны. Она рисовала одними лишь оттенками зеленого. Когда ее спросили почему, она ответила: «Я изучаю реку». Однажды она нарисовала черную акварель.
— Я думала, что ты рисуешь только реку, — заметила Мег.
— Разве ты не видишь, что это? — засмеялась Эльв.
Мадам Коэн пригляделась.
— Сена ночью.
Эльв удивленно кивнула.
— А по-моему, похоже на ботинок, — возразила Мег.
— Сестрам не следует спорить. У меня тоже были две сестры, — печально произнесла мадам Коэн.
Она знала, что в мире полно зла. Видела его своими глазами. Она никогда не говорила о прошлом, так почему заговорила теперь? Мадам была на несколько лет старше бабушки девочек, но это было заметно, только если приглядеться. Ее кожу испещряли тончайшие морщинки, которые напоминали Эльв прожилки листьев, пронизанных солнечным светом.
— Можно мне еще листок бумаги? — спросила Мег.
— Что с ними случилось, с вашими сестрами? — поинтересовалась Эльв.
Мадам Коэн прекрасно знала о черной завесе над парками и детскими площадками. Порой она видела ее над своей собственной крышей. Как раз сейчас черный жук пытался влететь в окно и бился об стекло. Казалось бы, какая ерунда — но только на первый взгляд.
— Их больше нет, — мадам Коэн хлопнула в ладоши. Довольно о прошлом. — Будь осторожней по ночам, — предупредила она Эльв.
Почти все соседи слышали о девочке, которая убегает из квартиры дедушки и бабушки и снимает туфли, чтобы не стучать каблуками по мостовой. В таких местах все лезли в чужие дела или, по крайней мере, пытались.
Эльв улыбнулась и пообещала постараться, хотя обе знали, что осторожность еще не все.
— У меня дурное предчувствие, — призналась мадам Коэн на той же неделе.
Было уже поздно, но никто не знал, где Эльв. Она сказала бабушке, что пошла в книжный, но ее там не было, Наталия проверила. К тому же Эльв надела короткое черное платье, черные туфли и подвела глаза карандашом, который нашла в старом косметическом наборе. Не похоже на наряд для книжного.
— Всем девочкам нужны секреты, — отмахнулась Наталия. — Это часть взросления. В конце концов, ей скоро шестнадцать. Она уже не ребенок.
— Возможно, им нужны секреты, — согласилась подруга. — Но разве они этого хотят?
Мег послала сестре акварель каштана, растущего во дворе, которую Клэр повесила на стену над постелью. Она смотрела на нее по вечерам, но не могла понять: на ветках белые цветы, десятки голубей или, может, звезды упали с небес и запутались в сети листьев? Когда Мег написала о черной картине Эльв, Клэр невольно захотела поменяться. Она наверняка сумела бы увидеть реку, в отличие от Мег.
Клэр лежала на кровати в темной комнате и жалела себя. Она любила Париж, мороженое и искусство. Ей нравилась бабушкина гостиная с красными глянцевыми стенами и терраса, на перила которой слетались птицы-попрошайки. Она не понимала, как Мег может быть несчастна у Амы, как она может быть одинока рядом с Эльв, почему она не смеет отправиться к реке и изучить оттенки зеленого.
Чтобы подбодрить Клэр, Анни проводила с ней много времени. Она включала CD-плеер, и они подпевали «Beatles», было очень весело. Еще Анни читала вслух «Энн из Зеленых крыш», «Робин Гуда» или старые книги про Нэнси Дрю, такие сентиментальные, что обе, мать и дочь, хохотали. Они часами смотрели любимые фильмы Анни: «Шараду», «Альфи» и «Четыре свадьбы и одни похороны». «Двое на дороге» они смотрели так часто, что выучили диалоги наизусть.
Клэр ни разу еще не получала мать в полное свое распоряжение. Оказывается, быть в центре внимания очень приятно! Она даже научила Анни говорить пару слов по-арнелльски. «Melina» означало «лето». «Henaj» означало «собака». Но потом Клэр испугалась, что предает сестер. В конце концов, это их секрет. Секреты хороши, только пока хранишь их, иначе какой в них смысл? Вот почему Клэр ничего не рассказала матери, когда Мег написала, что возле Эльв кружит мужчина. Без памяти влюбленный, он поджидал ее во дворе. Однажды он позвал ее по имени. Семья в это время садилась ужинать, и дедушка Мартин спросил, в чем дело. Эльв улыбнулась и ответила, что ничего не слышала. Позже Мег спросила, кто это был, но Эльв лишь пожала плечами.
— Nacree, — ответила она по-арнелльски.
«Никто».
— Твою внучку преследует мужчина, — сообщила мадам Коэн своей старинной подруге, когда они играли в карты на балконе.
Небо прояснилось. На следующий день девочки улетали домой.
— Она красива. Многие будут за ней ухаживать, — отмахнулась Наталия.
Но мадам Коэн обладала даром предвидения. И сейчас она предвидела недоброе.
— Может, твоя внучка и не ищет неприятностей, да только неприятности ищут ее.
— У нее горячая кровь, — возразила Наталия. — В ее возрасте девушкам не обойтись без приключений.
— Он работает в баре, Наталия, дорогая, — вздохнула мадам Коэн. — Первая любовь здесь ни при чем. Ему тридцать лет. Ходят слухи, что он женат.
— Рано утром мы отвезем девочек в аэропорт, — решила Наталия.
— Разумно, — согласилась ее подруга, хотя знала, что неприятности способны найти девушек где угодно.
Мег сидела в гостиной и нечаянно подслушала разговор. Бабушка пришла бы в ужас, если бы знала хоть половину правды. По ночам Эльв возвращалась босой, она держала свои черные туфли в руках, и от нее пахло табаком, духами и чем-то незнакомым. Гарью. Мег всегда делала вид, будто спит, но Эльв понимала, что сестра притворяется. Однажды ночью она присела на краешек кровати Мег.
Поделиться книгой: