Приступы религиозного экстаза не были чужды ни Самуилу, ни Саулу, ни Давиду.
Саул, возвращаясь из Рамафаима домой, встретил группу пророков и дал вовлечь себя в их экстатические пляски и песнопения. Вторичный приступ безумия случился с ним после получения известия об осаде города Иависа. Он изрубил тогда двух волов, которыми пахал землю. В третий раз это произошло с ним в Рамафаиме, куда он явился в погоне за Давидом. Навстречу ему вышел Самуил со своими пророками и, загипнотизировав его плясками, пением и восклицаниями, вовлек в свой хоровод. В Первой книге царств (глава 10, стих 5) сказано: «…и когда войдешь там в город, встретишь сонм пророков, сходящих с высоты, и пред ними псалтирь и тимпан, и свирель и гусли, и они пророчествуют».
Это описание доказывает, что по стране шатались толпы фанатиков и религиозных мистиков, поразительно напоминающих дервишей ислама. Эти израильские пророки носили полотняные одежды и специальные пояса и, подобно дервишам, собирали милостыню. Их религиозные обряды включали в себя не только песнопения, пляски и прорицание, но и самобичевание, истязание тела различными орудиями пытки.
Знаменательно, что эти пророки появились на арене израильской религиозной жизни довольно поздно. Это доказывает, что коллективное экстатическое пророчествование не было местным, израильским явлением. Вопрос его происхождения все ещё остается открытым. Однако преобладает мнение, что израильтяне заимствовали его у ханаанеян вместе с культом Ваала, Астарты и других финикийских божеств. Предполагают, что родиной таких школ пророков была Фригия, в Малой Азии, и уже оттуда школы проникли в Финикию и Ханаан. В Третьей книге царств сказано (глава 18, стих 19), что на содержании царицы Иезавель находились четыреста финикийских пророков.
Нужно отметить, что это явление не было чуждо и другим народам. Достаточно вспомнить древнегреческие оргии в честь Аполлона и Дионисия. Геродот рассказывает о вдохновенных мужах, которые ходили по Греции и пророчествовали в стихах. В Израиле движение пророков приняло изуверские формы. Пророк Осия (седьмой век до нашей эры), желая доказать иудеям, что, поклоняясь чужим богам, они совершают тяжкий грех прелюбодеяния, жил три года с падшей женщиной и с чужой женой. Пророк Исаия (восьмой век до нашей эры) ходил нагой по городу, чтобы предупредить жителей Иерусалима, что Яхве так оголит их грешный город, лишая его всех богатств. В течение нескольких столетий группы странствующих пророков были в Ханаане обычным явлением. Израильтяне относились к ним с суеверным страхом и уважением, прислушиваясь к их пророчествам, и не отказывали в подаянии. Со временем, однако, в ряды святых мужей стали проникать всякого рода шарлатаны, именуемые в Библии лжепророками. По их вине народ стал относиться к пророкам неприязненно и даже презирать их. Это явствует, в частности, из вопросов, которые задавали друг другу жители Гивы: «Неужели и Саул во пророках?» Когда Давид шел с плясками перед ковчегом завета, его жена Мелхола заявила с презрением, что его поведение недостойно царя. Мудрец и наставник народа Амос решительно возражал, когда его называли пророком.
Под влиянием учения пророков, в также политических бедствий и страданий евреи постепенно углубляли свою религию, пока она наконец, после вавилонского пленения, не вылилась в чистейший монотеизм. Эта эволюция должна была, естественно, привести к ликвидации примитивных форм коллективного пророчествования. Пророки высшего разряда, чьи сочинения вошли в Библию, не имели ничего общего со странствующими по стране прорицателями. Но они не появились на исторической арене Израиля как «deus ex machina», а несомненно были плодом многовекового развития коллективного религиозного пророчествования.
Трагическая история Саула известна нам исключительно из Библии, и мы, в сущности, не можем сказать, насколько она правдива. Поэтому обнаружение любого вещественного доказательства, в какой-то мере подтверждающего библейскую версию, является волнующим событием. Такое событие произошло в 1922 году, когда американский археолог и востоковед Олбрайт нашел в Тель-эль-Фулле, в пяти километрах от Иерусалима, развалины Гивы, столицы Саула. Раскопки показали, что это была мощная горная крепость, простая и строгая по конструкции, но совершенно неприступная. Её защищали угловые башни и две линии стен из каменных блоков. Между стенами находились потайные переходы и склады продовольствия.
Среди развалин нашли огромное количество бронзовых наконечников стрел и каменных снарядов для пращей. Ученые установили, что развалины относятся ко второй половине одиннадцатого века до нашей эры, то есть ко времени правления первого израильского царя. Были обнаружены также развалины Беф-Сана, где филистимляне глумились над телом Саула. Согласно Библии, они поместили голову несчастного царя в храме Дагона, его доспехи — в храме Астарты, а туловище повесили на городской стене. Высота развалин составляла более двадцати трех метров — они состояли из восемнадцати слоев, относящихся к различным эпохам.
Самый нижний слой восходит к четвертому тысячелетию до нашей эры, и следовательно, Беф-Сан был одним из древнейших городов Ханаана. Но для нас интереснее всего то, что в слое, относящемся к эпохе Саула, обнаружены развалины двух расположенных рядом друг с другом храмов — Дагона и Астарты, — о которых говорится в Библии. Камни этих храмов были свидетелями последнего акта филистимско-израильского конфликта, окончившегося гибелью мужественного царя и трех его сыновей. Попутно археологи обнаружили историческую подробность, которую авторы Библии замолчали. Толстый слой пепла, закопченные камни и разбитые статуэтки богов доказывают неопровержимо, что город пал жертвой внезапного нападения и пожара. Это дает основания предполагать, что Давид разрушил Беф-Сан в отместку за глумление над телом его предшественника.
Рассказ о Давиде, как мы уже неоднократно отмечали, говоря о других разделах Библии, составлен из народных сказаний, которые столетиями передавались из поколения в поколение. Составители включили их в Библию, не замечая или не придавая значения содержащимся в них противоречиям.
Некоторые примеры этих противоречий стоит привести, чтобы показать, с какими трудностями сталкиваются ученые-библеисты, пытаясь установить историческую правду. Если мы попытаемся ответить на вопрос, каким образом Давид очутился при дворе царя Саула, мы окажемся в затруднительном положении. Библия дает две совершенно различные версии. Из шестнадцатой главы Первой книги царств мы узнаем, что Давида привели во дворец потому, что он искусно играл на арфе и своей игрой снискал расположение царя. Между тем глава семнадцатая сообщает, что Давид привлек внимание Саула своей победой над Голиафом. Победителем Голиафа был неизвестный пастушок, Саул велел привести его к себе и спросил: «Чей сын этот юноша?» — стало быть, он не знал его раньше.
Другой, ещё более любопытный пример — это вопрос об убийстве Голиафа.
Распространенная версия, по которой Голиафа убил в единоборстве Давид, основана на Первой книге царств. Когда же мы читаем Вторую книгу царств, нас охватывает изумление, так как мы узнаем, что Голиафа убил вовсе не Давид, а некто Эльханан из Вифлеема. Библеисты неоднократно пытались объяснить или как-то сгладить эти расхождения. В случае с Голиафом было сделано открытие, которое неожиданно навело ученых на след. Оказалось, что мы, в сущности, не знаем, как звали преемника Саула на израильском престоле. «Давид», так же как в текстах мари «давидум», не имя собственное, а звание или прозвище, обозначающее вождя или опекуна. Выяснив это, многие библеисты сделали вывод, что Давид и Эльханан — одно и то же лицо. Итак, если мы предположим, что Голиафа убил вифлеемский пастушок Эльханан, которого потом благодарный народ Израиля назвал Давидом, противоречие исчезнет, как по мановению волшебной палочки. Но если мы даже полностью согласимся с этой гипотезой, остается ещё много других противоречий, снижающих историческую ценность библейских сказаний. В Библии перемешаны факты с легендами, старинные народные предания с более поздними дополнениями, и, как бы ученые ни старались, им никогда уже не удастся установить истину полностью. Типичным примером такого несоответствия является утверждение, что Давид отнес голову Голиафа в Иерусалим. Это, конечно, значительно более поздняя вставка: ведь мы знаем, что Давид завоевал Иерусалим намного позже, уже будучи царем израильским.
Легендой является также традиция, приписывающая Давиду авторство большинства псалмов, собранных в Библии. Псалмы, несомненно, имели большее влияние на умы последующих поколений, чем другие книги Ветхого завета. Это религиозная лирика, отличающаяся красотой и богатством настроений, выражающая целую гамму чувств: от уныния, смирения и отчаяния до надежды, веры, радостного подъема, благодарности и жизнерадостности. Величественная простота этих поэм, их лаконизм, строгость стиля и покоряющий сердца религиозный пыл сделали их неиссякаемым источником вдохновения для многих поэтов, художников и композиторов.
Главная идея этих религиозных гимнов — монотеизм. Они являют собой апофеоз величия и могущества Яхве, который дарит людей любовью, умеет прощать им самые тяжкие грехи, но бывает также неумолим в гневе и беспощаден в наказаниях. Это уже концепция божества высшего разряда, божества, которое диктует человеку нравственные законы. Но космология этих поэм столь же примитивна, как во времена Авраама. Яхве сидит на престоле на небесах, его окружают ангелы, земля плоская и окружена праокеаном, ужасные чудовища хаоса и зла борются с силами порядка и созидания. Лишь позже Яхве восторжествует, а землей будут управлять цари из рода Давидова. Название псалмов происходит от греческого слова «псаллейн» — «трогать пальцами струны». Слово «псалмос» обозначает струнный инструмент, вероятно финикийского происхождения, или же песню, исполняемую под аккомпанемент этого инструмента. Псалмы шестой и одиннадцатый начинаются с примечания: «На восьмиструнном». Это, несомненно, значит, что псалом должен сопровождаться аккомпанементом на восьми струнах. Многое говорит за то, что текст делился на сольные партии и партии хора.
Каждая поэма была чем-то вроде литании или антифона, являющихся неотъемлемым компонентом различных обрядов и литургических церемоний.
Авторство Давида, как уже говорилось выше, является легендой. Анализ текста псалмов неопровержимо доказывает, что большинство из них не могло быть создано до вавилонского пленения и было включено в Библию лишь в третьем веке до нашей эры Их содержание отражает религиозные представления и социально-политические отношения, характерные для последнего, послевавилонского периода еврейской истории. Даже элегический плач, якобы сочиненный Давидом после смерти Саула и Ионафана, на самом деле заимствован из древнего сборника гимнов — Книги праведника.
Это отнюдь не значит, что Давид не был поэтом и музыкантом. Израильтяне, как мы уже отмечали, отличались исключительной музыкальностью. Нафреске, обнаруженной в Бени-Хассане, изображены среди еврейских пастухов музыканты с лирами в руке.
Из надписей в Египте и Месопотамии мы узнаём, что Израиль посылал в эти страны оркестры и ансамбли танцовщиц. Существовали также женские оркестры. Иудейский царь Езекия (721–693 годы до нашей эры), стараясь снискать расположение ассирийского царя, Синахериба, послал ему группу певцов и певиц.
При такой богатой музыкальной традиции не было бы ничего удивительного, если бы некоторые израильские цари оказались талантливыми поэтами и композиторами.
Прелесть археологии именно в том и состоит, что она иной раз внезапно превращает в неопровержимую научную истину какое-нибудь историческое предание, относительно которого мы сомневались, правда это или легенда. Так случилось с библейским рассказом о взятии Давидом Иерусалима. Благодаря одному сенсационному открытию мы теперь совершенно уверены, что Давид завоевал эту твердыню иевусеев, и знаем даже, каким чудом это ему удалось. Мы сознательно говорим «чудом», ибо крепость была расположена на вершине неприступной скалы и на протяжении четырехсот лет успешно отражала все вражеские нападения.
Библейский рассказ о её завоевании лаконичен и туманен. Из него следует, что Иоаву удалось взять крепость хитростью: он проник туда по какому-то потайному каналу и напал на иевусеев с тыла.
Как это часто случается с археологическими открытиями, загадка выяснилась совершенно случайно. В 1867 году английский офицер, капитан Уоррен, осматривал Иерусалими его ближайшие окрестности. Он заинтересовался источником Аин Ситти Мариам в долине Кедрона, известным в Библии под названием Гихон. Среди развалин мусульманской мечети Уоррен обнаружил яму, ведущую в глубь земли. Спускаясь по выдолбленным в скале ступенькам, он дошел до подземного водоема с ключевой водой. Несмотря на темноту, Уоррен заметил прямо над головой круглое отверстие в скале. Раздобыв лестницу и веревку, он залез вглубь. Это был выдолбленный в стене канал, который шел сначала горизонтально, а затем по вертикали. Уоррен с огромным трудом поднялся по нему вверх и на высоте тринадцати метров увидел коридор с высеченными в камне ступеньками, ведущими в слабо освещенную пещеру.
Оттуда по узкой расщелине он выбрался наружу и, к своему изумлению, убедился, что находится внутри древних стен города.
Тоннель, как установили ученые, был построен в конце второго тысячелетия до нашей эры, и конечно же это и есть тот самый канал, по которому Иоав проник в город. Нетрудно представить себе, как это происходило. Сначала Иоав сам пробрался по каналу с веревкой, потом протащил туда всех своих солдат и напал на защитников крепости изнутри, в то время как Давид атаковал снаружи.
Иерусалим был одной из самых сильных твердынь Ханаана, но у него была своя ахиллесова пята: в городе не было воды. В мирное время жители спускались к источнику Гихон, но в случае осады путь к источнику был отрезан. И вот они выдолбили в скале тоннель со ступеньками. По нему на веревке спускали сосуды, а кто-нибудь, скрытый в нижней пещере, наполнял их водой из водоема.
Существование прохода держали в строжайшей тайне. Как о нем проведал Иоав, мы не знаем. Должно быть, проговорился кто-нибудь из пленных или израильские воины услышали случайно, как ударяется о скалу сосуд с водой.
Рассказ о двух первых царях Израиля можно отнести к шедеврам мировой литературы. Борьба Саула со жрецами в защиту своего престола, мрачная, жуткая сцена у женщины-волшебницы в Аэндоре, крушение дела всей его жизни и самоубийство, затем бурная жизнь Давида, его горькая старость, отравленная мятежами и дворцовыми интригами, — все это эпизоды подлинно шекспировской трагедии.
Оба царя изображены незаурядными личностями, глубоко человечными в своих достоинствах, недостатках и преступлениях; у обоих есть свои заслуги, оба потрясают нас силой и страстностью своих чувств. Из наивных порою библейских сказаний встают яркие, живые и многогранные человеческие характеры. Каким прекрасным психологическим этюдом является, например, описание постепенного душевного упадка Саула, отравленного ядом подозрений и зависти! Поражает также реализм, с каким составители Библии обрисовали темные, неприглядные стороны характера Давида, несмотря на то что, как верный слуга жрецов, он был их излюбленным героем. Их личные симпатии оказались бессильными перед неопровержимыми историческими документами, с которыми они вынуждены были считаться. В библейском тексте явственно проступает отношение составителей к обоим царям. Саул, враг жрецов, изображен черной личностью, несмотря на то что его образ жизни вряд ли заслуживает осуждения. Зато Давид, любимец жрецов, возносится до небес, а его преступления и неблаговидные поступки затушеваны или изображены с необыкновенной снисходительностью. Несмотря на то что Давид был узурпатором, шагавшим к престолу по трупам, нельзя отрицать, что он принадлежит к числу самых выдающихся и заслуженных личностей в истории Израиля. Как полководец, завоеватель и основатель государства, он заслуженно стал гордостью своего народа. Поразительно быстро, однако, Давид превратился в восточного деспота и изнеженного сибарита. Его многочисленный гарем, продажные, погрязшие в интригах и склоках придворные круги, влияние различных фаворитов и фавориток — такова потрясающая картина постепенного нравственного падения этого крупнейшего государственного деятеля. Сомнительным кажется также и утверждение, что Давид был верным яхвистом. Если он поклонялся одному лишь Яхве, то откуда взялась у него в доме статуя, которую Мелхола нарядила в одежду мужа и положила в постель? Это же наш хороший знакомый домашний бог, предмет языческого культа, запрещенный и преследовавшийся яхвистами.
Что касается отношения Давида к жрецам, то есть все основания предполагать, что он поддерживал их исключительно из политических соображений. Будучи родом из племени Иуды и к тому же узурпатором, лишившим власти законную династию Саула, он не пользовался популярностью у большинства северных израильских племен. О том, как неуверенно он чувствовал себя на престоле, свидетельствует хотя бы тот факт, что его личная гвардия состояла из чужеземных, главным образом филистимских, наемников. Давид изо всех сил старался завоевать расположение северных племен. Этим объясняется объявленный им траур по Саулу, пышные похороны погибшего царя, а также распоряжение предать земле повешенных потомков Саула (когда народ заволновался, тронутый поведением Рицпы). Но, как доказывают мятежи Авессалома и Сивы, все старания Давида ни к чему не привели. И именно поэтому он обратился к жрецам и опирался на них. Союз со жрецами, разумеется, был основан на ряде компромиссов, иногда весьма странных, как, например, компромисс в вопросе о должности верховного жреца. Законным верховным жрецом с резиденцией в Гаваоне, в северном Ханаане, был Садок. Давид, будучи царем иудейским, назначил верховным жрецом своего друга и советника Авиафара. Когда он объединил под своей властью обе части Ханаана, возник щекотливый вопрос о том, за кем останется высокая должность. Давид ни за что не хотел отстранить Авиафара, который был ему преданным другом и помощником. Сад ока тоже нельзя было лишить должности, чтобы не вызвать гнева северных племен. Поэтому в первый и последний раз в истории Израиля было принято решение оставить на посту обоих верховных жрецов. Это ненормальное положение изменил только Соломон, изгнавший Авиафара за поддержку притязаний Адонии на престол. С тех пор должность верховного жреца переходила в роду Садока от отца к сыну. Оттуда произошла впоследствии партия саддукеев, монополизировавшая в течение многих столетий должность верховного жреца и все другие крупные должности в Иерусалимском храме.
В Библии мы встречаем иной раз лаконичные замечания, проливающие яркий свет на некоторые вопросы. Приведем в качестве примера случай, связанный с Давидом. Мы помним, что он намеревался построить в Иерусалиме храм. Пророк Нафан заявил ему тогда, что Яхве привык жить в шатре и не хочет каменного дома. Согласно Библии, Давид послушно отказался от своих планов, хотя успел уже заготовить для строительства дерево и благородные металлы. Но вот мы читаем пятую главу (стих 3) Третьей книги царств и в изумлении протираем глаза. В письме к финикийскому царю Хираму Соломон объясняет, что построить храм помешали Давиду постоянные войны, которые ему пришлось вести.
Итак, все становится ясным. Здесь, как и во всем, Давид руководствовался прежде всего политическими соображениями, а не просто выполнял указания пророка.
Следует добавить, что Нафан, защищающий храм-шатер, был выразителем влиятельной группировки религиозных пуристов, которые стремились сохранить старые патриархальные обычаи эпохи Моисея, были противниками роста городов и т. п.
Давид был суровым и беспощадным правителем, но вместе с тем он был выдающимся государственным деятелем и дальновидным дипломатом, умевшим использовать для своих политических целей даже религиозные учреждения и настроения. Его заслуги в деле строительства израильского государства не подлежат сомнению, и поэтому не удивительно, что последующие поколения идеализировали его. Считалось величайшей честью доказать свое родство с домом Давида. Поэтому понятно также, почему евангелисты, обосновывая историческую миссию скромного учителя из Назарета Иисуса Христа, подчеркивали, что он был потомком величайшего из царей израильских. Соломон был первым израильским царем, получившим престол по наследству. Но и он вступил на этот престол в атмосфере борьбы и интриг. Если бы его мать Вирсавия, честолюбивая и энергичная женщина, не пользовалась поддержкой группы пророка Нафана и не оказала давление на царя, Соломон остался бы, во всей вероятности, одним из многочисленных анонимных царских сыновей, о которых нам почти ничего не известно. Несомненно, больше прав на престол имел Адония, четвертый сын Давида, которого поддерживали верховный жрец Авиафар и главный военачальник Иоав. Соломон пощадил Авиафара, но велел убить Иоава и Адонию, хотя последнему обещал сохранять жизнь. Он был по-своему прав. Чтобы утвердиться на престоле, ему необходимо было избавиться от опасного соперника и запугать его сторонников. Такое положение вещей было характерно не только для Израиля. Огромные гаремы восточных деспотов, многочисленное мужское потомство и отсутствие каких-либо правовых норм в вопросе о престолонаследии привели к тому, что насильственное устранение претендентов на престол становилось часто неизбежным. Этот мрачный обычай существовал, в частности, и при дворе византийских императоров, где он стал почти легальным государственным актом, сопутствующим коронации.
Соломон был мирным правителем. Унаследовав от отца большое и сильное государство, он царствовал сорок лет (972–932 годы до нашей эры). За это время он не вел ни одной большой войны. Не расправился даже с арамейцем Разоном, который изгнал из Дамаска израильский гарнизон и объявил себя царем. Это казалось тогда инцидентом второстепенной важности, и ошибкой Соломона было то, что он не сумел предвидеть, какой серьезной угрозой для Израиля станет со временем новое арамейское царство. Историческая заслуга Соломона состояла в том, что он превратил бедную земледельческую страну с патриархально-племенным строем в единое, сильное в экономическом и военном отношении государство, пользующееся большим авторитетом на международной арене. Он был хорошим администратором, дипломатом, строителем и торговцем. В его время Израиль славился великолепием своей столицы и небывалой роскошью царского двора.
Об авторитете Соломона свидетельствует хотя бы то, что гордый фараон отдал ему в жены свою дочь. Доказательством могущества и влияния Соломона был также его чудовищно большой гарем, чрезмерный блеск, каким он себя окружил, и необыкновенно властное обращение с подданными, к которым он относился как к рабам. При всех этих недостатках нельзя отрицать, однако, положительных сторон царствования Соломона. Ведь именно он великолепно отстроил Иерусалим и сделал его настоящей столицей. Воздвигнутый им храм стал единственным центром и символом еврейской религии. Неоспоримы его заслуги в деле повышения обороноспособности страны — вспомним строительство системы укрепленных городов и реорганизацию армии введением боевых колесниц.
Соломон старался также развить в Израиле ремесла и морскую торговлю, привозя для этой цели специалистов из Финикии. Четкая деятельность государственной администрации обеспечивалась чиновничьей иерархией, построенной по финикийскому, сирийскому и египетскому образцам. Соломон был также непревзойденным дипломатом. Крупнейшими его достижениями на этом поприще были брак с дочерью фараона и сотрудничество с царем Хирамом, без помощи которого ему не удалось бы осуществить свои цели. Благодаря деловой сметке Соломона Израиль был процветающей страной. В Третьей книге царств сказано по этому поводу (глава 10, стих 27): «И сделал царь серебро в Иерусалиме равноценным с простыми камнями, а кедры, по их множеству, сделал равноценными с сикоморами, растущими на низких местах». Это, конечно, гипербола, характерная для восточного стиля, но у нас имеются данные, доказывающие, что в известной степени она соответствует действительности. Известно, что годовой доход Соломона, состоявший из торговых прибылей, налогов и дани арабских вассалов, составлял шестьсот шестьдесят шесть талантов (около двадцати двух тысяч восьмисот двадцати пяти килограммов золота), не считая поставок натурой, взимаемых с израильского населения. О расцвете земледелия в Израиле свидетельствует тот факт, что Соломон поставлял Хираму ежегодно двадцать тысяч мер пшеницы и двадцать тысяч мер растительного масла. Разумеется, земледельцы подвергались жестокой эксплуатации, но все равно такие колоссальные поставки сельскохозяйственных продуктов возможны только в условиях процветания.
Археологические находки познакомили нас со многими сторонами тогдашнего быта. В частности, они свидетельствуют о довольно высоком жизненном уровне.
Бесчисленные дорогие чаши для косметики, сделанные из алебастра и слоновой кости, разной формы пузырьки, пинцеты, зеркала и шпильки для волос доказывают, что израильские женщины той эпохи заботились о своей внешности. Они употребляли духи, румяна, кремы, мирру, хну, бальзамовое масло, порошок из кипарисовой коры, красную краску для ногтей и голубую для век. Большинство этих снадобий ввозилось из-за границы, а такой импорт характерен для богатой страны. Кроме того, археологи подтвердили быстрый процесс роста городов, против которого ещё во времена Давида так яростно боролись консерваторы-яхвисты. Земледелие было по-прежнему ведущей отраслью народного хозяйства, но землевладельцы жили преимущественно в городах. Поскольку все ханаанские города были окружены крепостными стенами, они становились все более перенаселенными. Дома, в основном двухэтажные, строили на каждом свободном клочке земли вдоль узких и тесных улочек. Главной частью израильского жилища была большая комната на первом этаже. Женщины готовили там пищу и пекли хлеб, а вся семья собиралась там для совместных трапез. Мебели не было. Даже состоятельные люди ели и спали на циновках. В комнаты верхнего этажа поднимались по каменным ступеням или по деревянным приставным лестницам. Летом спали на крышах, где дул освежающий ветерок. В пищу употребляли много лука и чеснока. Еда была простой и питательной. Основным продуктом питания была жареная и вареная пшеница, разные крупы, чечевица, огурцы, фасоль, фрукты и мед. Мясо ели только по праздникам.
Пили в основном овечье и коровье молоко, вино же употребляли очень умеренно.
Из каких источников черпал царь Соломон свои богатства? Долгое время ученые подвергали сомнению все сказанное об этом в Библии — уж очень это было фантастично и туманно.
В Третьей книге царств (глава 10, стихи 28, 29) мы читаем: «Коней же царю Соломону приводили из Египта и из Кувы; царские купцы покупали их из Кувы за деньги. Колесница из Египта получаема и доставляема была за шестьсот сиклей серебра, а конь за сто пятьдесят. Таким же образом они руками своими доставляли все это царям хеттейским и царям арамейским». Здесь говорится только, что царь Соломон покупал коней и колесницы, но ничего не сказано о том, что он их также и продавал. А между тем в результате археологических изысканий точно установлено, что он занимался посредничеством в торговле между Египтом и Азией, торговал лошадьми и колесницами.
В 1925 году американская археологическая экспедиция обнаружила в исторической долине Езреель развалины города Мегиддо. Город этот имел огромное стратегическое значение: он защищал северные рубежи долины, через него проходил торговый путь из Азии в Египет. Давид и Соломон превратили Мегиддо в сильную крепость, но город существовал уже в третьем тысячелетии до нашей эры Именно там удалось раскрыть тайну Соломона. Среди руин были обнаружены построенные им конюшни на четыреста пятьдесят лошадей. Они были расположены вокруг большой площадки, где, должно быть, объезжали и поили лошадей и где, быть может, происходили конские ярмарки. Размеры и расположение этих конюшен на главном торговом пути доказывают, что Мегиддо был основной базой торговли лошадьми между Азией и Египтом. Соломон покупал коней в Киликии и продавал их, по всей вероятности, в Египет, откуда он в свою очередь вывозил колесницы, продавая их на месопотамских рынках.
Как сообщает Библия, Соломон построил при помощи финикийских специалистов и мореходов торговый флот, который стоял в порту Ецион-Гавер в заливе Акаба и каждые три года ездил в страну Офир, привозя оттуда золото и экзотические товары. Исследователей Библии интересовали два вопроса: 1) где находилась загадочная страна Офир? 2) что могла вывозить в Офир такая сельскохозяйственная страна, как Ханаан? О том, какая страна названа в Библии Офиром, спорят до сих пор. Называют Индию, Аравию, Мадагаскар. Известный американский востоковед Олбрайт пришел к выводу, что речь идет о Сомали. Другие ученые обращают внимание на фрески в одном из фиванских храмов. Там изображена темнокожая царица из некой страны Пунт.
Подпись под фреской сообщает, что египетские корабли привозили из этой страны золото, серебро, черное и красное дерево, тигровые шкуры, живых обезьянок и рабов-негров. Родилось предположение, что Пунт и библейский Офир — одно и то же. Ответ на второй вопрос дала археология. В 1937 году археолог Нельсон Глюк натолкнулся в пустынной долине Вади-эль-Араба на выдолбленную в скале шахту медного рудника. Развалины каменных бараков, в которых жили шахтеры, и стена для защиты от нападений со стороны разбойничьих племен пустыни убедили Глюка, что это рудник Соломона.
Вблизи залива Акаба, где уже раньше были обнаружены под слоем песка развалины порта Ецион-Гавер, Глюк сделал ещё более важное открытие. На обширной площадке, окруженной крепостной стеной, находилось большое количество медеплавильных печей. Печные трубы были обращены отверстиями к северу, откуда дуют постоянные морские ветры. Таким остроумным способом удавалось без труда поддерживать необходимую для плавки температуру. Благодаря этим открытиям мы узнали, что Соломон был не только ловким торговцем лошадьми, но и промышленником. По всей вероятности, он держал монополию на производство меди, что позволило ему диктовать цены и получать те огромные прибыли, о которых говорится в Библии.
Слава о мудрости Соломона, его богатстве и роскоши его двора разошлась по всему свету. Послы из самых разных стран прибывали в Иерусалим для заключения договоров о дружбе и торговых соглашений. Жители столицы почти ежедневно встречали кортежи экзотических гостей, везущих царю щедрые дары. И несомненно гордились тем, что их родной город стал столь крупным торговым и дипломатическим центром. Однажды разошелся слух о прибытии каравана царицы савской из далекой Аравии. Народ вышел на улицы и восторженно приветствовал царицу, едущую в сопровождении многочисленной толпы придворных и рабов. Замыкал шествие длинный ряд верблюдов, навьюченных роскошными подарками для Соломона.
Кем была эта легендарная царица, героиня одного из самых захватывающих библейских сказаний? Теперь это уже известно, и история этого открытия настолько любопытна, что её стоит рассказать.
Ещё в девятнадцатом веке южная Аравия, родина пряностей и благовоний, которую древние римляне называли Счастливой Аравией (Arabia felix), была закрыта для европейцев. «Неверным псам», осмеливающимся ступить ногой в страну Мухаммеда, угрожала смерть. И все же нашлись смельчаки, в которых любознательность и жажда приключений были сильнее страха. Француз Ж.Галеви и австриец доктор Е.Глазер переоделись арабами и отправились в запретную страну. После множества приключений и трудностей они натолкнулись в пустыне на развалины огромного города, который, как потом выяснилось, назывался Мериб. Там, в частности, они обнаружили и привезли в Европу ряд таинственных надписей. Сенсационное открытие вызвало в научных кругах громадный интерес. Арабские купцы, почувствовав конъюнктуру, начали бойкую торговлю мерибскими надписями. Таким образом, в руках ученых оказалось несколько тысяч каменных обломков, покрытых письменами, основанными на палестинской алфавитной системе. Среди отрывочных сведений о богах, племенах и городах были прочтены также названия четырех южноаравийских государств: Минеа, Гадрамаут, Катабан и Сава. Упоминания о стране Сава имеются также в ассирийских документах восьмого века до нашей эры Там говорится, что Месопотамия вела с этой страной оживленную торговлю, покупая там главным образом пряности и благовония. Савские цари носили титул «мукарриб», что значит «жрец-князь». Их резиденцией был город Мериб, развалины которого найдены на юге Аравийского полуострова (в сегодняшнем Йемене). Город был расположен в горах, на высоте двух тысяч метров над уровнем Красного моря. Среди бесчисленных колонн и стен выделялся своим великолепием старый легендарный храм Харам Билкис, вблизи Мериба. Это было овальное строение с прекрасным порталом, к которому вели каменные ступени, выложенные бронзой. Многочисленные колонны и пилястры, а также фонтаны на обширном дворе дают полное представление о былом великолепии храма. Из надписей мы узнаём, что он был воздвигнут в честь арабского бога Илумкуг.
В результате тщательных исследований удалось установить, каковы были источники процветания савского царства. Огромная, высотою в двадцать метров, плотина поднимала уровень реки Адганаф, откуда вела разветвленная сеть оросительных каналов. Благодаря орошению Сава была страной необыкновенного плодородия.
Жители занимались главным образом выращиванием разного рода пряностей, которые экспортировались в ряд стран. Так продолжалось до 542 года нашей эры, когда вследствие постоянных набегов и войн рухнула плотина. Цветущий сад поглотили пески пустыни. Можно предположить, почему царица савская собралась в гости к Соломону. Торговый путь, именуемый Дорогой благовоний, по которому жители савского царства вывозили свои товары в Египет, Сирию и Финикию, шел вдоль Красного моря и пересекал территории, подчиненные Израилю. Поэтому благополучное продвижение караванов зависело от доброй воли Соломона. Царица савская приехала с чисто практической целью: щедрыми дарами и обещанием доли в прибылях склонить израильского царя к заключению договора о дружбе. Но народная фантазия обошла молчанием характер визита и придала всему романтическую окраску. Соломон, якобы пораженный яркой красотой царицы, воспылал к ней страстью и имел от нее сына. Абиссинцы по сей день утверждают, что именно от него происходит династия негусов. Стоит привести ещё одну легенду, связанную с Соломоном. В сокровищнице храма в Аксуме, прежней столице Абиссинии, будто бы хранится ковчег завета. Как он туда попал? Предание гласит, что его выкрал из храма Соломона сын его и царицы савской, оставив в Иерусалиме подделку. Таким образом, подлинный Моисеев ковчег завета находится якобы в Аксуме. Он является величайшей святыней абиссинцев, и никто из живущих не имеет права увидеть его.
Во время праздника москал, в честь окончания поры дождей, выставляется для всенародного обозрения копия ковчега.
Соломон стал для последующих поколений еврейского народа воплощением мудрости.
И это не удивительно. Годы его царствования были периодом высшего экономического и политического расцвета Израиля, единственным в истории страны периодом могущества, мира и процветания. Правда, в памяти поколений сохранились лишь светлые стороны правления Соломона, теневые же преданы забвению. А между тем этих теневых сторон было немало, и их необходимо вспомнить, чтобы воссоздать правдивую картину той эпохи. Нам известно, какие колоссальные прибыли приносили Соломону торговля и производство меди. И все же его нельзя назвать рачительным и дальновидным хозяином. Его расточительность и тяга к восточной роскоши привели к тому, что он не смог вернуть Хираму сто двадцать талантов и вынужден был в счет уплаты долга передать тирскому царю двадцать галилейских городов. Это был шаг банкрота, попавшего в финансовый тупик.
Как следует из библейских сказаний, вся тяжесть расходов на строительство, вооружение и содержание царского двора ложилась прежде всего на плечи ханаанского населения. Достаточно вспомнить, что более двухсот тысяч человек загоняли ежегодно на принудительные работы в ливанских лесах, в каменоломнях на берегу Иордана и на строительных площадках. Эта чудовищная система рабского труда ничем не отличалась от системы фараонов эпохи строительства великих пирамид. Если принять во внимание, что, по данным переписи населения, проведенной Давидом, в Израиле и Иудее насчитывалось в ту эпоху миллион двести тысяч мужчин, то нетрудно представить, какой огромный процент своих подданных эксплуатировал царь на принудительных работах.
Такое экономическое принуждение не могло не повлечь за собой глубоких социальных сдвигов. С каждым годом увеличивалась пропасть между богачами и бесправной беднотой, измученной налогами и трудовой повинностью. В низах росло недовольство, начиналось брожение. Даже жрецы, которые во времена Давида были союзниками царя, имели основания роптать. Последующие поколения, помня о великих заслугах Соломона, простили ему идолопоклонство, которым он занимался в открытую даже во дворе Иерусалимского храма. Но конечно же это возмущало современных ему жрецов. В огромном гареме царя находились женщины всевозможных рас и религий. Там были хеттеянки, моавитянки, идумеянки, аммонитянки, египтянки, филистимлянки, ханаанеянки и т. д. Вместе со своими обычаями они приносили во дворец и своих богов. Соломон, особенно в последние годы жизни, оставался под сильным влиянием своих фавориток и, поддаваясь их уговорам, устанавливал различные идолопоклоннические культы. Известно, например, что во дворе храма занимались культом Ваала, Астарты и Молоха. И поскольку народные массы, особенно на севере страны, относились к ханаанским богам весьма благожелательно, то пример царя отнюдь не способствовал укреплению яхвизма.
Давид и Соломон объединили, правда, все племена в едином государстве, но духовного единства они так и не добились. Между племенами северного и южного Ханаана продолжал существовать политический и расовый антагонизм. Даже Давид вполне сознавал отчужденность между обеими группами населения и на смертном одре сказал о Соломоне: «Ему завещал я быть вождем Израиля и Иуды» (3 Царств, глава 1, стих 36).
В этой связи Соломон совершил роковую ошибку, непростительную для крупного государственного деятеля. Он разделил свою страну на двенадцать налоговых округов, обязанных поставлять определенное количество сельскохозяйственных продуктов для нужд царского двора и армии. При этом бросается в глаза, что в списке округов отсутствует территория Иуды. Из этого можно заключить, что Иуда — племя Давида и Соломона было освобождено от подати. Такая привилегия должна была неизбежно озлобить другие племена, особенно гордое племя Ефремове, постоянно соперничавшее с Иудой из-за приоритета в Израиле.
Уже в царствование Давида на здании государственной власти появились грозные трещины. Бунт Авессалома и Сивы был, в сущности, восстанием северных племен против гегемонии Иуды. Эти племена поддерживали в качестве претендентов на престол Иевосфея и Адонию против Давида и Соломона, что доказывает силу внутренних конфликтов, приведших в конце концов к расколу государства.
Крупнейшей ошибкой Соломона было то, что он никогда не заботился об упрочении основ своего государства. Из-за своей близорукости и эгоизма он бездумно обострял опасный антагонизм между племенами, что после его смерти привело к катастрофе. Первые опасные признаки обнаружились ещё при жизни Соломона, когда вспыхнул мятеж племени Ефремова под руководством Иеровоама. Иеровоам потерпел поражение, но ему удалось убежать в Египет, где фараон Сусаким встретил его очень радушно. Это было вторым предостережением, так как доказывало, что Египет питает по отношению к израильскому царству какие-то враждебные намерения и поэтому поддерживает всех, кто способствует его ослаблению и расколу. И действительно, через пять лет после смерти Соломона Сусаким вторгся в Иудею и варварски ограбил Иерусалимский храм (около 926 года до нашей эры). Серьезные исторические последствия имело также бессилие Соломона по отношению к Разону, который ещё в царствование Давида объявил себя царем Дамаска. Несмотря на то, что узурпатор постоянно разорял северные границы Израиля, Соломон так и не отважился дать ему решительный отпор. После раскола Израиля и Иудеи арамейское царство Дамаска обрело большое могущество и долгие годы воевало с Израилем. Это облегчило Ассирии завоевание Сирии в восьмом веке до нашей эры, а в 722 году до нашей эры покорить Израиль и угнать десять племен израильских в вавилонское рабство. После падения Ассирии между нововавилонским царством и Египтом вспыхнула борьба за Сирию и Ханаан, окончившаяся в 586 году завоеванием Иудеи и разрушением Иерусалима халдеями. Исходя из этих фактов нужно сказать, что царствование Соломона, при всем его блеске и кажущемся богатстве, не было благополучным. Вследствие пагубной политики и деспотизма царя Израиль, потрясаемый внутренними социальными конфликтами, неуклонно шел к гибели. Не удивительно, что сразу же после смерти царя держава, с таким трудом созданная Давидом, распалась на два отдельных слабых государства, занятых постоянными междоусобными войнами.
Необходимо остановиться на традиционном и широко распространенном мнении, будто авторство Песни песней и Книги притчей принадлежит царю Соломону. В Библии сказано, что Соломон сочинил тысячу пять песней и три тысячи притчей, в которых отразилась его необыкновенная мудрость. Песнь песней — одна из самых замечательных и своеобразных эротических поэм во всей мировой литературе. Её прекрасные ритмические фразы, раскаленные добела жаром экзотических метафор и сравнений, ошеломляют своей подлинно восточной чувственностью. Не удивительно, что она была для многих поколений поэтов, художников и музыкантов неиссякаемым источником вдохновения, чашей, наполненной до краев волшебным напитком поэзии.
Вот как обращается юный герой поэмы к своей возлюбленной: Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоею миловидностью! Этот стан твой похож на пальму, и груди твои — на виноградные кисти. Подумал я: влез бы я на пальму, ухватился бы за ветви её; и груди твои были бы вместо кистей винограда, а запах от ноздрей твоих, как от яблоков.
Девушка же изображает своего милого так: Голова его — чистое золото; кудри его волнистые, черные, как ворон. Глаза его — как голуби при потоках вод… Щеки его — цветник ароматный, гряды благовонных растений; губы его — лилии, источают текучую мирру; руки его — золотые кругляки, усаженные топазами; живот его — как изваяние из слоновой кости, обложенное сапфирами; голени его — мраморные столбы, поставленные на золотых подножиях.
Поэма содержит также чудесные картины природы.
Приведем в качестве примера описание весеннего пейзажа на горе Кармил: Вот зима уже прошла; дождь миновал, перестал; цветы показались на земле, время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей; смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, издают благовоние. Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Пламенные любовные излияния нанизаны на сюжетную канву, напоминающую древние пасторали. Царь влюбился в простую деревенскую девушку по имени Суламита. Он взял Суламиту в свой гарем, но так и не сумел добиться её расположения. Девушка оставалась верна своему возлюбленному, пастуху из её родной деревни. Среди дворцовой роскоши, окруженная заботой и лаской своего господина, Суламита постоянно тоскует по тем счастливым дням, когда она вместе со своим возлюбленным пасла в горах отару овец; по ночам же она мечтает о его крепких и сладостных объятиях.
В конце концов любовь побеждает и влюбленные соединяются вновь. У этой поэмы, являющей собой шедевр любовной лирики, была удивительная судьба. Уже то, что она очутилась среди канонических книг Ветхого завета, вызывает недоумение.
Каким образом могла быть причислена к религиозным сочинениям поэма, вся пропитанная столь недвусмысленной чувственностью? Исследователи так и не сумели окончательно ответить на этот вопрос. Очевидно, составители «священного писания» включили поэму в Библию в убеждении, что её автором был царь Соломон.
Как строителя Иерусалимского храма, Соломона идеализировали до такой степени, что приписывать ему авторство эротической поэмы было бы просто кощунством.
Следовательно, рассуждали составители Библии, в Песни песней выражены отнюдь не любовные, а религиозные чувства, и если автор придал им форму любовной аллегории, то лишь для того, чтобы сделать поэму более доходчивой для своих единоверцев. Не все, однако, и не всегда были убеждены в правильности этого толкования. Не случайно то, что один из знаменитейших израильских раввинов, Акиба (50-135 годы нашей эры), призывал народ не осквернять Песню песней и не распевать её по трактирам. Не раз возникал вопрос о том, правильно ли поэма причислена к каноническим сочинениям. Со временем, однако, традиция победила.
Песня песней вошла в еврейскую литургию и исполняется в первый день праздника пасхи. Её читают как мистическую драму с делением на монологи, диалоги и партии хора. Содержание поэмы якобы выражает последовательные перемены в отношении израильтян к богу Яхве с момента исхода из Египта до того времени, когда «избранный народ избавится от земных мук и навсегда соединится с богом. В третьем веке нашей эры поэма победоносно переступает порог католической церкви, разумеется в видоизмененном толковании. Возлюбленный — это сам Иисус Христос, возлюбленная — церковь или душа христианина, а в хоре под видом друзей влюбленной пары скрываются ангелы, пророки и патриархи. Правда, в пятом веке снова начали зарождаться сомнения относительно религиозного характера поэмы. Некоторые, в частности, высказывали предположение, что Соломон написал поэму в защиту одной из своих жен, темнокожей египтянки, дочери фараона, которая из-за цвета кожи не пользовалась в Иерусалиме популярностью. Однако благодаря бдительности церкви и инквизиции исследователи только в восемнадцатом веке поистине критически подошли к Песне песней. Но и тогда никому в голову не приходило подвергать сомнению авторство Соломона. Напротив, все терялись в догадках, какая же из царских фавориток скрывается за образом Суламиты. Называли по очереди то дочь царя Хирама, которую Соломон будто бы встретил впервые на горе Кармил, то египетскую принцессу, то царицу савскую, то, наконец, сунамитянку Ависагу, которую привели в свое время к старому царю Давиду согревать его. Все догадки благодаря своей романтической окраске нашли множество приверженцев, в особенности среди художников и писателей, и были отражены в произведениях искусства и литературы.
Эти гипотезы были, однако, в 1873 году опровергнуты прусским консулом в Дамаске И.Г. Вецштейном. Наблюдая свадебные обряды сирийских крестьян, он обратил внимание на поразительное сходство между их обрядовыми песнями и библейской Песней песней. Вот что пишет Вецштейн в своих мемуарах: «Лучшие дни в жизни сирийского крестьянина — это первая неделя после бракосочетания. Молодожены изображают тогда царя и царицу, им прислуживают все жители деревни.
Свадьбы празднуются сирийцами главным образом в марте — самом прекрасном месяце года. Пора дождей тогда уже прошла, а солнце не жжет ещё так немилосердно, как в последующие месяцы. Праздник устраивается на вольном воздухе — на току, усеянном в то время полевыми цветами. Молодожены сидят на специально возведенном престоле, а гости пляшут вокруг них и поют — то поодиночке, то хором. В песнях воспевается телесная красота молодой пары. Жених с невестой, одетые в пышные свадебные наряды, всю неделю ничего не делают, только сидят на престоле, обслуживаемые свадебными гостями, слушают песни и смотрят, как мужчины состязаются в ловкости. Невеста время от времени поднимается и танцует, чтобы обратить внимание жениха на свою красоту». Путем сопоставлений ученые пришли к выводу, что Песнь песней представляет собой сборник израильских народных песен, связанных со свадебными обрядами. Такие песни можно найти в фольклоре любого народа. Обычно они связаны с определенными обрядовыми действиями и образуют, таким образом, целостную композицию. Песни эти были издавна распространены на Ближнем Востоке и, по свидетельству Вецштейна, сохранились до наших дней. Сирийские крестьяне и сегодня поют их на своих свадьбах.
О том, в какую глубокую древность уходят корни этих песен, мы узнали лишь тогда, когда удалось расшифровать клинопись Месопотамии. Исследователями прочтены две эротические поэмы, представляющие собой, вне всякого сомнения, антологии песен, которые невеста пела своему царственному жениху. По шумерскому обычаю, царь обязан был раз в год жениться на одной из жриц богини любви Инанны, чтобы обеспечить стране хороший урожай. Исполнявшаяся невестой любовная поэма поразительно напоминает некоторые отрывки из Песни песней. Приведем для примера следующее четверостишие: Возлюбленный, дорогой моему сердцу! Красота твоя сладка, как мед. О лев, дорогой моему сердцу! Красота твоя сладка, как мед.
Фольклорное происхождение Песни песней исключает, разумеется, авторство Соломона и тем самым опровергает библейскую традицию.
Современная наука окончательно подтвердила правильность этого вывода.
Филологический анализ Песни песней обнаружил, что язык поэмы по меньшей мере на несколько столетий моложе древнееврейского языка эпохи Соломона. Многочисленные арамеизмы и эллинизмы неопровержимо доказывают, что поэма была написана уже после вавилонского пленения, то есть после 532 года до нашей эры, когда в Палестине было очень сильно влияние греческой культуры. Археологические открытия в Египте, Сирии и Месопотамии опровергли также другую традицию, приписывающую царю Соломону авторство Книги притчей. В Библии сказано, что Соломон превзошел всю мудрость Египта.
Смысл этой фразы стал понятен лишь после прочтения египетских иероглифов.
Оказалось, что репутация египтян как людей очень мудрых имела свои основания.
Уже в период царствования пятая династии фараонов (около 2450–2315 годов до нашей эры) придворный вельможа Птаготеп составил для своего сына сборник житейских советов, изложенных в форме кратких пословиц. В них нашел выражение поистине богатый жизненный опыт, ибо автору к моменту составления сборника исполнилось уже сто десять лет. Ещё интереснее сборник поучительных сентенций египетского мудреца Аменемопе, относящийся к шестнадцатому веку до нашей эры Из клинописных таблиц мы узнали, что подобные сборники имелись также у шумеров, ассирийцев, халдеев и финикийцев. При сравнении всего этого материала с библейской Книгой притчей обнаружилось, что последняя содержит множество заимствований из этих значительно более древних сборников. Там имеются даже совершенно тождественные мысли и выражения. Из этого отнюдь не следует, что в Книге притчей полностью отсутствуют оригинальные израильские пословицы. Но большинство приведенных в Библии притчей несомненно иностранного, нееврейского происхождения. Должно быть, они были распространены на всем Ближнем Востоке и проникли также в Ханаан. Израильский народ воспринимал их как свои собственные и впоследствии приписал их мудрости Соломона.
«Разве я сторож брату моему?»
Раскол государства Давида на Израиль и Иудею оказался одной из величайших трагедий еврейского народа. Достаточно привести несколько фактов, чтобы убедиться в этом. Соломон умер в 932 году до нашей эры. В 721 году пала Самария. Итак, израильское царство просуществовало лишь двести с небольшим лет.
Иудея, призвавшая Ассирию на помощь в борьбе против братских израильских племен, уцелела только потому, что стала вассалом своего мнимого избавителя.
Уже через двадцать лет после падения Самарии ассирийский царь встал у стен Иерусалима, и иудейское царство сохранило тогда свою независимость лишь благодаря счастливой случайности. Оно просуществовало ещё сто пятнадцать лет, до 586 года до нашей эры, когда Навуходоносор разрушил Иерусалим.
Эту трагедию обусловили очень сложные причины. Как известно, между северными и южными племенами всегда существовал глубокий этнический и политический антагонизм. В царствование Давида и Соломона его смягчали общие государственные интересы и общий религиозный центр — Иерусалимский храм. После раскола Израиль нарушил и эту важнейшую общность, создав собственные религиозные центры в Вефиле и в Дане. Это не только привело к полному духовному разрыву между обоими еврейскими царствами, но повлияло пагубным образом и на их внутренние отношения. Попробуем проанализировать то, что происходило в Израиле. Что касается состава населения, то израильские племена составляли в стране меньшинство. Они подвергались сильному влиянию различных ханаанских племен, имевших богатую религиозную и культурную традицию. Иеровоам и другие израильские цари вынуждены были с ней считаться, и поэтому даже культ Яхве принял там идолопоклоннический характер. Это нашло выражение в установлении золотого тельца и изгнании из страны ортодоксальных представителей яхвизма — жрецов и левитов.
Слабый Израиль не мог также успешно защищаться от влияния соседних государств — Финикии и Дамаска. Религиозные культы этих стран пускали в Израиле все более глубокие корни, и временами казалось, что яхвизм обречен на исчезновение. В царствование Ахава и его финикийской супруги Иезавели борьба с яхвизмом приняла кровавый характер. Мы узнаем из Библии, что царица, ревностная почитательница финикийских богов, преследовала и убивала пророков Яхве. Правда, тогда вспыхнуло восстание под руководством пророка Илии, но, судя по тому, что Илия вынужден был покинуть страну, оно окончилось неудачей. Лишь Ииуй, вождь яхвистов, став царем, расправился с чужими культами. Но торжество яхвизма длилось недолго. Вскоре сам Ииуй, очевидно стремясь приобрести популярность среди большинства своих подданных, обратился к идолопоклонству. Даже первый израильский царь, Иеровоам, пришедший к власти при поддержке яхвистской группировки пророка Ахии, поощрял идолопоклонство.
Вообще, если взглянуть на историю израильского царства под этим углом зрения, то мы с изумлением убеждаемся, что всех царей Библия или обвиняет в культе чужих богов, или обходит молчанием их религиозную деятельность, что тоже достаточно красноречиво. Иначе говоря, среди них не было ни одного верного яхвиста, который бы заслужил одобрение составителей исторических книг Библии.
А как обстояли в этом смысле дела в Иудее? Казалось бы, что эта страна, защищенная от соседей горными хребтами, хранившая у себя традиционный предмет культа — ковчег завета, страна, в которой подавляющее большинство населения составляли иудеи, должна была стать оплотом религии Моисеевой. И все же даже там всегда процветал культ чужих богов. Восемь иудейских царей обвиняются Библией в идолопоклонстве или преследовании жреческого сословия. Ахаз отдал на всесожжение собственного сына. Иоас убил жреца Захарию за то, что тот упрекнул его в идолопоклонстве. Манассия начал кровавые преследования яхвистов.
Но несмотря на все это, яхвизм в Иудее был значительно сильнее, чем в Израиле.
Благодаря таким царям, как Аса, Иосафат, Порам, Езекия и Иосия, религия Моисеева все снова и снова возрождалась и в конце концов одержала верх над другими культами. Это произошло главным образом благодаря Иосии, проведшему коренные религиозные реформы и восстановившему правовые нормы, изложенные в книге Второзаконие. Итак, продолжительная и ожесточенная религиозная борьба постоянно терзала оба государства. К тому же эта борьба была связана тысячами нитей с расстановкой международных политических сил. Боровшиеся группировки в Самарии и Иерусалиме искали поддержки то у Сирии, то у Ассирии, то у Египта.
Таким образом, Израиль и Иудея стали объектом политических интриг, которые в конечном итоге привели их к гибели. Ухудшались также социальные отношения внутри обеих стран. Как это обычно бывает, междоусобные войны, революции, дворцовые перевороты и религиозные беспорядки не только приводили к анархии, но и обостряли классовые противоречия. Широкие народные массы, обремененные налогами и долгами, все больше нищали, в то время как небольшая горстка имущих наживала огромные состояния. Появились мудрецы, как пророки Амос, Иеремия и Неемия, клеймившие эксплуатацию, ростовщичество и жестокость богачей, но, увы, поучения, проповеди и призывы не в состоянии повернуть ход истории. Наглядной иллюстрацией к этим отношениям может послужить упоминавшееся уже письмо израильского крестьянина, найденное в 1960 году в районе палестинского городка Ришон-Лецион. Письмо, по мнению ученых, написано в седьмом веке до нашей эры и состоит из четырнадцати строк текста, вырезанного на обломках кувшина. Текст поврежден и имеет пробелы, но содержание его совершенно ясно. Крестьянин, только что кончивший сбор урожая, пишет своему князю жалобу на сборщика податей, который безо всяких на то оснований забрал у него плащ. Если мы примем во внимание, что израильским беднякам плащ служил также и одеялом, мы поймем жестокость тогдашней налоговой системы. Плащ был, должно быть, единственным имуществом обиженного крестьянина. Со временем, однако, даже богатые стали страдать от войн и политических беспорядков. Враждебные племена терзали страну постоянными набегами, а большую дань, которую приходилось платить соседним государствам, покрывали из своего кармана те, у кого оставалось ещё золото и серебро, так как из обнищавших масс не удавалось уже выжать ничего. Кровавый узурпатор Манаим, несмотря на террористические методы правления, чтобы удержаться у власти, вынужден был опереться на Ассирию. Тиглатпаласар третий потребовал за услугу фантастическую мзду — тысячу талантов серебра. Манаим собрал эту сумму, взыскав с каждого богача по пятьдесят сиклей серебра. Так как в каждом таланте было по три тысячи, он уплатил своему покровителю три миллиона сиклей. Это значит, что шестьдесят тысяч человек (три миллиона, деленные на пятьдесят) должны были уплатить большую дань для того, чтобы кровавый узурпатор мог удержаться на престоле.
В свете этих фактов становятся понятными постоянные дворцовые перевороты и цареубийства в Израиле. В Иудее тоже случались цареубийства и государственные перевороты, но там правила все время лишь одна династия потомков царя Давида, в то время как в Израиле за двести с небольшим лет сменилось девять династий, основанных узурпаторами путем насилия и кровопролития.
Династические распри между правителями Израиля и Иудеи и борьба жрецов за гегемонию ослабляли оба государства и вредили интересам народа. Правда, бывало, что оба царя жили в мире друг с другом, но это случалось редко, а мирные отношения носили скорее характер политических маневров и отнюдь не были продиктованы соображениями патриотизма. Большей частью же оба государства вели друг с другом опустошительные войны и без колебаний обращались при этом за помощью к своим злейшим исконным врагам.
Приведем три примера, наглядно иллюстрирующие политическую близорукость правителей обеих стран. Виновник раскола — Иеровоам несомненно состоял на жаловании у египетского фараона. Непосредственным результатом его мятежа было то, что спустя пять лет после смерти Соломона фараон Сусаким первый разорил Ханаан и увез все сокровища Иерусалимского храма. Израильский царь Иоас тоже ограбил Иерусалимский храм и частично разрушил городские стены. Царь Факей заключил союз с Дамаском и, стремясь заставить Иудею примкнуть к антиассирийской коалиции, выступил вместе со своим союзником против царя Ахаза, разорил Иудею и начал осаду Иерусалима. Тогда царь Ахаз пригласил в Ханаан ассирийские войска. Эта самоубийственная политика не могла не привести рано или поздно к гибели обоих государств. В то время как десять израильских племен растворились бесследно в пестром конгломерате народов Месопотамии, для иудеев так называемое вавилонское пленение было не пленом, а простым переселением, часто очень выгодным в материальном отношении. К тому же исторические события приняли очень благоприятный для них оборот. Уже в первый год своего царствования персидский царь Кир разрешил им вернуться на родину. Первая группа репатриантов отправилась в путь весной 537 года до нашей эры, и, следовательно, изгнание продолжалось неполных пятьдесят лет. Но несмотря на столь краткий срок, многие иудеи привыкли к жизни на чужбине и отказались вернуться. Это были люди различных категорий: купцы, земледельцы и ремесленники, которых удерживали на новой родине деловые соображения, а также многие представители поколения, рожденного в Вавилонии, довольно равнодушные к религии отцов. Все они, однако, сохранили живой интерес к своей старой родине и щедро вносили средства на восстановление храма. Живя на чужбине, они сохраняли старые обычаи и обряды. Не подлежит сомнению, что готовность вернуться изъявили прежде всего бедный люд, жрецы и левиты. Это были ревностные почитатели Яхве, представители самой консервативной части приверженцев Моисеевой религии, не испугавшиеся дальнего пути и жизни в разрушенном Иерусалиме. Таким образом, в Иудее произошла исключительно сильная концентрация ортодоксов-яхвистов. Правильно говорят, что иудеи покинули страну нацией, а вернулись религиозной общиной.
Этим фактом объясняется почти все, что мы узнаём из книг Ездры и Неемии. В них поражает прежде всего колоссальное влияние религии и жрецов в новом иудейском обществе. Это был чистейшей воды теократический режим. Во главе стоял верховный жрец, при нем в качестве совещательного органа существовал совет старейшин, составленный из представителей аристократии. Из этого совета возник впоследствии постоянно действующий орган — синедрион. Однако теократический строй не принес народу демократического равенства. Жрецы допускали финансовые злоупотребления, народные массы подвергались безжалостной эксплуатации.
Неемия, взявшийся, несмотря на свой преклонный возраст, навести порядок в стране, следующим образом описывает существующие там отношения: «И сделался большой ропот в народе и у жен его на братьев своих, иудеев. Были такие, которые говорили: нас, сыновей наших и дочерей наших много; и мы желали бы доставать хлеб и кормиться и жить. Были и такие, которые говорили: поля свои, и виноградники свои, и дома свои мы закладываем, чтобы достать хлеба от голода. Были и такие, которые говорили: мы занимаем серебро на подать царю под залог полей наших и виноградников наших… вот, мы должны отдавать сыновей наших и дочерей наших в рабы, и некоторые из дочерей наших уже находятся в порабощении. Нет никаких средств для выкупа в руках наших; и поля наши и виноградники наши у других. Когда я услышал ропот их и такие слова, я очень рассердился. Сердце мое возмутилось, и я строго выговорил знатнейшим и начальствующим, и сказал им: вы берете лихву с братьев своих… И сказал я: нехорошо вы делаете… Возвратите им ныне же поля их, виноградные и масличные сады их, и дома их, и рост с серебра и хлеба, и вина и масла, за который вы ссудили их… А прежние области начальники, которые были до меня, отягощали народ, и брали с них хлеб и вино, кроме сорока сиклей серебра; даже и слуги их господствовали над народом» (Неемия, глава 5, стихи 1–7, 9, 11, 15). Вместе с эксплуатацией и экономическими злоупотреблениями власть имущих росла деморализация и равнодушие к национальным делам. Мужчины и женщины вступали в брак с представителями соседних, чуждых в расовом отношении народов; дети, рожденные от этих браков, зачастую не знали даже родного языка, на улицах Иерусалима звучала чужеземная речь. В довершение всего многие репатрианты пользовались арамейским языком, который господствовал в Вавилонии. Короче говоря, возникла угроза, что иудеи перестанут существовать как нация.
Реакция Ездры и Неемии на эти явления была чрезвычайно бурной. Они установили строгие брачные законы. Иудеи, женатые на чужестранках, вынуждены были отправить своих жен и детей или сами покинуть пределы государства. Иудейский историк Иосиф Флавий рассказывает о неком Манассесе, иудее знатного происхождения, который претендовал на пост верховного жреца, но был отвергнут из-за своей жены — чужестранки. Тогда правитель Самарии назначил его главным жрецом храма, построенного на горе Гаризим. Там к нему присоединилось большое количество жрецов и левитов, изгнанных из Иерусалима по тем же причинам.
Стремление полностью изолироваться от народов-соседей оказало большое влияние на иудейскую религию. Она стала орудием шовинистической политики, оковами, ограждающими немногочисленный иудейский народ от воздействия извне. Вся жизнь до мельчайших деталей быта была регламентирована подробными ритуальными правилами. В субботу никто не имел права отправиться в путь или сорвать колосок хлеба, если был голоден. Грехом считалось даже вытащить вьючного осла, попавшего в яму.
Еврейские писатели перечисляют тридцать девять действий, которых нельзя было выполнять в субботу. Многие жители, несогласные со строгостями ритуала, покинули Иудею.
Эта бесплодная религиозная формалистика, близкая к фетишизму, использовалась жрецами для укрепления своей власти над народом. Сама же религия Моисеева становилась из-за этого бездушной, теряла свою этическую глубину.
К счастью, в Иудее существовало и другое религиозное течение, выразителями которого были пророки.