Собибор - Миф и Реальность

В самом начале чтения этого незабываемого произведения, «разрывающего душу и ставящего под сомнение его человечность», читатель с огромным удивлением узнает, что нацисты позволили Тойви Блатту вести дневник (или по меньшей мере следили за ним так небрежно, что он мог незаметно записывать свои ежедневные наблюдения).

«Сразу после освобождения я смог вернуть себе примерно треть страницдневника, который я доверил сохранить знакомым полякам». (Стр. 9, сноска 7).

После прибытия в Собибор пятнадцатилетный мальчик доверил дневнику свои первые впечатления:

«Мы вылезли из грузовиков. Перед нами простирался длинный переплетающийся с сосновыми ветками забор из колючей проволоки. Как загипнотизированный я уставился на готические буквы сверху над воротами, ведущими внутрь: «SS-Sonderkommando Sobibor» («зондеркоманда СС Собибор»).

Раз за разом Блатт цитирует в книге выдержки из собственного дневника, в котором он тщательно, со всеми подробностями регистрировал драматичные события в лагере смерти. Вот особенно душераздирающий пассаж:

«В моем дневнике я сохранил трагический и героический пример духовного сопротивления:

«Была убита партия польских евреев. Далекий, глухой, барабанящий звук от трупов, проваливающихся из газовой камеры в металлический кузов грузовика, всегда можно было хорошо расслышать в сортировочном сарае. Нас измучило невидимое напряжение. Нацистом, наблюдавшим за дорогой на небеса, был Вольф. Я присоединился к группе уборщиков. Я никогда не был на этой мрачной огражденной забором и замаскированной аллее. Мое любопытство заставило меня исследовать лагерь, и мне как раз представилась возможность разведать дорогу к газовым камерам. У входа я поднял грабли; наблюдая за другими, я начал граблями ровнять белый песок, превращая следы сотен ног, человеческие экскременты и кровь в девственно-чистую белую поверхность. Когда я вытаскивал наружу предметы большего размера, я заметил между зубцами граблей маленькие красные и зеленые обрывки. Я нагнулся, чтобы поднять их и к моему неописуемому удивлению увидел, что это обрывки бумажных денег — долларов, марок, злотых и рублей, разорванных на такие мелкие клочки, что их никак уже нельзя было склеить.

Я задумался… Что должны были чувствовать жертвы, поступая так? В последние минуты перед мучительной гибелью они все еще старались таким способом нанести вред нацистам. Их мир исчезал, и все-таки одинокий еврей нашел время, чтобы разорвать банкноты на мелкие, ничего не стоящие клочки бумаги, чтобы враг уже никогда не смог ими воспользоваться». (Стр. 55)

Какую благосклонность проявила судьбы, что поляки, которым Блатт доверил свой дневник, смогли вернуть ему хотя бы треть его! Конечно же, это бесценное свидетельство Холокоста, после того как высококвалифицированные специалисты подтвердили его подлинность, было переведено на языки всех народов — от албанцев до зулусов и распространено миллионными тиражами? Конечно же, его цитировали во всех трудах, посвященных истории Холокоста? Конечно же, оригинал его находится в Мемориале Яд Вашем, защищенный толстым стеклом от возможных посягательств с кислотой или ножом со стороны отрицателей Холокоста и прочих вандалов?

Вовсе нет! Удивительно, но Томас Блатт, он же Тойви Блатт до сего дня так и не предпринял ничего, чтобы опубликовать свой дневник или хотя бы привести копии его страниц в своей книге!

Мало того что Т. Блатт сам вел дневник в лагере уничтожения, ему еще удалось в последний момент спасти от уничтожения еще один дневник уже другого узника в другом лагере смерти:

«26 июня 1943 года всех узников Собибора согнали в их бараки. Им строго-настрого приказали держаться подальше от окон, потому они не видели, что происходило снаружи.

Как мы потом узнали, в тот день в Собибор прибыла партия из трехсот последних евреев из Белжеца. Пока их выгружали, евреи поняли, что им предстоит, и так как они понимали, что спасение невозможно, то оказали сопротивление, пытаясь разбежаться в разные стороны, потому что предпочитали умереть от пули, а не от газа. Это проявление упрямства было тщетным: их стреляли повсюду в лагере. Позднее их трупы подбирала вокзальная команда и отправляла в лагерь III.

Когда я сортировал их одежду и предавал огню их документы, я нашел дневник, который вели до последней минуты. Из него следовало, что партия эта состояла из рабочих лагеря смерти Белжец. Анонимный автор сообщал, что после закрытия Белжеца в декабре 1942 года оставшиеся в живых евреи сжигали трупы и сносили лагерные постройки вплоть до июня 1943 года. Немцы говорили им, что переведут их на работу в новое место. Они подозревали ловушку». (Стр. 56)

Блатт пишет, что он передал этот дневник своему сокамернику Леону Фельдхендлеру. Фельдхендлер и сам подтвердил это в 1944 году в Люблине (стр. 56, сноска 3). Но так как в конце 1944 года Фельдхендлера застрелил на улице Люблина польский антисемит,126 ему, к сожалению, не удалось оповестить мир об этом незаменимом свидетельстве Холокоста в Белжеце.

Причина того, что Томас, или Тойви, Блатт молчал несколько десятилетий после своего освобождения, прежде чем смог, наконец, написать небольшую книжку о пережитых им событиях, несомненно, можно объяснить только тем, что ему потребовалось так много времени для изучения литературы о Собиборе (не особо обширной) и чтения судебных документов, касающихся этого лагеря. Во всяком случае, надо отдать ему должное: он действительно обработал эти материалы с большим усердием. Не случайно он предлагает читателю едва ли не все дежурные страшилки, опубликованные в предыдущих книгах об этом лагере. В ней есть всё: от Шауля Штарка, убитого эсесовцами за сдохшего гуся (стр. 51) до зловещего пса Барри, отгрызающего у узников гениталии по приказу немцев (стр. 52) и до старого еврея, который перед казнью в газовой камере поднял с земли горсть пыли и развеял ее по ветру, крикнув эсесовцу: «Вот что будет с вашим Рейхом!». (Стр. 57)

Самые удивительные вещи Т. Блатт сообщает о «производительности» газовых камер:

«Быстрый подсчет дает результат, что за один четырнадцатичасовой рабочий день погибало от двенадцати до пятнадцати тысяч человек». (Стр. 20)

Давайте предположим, что такая «производительность» была достигнута в Собиборе после сентября 1942 года, когда к изначальным трем камерам площадью четыре на четыре метра были пристроены еще три такого же размера. В этом случае до возведения новых камер в трех старых за день можно было казнить от шести до семи с половиной человек за день. И тогда все двести пятьдесят тысяч жертв Собибора могли бы быть убиты в старых камерах максимум за сорок два дня. Но тогда зачем вообще нужно было строить три новые камеры? Еще труднее понять, зачем немцы в июле 1942 года, через два месяца после начала функционирования Собибора, открыли еще один лагерь смерти — Треблинку, которому понадобился еще целый год, чтобы уничтожить восемьсот семьдесят тысяч евреев. В конце концов, общее количество жертв Собибора и Треблинки — один миллион сто двадцать тысяч человек (870 000 +250 000 = 1 120 000) можно было бы казнить примерно за сто восемьдесят семь дней (1 120 000: 6000 = около 187) в трех старых газовых камерах Собибора площадью по шестнадцать квадратных метров каждая и сэкономить на дорогостоящем и отнимающем время и усилия строительстве!

В другом месте Блатт пишет:

«Заключенным приказывали выучить немецкие военные песни, чистить бараки и двор или заставляли выполнять «упражнения», изматывающую муштру, ради садистского удовольствия нацистов. Многие покончили с собой, других просто из прихоти убили эсесовцы. Рабочих всегда можно было заменить из прибывавших с избытком в следующей партии заключенных. Тяжелейший труд не был прихотью руководства Собибора. Это была официальная политика, предусмотренная директивой обергруппенфюрера СС Освальда Поля, направленной во все лагеря: «Рабочее время (для заключенных) ни в коем случае не ограничивается, оно должно зависеть от организационной и структурной цели лагеря и от вида выполняемой работы». (Стр. 46–47)

Теперь давайте сравним эти утверждения с содержанием директивы, разосланной упоминавшимся в книге Блатта обергруппенфюрером СС Освальдом Полем 26 октября 1943 года комендантам всех девятнадцати концентрационных лагерей:

«В прежние годы в рамках тогдашних воспитательных задач не имело значения, может ли заключенный выполнять полезную работу или нет. Но теперь рабочая сила заключенных имеет большое значение, и все мероприятия, проводимые комендантами, руководителями V-служб127 и врачами должны быть направлены на сохранение здоровья и трудоспособности заключенных. Не из фальшивой сентиментальности, а потому что нам они нужны с руками и с ногами, потому что они должны внести свой вклад в победу немецкого народа, потому мы должны заботиться о здоровье заключенных.

Я ставлю вам первую задачу: не больше 10 % всех узников могут быть освобождены от работы по болезни. Этого необходимо достичь в ходе сотрудничества всех ответственных лиц. Для этого необходимо:

1) правильное и отвечающее поставленным целям питание;

2) правильная и отвечающая поставленным целям одежда;

3) использование всех природных средств для поддержания здоровья;

4) избежание всех ненужных, не приносящих непосредственной пользы для работы физических нагрузок».128

Если придворные историки и журналисты и знают о таких документах, то молчат о них, опираясь вместо этого на вопиющую чепуху, распространяемую неким Тойви Блаттом.

3. Тойви Блатт и Карл Аугуст Френцель

В 1984 году журнал «Штерн» (STERN) организовал довольно гнусный фарс. Он устроил встречу Тойви Блатта и бывшего обершарфюрера СС Карла Аугуста Френцеля. Френцель, родившийся в 1911 году, был арестован в 1962 году и в 1966 году на процессе в Хагене был приговорен к пожизненному заключению за соучастие в убийстве как минимум ста пятидесяти тысяч евреев в Собиборе. В 1976 году он был освобожден, но в 1980 опять оказался в тюрьме. После подачи апелляции в 1981 году его снова выпустили. В ноябре 1982 года начался кассационный процесс, продолжавшийся почти три года и завершившийся. подтверждением приговора к пожизненному заключению. Впрочем, из-за своего возраста и плохого состояния здоровья Френцелю не пришлось доживать свой век за решеткой. Он умер в 1996 году.129

Беседа Тойви Блатта и Карла Френцеля

Дословное содержание беседы Френцеля и Блатта было опубликовано в номере «Штерна» от 22 марта 1984 года.130 Вот несколько отрывков.

Блатт: Вы сидите тут и пьете пиво. Вы даже слегка улыбаетесь. Вы могли бы быть соседом для любого человека, товарищем для любого человека в спортивном кружке. Но Вы не любой человек. Вы Карл Френцель, обершарфюрер СС. Вы были третьим человеком в иерархии лагеря уничтожения Собибор. Вы были комендантом лагеря I. Вы помните меня?

Френцель: Не совсем уверен. Вы были тогда маленьким мальчиком.

Блатт: Мне было пятнадцать лет. И я выжил, потому что Вы сделали меня своим чистильщиком обуви. Больше никто не выжил — ни мой отец, ни моя мать, ни мой брат, ни один из двух тысяч евреев из моего города Избицы.

Френцель: Это ужасно, очень ужасно.

Блатт: По меньшей мере четверть миллиона евреев были убиты в Собиборе. Я выжил. Почему Вы хотели поговорить со мной?

Френцель: Я хотел попросить у Вас прощения. […]

Блатт: Филипп Бияловиц свидетельствовал, что вы поймали его пятнадцатилетнего друга, когда тот стащил банку сардин. Вы отвели его в лагерь III к крематорию и застрелили.

Френцель: Это был не я.

Блатт: Это были не Вы? А что случилось с голландскими евреями?

Френцель: Один польский «капо» рассказал мне, что несколько голландских еврев готовят бунт, и я сообщил об этом заместителю коменданта Ниманну. Он приказал казнить семьдесят два еврея.

Блатт: И Вы отвели их в газовую камеру…

Френцель: Нет, не я.[…]

Блатт: Собибор — уничтожение двухсот пятидесяти тысяч евреев — это был Ваш долг?

Френцель: Мы должны были выполнять свой долг. Я очень сожалею о том, что там происходило, но исправить ничего не могу.

Давайте уясним для себя подоплеку этой беседы. Душевно сломленный после шестнадцатилетнего заключения Френцель знает, что по его делу начинается кассационный процесс. У него есть только одно желание — не очутиться вновь за решеткой, прожить оставшиеся годы на свободе. И есть только одно убийственно верное средство раз и навсегда разрушить свои шансы на смягчение приговора или на досрочное освобождение — отрицать массовое уничтожение заключенных в Собиборе и настаивать на том, что в этом лагере вообще не было газовых камер. Зачем это делать? Ради чего? Ему все равно никто не поверит. Сорок лет промывания мозгов сделали свое дело.

Потому Френцель поступал точно так же, как и другие обвиняемые на процессах «нацистских преступников»? Он не отрицал преступления как такового, ничего не возражал против реальности организованного массового убийства евреев, но ссылался на чрезвычайные обстоятельства — на присягу и на приказ: «Мы должны были выполнять свой долг». Кроме того, Френцель отрицает лишь свое личное участие в тех преступлениях, в которых обвиняли его лично, например, в расстреле семидесяти двух голландских евреев, планировавших восстание. Как и в случае с другими «нацистскими преступниками», эта тактика Френцеля оправдала себя. Судья хоть и подтвердил прежний приговор, но принял решение об его досрочном освобождении по состоянию здоровья.

Мы убеждены, что в сотнях, если не тысячах немецких школьных классов разбирали беседу Френцеля и Блатта на уроках истории или немецкого языка. В конце концов, она идеально подходит для подкрепления образа бесчеловечного немецкого нациста, который покорно, как робот, выполняет самые ужасные приказы, а потом трусливо лжет о своих преступлениях или сваливает вину на своих начальников.

Так отравляли и отравляют душу немецкой молодежи.

Глава 8. «Газовые камеры» Собибора в свете «свидетельских показаний» и «исторических исследований»

На процессах против ревизионистов, подвергающих критике общепринятую версию судьбы евреев в годы Второй мировой войны, судьи и прокуроры регулярно как молитву, повторяют, что Холокост является «общепризнанным фактом» и больше «не требует доказательств». Эти судьи и прокуроры ссылаются при этом на «результаты исторических исследований» и на приговоры, вынесенные западногерманским правосудием на процессах «нацистских преступников», проводившихся в «строгом соответствии с принципами правового государства».

Каково качество этих «результатов исторических исследований» и какой объективной ценностью обладают судебные приговоры, вынесенные на процессах нацистским преступникам, мы постараемся разобраться на примере лагеря Собибор. Мы рассмотрим три важных момента:

1) структуру «первого здания для проведения казней с помощью газа»;

2) вместимость и «производительность» «газовых камер»;

3) обстоятельства «первой газации в Собиборе».

1. Структура «первого здания для проведения казней с помощью газа»

Франц Штангль, комендант Собибора, позднее переведенный в Треблинку, согласно литературе о Холокосте наблюдал не только за строительством лагеря, но и за первыми «газациями». В 1971 году он описывал «первое здание для проведения казней с помощью газа» такими словами:

«Это было новое кирпичное здание с тремя помещениями размером три на четыре метра каждое».131

Но этому совершенно противоречат слова предполагаемого «мастера газаций» в Собиборе Эриха Бауэра, сказанные им 6 октября 1965 года на «Собиборском процессе» в Хагене:

«Кода мы прибыли [в Собибор], лагерь III еще не был полностью огражден. […] Газовые камеры были уже готовы — деревянное здание на цементном фундаменте размером примерно с этот зал, но намного ниже, высотой с обычную квартиру».132

Первый комендант Собибора и «мастер газаций», который согласно решению немецких органов правосудия провел бесчисленные «газации»,133 противоречат друг другу даже в таком фундаментальном вопросе, как было ли первое здание для проведения «газаций» в Собиборе построено из кирпича или из дерева! И как же решил эту щекотливую проблему ведущий специалист по истории Собибора Юлиус Схелфис, который не мог в своих исследованиях обойти показания ни одного из этих двух ключевых свидетелей? В вышедшем в 1998 году немецком переводе, основанном на одном из предыдущих голландских изданий, Схелфис цитирует приведенное выше заявление Бауэра, но замечает в сноске:

«Бауэр ошибался по поводу деревянного строения. Это был каменный дом».134

Через две страницы можно прочесть:

«Несколько месяцев спустя оказалось, что газовые камеры как в Белжеце, так и в Собиборе требуют замены. Деревянные стены и крыша оказались сильно повреждены из-за воздействия пота, мочи и экскрементов жертв».135

Ага, значит, Бауэр все-таки не ошибался, и газовые камеры на самом деле были из дерева! Вот и в вышедшем в 2008 году исправленном и дополненном издании этой же книги (Vernietigingskamp Sobibor) свидетельство Бауэра от 6 октября 1965 года тоже цитируется (стр. 121), но на этот раз без сноски, в которой говорилось прежде о заблуждении Бауэра. И в книге также присутствует отрывок о том, что деревянные стены газовых камер пришли в негодность, что потребовало их замены (стр. 123). Но если верить этому, то ошибался или врал как раз Штангль, — и чего тогда стоят все прочие его свидетельства? А если «ошибался» все же Бауэр, как утверждал Схелфис в сноске в издании своей книги от 1998 года, тогда как можно опираться на все остальные свидетельства этого человека, которые Схелфис в главе о газовых камерах цитирует целых одиннадцать раз?

2. Вместимость и «производительность» «газовых камер»

Под эгидой Ойгена Когона, Германа Лангбайна, Адальберта Рюкерля и других в 1983 году был выпущен сборник под названием «Национал-социалистические массовые убийства с использованием отравляющего газа»,136 считающийся с тех пор классикой литературы о Холокосте. В тексте на суперобложке редакторы негодуют по поводу тех, «кто пытается оправдать национал-социалистическую систему» или «лгут о массовых убийствах беспрецедентного масштаба», но при этом не называют таких авторов и их произведения. Чтобы эффективно бороться с такими тенденциями, «нужно раз и навсегда неопровержимо установить всю историческую правду». Исходя из такой честолюбивой цели составителей книги можно было бы предположить, что авторы статей сборника работали с особой тщательностью, но как раз этого-то и не произошло! К примеру, в разделе под названием «Создание лагеря уничтожения Собибор» мы читаем:

«Первые газовые камеры в Собиборе находились в капитальном кирпичном здании с бетонным фундаментом в северо-западной части лагеря. Внутри его размещались три газовые камеры, каждая размером четыре на четыре метра. В каждую камеру можно было поместить от ста пятидесяти до двухсот человек». (Стр. 158)

Стало быть, в каждую камеру можно было впихнуть минимум девять, а максимум двенадцать человек на квадратный метр площади. Первая цифра, вероятно, еще в какой-то степени теоретически возможна, но последняя — однозначно нет. Через семнадцать страниц цитируется обершарфюрер СС Курт Болендер, показавший на допросе под протокол следующее:

«По моей оценке в одну газовую камеру помещалось примерно сорок — пятьдесят человек. (Стр. 175)

Но если это было так, откуда тогда взялась упомянутая вначале вместимость сто пятьдесят — двести человек в одной газовой камере?

Еще через одиннадцать страниц мы наталкиваемся на следующий пассаж:

«В новом [т. е. расширенном в 1942 году] здании было шесть газовых камер, по три с каждой стороны, и оно было устроено так же, как в Белжеце и Треблинке, где из центрального коридора двери вели в каждую газовую камеру. Новые помещения были не больше прежних, а именно четыре на четыре метра. Но производительность умерщвления увеличилась до 1 200 — 1 300 человек». (Стр. 186)

Таким образом, якобы стало возможно впихнуть на один квадратный метр газовой камеры больше тринадцати человек! Источник этого странного утверждения авторы не приводят.

Редакторы-составители сборника заверяют, что в трех лагерях — Белжеце, Собиборе и Треблинке погибло не менее полутора миллионов человек (стр. 192), но им и в голову не пришла мысль потребовать проведения судебной экспертизы территории бывших лагерей, чтобы поискать там следы этой гигантской бойни. Об обращении этих «исследователей истории» с документами свидетельствует помимо прочего их заявление о том, что Гиммлер 5 июля 1943 года приказал «преобразовать лагерь уничтожения Собибор в концентрационный лагерь», хотя на самом деле в это распоряжении Гиммлера Собибор назван не «лагерем уничтожения», а «транзитным лагерем».137 Но мало того: даже показания свидетелей господа Когон, Лангбайн, Рюкерль сотоварищи при необходимости «корректируют», что видно на примере вместимости газовых камер. Хотя единственный цитируемый в этой связи свидетель Курт Болендер четко называет ее — «примерно сорок — пятьдесят человек», в двух местах книги указана намного большая вместимость, пусть даже эти цифры и не подтверждаются свидетельскими показаниями! Только простаки могут поверить в то, что этот сборник, как хвастливо уверяет читателя текст на суперобложке, может «раз и навсегда неопровержимо установить всю историческую правду».

3. «Первая газация в Собиборе»

По словам коменданта Собибора Франца Штангля, первая газация в лагере происходила так:

«Однажды во второй половине дня меня нашел помощник Вирта Оберхаузер: мне нужно было прибыть к газовой камере. Когда я пришел туда, Вирт стоял около здания, он был взбешен и вытирал пот со лба. Позднее Михель рассказал мне, что он появился совершенно внезапно, осмотрел газовую камеру, в которой все еще шли работы, и сказал: «Хорошо, мы опробуем ее прямо сейчас на этих двадцати пяти рабочих-евреях; загоните-ка их внутрь». Двадцать пять наших евреев привели туда, затолкали внутрь и пустили газ. Михель рассказывал, что Вирт разволновался как сумасшедший, набрасывался с плеткой на своих собственных подчиненных, чтобы поторопить их. А потом он побледнел, потому что двери не работали правильно».138

В 1969 году Штангль дал такие показания о захоронении жертв первой газации:

«Я думаю, трупы закопали вблизи кирпичного здания. Там не было подготовленной заранее могилы. Я могу с уверенностью заявить, что мертвых не хоронили обнаженными, на них была их одежда». 139

Но другой «преступник», бывший унтершарфюрер СС Эрих Фукс запомнил «первую газацию в Собиборе» совсем иначе:

«После этого [т. е. после установки двигателя для проведения казни газом] провели пробную газацию. Я припоминаю, кажется, что в камере были убиты газом тридцать — сорок женщин. Этих евреек заставили раздеться снаружи, под выстроенным навесом в посадке недалеко от газовой камеры, после чего эсесовцы и помощники-украинцы загнали их в газовую камеру».140

Если у Штангля жертвами первой казни газом были «двадцать пять рабочих-евреев», принадлежавших строительной бригаде, причем все они были мужчинами, то Фукс говорит о тридцати — сорока женщинах. Согласно Штанглю, рабочих-евреев убили в одежде (раз уж их похоронили одетыми), а у Фукса евреек заставили раздеться. По Штанглю, первую газацию проводил и контролировал Кристиан Вирт, инспектор Белжеца, Собибора и Треблинки, которого за необузданный нрав до смерти боялись собственные подчиненные, прозвавшие его «диким Кристианом». А вот Фукс ничего не знал о присутствии Вирта на первой газации, хотя, учитывая необычные обстоятельства, описанные Штанглем («Вирт с плетью набрасывался на своих подчиненных, чтобы поторопить их), он, конечно, никак не смог бы его забыть.

Но раз Штангль и Фукс в своих свидетельствах о первой газации полностью противоречат друг другу, это значит, что как минимум один из них лгал. Предположим, что фантазером был Штангль, — тогда насколько правдивы прочие высказывания первого коменданта Собибора, на которых основывается большая часть знаменитой книги Гитты Серени «В пропасти» (Am Abgrund)?141 А если, наоборот, именно Штангль говорил правду, то вруном оказывается Эрих Фукс. И что же тогда делать с другими показаниями этого ключевого свидетеля, которому немецкая историческая наука должна быть благодарна среди прочего за информацию о том, что немцы в Собиборе использовали для казней не дизельный двигатель (технически непригодный для этой цели), как в Белжеце и Треблинке, а бензиновый (технически пригодный) мотор?142

Совершенно ошеломляющие сведения о «первой газации в Собиборе» сообщает другой «преступник» Хайнрих Барбль:

«С отобранными для этого [т. е. для казни газом] женщинами, которых привезли на автобусе, приехали и медсестры Красного креста. Они помогали их раздевать».143

Соучастие немецких сестер милосердия из Красного креста в холокосте в Собиборе, похоже, до этого ускользало от внимания борцов за преодоление прошлого. Мы можем лишь надеяться, что наше указание направит их по верному пути, чтобы необходимая работа по скорби и покаянию была, наконец, закончена и в этом основополагающем моменте! Процитированное выше высказывание Барбля мы, кстати, взяли из самого последнего голландского издания книги Схелфиса, а в вышедшем десятью годами ранее немецком переводе оно по непонятным причинам отсутствовало.

Какими средствами западногерманское правосудие заставило бывших эсесовцев Штангля, Фукса и Барбля сделать такие нелепые признания, мы рассмотрим в двух следующих главах. В них мы исследуем условия, в которых проводились в ФРГ «Собиборские процессы», а также другие суды против бывшего персонала «лагерей уничтожения».

Процесс по делу Собибора — Хаген, Германия, 1964 г. Передний ряд: слева направо: Kurt Bolender, Wemner Dubois, Karl Frenzl, Erich Fuchs, Alfred Ittner, Robert Jurhs; Задний ряд: Erich Lachman, Erwin Lambert, Hans-Heinz Schutt, Heinrich Unverhau, Franz Wolf

Глава 9. Два процесса по делу Собибора в 1950 году

1. Процессы как историографический базис

После того как западные страны-победители создали вассальное государство «Федеративная Республика Германия», ее вожди поручили органам правосудия каким угодно путем создать доказательства реальности миража многомиллионного геноцида в газовых камерах, от которого не осталось ни малейших следов. Для доказательства этого тезиса мы лишь процитируем Мартина Бросата, многолетнего руководителя Мюнхенского Института новейшей истории. Во вступлении к документальной книге Адальберта Рюкерля о «национал-социалистических лагерях уничтожения» Бросат писал:

«Даже без исторической экспертизы и оценки роли немецкого правосудия в преследовании национал-социалистических преступников, уже сейчас можно подвести следующий итог деятельности Центрального бюро [в Людвигсбурге]. Значение широкомасштабных прокурорских и судебных расследований, проводившихся в этой области в Федеративной Республике с конца пятидесятых годов, нельзя измерить квотами осуждений. […]

Хотя факт «окончательного решения еврейского вопроса» отмечен почти во всех исторических книгах и школьных учебниках, посвященных периоду национал-социализма, отдельные процедуры этих ужасных событий до сего времени почти не были систематически задокументированы. Их методичное сокрытие участвовавшими в этих событиях учреждениями режима и основательное уничтожение следов после завершения акций, особенно в тщательно скрывавшихся больших лагерях уничтожения на оккупированных польских территориях, долгое время затрудняли или вообще делали невозможной точную реконструкцию событий. Несмотря на неблагоприятные предпосылки, многолетняя кропотливая деятельность органов правосудия привела в конечном итоге к широкому пониманию фактов и их взаимосвязей».144

Подытожим сказанное. Хотя «почти все исторические книги и школьные учебники» упоминают факт «окончательного решения еврейского вопроса», под которым правоверные историки понимают физическое уничтожение евреев, эти события до последнего времени «почти не были систематически задокументированы». И это произошло только благодаря «многолетней кропотливой деятельности органов правосудия»! Другими словами, судьям и прокурорам пришлось срочно поспешить на помощь историкам, чтобы задним числом все же доказать недоказанное.

2. «Мастер газаций в Собиборе»

Утверждение Мартина Бросата о том, что «широкомасштабные прокурорские и судебные расследования» в ФРГ начались лишь «в конце пятидесятых годов» не соответствует действительности. Первые процессы против эсесовцев, служивших во время войны в так называемых «лагерях уничтожения», состоялись уже в 1950 году. Как тогда проходили судебные процессы, хорошо видно на примере суда над бывшим водителем обершарфюрером СС и предполагаемым «мастером газаций в Собиборе» Эрихом Бауэром. В 1950 году в Берлине Бауэр был приговорен к смертной казни за «тяжкие преступления против человечности».145 После отмены смертной казни ее для Бауэра заменили пожизненным заключением.

Обвинение против Бауэра состояло из одиннадцати пунктов, самым серьезным из которых был первый:

«Деятельность в качестве «мастера газаций». Когда в лагерь прибывала новая партия заключенных, их заставляли раздеться, и обвиняемый, которого уже тогда заключенные называли «мастером бани», вел их в газовую камеру, замаскированную под баню. При этом он иногда шел впереди колонны заключенных, иногда рядом с ними, и ударами палки заставлял их идти быстрее. В лагере III он один управлял газовой установкой для их уничтожения».146

На чем основывались эти утверждения? В самых ранних показаниях свидетелей из Собибора имя Эриха Бауэра либо вообще не упоминается, либо упоминается вскользь. Ни в обоих вариантах мемуаров Печерского, ни в свидетельстве Леона Фельдхендлера, в котором по именам названы десять эсесовцев,147 вы не найдете этого имени. Зельда Метц перечисляет всего семнадцать эсесовцев из лагерного персонала Собибора, в том числе и Бауэра,148 но ничего не говорит о каких-то его особых преступлениях.

Судя по источникам, находящимся в нашем распоряжении, Бауэр превратился в «мастера газаций» благодаря лишь двум бывшим узникам Собибора — Эстер Рааб и Самуэлю Лереру, выступившим на суде в Берлине в качестве свидетелей обвинения.

3. Свидетели обвинения Эстер Рааб и Самуэль Лерер

В книге, полностью основанной на показаниях Эстер Рааб, писательница Шэйнди Перл так описывает обстоятельства, приведшие к аресту Бауэра. После войны Эстер Рааб и Самуэль Лерер проживали в Берлине. Однажды Самуэль Лерер ворвался в квартиру Эстер Рааб и взволнованно сказал ей, что он видел Бауэра с семьей на колесе обозрения в парке развлечений. Вдвоем они побежали в парк аттракционов и подкупили одного полицейского двумя фунтами кофе, чтобы тот арестовал Бауэра:

«Полицейский с жадностью уставился на мешок кофе. «О’кей, — сказал он наконец. — Я только надеюсь, что вы не ошиблись». Эстер и Самуэль заверили его, что все верно. Потом они с пугливым напряжением наблюдали, как полицейский подошел к Эриху Бауэру и что-то ему прошептал. Бауэр побледнел, полицейский взял его под руку и увел».149

Насколько такое описание правдоподобно, пусть читатель решает сам. Факт в том, что Берлинский суд, осуждая Бауэра, основывался почти исключительно на показаниях свидетелей «Р» (Рааб) и «Л» (Лерер). (Еще два свидетеля, «опрошенные вне судебного заседания уже эмигрировавшие бывшие узники» «Б» и «Ц», упоминаются лишь вскользь)

При таких обстоятельствах вопрос о достоверности показаний Э. Рааб и С. Лерера становится очень актуальным. О Самуэле Лерере мы знаем мало, но то, что он указывал количество жертв Собибора в один миллион человек,150 уже говорит само за себя. Очевидная ненадежность свидетельницы Эстер Рааб видна по тому, что она неправильно информировала своего «псевдобиографа» Шэйнди Перл о самых элементарных фактах. Вот несколько отрывков из книги Ш. Перл, полностью, как уже было сказано, опирающейся на рассказы Э. Рааб.

«За день до своего отъезда [в Америку] Самуэль внезапно ворвался в квартиру Эстер; его лицо было красным от возбуждения. «Эстер, пошли скорей! Это он!»151(…) Так как отъезд Самуэля был запланирован на следующий день, он пошел за полицейским в участок и кратко рассказал ему о преступлениях, совершенных обершарфюрером СС Эрихом Бауэром в Собиборе».152 (…) «Свидетельские показания Самуэль давал до позднего вечера и ушел из участка уже почти ночью. Он поехал домой, чтобы упаковать вещи, и на следующий день уехал из Германии, как и было запланировано. Теперь Эстер осталась единственным человеком, который мог дать показания против пресловутого мастера бани».153

Это описание в некоторых моментах полностью опровергается текстом приговора, вынесенного Эриху Бауэру. Когда защитник Бауэра потребовал устроить очную ставку свидетелей «Л» и «Р» (Лерера и Рааб) с двумя бывшими эсесовцами «Г» (Хуберт Гомерски) и «К» (Йохан Клир), суд отклонил это требование с такой формулировкой: