Домик студента Чо

Александр Шакилов

Домик студента Чо

Я здоров, абсолютно, если не считать плоскостопие и хронический интерес к симпатичным девушкам. То есть: рак лёгких не мой случай. Герпес — извините, не по адресу. Инфекционное косоглазие — Бог миловал.

Танец Травы, Сник Ап и Кроу Хоп: наш профессор, наш лысый гений, выделывает ногами кренделя. Он обожает собирать конспекты "на проверку". У профессора насморк, ревматизм и слишком много свободного времени. Он не женат, точнее опять развёлся — долгими вечерами заняться нечем, а каракули пятикурсников помогают отвлечься. И даже развлечься. Грамматические ошибки — это же весело. Пропущенные запятые — обхохочешься. Вензельки и подчёркнутые цветными маркерами темы лекций — о, как же это пошленько и мило.

Профессор разворачивает голограмму доски: правый сектор традиционно коричневый, зато левый почему-то розово-кремовый. Похоже, у профессора игривое настроение.

— Здравствуйте, Адольф Петрович! — Захожу в аудиторию. — Фен, привет.

— Здорово, Чо.

Фен и я… — мы привычно не протягиваем друг другу руки; сажусь через ряд — ближе не за чем. Сгоняю с лица скорпиона и осторожно, чтобы никто не заметил, вставляю в нос затычки-фильтры — Маринка Галустян таскает в сумочке очень интересный баллончик: дезодорант по форме, смертельный аэрозоль по содержанию. Обожаю наблюдать, как Маринка пшикается дезиком: пш-ш-ш!! — бабочки, порхающие вокруг её симпатичной головки, сбиваются с ритма и меняют траекторию полёта.

Маринка ловит мой взгляд и отворачивается.

Подумаешь, а я всё равно её обожаю, из принципу. А Фен так вообще "без ума" от студентки Галустян. Я бы даже сказал, Фен "тайно влюблён", он "вздыхает, мечтает и не спит по ночам". Он спит на занятиях по совместимости симбионтов, проще говоря — Фен храпит на совсиме.

Кстати, Фен — это сокращённое от "феномен". В двенадцать лет парня выгнали из общеобразовательной школы, на прощание снабдив аттестатом половозрелости и золотой медалью. Теперь Фену семнадцать, и ему угрожает пунцовый диплом с отличием. Уверен, наш вундеркинд закончил бы университет значительно раньше и проще, если бы не "соблазнительные" катаракты голубых глаз одной из наших сокурсниц, не будем тыкать пальцем какой именно.

Фен — мой напарник по проекту. Он — ходячее меню патологий людского организма. На каждый ваш кариес у него найдётся запущенная эмфизема. На любой авитаминоз Фен ответит прогрессирующей ветрянкой. И, если вы предложите в качестве козырного аргумента лучевую болезнь, Фен не растеряется — специально для экстренного случая у него заготовлены разжижение мозга и межвисочная недостаточность.

Теперь, я уверен, вы чётко осознаёте: Фен — это сокращённое от "феномен".

***

Ты стерильно здоров, твоя дезинфекция — песок и самум.

Ещё, казалось бы, недавно твоими единственными собеседниками были хвостатые личинки гекконов-шелкопрядов. Эти настырные псевдоящерки постоянно грызли скорлупу и точили об неё когти. Тебе было щекотно. Ты улыбался и дёргал плечом от удовольствия. А потом надоело.

И ты вылез.

И сыграл на старинной кедровой флейте. И горячий воздух ударялся о перегородку и попадал в привязанную цветными нитками фигурку дятла, оттуда — на острый срез секции отверстий.

Благодаря флейте ты стал сильным и здоровым.

***

— Фен, привет.

— Здорово, Чо.

Чёрный скарабей чистит лапки, сидя на угрястом носу Фена. Шарик из перхоти и волос жук спрятал за ухом хозяина.

— Чо, ты готов?

— Сегодня?

— Ага. Вечером. Не боись, я всё согласовал. Ты же не против?

— Да ладно, без разницы, я не в обиде. Во сколько?

— В восемь у тебя.

— Лады, не опаздывай.

Профессор читает лекцию, точнее напоминает что-то из основ:…к изменению последовательности аминокислот в полипептидной цепи, образующейся бу-бу-бу на рибосомах бу-бу-бу тра-ля-ля бу-бу-бу типы генных мутаций, связанных с добавлением, выпадением или перестановкой оснований в тра-ля-ля бу-бу-бу…

— Фен, слушай: А, может, не будем спешить? Ещё раз в теории прогоним, посчитаем? — Кладу в сумку библиотечный томик "Сказки народов мира". — Фен, стрёмно мне натуру запороть. Семь раз отмерь, один: А?

Фен недоволен. Это заметно по тому, как он закидывает за ухо пушистый оселедец, выкрашенный в фиолетовый цвет. Фен кривится, надкусывая бутерброд с аппетитно-зелёным синтетическим салом. Да-да, вы не ошиблись, Фен из этих самых, из аборигенов. Местный житель, жалкий потомок племени, продавшего город за две цистерны сакэ.

— Давай, Чо, без девичьих соплей. Вечером у тебя. "Зерно" упаковано. А ты остальное подготовь, будь добр, а? посуетись маленько?

Чёрный скарабей скачет по улыбке Фена.

Лапками — от виска до виска.

***

:кедровая флейта прилипла к губам; ты спел "лошадиную песню" и окурил тело засохшим кустиком полыни, помеченным скунсом-пересмешником. Полегчало — ты понял, чего хочешь.

Хочешь уйти.:и долго брёл по пескам. Может, год, а может, два. Или десять?

Двадцать?

Дольше?

Ты не знаешь, не уверен, ты просто шёл всё равно куда. Когда хотелось есть, ноги твои, раздвигая кремний, врастали в кожу пустыни. Корнепятки находили подземные реки, набухали водой, сплетались в сеть и ловили белёсых протеев. Влага и пища. Потребность? Привычка? Атавизм?

Одежды, украшенные иглами дикобраза, истрепались, бусы рассыпались, орлиный гребень выщербился, а ты всё шёл, и шёл, и шёл: Ты искал дом для скорлупы, изъеденной личинками гекконов-шелкопрядов. Дом. Покой. Искал. А нашёл город.

И теперь твой диагноз — студент.

***

Метро, маршрутный дирижабль, полквартала пешком — я возвращаюсь в малогабаритное убежище: четыре стены, санузел, мебель, электричество.

Вот она, бетонная коробка, продырявленная оконными проёмами.

Подъезд, пятый слева — первая линия обороны: урна и две лавочки.

Браться ладонью за оцинкованную ручку двери категорически воспрещается. К металлу выведены два проводка, синий и жёлтый, они тянутся к квартире Сергея Леонидовича, заслуженного ассенизатора на пенсии. Проводки произрастают из обычной пластмассовой розетки.

Аккуратно подковыриваю дверь носком ботинка. Хорошо, в самом низу косяка есть небольшой зазор. Закрываю рот, вхожу в парадное. Дышать здесь можно только через фильтры, отрегулированные на максимум очистки. Это госпожа Фэй-янь веселится: регулярно закачивает подъезд ипритом.

Темно. Так и хочется выставить перед собой ладони и прижаться к стене — для устойчивости. Но! — нельзя. Потому как иглы шприцев. Пару недель назад Сардар, худощавый подросток с третьего этажа, на какой-то тусовке подхватил очередной штамм неоСПИДа. И теперь мальчишка ковыряет в стенах дыры, с помощью жвачки закрепляя в них использованные иглы. Сардар бьёт стоваттки, мечтая, что в темноте кто-нибудь угоститься его острыми "шутками".

Восхождение. Скрежет замка, раздеться, разуться. Телевизор не включать, опасно — из-за беспорядочного мелькания гипнорекламы слишком велик риск подхватить эпилепсию.

Пакет вьетнамской вермишели, кипяток — ужин готов. Мой ручной скорпион спрыгивает на стол, ловит таракана, ест. Наши кулинарные пристрастия слегка отличаются.

Вытаскиваю из сумки пачку конспектов. Верхний — совсим. Страницы толстой тетрадки пропитались кровью: у Адольфа Петровича жуткий насморк, проверяя конспекты, он частенько чихает.

Жду. Скоро восемь.

***

:и брёл всё равно куда. Самум поселился в колтунах твоих волос, и песок щекотал орлиные перья на голове.

Город ты почувствовал издалека. Дым фабричных труб и крематориев, вонь блошиных рынков и химических заводов, вены проводов и мрачные туши дирижаблей над стеной-оградой. И вода, много воды, отравленной жидкости, хлюпающей из труб и желобов, осиными сотами пронзивших бетонные плиты, по периметру окружающие небоскрёбы и проспекты. Вода текла, испарялась и, заполняя выемки в пересохшей глине, застаивалась, рождая легионы малярийных стрекоз-слепней и тифозных комаров-богомолов.

Город. Вавилон. Мегаполис Дзию. Болотная гать, шаг, шаг, ещё: — и стена, дверь, и приглушённый ржавчиной голос:

— Кто?

— Я.

— Что надо?

— Войти. Внутрь.

— Зачем?

— Дом. Мне нужен дом. Приют. Свой угол. Пустите!

— Входи, путник. Будь как дома.

И ты вошёл в скрип изжёванных временем петель, ты был снаружи, а теперь внутри, ты упираешься лбом в маслянистый ствол автоматического гранатомёта — тебе рады, встречают; это хунка, церемония принятия родства.

— Великий Дух да направит ваши стрелы, укрепит щиты и вложит дыхание в горла ваших бизонов! — говоришь ты, и тебя бьют прикладом в лицо. Возможно, у местного племени просто нет лошадиного хвоста, что бы приветливо обмахнуть твои щёки. И поэтому они используют:

Падаешь.

Теперь ты горожанин, без вариантов.

Щелчки предохранителей, "зайчики" лазерных прицелов, и приглушённый забралом триплексной каски голос:

— Чо надо?! Чо ты здесь делаешь, м-мать твою?!

***

"Русские цыплята никогда не болеют мытом (насморком), губительным для всех иностранных пород", — от нечего делать я листаю конспект.

Ровно в восемь появляется Фен, на плече у него жёлто-голубая спортивная сумка. Значит, Фен был на тренировке. Тренировка — это боевой гопак, отмеченный в УК Вавилона исправительно-трудовой статьёй. Аборигены собираются в каком-нибудь сыром подвале, курят тютюн и разговаривают на непонятном языке. Ещё — то ли дерутся, то ли танцуют. Фен! Безумец! У него в сумке "зерно", плод трёхмесячных страданий, а он чёрти чем занимается, непонятно где шастает!

Фен трёт обожённую током ладонь, он вынимает из предплечья две иглы:

— Ну и бардак у тебя в подъезде.

— И не говори.

Мы выходим на улицу, ловим рикшу:

— Шеф, подкинь, да?

Молодой таджик отвозит нас на городскую свалку. Я расплачиваюсь; на мускулистой груди рикши дремлет мохнатый тарантул.

Извозчик возвращается на проспект, а мы уже у серебристой диафрагмы пропускника. Из караулки выходит седой японец-буракумин, на его песочном камуфляже позвякивают медали и наградные знаки:

— Кто? Что надо?! — лает неприкасаемый, хватаясь за стрекало электрошокера.

— Мы. Вот, — мы протягивает запястья биотатуировками штрих-кодов кверху, мы ничего не скрываем, у нас нет проблем с Законом.

Японец считывает сканером два файла-пропуска:

— Прошу, — подобострастно улыбается. — Шаманить, значит, пожаловали? Для вас заказан сектор 3-4-7j бис. Найдёте? Или от щедрот модифа-проводника пожертвовать? Есть у меня отличный дог, великолепный зверь. За умеренную плату я бы мог ссудить на некоторое время:

— Спасибо. Найдём, — не сомневается Фен. Мне бы его уверенность и::нашли. Почти сразу — минут пятнадцать потратили.

— Да уж, уютное местечко, — осматривается напарничек. — Хорошо, я Маринку с собой не взял. Она очень просила, а я не взял. Не надо ей.

— Ты рассказал? — удивляюсь я. — То-то она ТАК смотрела: И правильно, её тоже касается, она… Если бы не она: и не ты:

— И ты тоже, — обрывает меня Фен. — Что уж теперь? "Зерно"-то проросло. Ты готов?