Странник

– Ты Сеню не встречал? – спросил тот, что справа.

– Кого?

– Сеню, Кубрика!

– Нет! Мужики, вы в курсе, что горгоны ходят?

Слева снова заговорил пулемет.

– Чего?

– Горгоны, говорю, ходят!

– Иди ты!

– Сам иди! А что там с Кубриком?

Впереди вырос массивный сталкер с огнеметом.

– Да час назад вышел с нами на связь, откуда-то в районе Нагатинской. Сказал, что слышит детский плач, пошел искать…

– И что?

– И все! Двадцать минут назад вызывали его – в рации только треск и плач ребенка. А он не отвечает.

– Плохо дело.

– А ты сам как?

– Такое расскажу – не поверите! – радостно воскликнул Маломальский.

– Спускайся в метро, Бумажник! После байки свои расскажешь! – крикнул тот, что слева.

– А вы чего?! Полнолуние же!

– А то мы не знаем! Надо Сеню найти.

– Мужики! Имейте в виду, горгоны ходят!

– Ага! И коровы летают! – хихикнул кто-то.

– Я серьезно, черт вас дери!

– Ладно, учтем. Хоть ты вернулся, и то слава Богу. Проваливай в метро! Ты сейчас после своего выхода нам не поможешь, скорее, обузой будешь! Так что вали домой, там уже панихиду по тебе справляют. Глядишь, успеешь поприсутствовать.

– Такое нельзя упускать! – засмеялся Сергей и нырнул в чернеющий вход станции Тульская.

* * *

Он спускался по ступенькам эскалатора домой, в подземелья Москвы.

Выйдя из мрака на освещенную скудным красноватым светом станцию, Сергей почувствовал невероятное облегчение. Только обращенные на него внимательные взгляды людей немного смущали. Здесь его хорошо знали, и некоторые считали, что задневавший на поверхности сталкер уже не вернется.

А Маломальский вернулся всем врагам назло. Сейчас он чувствовал неимоверную усталость, и, хотя проспал целый день в той злополучной квартире, сейчас у него было лишь одно желание: добраться до своей койки и уснуть снова. В тишине. В безопасности. Он лениво отмахивался от любопытствующих жителей станции, пристававших к нему с вопросами.

– Потом… – бормотал Сергей. – После…

Наконец сталкер добрался до своей палатки, рухнул на жалобно заскрипевшую койку и закрыл глаза. Какое блаженство – спать на кровати под одеялом! Одно из немногих удовольствий, оставшихся от прежней жизни.

Ему почти никогда ничего не снилось. Хотя он тосковал по тем временам, когда сновидения посещали его: во сне он мог встретиться с Ритой. С Ритой, которая не успела добраться до метро и осталась на поверхности навсегда.

Раны на сердце не заживают.

Глава 2

Гость

Разбудили его ноющие ноги. Надо было не полениться и скинуть ботинки, которые он не снимал уже несколько суток. Сергей, нехотя поднявшись, уселся на краю койки. Повернул голову, морщась и растирая затекшую шею ладонью.

У входа сидел в инвалидном кресле седой человек с морщинистым лицом и глубоким шрамом на левой скуле. Он разглядывал отметины на рюкзаке Маломальского, оставленные когтями летающей твари.

– Здорово, Казимир, – хрипло буркнул Сергей. Первое слово после долгого и глубокого сна всегда звучало как-то странно, словно не своим голосом.

– Напугал же ты нас, Бумажник, – вздохнул Казимир, укоризненно качая головой.

– В смысле?

– Тут уже никто не надеялся тебя живым увидеть. Да и вообще… увидеть.

– Ну, брось! – Сергей зевнул. – Все знают, что я везунчик.

– Ага. Я когда-то тоже так думал про себя, – невесело усмехнулся старик и мельком взглянул на обрубки ног, от которых не осталось ничего ниже колен.

Казимир сам был опытным сталкером. Именно он учил Сергея этому нелегкому ремеслу, и это от него Маломальский перенял глубокое убеждение, что удачливый сталкер – одиночка. Звучит парадоксально и сомнительно, но в том, что отправляться наверх одному безопаснее, чем в группе, Сергей был глубоко убежден. И хотя со временем Казимир пересмотрел свои взгляды и признал эту аксиому не абсолютной, Бумажник все-таки придерживался его старого правила. Один человек меньше привлекает внимание всей той нечисти, которой кишит город. Он рассчитывает только на себя, поэтому более собран и лучше слышит свой внутренний голос. Когда ты один, тебе не надо отвечать за кого-то еще, кто может подвести или, сам попав в беду, по глупости или легкомыслию утянуть за собой в непоправимость смерти и тех, кто кинется ему помогать. Хотя, если уж быть до конца честным перед самим собой, то еще не факт, что Бум сидел бы сейчас на своей койке, не встреть его у входа на станцию группа хорошо вооруженных товарищей.

– Ну ладно, не нагнетай. Я ведь вернулся в полном порядке! – И Сергей, улыбнувшись, подмигнул Казимиру.

– Ты – да. А вот группа Лося – нет.

Сталкер с раскрытым ртом уставился на своего бывшего наставника.

– То есть как?!

– Да вот так. Вышли прочесать окрестности, – по твою, кстати, душу и по душу этого раздолбая Кубрика, – и не вернулись. Потом дозоры с южного и северного портала поднимались и обследовали все рядом с входом. Никого. Углубляться в город не стали, чтобы и самим не сгинуть. Еще и полнолуние это… – Старик вздохнул.

– Погоди, но ведь это они меня встретили у входа. Лось сказал, что Кубрик где-то в районе Нагатинской в руинах плач детский слышал и пошел смотреть. Сколько времени прошло?

– Часов восемь. – Казимир пожал плечами.

– Но ведь это не срок. Чего раньше времени ребят хоронишь? – Сергей нахмурился.

Он вдруг подумал, что если бы не его задержка, то и им не пришлось бы подниматься в полнолуние из метро. Хотя… Был же еще Кубрик…

– Да не хороню я. Но все равно в полнолуние выйти – это, знаешь…

– Знаю, сам только что оттуда. И ничего, как видишь.

– А что там с Кубриком, говоришь? Плач детский? У Нагатинской?

– Так Лось сказал.

– Интересно. Эта станция ведь заброшена, – задумчиво хмыкнул Казимир.

– Да, но ребенка-то он слышал на поверхности. В руинах.

– Как же так? Погоди… – Казимир послюнил указательный палец и извлек из внутреннего кармана своего старого военного сюртука сложенный вчетверо лист плотной бумаги, испещренный мелкими надписями.

Листок выглядел довольно потрепанным, и не случайно: на нем Казимир, еще будучи сталкером, нарисовал карту их мира. Это была схема-путеводитель Московского метрополитена. Очень похожая на те, которые печатали когда-то в другой жизни на оборотной стороне рекламных проспектов или вешали в вагонах электропоездов. Только карта эта отражала реальную действительность их новой эры. Там были отмечены станции Ганзы, к которым относилась и Тульская. Красная линия коммунистических станций. Полис и Четвертый рейх, где окопались неофашисты. Значились обвалы, затопления, различные угрозы. Белые пятна, которые предстояло исследовать. Периодически Казимир вносил туда коррективы, когда где-то менялась власть или жилая станция становилась вымершей, как это случилось, например, давным-давно с Тимирязевской, опустошенной лавиной крыс. Напротив Тимирязевской, правда, у Казимира стоял вопросительный знак, потому что о ней ходили разные слухи… Поговаривали, что у сожранной крысами станции появились новые обитатели.

Многие и очень многие желали иметь такую карту, где во всех подробностях было видно, что ждет их на той или иной станции, в том или ином тоннеле. К Казимиру порой приходили делегации от различных группировок, диггеров, охотников и сталкеров. Он продавал копии своей карты, тем и жил. Благо в среде сталкеров и охотников у него был большой авторитет, что позволяло старику своевременно узнавать от них о тех или иных изменениях в геополитике подземного мира или возникающих угрозах. И конечно, вносить поправки.

– Вот посмотри, – сказал он деловито, развернув карту. – Мы вообще когда последний раз Нагатинскую проверяли? Глухой кордон стоит, и все. А что, если она опять населена?

– Это кем? – Сергей скептически усмехнулся. – Кто ее мог заселить? Разве не через нас они должны были туда пройти?

– Не обязательно. Могли с Автозаводской, через Каширскую, Варшавскую, Нахимовский проспект.

– Ну вряд ли…С Автозаводской, вот тут, пути на поверхность выходят. – Сергей ткнул пальцем в карту.

– И что? Неужто невозможно пройти этот участок?

– А смысл? Не проще через нас? Мы же не красные, договориться можно.

– А если причины были?

– Да какие там причины? – отмахнулся Бум.

– Ну хорошо, упрямый ты наш. Откуда тогда детский плач?

– Да черт его знает. Мало ли откуда. Я вот давеча видел, как скелет в костюме и шлеме встал и пошел.

Казимир засмеялся.

– Это глюки, Серег. В полнолуние бывает.

– Но я же видел.

– Глюки, на то они и глюки…

– Ай, ладно! – Бум досадливо махнул рукой. – Давай схаваем чего-нибудь, а? На пустой желудок трындеть как-то не с руки. А за едой разговор самый тот.

Казимир снова засмеялся. На сей раз тихо и по-доброму.

– Хорошо, Сережа. Пойдем ко мне, покормлю. И чаем напою, кстати.

– Чаем? – удивился Маломальский.

– Именно. Вчера челноки приходили, чай с ВДНХ приволокли.

– Ого! Не ближний свет. Дорогое удовольствие. Неужто и вправду угостишь?

– А когда я для тебя чего жалел? – с укором в голосе покачал головой старик. – К тому же мои карты пока еще кое-чего стоят. Особливо для барыг этих, челноков. – И он, развернувшись, принялся крутить колеса своего кресла, двигаясь на выход.

* * *

Палатка Казимира была рядом. На нейтральной полосе был сооружен столик, за которым в праздный день они любили посидеть за чарочкой или просто трапезничать вместе, наблюдая за жизнью на станции и ведя беседы. Сергей любил и уважал этого старика, и не было для него ничего теплее таких вот посиделок в промежутках между путешествиями по метро и выходами на поверхность.

Маломальский выволок свой рюкзак, чтобы Казимир между делом мог осмотреть его трофеи. А отражали трофеи Бумажника его извечную страсть к книгам и чтению. Маломальский был одним из немногих сталкеров, которые охотились исключительно за печатным словом, за бумагой, за что и прозвище свое получил – ничего общего с кошельком его оно не имело. Оружие, одежду, посуду и прочее бытовое барахло он захватывал лишь попутно. Обычно сталкеры искали книги по контракту с Полисом – тамошняя администрация хорошо за них платила. Но Сергей Маломальский добывал книги прежде всего для себя.

Сейчас он, вальяжно развалясь на скрипучем стуле, неторопливо жевал какие-то корнеплоды и попивал горячий отвар из той выращенной на ВДНХ дряни, что так ценилась во всем метро. То и дело кто-то из прохожих бросал на сталкера заинтересованный взгляд, махал рукой. Некоторые, похоже, вообще приперлись исключительно чтобы лично убедиться в его возвращении. Сергей учтиво кивал и ласково улыбался им. Казимир, как это обычно бывало, с интересом рылся у него в рюкзаке.

– Ты и мыло добыл? Вот это молодец!

– Возьми себе два куска.

– Да ну, брось ты.

– Возьми, возьми. Специально для тебя и тащил. А вообще все забери. Сопрут ведь, пока меня не будет.

– А ты куда собрался? – Старик поднял на него свои неправдоподобно светлые глаза.

– В Полис пойду, книги понесу на продажу. Поиздержался я в свой последний выход. Парочку оставлю себе почитать, а остальное сдам.

– Зачем самому идти? Отправь через челноков, они еще здесь. Завтра обратно по станциям пойдут.

Сергей поморщился:

– Будто не знаешь, как они обдирают. Рисковать сами не любят, наверх не полезут, а маслят зашибить случая не упустят. Зло берет!

– Ну ладно, поглядим, что ты там для любителей чтива набрал. – Казимир извлек первую книгу. – Букварь?

– Ну да. А что? Детей ведь надо учить.

– Согласен, – хмыкнул старик и раскрыл книгу. – Только вот посмотри. Буква «А». И арбуз нарисован. Сколько времени надо убить, чтобы объяснить детям, что такое арбуз. А?

– Ну, это не моя забота, – отмахнулся Сергей. – Пусть заменят Арбуз на Ад. Или там… Александровский сад. Арбатская. Алексеевская.

– Или вот «Б», береза, – продолжал старик. – По-твоему, дети знают, что такое береза?

– Боль. Баррикадная. Беда. Библиотека имени Ленина. Боровицкая.