Любовный напиток

— А теперь меня пригласили! — радостно воскликнула Мишель.

Брайан свирепо посмотрел на племянницу, а потом на нее. Хорошо, что не нарушила закон. Джессика не сомневалась — иначе он бы, не моргнув глазом, велел бы ей встать к стене и надел бы на нее наручники.

— Могу я поговорить с вами наедине, мисс Моран? — строго спросил Брайан.

Мишель закатила глаза.

— Сейчас он отведет тебя в сторону и начнет допрашивать «с пристрастием». То же самое он устроил маме моей подруги Моники, когда я собиралась остаться у них на ночь. Ужасно стыдно. «Миссис Ламберт, есть ли у вас в доме оружие? Употребляете ли вы наркотики?»

— Откуда ты знаешь? — резко спросил он племянницу.

— Мне рассказала миссис Ламберт. Это показалось ей забавным. И милым. А мне — нет.

Ему явно надоело спорить с племянницей. Он так выразительно посмотрел на Мишель, что она запнулась на полуслове.

Брайан крепко взял Джессику за локоть и бесцеремонно увел ее подальше от Мишель. Ей следовало бы обидеться на столь грубое прикосновение, но она почувствовала лишь сильное волнение.

Брайан выпустил ее локоть, но рука продолжала гореть, будто его гнев оставил на ней клеймо. Джессика пристально смотрела в его шоколадно-карие глаза. Она как будто вернулась в прошлое. Ей снова шестнадцать, сердце колотится и так полно желанием, что ноет.

Она сурово напомнила себе, что девочка, мечтавшая о несбыточном, осталась в прошлом. Но он стоит так близко, что она может сосчитать ресницы — густые и колючие — обрамляющие его глаза…

Близость Брайана тревожила Джессику. В ее мысли закрался опасный вопрос: а что, если взрослая Джессика может получить то, чего не смогла в юности? Ведь она стала совсем другой. Стройной. Уверенной в себе. Можно было даже пойти дальше и признать себя хорошенькой. Что, если она понравится Брайану?

Вопрос был слишком сложным. Конечно, он хорош собой, высокий, сильный, привлекательный. Но если он остался бесчувственным, тупым эгоистом, зачем ей его внимание?

Разве что так, ради чистого удовольствия, предательски нашептывал ей внутренний голос. Ну же, Джессика, разве тебе не хочется завести опасный флирт?

Опасность — вот чем грозит ей появление Брайана. Она может утратить чувство уверенности, которое развивала в себе последние четырнадцать лет. Казалось, достаточно одного его подмигивания, улыбки, доброго слова или поцелуя — и от этой уверенности не останется ничего.

Она посмотрела на его губы.

— Нет!

— Извини? — спросил он.

Джессика вспыхнула.

— Э-э… ничего. Я просто подумала вслух.

— Надеюсь, над ответом, который ты собираешься дать Мишель? Насчет просьбы погостить у тебя?

Он прав. Мишель должна уехать. Если девочка остаться, то невольно возобновятся отношения Джессики с человеком, у которого до сих пор есть власть над ней. В глубине души она, как любая женщина, мечтала быть слабой и беспомощной в объятиях мужчины, мечтала о пылких поцелуях, о том, чтобы встретить родственную душу.

И все же она не могла заставить себя взять обратно приглашение Мишель, даже в интересах самосохранения. Этот чувствительный, страдающий ребенок так несчастен и одинок! Отвернуться от Мишель — все равно, что отвернуться от себя самой в юном возрасте и от всего, что ей дорого.

Девизом Джессики было: «Не навреди». Если она проявит равнодушие к мольбе Мишель, то нанесет ей огромный вред.

— Я буду рада, если твоя племянница останется погостить, — твердо сказала Джессика. Она скрестила руки на груди и тряхнула кудрями. — Думаю, так будет лучше.

Брайан помрачнел и нахмурился. Джессике показалось, что он снова считает до десяти. Хороший знак, подумала она. Легкая враждебность между ними поможет защититься от нелепой мысли, которая пришла ей в голову. Что она получит удовольствие, флиртуя с опасностью.

А он сейчас выглядел опасным. И заговорил с ней суровым, холодным тоном. Тоном человека, привыкшего отдавать приказы, которым беспрекословно подчиняются. И тогда Джессика твердо решила стоять на своем.

— Послушай, — сказал он, — по-моему, не следует ей уступать.

— Вот как? — Джессика поставила ноги на ширину плеч, копируя позу Брайана. — Выходит, все дело во мне? Ты почему-то решил, что мне можно доверить собаку, но не племянницу, так? Мишель права? По-твоему, я выращиваю еще и коноплю?

— Вовсе нет! Раньше ты не была упрямой!

— Четырнадцать лет назад ты общался со мной меньше двух часов. У меня просто не было возможности проявить упрямство. — Впрочем, он прав. Джессика не была упрямой. Она из кожи вон лезла, пытаясь дать ему понять, кто она на самом деле. И в миг безумия, при свете луны, Джессике показалось, что он понял. Увидела, как заблестели его глаза, когда он наклонился к ней, а потом уткнулся ей в волосы и прошептал: «Я позвоню».

— Джессика, я был тогда глупым, пустым мальчишкой, эгоистом и вряд ли с тех пор заметно изменился к лучшему. Но можешь радоваться: на свете есть справедливость. Ты счастливая, живешь здесь, среди цветов, а я подбираю пьяных и полжизни провожу в машине, от которой несет рвотой и… ну, кое-чем похуже. И знаешь, что? Ни у кого из тех ребят, которые считали себя пупом земли, нет того, что есть у тебя здесь.

— А что у меня здесь есть?

Брайан ответил не сразу. Он огляделся по сторонам. Его голос стал мягче.

— Это заметила Мишель. Это место… У тебя мирная жизнь.

Ха! Она была мирной полчаса назад!

— Итак, поскольку я младшая сестра Матери Терезы, — хотя, надеюсь, выгляжу лучше, — что за проблема с Мишель? Почему она не может у меня погостить?

— Я никогда не забуду, как ты помогла собаке в тот вечер, и я хочу, чтобы ты спасла щенка моей племянницы, если такое возможно. Дело не в том, что я не могу тебе доверить Мишель. Видишь ли, моя работа требует, чтобы я хорошо разбирался в людях. От этого иногда зависит чья-то жизнь. И ты внушаешь мне доверие. Но я не хочу, чтобы Мишель осталась у тебя, потому что этот проклятый пес может умереть. — Брайан внезапно понизил голос в целях осторожности, глядя через плечо Джессики. — Боюсь, девочка этого не вынесет.

Джессика вздохнула. Значит, дело не в его самолюбии. Взгляд у него был встревоженный.

— Брайан, — сказала она, — не тебе решать, сколько она может или не может вынести.

— Но я теперь обязан защищать ее!

— Есть вещи, которые не имеют никакого отношения к твоим обязанностям. Хочешь верь, хочешь не верь, но солнце восходит и заходит без твоей помощи. Ты, видимо, привык руководить. Но с Мишель такое не пройдет. — Она коснулась его руки. — Не в твоих силах защитить Мишель от жизни. Разве что запрешь ее в шкафу. Да и тогда крышу дома может проломить упавшее дерево. Оставь ее здесь, — продолжала Джессика. — Мы вылечим щенка или поможем ему умереть. И то, и другое может быть важным опытом. Доверься мне. Хоть немного.

Он взглянул на руку Джессики, которую она еще не отняла, и накрыл ее ладонью.

— Хорошо, — сказал он. Его голос звучал тихо и хрипло.

— Хорошо, — ответила она.

— Может быть, здесь ей будет лучше, — нехотя согласился Брайан. — Ненавижу оставлять ее одну, когда у меня ночная смена. Она уверяет, что слишком взрослая для приходящей няни.

— Так и есть. Ради всего святого, она уже сама может работать няней.

— Ну, только не у родителей, которые любят своего ребенка.

— С собакой она обращается хорошо.

— Да, только со мной она ведет себя, как гремучая змея.

— Может быть.

— Итак, — сказал он, — есть ли у тебя в доме оружие? Или наркотики?

Говоря это, Брайан неожиданно коснулся ладонью щеки Джессики. У нее заколотилось сердце.

— Ну что, вернемся к разговору о наркотиках? — спросила Джессика, пытаясь скрыть свое волнение. Когда он прикоснулся к ее щеке, она почувствовала себя женственной. Красивой.

Казалось, он только сейчас понял, что касается ее лица. Опустил руку и сунул ее в карман.

— У меня есть книга для родителей. Я прочитал ее под одеялом с фонариком. Там говорится, что не надо бояться задавать вопросы. Ты знаешь. Насчет наркотиков и оружия.

— Брайан, — сжалилась над ним Джессика, — если ты будешь обращаться с племянницей, как полицейский, тебе это не поможет. Ясно, что ты ее любишь, поэтому и устраиваешь расследование, прежде чем что-нибудь разрешить. Вот ты сказал о нянях, и мне понятно, что ее мнение для тебя ничего не значит. Разве в книге об этом ничего не сказано?

— До этого места я еще не дочитал. Я не очень хороший читатель. — Он печально покачал головой. — Даже понятия не имел, что она назвала щенка в честь писателя. Купил ей шоколадку, когда она так его назвала. Так и не понял, почему Мишель не стала ее есть.

Внезапно Джессику охватил порыв нежности. Он так старался!

У нее по спине побежали мурашки, но она выбросила из головы внезапно появившуюся мысль. Она постарается только ради девочки и собаки. А Брайан Кемп? Нет, она не может исцелить его.

И все-таки… ведь можно просто высказать свое мнение?

— Мне только кажется, — сказала Джессика, тщательно подбирая слова, — ваши с Мишель отношения стали бы лучше, если бы ты сумел сказать ей правду.

— О чем?

— О том, что ты чувствуешь к ней. Не допрашивать «с пристрастием» ее друзей и не рассматривать зрачки при свете фонарика. Тебе надо сказать Мишель, что ты ее любишь больше всего на свете и беспокоишься о ней.

Он даже покраснел.

— Если я скажу Мишель такое, она ответит, что проживет и без моего беспокойства. А потом покрасит волосы в зеленый цвет и спросит: «Ты все еще меня любишь?»

— А разве ты не ответишь: «Да»?

— Нет. Хорошо. Может быть.

— Пусть она узнает, что ты ее любишь.

— Она использует это против меня.

— Ты же сильный мужчина. Наверное, сумеешь выйти из положения, — сухо сказала Джессика.

— Знаешь, правда не всегда полезна. Например, на допросе преступнику стоит всегда говорить, что его друг проболтался, так что ему тоже лучше сдаться. Обычно это наглая ложь, но порой срабатывает. И в таких случаях ложь приносит некоторую пользу.

— Ну да, может быть, если иметь дело с преступниками. Но ведь твоя племянница — не преступница.

— Кажется, ко мне она относится, как к одному из них! Ты же не наблюдала за нашей с ней жизнью. Я ей очень неприятен.

Джессика решительно напомнила себе, что она не занимается целительством. С другой стороны, вполне возможно, что исцеление Брайана и исцеление Мишель переплетутся, как нити в гобелене.

— Подумай, что случилось с теми, кого она любила, — мягко напомнила ему Джессика. — Они погибли.

— Ты хочешь сказать, что она боится ко мне привязаться? — недоверчиво спросил он.

— Да.

— Черт, но у нее совсем не испуганный вид. Почему ты думаешь, что она боится?

Потому что я тоже когда-то любила, подумала Джессика. О да, это была подростковая любовь, скорее фантазия, а не реальность. Но я страдала и из-за этого боялась полюбить снова. Что-то похожее происходит с Мишель.

— Такой вот фокус, — вслух сказала она.

Глава третья

Ну и ночка выдалась, устало думал Брайан, возвращаясь домой после смены. На него напали двое пьяных, разбили губу и огрели по ребрам. Синяки ныли, выглядел он, наверное, ужасно.

Брайан работал с документами, когда сообщили о взломе, и ему пришлось гоняться за преступником. Он пробежал целых шесть кварталов. Сердце колотилось как бешеное, а ноги напоминали желе под лучами жаркого солнца.

Наконец он поймал преступника, молодого человека, по крайней мере вдвое моложе себя.

Раньше Брайан остался бы доволен такой ночью — много дел, поймано несколько преступников, он борется со злом и побеждает. Но почему-то после смерти Кевина и Аманды он стал сомневаться во всем и иначе относиться к жизни.

В глубине души он чувствовал непонятную досаду. Это ощущение усилилось со вчерашнего дня, когда он сдуру разболтал Джессике о том, что подбирает пьяных и разъезжает на машине, от которой несет рвотой.

— Не забудь сказать о поте, — пробурчал он. — Может быть, когда увидишься с ней в следующий раз…

Брайану и так было не по себе, а тут еще эти слова Джессики: «Просто скажи Мишель, что любишь ее больше всего на свете».

Чувствительная тарабарщина. Такие вещи Брайану не удавались, и он их терпеть не мог. К тому же, его попытки понравиться женщинам любого возраста и с любыми интересами — всегда заканчивались неудачей. Начиная с собственной матери. Она обожала брата Кевина, который оправдал ее надежды и с полного ее одобрения выбрал карьеру юриста.

Брайан же никогда не был послушным сыном. Мать хотела, чтобы ее дети росли уравновешенными и почтительными. А он был шумным и непокорным. Брайан хорошо помнил: всякий раз, когда он входил в комнату, лицо матери выражало недовольство. Да и большинство его знакомых женщин смотрели на него с точно таким же выражением.

В школе он влюбился в Люсинду. Но узнав, что он хочет стать полицейским, она восприняла это так же, как его мать, — с ужасом. Люсинда Поттер не выйдет замуж за полицейского.

С того дня как в доме появилась Мишель, Брайан пригласил в гости всего одну женщину. Великолепную блондинку, тренера по фитнесу. Мишель закатила глаза и спросила: «Где ты такую выискал?» Брайан рассердился на нее, но с тех пор перестал ходить на вечеринки.

Прошло четыре месяца.

Он решил, что либо женщины не понимают его, либо он не понимает женщин. Нельзя считать рассуждения о природе взаимоотношений важнее разговора об играх Суперкубка. Нельзя говорить мужчине, что, он, видите ли, должен продать пикап, который был ему верным другом больше десяти лет, и купить новую машину с непроизносимым названием. А уж как надоело ему слушать о сломанных ногтях и секущихся волосах!

Но вчера Брайан посмотрел на пальцы Джессики — носит ли она обручальное кольцо? — и понял, что она не станет говорить о ногтях, ни о сломанных, ни о целых. А такие короткие волосы, как у нее, не секутся.

Да и в выражении ее глаз было нечто особенное. Спокойствие, располагающее к доверию.

Спустя несколько минут он подъехал к своему дому и понял, что дом в точности отражает его настроение. Пусто. Почему-то сегодня утром его дом казался нежилым, неприветливым, холодным.

Скромное оштукатуренное бунгало с двумя спальнями. Брайан понял, что здесь не хватает цветов — и устыдился этой мысли, недостойной мужчины.