Помоги проекту - поделись книгой:
Префект спросил, где христиане собираются для богослужения. Иустин отвечал, что для этого не имеется определенного места. «Бог христиан, – сказал он, – везде принимает от верующих поклонение и прославление».
– Где учишь ты учеников своих?
Иустин указал место жительства своего, прибавив, что он никогда ни от кого не скрывал истины и охотно поучал всех, кто приходил к нему.
– Итак, ты признаешь себя христианином? – повторил префект.
– Да, – отвечал Иустин.
Затем префект сделал тот же вопрос каждому из христиан, взятых вместе с Иустином. Все объявили, что веруют в Бога истинного.
Рустик опять обратился к Иустину: «Послушай, ты, который называешься ученым и думаешь, что обрел истинную мудрость; если по всему телу будут бить тебя бичами, а потом отсекут тебе голову, уверен ли ты, что взойдешь на небо?»
– Да, я надеюсь получить обещанное Христом, – отвечал Иустин, – ибо я знаю, что Он милостив ко всем до конца хранящим заповеди Его.
– Итак, ты думаешь, что на небе получишь награду?
– Не только думаю, а вполне уверен в этом, – твердо отвечал Иустин, – и вера моя не допускает сомнения.
– Довольно, – сказал Рустик. – Совершите жертвоприношение богам, иначе будете все замучены жесточайшим образом.
– Никакой разумный человек не отвергает истины ради заблуждения, – отвечал за всех Иустин. – Наше пламенное желание – пострадать за Господа Иисуса Христа.
– Мы все христиане и жертв идолам не приносим, – сказали товарищи Иустина.
Тогда Рустик произнес смертный приговор. Перед казнью всех христиан жестоко били, а потом отсекли им головы мечом. Верующие похоронили тела святых мучеников. Это было в 166 году.
Допрос Иустина дает достаточное понятие о том, как происходили допросы христиан в то время. Христиане могли легко спасти свою жизнь отречением или хоть исполнением языческого обряда, но они предпочитали смерть обману. В то же время Церковь не одобряла тех, которые в слепой и безрассудной ревности сами искали мученической смерти. Жизнь считает она драгоценным даром Божиим, данным на то, чтобы человек употреблял его с пользой, как и все дары Божий. Подвергать ее добровольно опасности – грешно, равно как и стараться сохранить ее посредством неправды.
Глава XIV
Священномученик Поликарп Смирнский и мученики Галлии
Через год после Иустина пострадал в Малой Азии другой святой муж, имя которого было славно во всем христианском мире, – Поликарп, епископ Смирнский.
Имя св. Поликарпа уже знакомо нашим читателям. У него останавливался св. мученик Игнатий на пути в Рим, о нем он упоминал в своих посланиях как о муже добродетельном и достойном великого уважения. Поликарп был еще молод, когда удостоился такой похвалы. Шестнадцать лет прошло с этих пор, и св. Поликарп, достигнув преклонных лет, был самым уважаемым епископом во всей Малой Азии. В ранней молодости он слушал апостолов и был одним из любимых учеников св. Иоанна Богослова. По назначению апостолов он принял священство от епископа Смирнского, св. Вукола. Во время его посвящения чудное явление указало народу, что он – избранник Божий. Предание говорит, что необыкновенный свет вдруг озарил его, что белая голубица летала над его головой, что многие из верных увидели его озаренным славой; другие же – в воинственном вооружении, как бы готовым на брань. Немало трудов и опасностей предстояло святому мужу в продолжение его долголетнего служения Богу. В гонениях при Домициане, при Траяне, Адриане, Антонине он являлся твердым и неустрашимым пастырем Церкви, готовым жертвовать жизнью за имя Христа. Но гонения миновали его, по милости Божией, он долго служил верующим живым образцом всех христианских добродетелей, и все с благоговением слушали наставления ученика апостольского. Поликарп бесстрашно проповедовал слово Божие, оспаривал еретиков, ревностно заботился о распространении Евангелия не только в области, вверенной его попечению, но и в отдаленных странах. Он послал несколько учеников проповедовать в
В Риме Поликарп успешно опровергал лжеучения еретиков, особенно Маркиона, и ревностно старался оградить верующих от заблуждений. Вскоре после возвращения его в Смирну вспыхнуло страшное гонение.
Достоверные подробности об этом сохранились в послании, написанном в то время Смирнской Церковью к Церкви Филомелийской и приведенном Евсевием в своей «Истории». Гонение было жестоким. В Смирне жило много иудеев, которые еще больше, чем язычники, ненавидели христиан. Много христиан было замучено: кто был забит до смерти, кто после различных пыток отдан на съедение зверям. Один молодой мученик, по имени Герман, отданный на съедение зверям, своей молодостью вызвал жалость у губернатора, который стал увещевать его, чтобы он отрекся. Герман с улыбкой отвечал, что лучше умереть тысячу раз, нежели спасти жизнь отречением от Христа, и сам пошел навстречу льву. Другой христианин, по имени Квинт, не будучи призван на суд, сам выдал себя, но устрашился, когда увидел зверей, и отрекся от веры, доказав тем, что Богу не угодно, чтобы опрометчиво и безрассудно искали опасности. Язычники и иудеи каждый день требовали новых казней, и, наконец, в цирке стали требовать казни Поликарпа.
Святого епископа не было в городе. Он не страшился мученической смерти, напротив, считал счастьем умереть за имя Христа, но друзья убедили его удалиться на время, и Поликарп счел обязанностью своей не подвергаться добровольно опасности. Он удалился в загородный дом, где день и ночь молил Господа о мире Церкви. Однажды во время молитвы видение предвозвестило ему близкое мученичество. Он увидел, что изголовье его пылает огнем, и спокойно сказал бывшим при нем: «Я буду сожжен за имя Господа Иисуса». Действительно, вскоре воины были присланы за ним. Друзья Поликарпа убедили его скрыться в другую деревню, но воины прибыли и туда. Поликарп мог бы выйти из дома, но сказал: «Да будет воля Господня», – и сам пошел навстречу искавшим его. Их поразил величавый и спокойный вид святого старца. Поликарп велел дать им поесть, а сам встал на молитву. Пока воины обедали, Поликарп молил Бога, чтобы дал ему силу исполнить Его волю до конца и даровал мир Церкви, гонимой всей вселенной. После этого воины, уже желавшие спасти святого вопреки своему внутреннему убеждению, посадили Поликарпа на осла и повезли его в Смирну[94].
Дорогой к Поликарпу подъехали два смирнских сановника, которые, хотя и были язычниками, уважали епископа и желали его спасти. Они уговорили Поликарпа пересесть к ним и начали убеждать его спасти жизнь, стремясь, подтолкнуть к согласию на требования судей. «Что за беда, – говорили они, – присягнуть гением кесаря?» Поликарп отвечал решительно: «Не стану делать того, что вы мне советуете». Тогда они рассердились и столкнули его. Поликарп упал и повредил себе ногу, но однако бодро продолжал путь.
Город Смирна. Византия
Когда привели его на место общественных зрелищ, то Поликарп и некоторые бывшие тут христиане ясно услышали с неба слова: «Мужайся, Поликарп!» Язычники же и иудеи, бывшие в цирке, подняли страшный шум, восклицая радостно: «Взят Поликарп нечестивый!» Поликарп, приведенный к судье, твердо исповедал, что он христианин. Судья стал, по обычаю, требовать от него, чтобы он присягнул гением императора, чтобы он раскаялся и, наконец, чтобы он произнес хулу на Христа.
– Я восемьдесят шесть лет служу Христу, и Он не сделал мне никакого зла, – отвечал Поликарп. – Как же могу я хулить Царя и Спасителя моего?
Долго проконсул еще убеждал Поликарпа, но святой епископ остался тверд и непоколебим.
– Если не образумишься, брошу тебя зверям, – сказал проконсул.
– Как хочешь, – отвечал Поликарп, – я все-таки не променяю лучшее на худшее. Хорошо менять только зло на добро.
– Ты не страшишься зверей? – сказал проконсул. – Я предам тебя огню, если не повинуешься.
– Ты грозишь мне огнем угасающим, но не знаешь о вечном огне, уготованном нечестивым. Впрочем, для чего медлить? Делай, что хочешь.
Поликарп говорил спокойно и с лицом, сияющим неземной радостью; в эту трудную минуту Господь силой и благодатью Своей укреплял верного служителя. Проконсул, потеряв надежду склонить его к отречению, велел провозгласить, что Поликарп исповедал себя христианином. Тогда яростные крики поднялись из толпы: «Он отец христиан! он учитель Азии! истребитель наших богов; он научил многих не приносить жертвы и не поклоняться богам!» И весь народ приступил к азиарху[95] Филиппу с требованием выпустить льва на Поликарпа, но азиарх возразил, что это будет противозаконно, потому что потешные игры уже кончились. Тогда люди завопили: «Сжечь Поликарпа живым!» Проконсул согласился.
Тотчас же народ стал собирать дрова и хворост по окрестным баням и лавкам, и в один миг костер был готов. Усерднее всех работали иудеи. Поликарп сам снял с себя верхнюю одежду. Его хотели приковать к костру железными цепями, но он попросил, чтобы этого не делали. «Этого не нужно, – сказал он. – Тот, Кто дал мне волю страдать за Него, даст и силу оставаться недвижимым на костре». Исполнили желание старца, связали только руки за спиной, и он сам взошел на костер. Взглянув на небо, он громогласно воскликнул: «Отец возлюбленного и благословенного Сына Твоего Иисуса Христа, через Которого Ты открылся нам, благодарю Тебя, что Ты причислил меня к мученикам Твоим и сподобил меня чаши страданий Христа Твоего, да с Ним буду и причастником жизни вечной. Прими меня ныне, как жертву благоугодную. За все восхваляю Тебя! благословляю Тебя, прославляю Тебя чрез Господа Иисуса Христа, первосвященника вечного! Чрез Него, Тебе с Ним в Духе Святом слава ныне и в грядущие века. Аминь».
Город Смирна. Современный вид
Едва он произнес эти слова, как зажгли костер. Пламя окружило святого старца, сходясь над ним наподобие свода, но не касаясь его тела, которое оставалось невредимо и изливало благоухание. Тогда начальники велели его пронзить длинным копьем; из раны истекло столько крови, что костер погас. Это очень удивило язычников. Иудеи, заметив, что христиане желают взять тело Поликарпа, попросили консула, чтобы он велел сжечь его. Они говорили, что христиане станут поклоняться ему, как Христу.
Город Смирна. Современный вид
Очевидцы страданий святого мученика в письме своем, в частности, сообщают: «Они (иудеи) не знают, что мы не можем отступить от Христа, пострадавшего за спасение всех, и поклониться кому-либо другому. Ему мы поклоняемся как Сыну Божию; а мучеников достойно любим как учеников и подражателей Господа; любим за их неизменную приверженность к своему Царю и Учителю. Да сподобимся и мы быть их общниками и соучениками! Сотник, видя настойчивость иудеев, положил тело на огонь. А мы потом собрали его кости, сокровище драгоценнее дорогих камней и чистого золота, – и положили их, где следовало. Туда, как только можно будет, мы станем собираться с веселием и радостью; и Господь соизволил нам праздновать день его мученического рождения, – как в память уже совершивших свой подвиг, так в научение и утверждение будущих подвижников. Сие посылаем вам через брата Марка; а когда прочтете, то доставьте сие послание прочим братьям, дабы и они прославили Бога, показавшего нам такого верного избранника и могущего и нас исполнить Своею благодатью, и ввести в Вечное Царство Сыном Своим Единородным Иисусом Христом, Ему же честь и царство и величество во веки. Аминь!»
Со II века вошло в обычай тщательно записывать допросы мучеников и образ их кончины. Эти повествования Церкви сообщали одна другой, и везде совершали память мученика. На том же месте, где лежали его останки, все верующие собирались в годовщину кончины или, как говорили древние христиане, в день его рождения для жизни вечной, и торжественно отмечали это в память о нем. При совершении богослужения читалось повествование о его кончине, и все со святой радостью благодарили Господа, давшего усопшему брату силу совершить свой земной подвиг. Богослужение оканчивалось общественной трапезой (агапой или вечерей) любви. От обычая совершать богослужение над гробницами мучеников возникло впоследствии обыкновение строить храмы[96] на местах, где они были погребены, а еще позднее – включать в антиминс частицы святых мощей. Это основывалось и на том, что в откровении св. Иоанн видел под алтарем души убиенных за веру.
Во всех обычаях христиане резко отличались от язычников и иудеев. Язычники сжигали тела умерших, иудеи считали осквернением прикосновение к трупу, христиане же благоговейно предавали земле тела усопших братий, с молитвой и пением псалмов и духовных песен. Так как похороны большей частью совершались по ночам, то верующие несли свечи или факелы; отсюда у нас традиция сопровождать усопшего, держа в руках свечи. Места, где хоронили умерших, христиане называли усыпальницами, выражая тем, что смерть только сон, за которым следует пробуждение – воскресение. В Риме хоронили умерших в катакомбах или подземных галереях. Надписи и живопись над гробницами выражали твердое упование на жизнь загробную и радостную надежду воскресения во Христе.
Ни твердость мучеников, ни добродетельная жизнь христиан не могли убедить Марка Аврелия в истине христианской веры и склонить его в пользу христиан, но одно чудесное событие сильно поразило его, и на короткое время он велел прекратить жестокие меры против христиан. В 174 году Марк Аврелий вел войну с маркоманами и квадами, германскими племенами. Окруженные со всех сторон неприятелями в Богемских горах, его войска томились жаром и жаждой, и положение их было уже безнадежным. Один легион (полк) состоял весь из христиан. Христиане пали на колени и молили Бога помочь им. Внезапно небо покрылось тучами, и обильный дождь освежил римских воинов, между тем как страшная буря с молнией и громом разразилась над неприятелем, который искал спасения в бегстве. Все единодушно признали это событие сверхъестественным. Некоторые из язычников, конечно, приписали чудо богам своим, но сам Марк Аврелий признал, что войска его обязаны своим спасением молитве христиан, и велел прекратить гонение.
Самая жизнь христиан могла бы убедить Марка Аврелия в превосходстве их учения над прочими учениями. В некоторых областях Италии и в самом Риме появилась заразная язва[97], до того сильная, что боялись прикоснуться к страдающим. Одни христиане с самоотвержением и мужеством посвящали себя служению ближним. Они ходили за больными и хоронили умерших, подавая помощь и язычникам, и единоверцам своим.
Но и это не произвело сильного действия на Марка Аврелия, ибо он вскоре возобновил гонения. Некоторые христиане подавали ему апологии в защиту христиан. Самые известные среди них были: Мелитон, епископ Сардийский, Аполлинарий Иера польский, который упоминает в своей апологии о громоносном легионе[98], и Афинагор, ученый философ, обратившийся из язычества к христианству. Но предубеждения императора мешали ему добросовестно вникнуть в этот вопрос. Язычники считали его одним из самых лучших и добрых римских государей, и он сам в своих сочинениях излагал правила нравственности и добродетели, основанные на изучении философии. Между тем не хотел видеть, что христиане во всех своих действиях являли гораздо более высокую и чистую нравственность, чем та, которую проповедовали философы. В его царствование пострадало огромное количество христиан, и гонение свирепствовало во всех областях обширной Римской империи.
Франция в древности называлась Галлией и тоже входила в состав Римской империи. Некоторые древние писатели[99] утверждают, что Крискентий, ученик апостола Павла, проповедовал там христианскую веру, другие – что апостол Лука посещал Галлию, но вообще знают очень мало об успехах евангельского учения в этой стране в I столетии и в начале II. Около половины второго века св. Поликарп Смирнский послал в Галлию проповедников. Среди них наиболее известны Пофин и ученик Поликарпа Ириней. С Божией помощью святые проповедники вскоре обратили многих язычников, и Пофин стал первым епископом в Лионе, одном из значительнейших городов Галлии. Во Вьенне, недалеко от Лиона, многие тоже приняли христианскую веру. Вначале язычники относились довольно равнодушно к новому учению. Но когда христианство стало быстро распространяться, то поняли, что оно скоро совсем вытеснит языческое идолопоклонство, и с яростью встали на защиту своих богов. Однако вера Христова к этому времени уже глубоко укоренилась в сердцах, и сотни христиан, укрепленные непоколебимым упованием на Бога, были готовы встретить гонение с твердостью.
Враги истинной веры стали распространять о христианах ужасную клевету, обвиняли их в преступлениях, в развратном поведении, рассказывали, что они едят человеческую плоть и тому подобное. Этими слухами удалось до такой степени возбудить негодование и ненависть народа, что христианам стали везде наносить всевозможные оскорбления: избегали их, не принимали в дома, запрещали входить в народные бани, в присутственные места, гнали даже с площадей, всеми средствами старались обидеть и оскорбить. Сбывались слова Спасителя:
Возбудив таким образом ненависть народа против христиан, враги Христовы наконец формально обвинили их перед судом. В 177 году начались допросы, пытки и казни. Подробности об этом гонении содержатся в послании, написанном, как полагают, Иринеем от имени христиан Лиона и Вьенны и обращенном к Церквам Малоазийским. Из этого послания, сообщенного историком Евсевием[100], мы извлекаем наш рассказ. Гонение, как видно, было жестоким. «Нельзя словами пересказать, нельзя пером описать всех ужасов, которые слепая вражда внушала язычникам, ни всех страданий блаженных мучеников», – говорит повествователь.
После того как зачинщики гонения представили обвинение на некоторых христиан, их повели на площадь; судья при огромном стечении народа стал их допрашивать. Они все с твердостью исповедали свою веру, и их заключили в темницу до приезда главного начальника (или проконсула) области. Через несколько дней он прибыл и призвал их. При допросе он обращался с ними грубо и сурово. Один молодой христианин, по имени Веттий Епагат, не бывший в числе обвиненных, а стоявший между народом, не мог сдержать негодования. Он выступил вперед и попросил позволения сказать несколько слов в защиту обвиненных, обещаясь доказать, что они ни в чем не виновны. Епагата уважали во всем городе за честную и праведную жизнь. Услышав его слова, проконсул спросил: уж не христианин ли он сам, что защищает христиан? Он отвечал утвердительно, и проконсул приказал тотчас же присоединить его к числу обвиненных, назвав его ходатаем христиан. Пример Епагата одушевил и других верующих, находившихся в толпе народа, они объявили, что веруют в Иисуса Христа. К сожалению, из них оказалось человек десять, которые впоследствии, устрашась мучений, отреклись от веры. Всех заключили в темницу и в продолжение десяти дней присоединяли к ним еще других христиан, так что все городские темницы наполнились узниками. Между ними находились все те, которые благовествованием основали Церкви в Лионе и Вьенне.
Начались пытки. Судьи старались вынудить от христиан сознание в преступлениях, захватили некоторых рабов, служивших у христиан, и пытали их, допрашивая о преступлениях господ. Устрашась мучений, они дали ложные показания, которых добивались судьи, и язычники с торжеством и радостью стали везде повторять эту клевету. Ненависть язычников росла с каждым днем. Не было истязаний, которых бы они не применили, чтобы заставить христиан отречься от веры или сознаться в преступлениях, но ничто не могло победить твердости истинных служителей Христовых. Они не боялись ни пыток, ни смерти. Среди истязаний славили и благодарили Господа. Одного только они страшились пуще смерти: как бы кто из них не отрекся от Христа. Не доверяя собственным силам, они в темнице беспрестанно молились, да дарует им всем Господь помощь Свою и силу совершить до конца начатый подвиг.
В числе узников была молодая девушка, Бландина, рабыня одной из обвиненных христианок. Все боялись, что она не вынесет истязания, ибо была молода и слаба. Но Господь помог девице; среди самых страшных истязаний она только повторяла: «Я христианка, и никаких преступлений не совершается между нами». «Казалось, – замечает повествователь, – что исповедание имени Христова придавало ей всякий раз новую, сверхъестественную силу». Но такая удивительная твердость только больше воспламеняла ярость мучителей, и они придумывали новые пытки. Все христиане претерпели истязания, в особенности же Бландина, Матур, диакон по имени Санкт и Аттал, уроженец Малой Азии. Но пытки не вынудили у них ни отречения, ни сознания в преступлениях. Они только молились, славили Бога и повторяли: «Мы христиане!» Видя такую твердость, некоторые из тех, которые отреклись было от Христа, снова признали себя христианами и объявили мучителям, что скорее вынесут всевозможные истязания, чем отступят от Спасителя. Между ними была женщина по имени Вивла. Ее пытками вынуждали дать ложное показание на христиан, и она, отрекшаяся было от Христа, среди истязаний вновь исповедала Его и громко свидетельствовала о честной жизни христиан. Некоторые из осужденных скончались во время истязаний, другие предали душу Богу в сырой и смрадной темнице еще до казни.
Потребовали к допросу Лионского епископа Пофина. На руках внесли в судилище святого старца, которому было за 90 лет, он уже не мог ходить. Но он не устрашился ни яростных криков, ни угроз. На вопрос проконсула: «Кто Бог христиан?» Он спокойно отвечал: «Узнаешь, если будешь достоин». Тогда народ с яростью бросился на него, осыпая его ругательствами и побоями. Били его кулаками и палками, бросали в него камнями. Наконец его отнесли едва живого в темницу, где он через два дня предал Богу душу.
Бландину, Матура и Санкта вывели в цирк на съедение зверям, но вначале опять подвергли их пыткам. Бландину привязали крестообразно к столбу и выпустили на нее зверей, но звери не коснулись ее, и ее вновь отвели в темницу. Матура и Санкта закололи после борьбы. Народ с яростными криками требовал, чтобы предали зверям Аттала, который был человеком значительным по сану и состоянию. Но так как он был римским гражданином, то надо было ждать разрешения высшего начальства. Его только провели вокруг арены, неся перед ним доску с надписью: «Аттал – христианин». И это название, надежда и слава верующих, было осыпано ругательствами и насмешками. Затем его вновь отвели в темницу, где и прочие осужденные ждали распоряжений из Рима.
Все это дело длилось долго. Христиане в темницах молились Богу и примером и молитвой одушевляли тех, которые отреклись было от веры. Их заключили вместе с исповедниками, потому что они тоже считались виновными в преступлениях. Их положение было жалким. К оскорблениям от язычников присоединялись упреки совести за отступничество, но мученики поддерживали их любовью своей и при помощи Божией возвратили к жизни многих из этих отпавших членов Церкви, так что, раскаявшись в прежнем малодушии, они вновь исповедали имя Иисуса Христа.
Автор послания говорит с удивлением о кротости и смирении святых исповедников и об их снисходительности к падшим. «Они столь ревностно подражали Христу, – пишет он, – что хотя достигли великой славы, исповедав неоднократно Иисуса Христа, хотя носили на теле славные следы страданий за веру, но они не считали себя заслужившими названия мучеников, и негодовали, когда мы, в речи или письме, называли их мучениками. "Иисусу Христу, – говорили они, – принадлежит это название: Первенцу из мертвых и Начальнику жизни. Мученики – те, которые сподобились скончаться в исповедании и которых мученичество Христос запечатлел смертью, а мы только слабые и смиренные исповедники". И, обливая слезами наши руки, они просили нас молиться, да поможет им Бог довершить подвиг их. Но они на деле доказывали, что вполне достойны славного названия; доказывали это терпением, кротостью и непоколебимостью духа… Они смирили себя под крепкую руку Всевышнего; и эта рука возвеличила их над всяким земным величием… Любовь была в их сердцах вместе со смиренномудрием. Любовь побуждала их защищать угнетенных, внушала им снисходительность к согрешившим. Они всех защищали и никого не обвиняли, всех разрешали и никого не вязали; они прощали врагам, молились за мучивших их, говоря, как первомученик Стефан: Господи, не поставь им сего во грех… Они не превозносились над падшими; подавая им руку помощи, подымали их; восполняли их скудность своим изобилием, любили их, как любит детей своих нежная и жалостливая мать, и молились о них Отцу Небесному, чтобы Он вновь оживил их. Всегда любя мир и предлагая мир, в мире и отошли они к Отцу, не произвели ни скорби в сердце матери Церкви, ни нестроения и вражды между братьями; но оставили радость, мир, единодушие и любовь».
Через некоторое время был получен ответ из Рима. Марк Аврелий повелел казнить всех тех, которые не отрекутся от христианской веры, а кто отречется, тех отпустить. Для казни было назначено время какого-то празднества в честь императора Августа; множество народа со всех окрестностей прибыло в Лион. Проконсул призвал всех узников, допросил их и, получив от всех один ответ, исповедание веры во Христа, произнес им смертный приговор. Он надеялся, что те, которые вначале отреклись от Христа, теперь повторят свое отречение, но почти все объявили, что они христиане и готовы умереть за веру свою. Один врач, по имени Александр, присутствовавший при допросе, исповедал себя христианином и был причислен к мученикам.
На следующий день начались истязания христиан. Проконсул в угождение народу превзошел повеление царя: перед смертью он мучил христиан и заставлял их присутствовать при казни братий. Так, Бландина и пятнадцатилетний Понтик присутствовали несколько дней подряд при истязаниях прочих христиан. Аттала, вытерпевшего страшные мучения, в конце концов положили на железную скамью, раскаленную в огне. Когда от его горевшего тела начал подниматься смрад, он сказал народу: «Вот о вас можно поистине сказать, что вы питаетесь человеческими телами; а мы, христиане, не знаем сих кровавых трапез». После всех вывели на казнь Бландину и юного Понтика. По требованию народа их вначале истязали, требуя, чтобы они присягнули идолам. Бландина не переставала увещевать Понтика, забывая собственные страдания, она страшилась только за него, но пятнадцатилетний мальчик все перенес с твердостью и, молясь, предал душу Богу. Бландину мучили еще долго, бросили зверям, которые волочили ее по окровавленной арене, наконец, закололи ножом. Сами язычники удивлялись ее необыкновенной твердости духа и не понимали, откуда такая сила терпения в юной и слабой девице.
Сама смерть христиан не утолила ярости мучителей. Они издевались над телами убиенных, некоторые бросали собакам, другие, собрав в груду, стерегли и днем и ночью, чтобы братья не могли предать их земле. Язычники, смеясь над христианами, говорили: «Где теперь Бог их, и к чему послужила им их вера, ради которой они пожертвовали жизнью?» Через шесть дней сожгли все останки убиенных и бросили пепел в реку Рону, думая этим отнять у христиан надежду на воскресение убиенных мучеников. «Ибо, – говорили они, – надеясь на будущую жизнь, христиане проповедуют странную веру, презирают самые жестокие мучения и умирают с радостью. А теперь увидим, восстанут ли они опять, и силен ли Бог их избавить их из рук наших».
Не понимали язычники, что ни мучения, ни смерть не могли отлучить христиан от любви Христовой и что христиане, умирая, оставались победителями и получали венец жизни, обещанный Богом тем, которые пребудут в вере до конца. Сорок восемь мучеников положили жизнь за веру во время этого гонения. Когда оно утихло, лионские христиане избрали себе в епископы Иринея.
Глава XV
Состояние Церкви в конце II века. Ереси. Церковные писатели. Христианское просвещение
Около этого времени возникло в Малой Азии новое лжеучение, основателем коего был Монтан, уроженец Фригии. Увлекаемый гордостью, Монтан утверждал, что он получил от Бога особенное откровение и что он тот самый утешитель (или параклит), которого Господь обещал ученикам Своим и который должен наставить их на всякую правду. Монтан увлек своим учением двух богатых женщин, Прискиллу и Максимиллу, и выдавал их за пророчиц, получивших откровение свыше. На них находили по временам порывы какого-то дикого исступления, которое они выдавали за действие духа, сообщавшего им дар пророчества и ведения. Монтан излагал самые строгие правила жизни, предписывал пост, запрещал второй брак, был неумолимо строг к падшим и утверждал, что Церковь никак не может вновь принять тех, которые однажды отлучены, как совершившие тяжкий грех. Монтанисты имели притязания на особенную святость, называли себя духовными, а прочих людей душевными. Какая разница между этими надменными лжеучителями и смиренными лионскими мучениками, которые, жертвуя всем ради Христа, не признавали за собой никакой заслуги и были так снисходительны к согрешившим, слабым братьям! Этим подтверждается то, что лишь чистое Евангельское учение – источник чистой, святой жизни, а удаляющиеся от истины легко впадают в грехи гордости и самообольщения. Монтан и последователи его, имевшие притязание на особенную святость, были обвиняемы в корыстолюбии и безнравственности. Однако же их строгость к ближним обманывала легковерных людей, которые, считая их пророками и святыми, во множестве присоединялись к ним. Лжеучение сильно распространилось, особенно в Африке. В самом разгаре гонения Лионская Церковь писала о нем в Рим, осуждая лжеучения, но полагают, что сам Римский епископ был склонен к монтанизму.
Марк Аврелий умер в 180 году. Сын его, Коммод, а за ним и Пертинакс, не преследовали христиан. Но если на короткое время Церковь и отдохнула от суровых гонений, то не прекращалась ее борьба с еретиками, которые старались своими ложными толкованиями омрачить чистоту ее учения. Гностики также везде распространяли свои учения, до того разнообразные, что трудно уследить за всеми их видоизменениями. Каждый произвольно изменял систему, принятую от своего учителя, и потому возникло бесчисленное количество разных гностических лжеучений, которые напоминали то учение иудеев, то философские системы Востока, то эллинскую мудрость. Кердон и Маркион оставили в Риме много учеников, Вардесан и Татиан распространяли свои учения в Сирии и Египте. Татиан вначале был учеником св. Иустина, написал апологию, но впоследствии совратился с пути истины. Вардесан излагал свое учение в форме песен или стихов, которые легко запоминались и быстро распространялись в Сирии. Два римских пресвитера, Флорин и Власт, присоединились к лжеучителям. В Рим же прибыл в конце II века еретик по имени Феодот, кожевник, отвергавший божественность Христа. Прибыв в Рим, он не привез письма от епископа своего города, хотя в это время был обычай, чтобы христианин, переезжая из одного города в другой, брал от своего епископа письмо, удостоверяющее, что он христианин и мог быть допущен к участию в Таинствах. Такие письма (или свидетельства) назывались общительными грамотами. Эта предосторожность была необходима при гонениях и усилившихся ересях. У Феодота такого письма не оказалось. Римская Церковь не допустила его к общению с верующими, а навела о нем справки. Оказалось, что при гонениях в маленьком городке Византии, Феодот отрекся от Господа. Укоряемый христианами, он отвечал, что он отрекся не от Бога, ибо Иисус – простой человек. Его отлучили от Церкви. Другой еретик, по имени Праксей, учил, что нет различия между Лицами Святой Троицы и что Сам Отец вочеловечился. Последователей его звали патрипассианами.
Философы и языческие писатели тоже сильно нападали на христианское учение, представляя его в превратном виде и высмеивая его. Так делали в своих сочинениях Цельс,
Лукиан и другие. Лукиан рассказывает историю какого-то Перегрина, человека развратного, приставшего к христианам из корыстных соображений, чтобы получать от них пособие. И по этому поводу Лукиан высмеивает христиан вообще. Но как ни старались языческие писатели вредить христианам, искажая их учение, сами они невольно, описывая обычаи христиан, свидетельствуют об их добродетелях, об их терпении, благотворительности, мужестве. Все эти враждебные для христиан сочинения содержат весьма важные указания на обычаи того времени и на степень распространения христианской веры.
Можно сказать, что все эти невзгоды и гонения на Церковь не только не вредили ей, но даже, волей всемогущего Бога, обращались на пользу и во благо Церкви: укреплялись и развивались ее внутренние силы. Весь мир ополчался против нее, но за нее был Тот, Кто сильнее мира. Он был для Церкви Всеблагим Утешителем, на Нем, как на незыблемом основании, утверждала она все надежды свои. Его словом и соблюдением Его закона отражала она все нападения многочисленных врагов. Гонениям христиане противопоставляли терпение и непоколебимое мужество, которое, удивляя гонителей, часто убеждало их в истине и силе христианской веры, так что, по словам одного апологета, мученичество делалось семенем христианства. На клевету врагов христиане возражали изложением истины и самой своей жизнью, сияющей добрыми делами; на разнообразные лжеучения христиане отвечали объяснением единого истинного учения, в назидание и укрепление верующих и в опровержение еретиков. И Господь видимо помогал Своей Святой Церкви: не оскудевали в ней дары чудотворения, пастыри ее сияли мудростью и святостью, как светила в мире. Св. Ириней писал в конце II века: «Истинные ученики Господа, получив от Него благодать, для блага прочих людей, преподают Его именем те дары, какие принял каждый из них. Они действительно и истинно изгоняют демонов, так что освобожденные от злых духов нередко обращаются к вере и пребывают в Церкви; другие имеют дар предвидения, прозрения и пророческого предсказания; иные исцеляют больных через возложение рук и делают их здоровыми, а иногда, как мы говорили, воскрешаемы были мертвые и жили с нами много лет. Нельзя исчислить даров, которые Вселенская Церковь получает от Бога во имя Иисуса Христа, распятого при Понтийском Пилате, и каждодневно расточает в пользу язычников, никого не обольщая и не требуя никакой платы. Даром получает она от Бога, даром и раздает». Сами язычники не могли опровергать явно совершавшихся чудес. Многие языческие писатели упоминают о них, приписывая их, конечно, волшебству и силе бесовской, но нам нельзя не признать в них исполнения молитвы, которую гонимая Церковь воссылала к Господу еще устами святых апостолов:
Историк Евсевий воздает великую хвалу епископам, жившим в то время. «Так как в это время, – пишет он, – еретики готовы были погубить стадо Божие и, подобно плевелам, засоряли чистую ниву апостольского учения, то пастыри Церкви по всему миру напрягали силы свои, чтобы истребить их. Они утверждали братию частью увещаниями и предостережениями, частью наставлениями еретикам, то устными, то письменными». Между этими пастырями особенно славились Мелитон Сардийский, Феофил Антиохийский, Аполлинарий Иерапольский и Ириней Лионский.
Священномученик Ириней Лионский
Мелитон, епископ Сардийский, тщательно изучал книги Ветхого Завета и составил первый дошедший до нас список книг, признанных каноническими. Он был уважаем, как пророк и муж, исполненный Духа Святого, написал (между прочими сочинениями) апологию в пользу христиан, скончался около 177 года.
Феофил Антиохийский, обращенный из язычников, сделался ревностным пастырем Церкви. Он написал несколько прекрасных огласительных поучений и книгу «О вере», которая считается одним из лучших сочинений древности.
Дионисий Коринфский оставил семь замечательных посланий, объясняющих истинное учение Церкви и содержащих опровержение еретиков.
Аполлинарий подал Марку Аврелию полную убедительнейших доказательств апологию, много писал против монтанистов.
Ириней, ученик Поликарпа, поставленный епископом в Лионе после Порина, создал прекрасное сочинение против ересей. Из его пяти книг заимствовано почти все, что известно о древних ересях. Обличая разнообразные лжеучения, он противопоставляет им единую истину Христову, проповедуемую Церковью по всему миру. «Церковь, – говорит он, – рассеяна по всей вселенной, но соблюдает веру, как будто она занимает один дом. Она одинаково верует, как будто имела одно сердце, одну душу, проповедует единогласно, как будто одни у нее уста. Как солнце, творение Божие, – одно и то же во всем мире, так одна и та же проповедуемая вера сияет повсюду, всех просвещает, приводя к познанию истины… Основываться на Божественном Писании, которое есть известная и несомненная истина, – значит созидать дом свой на твердом камне, основываться на каких-нибудь мнениях – значит готовить себе погибель». Ириней тщательно заботился о чистоте и единстве учения и о сохранении мира и любви между христианами.
Все эти сочинения написаны на греческом языке, тогда распространенном по всему Востоку. Вообще греческий язык был языком ученых, латинский же считался «языком варварским».
Необходимость оспаривать ученых философов и отражать всякого рода нападения побуждала христиан заниматься и языческими науками. Во II веке они старались везде устраивать училища и тщательно заботились о распространении просвещения. Многие города славились своими школами, но замечательнее всех было Александрийское училище[101]. Полагают, что его основал еще апостол Марк. Первым его предметом была подготовка к крещению, преподавание главных истин христианской веры. Это называлось оглашением, поэтому училище известно под названием огласительного. В нем готовились и наставники (или огласители). Во II веке Александрийское училище значительно расширило круг своей деятельности. Во главе его стояли мужи, славные благочестием и ученостью, которые успешно отражали нападения еретиков и языческих философов. Такое училище было особенно необходимо в Александрии, уважаемой на всем Востоке за свою образованность, ибо тут же находились известные языческие училища, огромная библиотека, собранная Птолемеем. Александрийские иудеи тоже тщательно занимались науками. Гностические лжеучители активно распространяли свои системы – сочетание восточных, иудейских и языческих учений. Василид, Карпократ, Валентин, Вардесан и другие лжеучители нигде не находили столько слушателей, как в Александрии. Каждый из этих лжеучителей искал пособия науки и красноречия, и все сильно ополчались против учения Христова.
Необходим был и отпор этим лжеучениям. Христиане отражали их силой Евангельского слова, и немало ученых философов обращались ко Христу, становились верными служителями святой истины. Наставники Огласительного училища тщательно заботились о том, чтобы дать верующим все орудия для опровержения лжеучений и беспрестанно расширяли круг преподавания. Первым известным наставником училища был Афинагор, афинский философ. Будучи язычником, он вначале изучил Священное Писание для того, чтобы опровергать его, но сила истины победила его: он принял христианство и подал Марку Аврелию красноречивую апологию за христиан.
Пантен тоже в ранней молодости был приверженцем стоической философии, но благовествование учеников апостольских обратило его. Он принял крещение и стал усердно распространять христианское учение, став наставником в Огласительном училище. Господь призвал его еще и на более трудное дело. Александрия вела значительную торговлю и потому состояла в сношениях с самыми отдаленными странами. Однажды прибыли несколько человек из Индии и просили Александрийского епископа Димитрия прислать им наставников. Вера Христова была проповедана в Индии апостолами Фомой, Варфоломеем и Матфеем, но с тех пор святое учение там почти забыли, ибо мало кто из христиан посещал далекую страну. Димитрий предложил Пантену ехать проповедовать в Индию. Путь был труден, и дело небезопасно, но Пантен не устрашился. Поручив училище своему ученику, Клименту, он отправился в Индию. Не сохранилось известий о его деятельности там; знают только, что в Индии он нашел написанное по-еврейски Евангелие от Матфея, оставленное там апостолом Варфоломеем. По возвращении Пантен опять стал во главе училища.
Климент, один из ученейших мужей своего времени, вначале тоже был язычником и последователем эллинской философии, но, по милости Божией, узнав истину, он полюбил ее всей душой и стал ей ревностно служить. Он тщательно изучал Писание и посетил Грецию, Италию и Палестину для того, чтобы увидеться со знаменитейшими отцами Церкви и получить от них наставления. Он был посвящен в пресвитеры и после Пантена сделался главой Александрийского училища, которое при нем и при ученике его, Оригене, достигло высшей степени славы. Климент Александрийский написал много замечательных сочинений, хотя его немного упрекают в пристрастии к греческой философии.
Распространению веры много способствовали переводы Священного Писания, явившиеся во II веке: латинский (или италийский) перевод Ветхого и Нового Завета и сирский перевод Нового Завета, очень верный. Появилось и три греческих перевода всего Писания, но они были сделаны иудеями[102], которые не благоприятствовали христианам, поэтому значительно изменили текст.
Христианская вера распространялась все больше. В Риме богатые и знатные граждане целыми семействами и фамилиями обращались к истине. Явного гонения не было, но исповедание христианской веры не являлось безопасным, потому что прежние указы могли привести в действие в любое время по воле властей. Вот что случилось при Коммоде. Один раб донес начальству, что его господин, сенатор Аполлоний, исповедует христианскую веру. Раба казнили, потому что указом Марка Аврелия запрещались подобные доносы, но существовал указ и против тех, которые, будучи уличены в исповедании христианской веры, не согласятся отречься. Судья призвал Аполлония, убеждал его отречься, но тот отказался. Тогда судья велел ему изложить письменно свою веру. Аполлоний, в присутствии всего сената, изложил веру и был казнен (186 г.).
Некоторые писатели сообщают, что примерно в это время британский король Люций присылал в Рим просьбу направить к нему наставников и что Тимский епископ Елевферий будто отправил в Британию проповедников, которые с успехом благовествовали[103].
Но это известие сомнительно. Достовернее, что Британская Церковь была основана проповедниками с Востока. Это подтверждается тем, что длительное время древние шотландцы праздновали Пасху по календарю восточных Церквей.
Спор о времени празднования Пасхи, миролюбиво разрешенный между Римским епископом Аникитой и Смирнским Поликарпом, опять возник в конце II века. Виктор, преемник Елевферия, созвал по этому поводу в Риме Собор и написал к Азийским Церквам письмо, в котором требовал, чтобы они праздновали Пасху в одно время с Церквами Запада и некоторыми восточными: Иерусалимской, Антиохийской и др. Он был, бесспорно, прав относительно времени празднования, но не имел права требовать послушания от других епископов. Поликрат, епископ Ефесский, посоветовавшись, отвечал, что Азийские Церкви не отступят от древнего предания. Виктор, раздраженный ответом, объявил отлученными от Церкви не соглашавшихся с ним. Этот поступок возбудил общее негодование. Многие епископы писали Виктору послания, в которых порицали его образ действия, хотя и соглашались с ним по вопросу о времени праздника. Ириней в послании порицал Виктора за поступок, несовместимый с христианской любовью, и напоминал о миролюбивом его решении Аникитой и Поликарпом. Он писал и о разногласиях между Церквами относительно поста. «Тем не менее все они сохранили мир, и мы живем между собою в мире, и разногласием касательно поста утверждается согласие веры». Виктор отменил свое действие. Мир был восстановлен, и каждая Церковь продолжала держаться своего обычая.
Надо заметить, что в первые века не видно ни малейшего следа той власти над Церковью, которую Римские епископы присвоили себе впоследствии, выдавая за свое древнее право. Имя папы, которое встречается во II и в III столетиях, не принадлежало исключительно Римскому епископу и не означало особой степени иерархии. Епископы крупных городов, в которых Церкви были основаны апостолами, имели право пастырства над прочими епископами страны. Епископ Елийской (Иерусалимской) Церкви пользовался огромным уважением. Епископ Александрийской Церкви присматривал за Церквами в Египте, Ливии и Пентаполе. Таким же образом и Римский епископ имел смотрение над Церквами этой страны и уважался, как первый епископ, потому что был епископом первого города или столицы; но это первенство не давало ему власти. Мы видим, что попытка Виктора присвоить себе некоторую власть была встречена всеобщим негодованием. Церкви различных стран совещались между собой в духе мира и взаимной любви, как члены одного целого. Степень уважения, оказываемого епископам, определялась не столько местом их пастырства, сколько личными достоинствами. Каждый служил Богу теми дарами и средствами, какие получил от Него. Наставления и советы давались со смирением и принимались с любовью. Если возникал какой-либо важный вопрос, Церкви сообщались письменно или епископы страны собирались, чтобы обсудить его. Так Церковь в Галлии писала к Римской по поводу монтанистов; так созывались в Риме,
Кесарии, Ефесе и в других местах Соборы по случаю спора о времени празднования Пасхи и о ересях Кердона, Маркиона, Монтана.
В конце II века в Карфагене (Северная Африка) жил писатель, успешно защищавший христиан от ложных обвинений, – Тертуллиан[104]. Его отец, язычник, дал ему прекрасное образование. Тертуллиан изучил все науки, особенно полюбив историю и философию, знал греческий язык и законоведение. Но при всей своей учености и блестящих дарованиях, он (в молодости) вел порочную жизнь и, как сам говорит, смеялся над христианской верой. Впоследствии, по милости Божией, он открыл в ней истину и возлюбил ее. Оценив добродетельную жизнь христиан, их твердость при допросах и истязаниях, он захотел понять источник их праведности и твердости духа. Тогда он стал изучать Священное Писание и убедился в истине пророчеств и в чистоте христианского учения. Он принял веру, над которой вначале смеялся, стал вести строгую и добродетельную жизнь и смело защищать гонимых христиан. Его посвятили в пресвитеры. Он посещал осужденных христиан, писал к ним увещевательные письма, оспаривал лжеучителей и в 199 или в 200 году подал сенату замечательную апологию, в которой доказывал ложность и нелепость языческого богопочитания. Эта апология написана на латыни (как и все сочинения Тертуллиана) и отличается убедительностью и живым, увлекающим красноречием. Кроме апологии, Тертуллиан написал еще много сочинений: о свидетельстве души, о крещении, о зрелищах, против Праксея, две книги к супруге своей.
Доказывая истину христианской веры, Тертуллиан приводит ветхозаветные пророчества, указывает на внутреннее сознание всякого человека и на творение, из которого можно познать Творца. «Мы, – пишет он, – поклоняемся единому Богу, Творцу мира и всего, что в нем. Бог невидим, хотя во всем являет Себя; неосязаем, хотя благодатью открывает нам Себя…»
Он говорит, что Господь открывает Себя людям делами Своими, всем творением и голосом совести, которая, несмотря на страсти, заблуждения и суеверия, омрачающие ее, как скоро пробуждается, именует Бога своего. Чтобы открыть Себя нам и указать нам Свою волю, Господь дал нам Священное Писание и предрек о Себе через пророков. О Господе Иисусе Тертуллиан говорит словами, сходными с теми, которые приняты в Символе веры: «Слово есть Дух от Духа, Бог от Бога, как бы свет от света. Он Сын Божий, и оба суть едино».
Христиан обыкновенно представляли непокорными царю. Тертуллиан отражает это обвинение. «Мы не обращаемся с молитвой за царя к богам, которые не существуют, – говорит он, – к идолам, которые сами нуждаются в защите его; мы молимся о нем Богу вечному, живому. Мы чтим государя, ибо знаем, что он Богом поставлен, но я не назову его богом, потому что не умею лгать и слишком уважаю его, чтобы смеяться над ним. Мы молим о нем Бога истинного, Который дал ему и царство, и жизнь. Возводя очи на небо, с распростертыми руками, с обнаженной головой, от сердца молим Его, да даст Господь царю долгую жизнь, царство безмятежное, во дворце безопасность; молим о храбрости воинств, о верности сената, о благонравии народа, о мире во всем мире. Мымолимовсемэтом Того, Кто один силен исполнить моление наше. Мы служим Ему, мы поклоняемся Ему и готовы жертвовать жизнью за Него… Пусть нас терзают, пусть на крестах распинают, вооружаются против нас: молящийся христианин в состоянии вытерпеть все».
«Если бы мы хотели воздать злом за зло, – замечает далее Тертуллиан, – не легко ли было бы нам отмстить за обиды и притеснения, которые мы переносим? Но сохрани Бог, чтобы божественная вера прибегла из мести и к человеческим орудиям… Если бы мы были расположены действовать против вас как открытые враги, разве нам бы недостало силы и числа? Смотрите, мы существуем только со вчерашнего дня и уже наполняем все: ваши города, острова, крепости, дворцы, сенаты, лагери, судилища; оставляем вам только ваши капища… На какую войну не были бы мы способны, мы, которые всегда охотно умираем? Но вера наша повелевает нам лучше принять смерть, чем причинять ее… Если бы мы даже не хотели восставать против вас с оружием в руках, то имеем возможность и иначе вредить вам. Стоит нам удалиться от вас, и вы изумитесь безлюдности областей ваших!»[105]
Тертуллиан довольно подробно описывает общественное богослужение христиан и образ их жизни, упоминает об их взаимной любви, побуждающей каждого из них не тратить свои доходы на собственные забавы и на самоугождение, как это делали язычники, но употреблять их на вспомоществование бедным, больным, вдовицам и сиротам, изгнанным за истину, и всем страждущим и нуждающимся. Он говорит о доброй нравственности христиан, о честности, с которой они выполняют все обязанности, лежащие на них, никогда не прибегая к обманам и неправде, как это делали язычники.
«Пусть о том свидетельствуют собственные списки ваши, – говорит он. – Между преступниками, осуждаемыми на наказание и заточение за убийство, воровство и другие преступления, есть ли хоть один христианин? Вами, язычниками, полны темницы; а если в них заключены христиане, то уж разве только за то, что они христиане, если же христианин виновен в преступлении, то это уже доказывает, что он перестал быть христианином…
Поделиться книгой: