Русские в Латинской Америке

Свято-Троицкий собор в Буэнос-Айресе (РПЦЗ)

Адрес: Calle Brasil 315, Buenos Aires 1154, Argentina.

Воскресенский собор в Буэнос-Айресе (РПЦЗ)

Адрес: Nunez 3541, Buenos Aires 1430, Cap. Fed., Argentina.

Храм Святой Троицы в г. Обера (РПЦ)

Адрес: Taruma 43, Obera (prov. Misiones), Argentina.

Храм преподобного Иова Почаевского в г. Сан-Мартин (РПЦ)

Адрес: F. Ballester 679, San Martin, (prov. Buenos Aires), Argentina.

Предположительно в конце 2009 года РПЦЗ планирует открыть храм Святых Царственных Страстотерпцев в курортном районе аргентинского города Мар-дель-Плата (сейчас здесь проживает около 1500 русскоязычных граждан).

Главными православными храмами в Бразилии являются:

Храм Святой мученицы Зинаиды в Рио-де-Жанейро (РПЦ)

Адрес: Rua Monte Alegre 210, Santa Tereza cep. 20240-190 Rio de Janeiro, Brazil.

Храм Святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова в г. Кампинья-даш-Мишионес (РПЦ)

Адрес: Linha Раса Sul Campinias dos Misiones RS 989975000, Brazil.

Храм Святых апостолов Петра и Павла в г. Санта-Роса (РПЦ)

Адрес: Rua R. Barbosa, 175-Ox. Postal, 374 Santa Rosa, Brazil.

Храм преподобного Сергия Радонежского в г. Порту-Алегри (РПЦ)

Адрес: Igreja Sao Sergio de Radonej, Passo D’areid Av. General Lucie Esteves, 215, Porto Alegre 91-030-310 Brazil.

Единственный православный храм в Рио-де-Жанейро находится в центре города. Недавно он обрел второе рождение (в нем закончились восстановительно-ремонтные работы).

Храм Святой мученицы Зинаиды был построен в 1937 году в стиле псковских храмов конца XIII — начала XIV века. Планы строительства были сделаны инженером Константином Дмитриевичем Трофимовым (он был настоятелем храма до 1950 г.). Контроль за строительством осуществлял Глеб Константинович Сахаров, который жил и много работал в Бразилии. Будучи успешным архитектором, он мог позволить себе пожертвовать крупную сумму на строительство небольшой церкви. По окончании строительства образовался довольно многочисленный приход. Первым настоятелем церкви стал священник Георгий Гордов. Первоначально она носила имя Святого Николая, однако, когда умерла жена Г. К. Сахарова по имени Зинаида, он обратился к общине с просьбой переименовать церковь в ее честь.

Долгие годы (с 1937 по 1976 г.) церковь Святой мученицы Зинаиды находилась под юрисдикцией РПЦЗ, однако в конце 90-х годов русская община выразила желание вернуться под покровительство Московского Патриархата. После этого на заседании Священного синода от 16 февраля 1999 года было принято решение принять приход Святой мученицы Зинаиды в Рио-де-Жанейро в юрисдикцию РПЦ в состав Аргентинской и Южноамериканской епархии.

Храм Пресвятой Троицы в Ла-Пасе (РПЦ)

Адрес: Embassy in La-Paz, Bolivia, La Paz, Calacoto, Avenida Arequipa, № 8129.

В Боливии православных христиан всегда было мало (в настоящее время численность православных христиан в стране оценивается в 4400 человек), однако и здесь есть православный храм. Он находится в крупнейшем городе страны Ла-Пасе. Проект храма был подготовлен архитектором Ларисой Кусаблик, постоянно живущей в стране. Иконостас для храма был изготовлен в Сергиевом Посаде. Храм построен на территории посольства России, однако стоит так, что в него можно войти и с улицы. В настоящее время в Боливии идет подготовка к строительству второго православного храма — теперь уже в городе Санта-Крус.

В Венесуэле вплоть до середины XX столетия организованной колонии русских не существовало. В настоящее время русская диаспора в стране насчитывает приблизительно 5000 человек.

Ядром русской эмиграции в Венесуэле стала Православная церковь. Произошло это после того, как на венесуэльскую землю прибыл протоиерей Иоанн Бауманис. В 1955 году он стал настоятелем храма Святого Николая Чудотворца в Каракасе (юрисдикция РПЦЗ). С 1964 года он был членом епархиального совета, а с 1982 года — заместителем председателя епархиального совета Венесуэльской епархии РПЦЗ. При его активном участии были основаны православные приходы не только в Каракасе, но и в Валенсии, Баркисименто, Маракае и Барселоне.

Первый же православный храм в Венесуэле — храм Знамения Божьей Матери в Валенсии — был построен в 1950 году по инициативе В. Н. Ордовского-Танаевского, отца Ростислава Ордоевского-Танаевского (основателя известных в России сетей ресторанов «Ростик’с», «Friday’s», «Планета суши» и др.), и по проекту архитектора В. Э. Шеффера.

В Перу (в Лиме) находится Свято-Троицкая церковь — единственный православный храм в этой стране.

Здесь небольшая русская колония образовалась в 1950 году, и главным общим делом русских эмигрантов, как и в других странах Латинской Америки, стало строительство православной церкви. Руководил строительством и сбором средств князь Алексей Николаевич Чегодаев.

Свято-Троицкая церковь в Лиме была освящена 16 октября 1955 года епископом РПЦЗ Леонтием, возглавлявшим Чилийско-Перуанскую епархию. С первого дня и вплоть до своей кончины службы здесь вел иеромонах Серафим (Фетисов) (1908–1998).

В конце 50-х годов православный приход в Перу сменил свое подчинение. В результате конфликта с Синодом РПЦЗ настоятель Свято-Троицкой церкви обратился к руководству Американской православной церкви (АПЦ) с просьбой о принятии прихода под ее юрисдикцию. В результате перуанский приход был принят в АПЦ и находился там до конца 90-х годов.

В 1998 году, после смерти отца Серафима, церковная община обратилась к Константинопольскому Патриархату с просьбой принять ее под свою юрисдикцию. Сегодня эту церковь уже нельзя назвать русской. Большинство прихожан составляют греки и арабы, а службу ведет на испанском языке прибывший из Бразилии архимандрит Хосе де Оливера.

Есть православные храмы и в Парагвае: это церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Асунсьоне и церковь Святого Николая в Энкарнасьоне.

Помимо этого, в Латинской Америке есть еще несколько православных храмов: это, в частности, Покровский храм в Панаме, храм Покрова Божией Матери в Мексике, храм Святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова в г. Санта-Роса (Чили) и др.

В октябре 2008 года было объявлено, что скоро появится русский храм РПЦ в Эквадоре.

* * *

По разным данным, численность русской диаспоры в странах Латинской Америки не так уж и велика и составляет сейчас около 150 000 человек. Все эти люди сосредоточены главным образом в странах Южной Америки — в Аргентине и Бразилии (около 110 000 человек), в Парагвае (около 10 000 человек), а также в Уругвае, Чили и Венесуэле.

В целом столь небольшая численность выходцев из России в Латинской Америке объясняется ее удаленностью от Европы, от таких крупных центров русской эмиграции, как Франция или Сербия. Важную роль в этом сыграли и большие дорожные расходы, которые не все смогли себе позволить, специфический климат и экзотические болезни, не сравнимый с европейским уровень экономического, социального и культурного развития, незнание испанского языка. Немаловажным фактором является и то, что многие эмигранты мечтали рано или поздно вернуться на родину (крушение большевистского режима казалось им лишь делом времени), а посему они предпочитали обосновываться в странах, расположенных в непосредственной близости от России.

Что касается адаптации русских эмигрантов в Латинской Америке, то и тут имела место своя специфика. Казалось бы, на чужбине русские люди должны были объединиться. По религиозному принципу, по языковому… Хотя бы для того, чтобы выжить. Однако подлинного объдинения русской эмиграции, по примеру тех же немцев или евреев, в странах Латинской Америки так и не получилось. Этому есть несколько причин, как объективных, так и субъективных. Прежде всего, эмигранты перенесли с собой в Латинскую Америку свои извечные политические распри: «упертые» монархисты терпеть не могли, например, кадетов, стоявших за конституционно-парламентарную монархию и демократические свободы, а вместе они «дружно» конфликтовали с теми, кто приехал после Второй мировой войны и уже прекрасно понимал, что такое сталинский Советский Союз. Даже в лоно православной церкви, как мы уже говорили, проникли семена раздора и нетерпимости.

Т. Ю. Нечаева в статье «Адаптация русских эмигрантов в Латинской Америке» констатирует:

«Все это вносило сумятицу в умы русских людей и способствовало их разобщению. А ведь именно церковь могла бы стать силой, объединяющей всех выходцев из России. Психотерапевтическая помощь христианской религии была особенно необходима для большей части русских эмигрантов — усталых, разочаровавшихся, растерянных, не нашедших себе применения в Европе людей, прибывших сюда без гроша в кармане, но с огромным грузом смутных воспоминаний о России. Для многих из них (главным образом для белой эмиграции) Латинская Америка была уже не первым местом, где они пытались начать новую жизнь.

Таким образом, политические и моральные анахронизмы, по сути, сводили на нет такие объединяющие факторы, как единство языка, культуры, национального характера, религии и прочие. К тому же не нашлось лидера, вокруг которого могла бы сплотиться колония. В результате русская диаспора не представляет собой подлинной общности ни в политическом, ни в религиозном, ни в культурном, ни в социальном отношении».

Пожалуй, единственными исключениями в этом плане стала русская община в Парагвае, объединенная тяжелой войной в составе парагвайской армии против Боливии в 1932–1935 годах, а также монархистская диаспора в Аргентине, включающая в себя несколько сот потомков бывших белых (у них есть своя церковь, свой дом престарелых, свои школы и даже газета «Наша страна» — единственное в регионе издание на русском языке).

Разобщенные русские люди в Латинской Америке довольно быстро ассимилировались.

В настоящее время наибольшее в Латинской Америке количество выходцев из России проживает в Аргентине. По некоторым неофициальным данным, их около 300 000 человек. Но из них лишь около 100 000 человек в той или иной степени владеют русским языком. В остальных странах региона таких людей и того меньше: например, в Боливии количество владеющих русским языком ориентировочно составляет около 3000 человек (это иммигранты из России, а также представители общины староверов, проживающие в основном в департаменте Санта-Крус). В Перу, по оценочным данным, в той или иной степени владеют русским языком примерно 10 000 человек, в Уругвае и Эквадоре — по 3000 человек и т. д.

Третье поколение эмигрантов уже практически не говорит на русском языке.

Т. Ю. Нечаева по этому поводу пишет:

«Потребности выживания вынуждали иммигрантов говорить по-испански, перенимать общепринятый тип одежды, обычаи, образ жизни. Обязательное обучение в муниципальных школах только ускоряло этот процесс. Приехав в Латинскую Америку, русские столкнулись со сложной дилеммой: как совместить необходимость и желание интегрироваться в социальном и культурном отношении в местное общество с возможной потерей своей самобытности.

Первое поколение иммигрантов говорило только на русском языке, но тем не менее их культурная ассимиляция началась сразу же после прибытия в Латинскую Америку, хотя, несомненно, этот процесс был сложным и длительным. Этому поколению было особенно трудно. Они были чужими, их можно было легко обмануть, запугать, присвоить себе результаты их труда. Они были „людьми второго сорта“, их считали нахлебниками, хотя они и зарабатывали на жизнь тяжелым трудом. Русским было еще тяжелее, чем другим иммигрантам: у них не было помощи извне, связей с родственниками в России, они не могли надеяться, что заработают много денег и возвратятся на родину. Они просто были вынуждены приспосабливаться к жизни в новых условиях.

Иммигранты первого поколения, прожившие в Латинской Америке большую часть жизни (многие здесь же обзавелись семьями), не отождествляют себя с местным населением; напротив, считают себя истинными русскими — мыслят и чувствуют российскими масштабами, посещают русскую православную церковь, российские выставки, общаются с русскими друзьями, бережно сохраняют все, что связывает их с родиной, готовя блюда национальной русской кухни, поют русские песни, стараются с детьми говорить только на русском языке.

Второе поколение — дети иммигрантов, рожденные или выросшие в Латинской Америке, провели детство и юность как бы между двумя мирами: русским — дома и латиноамериканским — в школе, вузах, на работе, в других общественных местах. Неизбежное отторжение от культуры, традиций и языка исторической родины, приобщение к новой культурной среде шло у них гораздо быстрее. Отсутствие книг на русском языке и широкой разговорной практики ускоряло этот процесс. Они старались повсюду пользоваться испанским, отказывались от обычаев и традиций, вступали в смешанные браки.

Для этого поколения характерен возросший социальный статус, улучшенные жилищные условия. Проблема материального выживания уже не стояла перед ними в столь острой форме, как перед их родителями, они смогли воспользоваться плодами относительного экономического благополучия и возросшей приспособляемости к местной жизни. Кстати, уже второе поколение стало „терять“ русский литературный язык. В общении между собой они, а их дети еще чаще, стали употреблять переиначенные на русский лад испанские слова. Образовался своеобразный жаргонный язык.

Третье поколение — внуки иммигрантов, в большинстве своем занятые в „беловоротничковых“ профессиях и принадлежащие к среднему классу (среди русских много преподавателей, инженеров, врачей, адвокатов), имеют уже довольно отдаленное отношение к русскому культурному наследию. Они воспитывались в значительной степени латинизированными родителями, имели гораздо меньше русских среди одноклассников, друзей, соседей. Третье поколение иммигрантов ощущает себя аргентинцами, бразильцами, чилийцами и т. д.; практически все говорят только на испанском языке, детям стремятся дать университетское образование и еще чаще, чем их родители, вступают в смешанные браки».

Именно эти люди, то есть представители третьего поколения, и определяют сейчас лицо русских колоний в странах Латинской Америки. Конечно же, они не пьют русский квас и не поют, собираясь вместе с друзьями, эмигрантские песни. Да и было бы странно требовать от них этого…

Пожалуй, единственным исключением из этого правила являются старообрядцы. В той же Аргентине есть несколько старообрядческих поселений, среди которых следует отметить колонию русских старообрядцев в Чоэле-Чоэле, по среднему течению реки Рио-Негро, в одноименной провинции на юге страны — Патагонии.

Благодаря своим традиционным качествам (трудолюбию, духовной крепости, взаимопомощи и т. д.), а также высокому образовательному уровню старообрядцы добились больших успехов. В старообрядческих общинах много детей: в среднем — восемь, но встречаются семьи, в которых двенадцать, пятнадцать и более детей. Удивительно, но в таких семьях лучше сохраняются традиционные жизненные ценности и установки, передаваемые из поколения в поколение. Происходит это потому, что детей воспитывают не только мать с отцом, но и братья с сестрами, и вообще вся община.

Глава вторая

КОМАНДАНТЕ ХУАН БЕЛАЙЕФФ

До 70-х годов XIX века Парагвай был одной из самых передовых стран Латинской Америки. В 1842 году (на двадцать три года раньше, чем в США) здесь было отменено рабство, в 1848 году индейцы получили равные права с потомками белых переселенцев — креолами. Здесь активно строились железные дороги, появился телеграф. Парагвай обладал одной из лучших армий на континенте. Но в 1864 году началась так называемая Парагвайская война, длившаяся шесть лет. В ходе этой войны три крупнейшие страны Латинской Америки — Бразилия, Аргентина и Уругвай — объединились в «Тройственный альянс» и обрушили все свои силы на Парагвай. В результате они в буквальном смысле стерли в порошок парагвайскую нацию. Эта война стала для Парагвая подлинной национальной катастрофой: государство потеряло почти четыре пятых своего населения, включая почти всех мужчин, а также более 150 000 кв. км территории. В своем развитии Парагвай был отброшен почти на сто лет назад. Это в высшей степени ужасное и несправедливое положение сохранялось вплоть до 20-х годов XX века, то есть до прибытия новых колонистов из Европы, среди которых оказалось немало выходцев из России. Как ни странно, но именно русским эмигрантам судьба уготовила выдающуюся роль в истории Парагвая.

* * *

Одним из первых в Парагвай прибыл генерал Иван Тимофеевич Беляев.

Этот удивительный человек родился 19 апреля 1875 года в Санкт-Петербурге, в казармах лейб-гвардии Измайловского полка.

Его отец — Тимофей Михайлович Беляев (1843–1915) — закончил 1-й кадетский корпус, был произведен в подпоручики и зачислен в Михайловскую артиллерийскую академию. Однако уже через год он отчислился из Академии по собственному желанию, чтобы принять участие в подавлении польского мятежа. В 1866–1877 годах Т. М. Беляев служил во 2-й Лейб-гвардейской артиллерийской бригаде. В 1877 году он был произведен в полковники и назначен начальником 1-го отделения Главного артиллерийского управления. Получив в 1890 году чин генерала, он поочередно командовал 17-й и 23-й артиллерийскими бригадами, 11-й пехотной дивизией, 2-м Кавказским армейским корпусом. В 1903 году он был назначен комендантом Кронштадтской крепости и состоял в этой должности вплоть до 1907 года. После этого Т. М. Беляев вышел в запас и поступил на гражданскую службу. В 1911 году он был возвращен на военную службу, но через три года вновь стал штатским человеком. Выйдя окончательно в отставку, Т. М. Беляев стал членом Русского собрания (РС) — монархической и националистической организации, созданной в Санкт-Петербурге в октябре — ноябре 1900 года и объединявшей представителей русской интеллигенции, чиновников, духовенства и помещиков столицы.

В ноябре 1911 года Т. М. Беляев занял должность заместителя председателя РС, но уже в марте следующего года по болезни он отказался от этой должности и выбыл из состава Совета РС.

Умер Тимофей Михайлович Беляев 7 октября 1915 года.

Первой женой Т. М. Беляева была Мария Ивановна Эллиот (1845–1875), дед которой — Леонтий Федорович Трефурт (1772–1848) — служил адъютантом у А. В. Суворова и принимал участие в знаменитом Итальянском походе. Другой ее дед — А. И. Эллиот — был потомком старинного шотландского рода, приехавшим в Россию по приглашению Екатерины II для воссоздания российского флота (он отличился в сражениях при Чесме и Наварине).

После смерти первой жены Т. М. Беляев женился вторично — на этот раз на Марине Николаевне Сентюриной. Она умерла в 1934 году в Париже, а во время Первой мировой войны была председательницей Дамского комитета при РС по оказанию помощи больным и раненым воинам.

Сыновья Т. М. Беляева пошли по стопам отца, став артиллеристами: Михаил и Иван стали генерал-лейтенантами, а Николай и Тимофей — полковниками. Интересно отметить, что дочь Т. М. Беляева была второй женой профессора-юриста Александра Львовича Блока, мачехой знаменитого поэта Александра Блока.

* * *

С раннего детства Иван Беляев был предоставлен самому себе. Его мать — Мария Ивановна Эллиот — умерла через пять дней после его рождения, и отец вскоре женился вторично. К сожалению, мачеха не сумела найти общий язык с детьми Т. М. Беляева от первого брака. В результате родителей Ивану заменили книги. Проводя долгие часы в домашней библиотеке, мальчик зачитывался романами Майна Рида и Фенимора Купера, подолгу рассматривал географические карты и атласы.

В эти годы произошло его первое «знакомство» с Парагваем. Оно состоялось на чердаке усадьбы, где в архивах прадеда — адъютанта генералиссимуса А. В. Суворова — он нашел старинную карту столицы Парагвая — Асунсьона. Эта экзотическая страна поразила юное воображение. Мальчик буквально влюбился в смелый и мужественный народ, который до последней капли крови сражался с захватчиками (Аргентиной, Бразилией и Уругваем в 1864–1870 гг.), был очарован трагичностью судьбы, на столетие задержавшей развитие страны.

В кадетском корпусе у Ивана Беляева почти не оставалось свободного времени: все время было поделено между военными дисциплинами и страстью, захватившей его всерьез. Он с трудом выкраивал часы для занятий с дальним родственником — академиком Сергеем Федоровичем Ольденбургом — по географии и антропологии, штудировал книги об индейцах, выписанные из университетской и академической библиотек, изучал испанский язык. Это был сознательный шаг, сделав который человек обретает возможность сам влиять на свою судьбу.

Усиленная работа дала свои результаты. И. Т. Беляев был принят в Императорское Географическое общество по рекомендации профессоров Н. А. Богуславского и И. В. Мушкетова. Лекции Петра Петровича Семенова-Тян-Шанского, пример Николая Николаевича Миклухо-Маклая вдохновляли и звали навстречу новым открытиям. После окончания военного училища начались проблемы: сказалось перенапряжение в годы учебы, стали беспокоить боли в сердце. В результате И. Т. Беляев получил отпуск и поехал на Кавказ для поправки здоровья. Но интерес к научным изысканиям не оставлял его в покое. На Кавказе И. Т. Беляевым была написана брошюра «На земле хевсуров»[13], ставшая его первым научным трудом.

В 1906 году И. Т. Беляев вернулся в Санкт-Петербург. В это время произошли два события, нарушившие относительно спокойный ход его жизни: неожиданная кончина молодой жены и поражение России в войне с Японией. В минуты отчаяния в голову стали приходить мысли об эмиграции в любимый Парагвай — военным инструктором. Но чувство долга удержало его на Родине.

В 1913 году И. Т. Беляев вновь женился (на Александре Александровне Захаровой), и это вернуло надежду на семейное счастье, но поставило крест на военной карьере в полку. Купеческое происхождение жены вынудило Ивана Тимофеевича покинуть гвардию, где строго блюлись законы «чистоты дворянской крови».

Накануне Первой мировой войны И. Т. Беляев поступил на службу в 1-й Кавказский стрелково-артиллерийский дивизион.

* * *

Надо сказать, что Иван Тимофеевич был классическим монархистом. Он был искренне убежден в особой исторической миссии России, которая не предполагала принятие ценностей демократического Запада. События Русско-японской войны лишь утвердили его в этом мнении, вызвав возмущение «провокационным» и «антирусским в своей основе» поведением европейских держав и США.

Судьба И. Т. Беляева на фронтах Первой мировой войны не особо отличалась от судеб большинства кадровых верных присяге офицеров старой русской армии. За бои в Карпатах в 1915 году он был представлен к ордену Святого Георгия «за спасение батареи и личное руководство атакой». Летом 1916 года, командуя дивизионом тяжелых гаубиц, он участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве — наступательной операции Юго-Западного фронта русской армии под командованием генерала А. А. Брусилова, в ходе которой было нанесено серьезное поражение австро-венгерской армии и заняты Галиция и Буковина.

В 1917 году И. Т. Беляев, произведенный в генерал-майоры, остро переживал моральное разложение армии, стоявшей, по его мнению, уже на пороге победы, но «погубившей ее митингами и анархией». Отношение Ивана Тимофеевича к Временному правительству было крайне негативным, а его деятельность он считал однозначно гибельной для армии и государства.

В марте 1917 года на псковском вокзале в ответ на требование какого-то унтера с взводом солдат снять погоны И. Т. Беляев ответил: «Дорогой мой! Я не только погоны и лампасы, я и штаны поснимаю, если вы повернете со мною на врага. А на „внутреннего врага“, против своих не ходил и не пойду, так вы уж меня увольте!»

В мае 1918 года И. Т. Беляев оказался на Дону. Генерал И. П. Романовский предложил ему должность начальника артиллерии. Командующий А. И. Деникин (Л. Г. Корнилов к тому времени был уже убит) поддержал его. П. Н. Врангель отзывался об И. Т. Беляеве как о человеке «прекрасной души», «храбром и добросовестном офицере», хотя и отмечал, что тот не всегда разделял и поддерживал взгляды своего начальства.

У А. И. Деникина Иван Тимофеевич некоторое время исполнял обязанности заведующего снабжением армии. Однако вскоре он был отозван с этого поста самим командующим. Произошло это из-за того, что И. Т. Беляев выступал против реквизиции продовольствия у крестьян и предлагал создать специальные охранные роты, которые препятствовали бы грабежам.

Все чаще и чаще И. Т. Беляев задумывался над тем, что цель не оправдывает средства, что избранные белыми методы не приближают, а, напротив, отдаляют освобождение России. Он с горечью наблюдал, как падает моральный дух, как мельчают люди, соблазненные дурным примером своего начальства. И нет ничего удивительно в том, что самостоятельно мыслящий офицер, не умевший ладить с начальством, долго не удержался на высоких должностях.

В ноябре 1919 года командующим Добровольческой армией стал генерал А. П. Кутепов. При нем И. Т. Беляев получил должность инспектора артиллерии армии и полную свободу действий в управлении всем ее артиллерийским хозяйством. Летом 1919 года Добровольческая армия овладела Харьковом, и командующий приказал Ивану Тимофеевичу наладить работу по выпуску оружия для фронта на остановившемся с начала войны харьковском паровозостроительном заводе.

Пик успеха белых на Южном фронте, пришедший на лето — осень 1919 года, оказался лишь прелюдией грядущей катастрофы. И. Т. Беляев прекрасно понимал вред репрессивной политики в отношении собственного народа и добился от А. П. Кутепова принятия срочных мер по укреплению дисциплины в армии, предусматривающей введение смертной казни за убийства и грабежи мирного населения. Однако принятие этих мер уже явно запоздало.

В ноябре 1919 года артиллерия И. Т. Беляева прикрывала отход из Харькова корпусов В. З. Май-Маевского. За Новороссийском для него началась совсем другая жизнь — жизнь эмигранта.

* * *

В 1921 году И. Т. Беляев вместе с остатками разгромленной врангелевской армии вынужден был покинуть Россию. Минуя Константинополь, в 1923 году он вместе с супругой оказался в Буэнос-Айресе.

Жизнь Ивана Тимофеевича в Аргентине сложилась бы очень тяжело, если бы не неожиданный визит и покровительство баронессы Жессе де Лева, покойный муж которой был в свое время хорошим знакомым его отца. С ее помощью И. Т. Беляеву удалось найти работу. Он стал преподавателем немецкого и французского языков в одном из колледжей. Иван Тимофеевич, не теряя времени, совершенствовался в испанском языке, изучение которого, как мы уже говорили, начал в юности. Через некоторое время на страницах газеты «Эль Либераль» появилось несколько рассказов о русской революции, впервые подписанных «Хуан Белайефф».

И. Т. Беляев не оставлял идею создания новой русской колонии на южноамериканской земле. Его главная идея заключалась в том, чтобы сохранить до лучших времен все положительное, что создала монархическая Россия. При этом русская община, по его мнению, должна была носить исключительно «гражданский» характер, а основными принципами обустройства русской колонии должны были стать аполитичность и воспитание в духе традиционных ценностей русской культуры в надежде на будущее возрождение России.

Позднее И. Т. Беляев писал:

«Я мечтал об одном. В море продажного разврата и растления я надеялся найти горсть героев, способных сохранить и возрастить те качества, которыми создалась и стояла Россия. Я верил, что эта закваска, когда совершится полнота времен, когда успокоится взбаламученное море революции, сохранит в себе здоровые начала для будущего. Если нельзя было спасти Россию, можно было спасти ее честь».

В одном из интервью журналисту К. К. Парчевскому, командированному в Латинскую Америку редакцией парижской газеты «Последние Новости», И. Т. Беляев заявил: