Книги моей судьбы: воспоминания ровесницы ХХ в
Великий библиотекарь[1]
Книга — самый важный хранитель и двигатель человеческой культуры. Книгу ничем заменить нельзя. Книге можно помочь, облегчить пользование ею, улучшить ее оформление, но отменить книгу невозможно. И потому самое главное в культуре любой страны — как бы это ни казалось для кого-то странным — библиотеки. Даже если погибнут университеты, институты, культура может восстановиться, если есть хорошо организованные библиотеки.
В области библиотечного дела Россия XIX в. была самой передовой державой мира. Об этом не говорят, об этом не вспоминают, потому что мы привыкли ругать все прошлое.
Главная гордость образованного человека — его библиотека. Главная гордость цивилизованного государства — его библиотеки. И эта гордость у нас была. Но что сейчас делается с нашими библиотеками?
В наиболее крупных книжных хранилищах страны — пожары, наводнения, обвалы. Заливаются водой этажи и подвалы. Нет помещений для новых поступлений. Бесценные фонды хранятся в совершенно не приспособленных условиях, например в церковных зданиях, хранятся навалом, гибнут от бескультурья и равнодушия. Мы десятилетиями не можем привести в порядок даже нашу национальную библиотеку, что же говорить о десятках и сотнях книгохранилищ в городах и областях огромной страны… Очень многие, и я в том числе, говорили и писали об этом где только могли, а воз и ныне там.
И все же в библиотечной жизни нашей страны есть исключение, о котором мне особенно приятно сказать.
Это исключение — Государственная библиотека иностранной литературы и деятельность ее создателя и директора на протяжении 50 лет — Маргариты Ивановны Рудомино.
То, что совершила для нашей культуры эта удивительная женщина, — фантастично и неоценимо. Подумать только: в тяжелейший 1921 год юная М.И.Рудомино задумывает создать в Москве библиотеку для тех, кто хочет изучать иностранные языки. Она едет в город своего детства Саратов, с огромным трудом перевозит в Москву хорошую коллекцию книг по лингвистике и методике преподавания иностранных языков, принадлежавших ее матери — Э.Я.Рудомино. Эти-то книги и стали той основой, из которой выросла великолепная ГБИЛ. Интересно, сохранились ли эти книги?
К.И.Чуковский вспоминал о зарождении Библиотеки иностранной литературы: «Была каморка, холодная, промозглая, темная, вся заваленная книжною рухлядью. Книги промерзли насквозь. Стерегла это добро исхудавшая, иззябшая девочка, с распухшими от холода пальцами…» Эта девочка, обладавшая огромным талантом организатора, высокой культурой и уникальной способностью добиваться поставленной цели «наперекор и людям, и судьбе», вынесла десятилетия изнурительной борьбы за свою библиотеку и победила. Вопреки всему она создала уникальную, единственную в мире библиотеку' добилась постройки для нее специального здания, воспитала поколение замечательных специалистов, сплотила вокруг библиотеки множество друзей, представителей интеллигенции не только нашей страны, но и многих стран мира.
И когда на Маргариту Ивановну обрушилась несправедливость и она была отторгнута от своей библиотеки, лишена возможности продолжать дело своей жизни, она не замкнулась, не ушла в себя. Прочитайте этот сборник — <…> и перед вами предстанет человек сильный, не сломленный бедой, много и интересно размышляющий о культуре книги, развитии библиотечного дела.
Жизнь и судьба М.И.Рудомино — это служение. Она принадлежала к тому поколению русской интеллигенции, для которого высшим смыслом жизни были высокая духовность и ответственность. Уникальный специалист, непревзойденный знаток библиотечного дела, Маргарита Ивановна была признанным в мире авторитетом в этой области. Ее вклад в культуру нашей страны огромен, и как жаль, что он не был при ее жизни по достоинству оценен.
И все же свершилась, по-моему, высшая справедливость — библиотека, которую создала Маргарита Ивановна, которую она буквально взрастила своими руками, теперь носит ее имя. И это — навечно.
Я желаю самых больших успехов Всесоюзной государственной библиотеке иностранной литературы имени М.И.Рудомино и надеюсь, что она будет тем маяком, ориентируясь на который, мы все же стронем наш отечественный библиотечный корабль с мели.
Для нашей страны это необычайно актуально. Именно библиотеки — основа гуманитарной культуры. А ведь гуманитарные науки занимают все большее и большее место в мире, и XXI в. будет веком гуманитарных наук. Поэтому нам так важно начать по-настоящему заботиться о библиотеках, и потому так важен для нас опыт великого библиотекаря — М.И.Рудомино.
Жизнь и судьба
Моя мама Маргарита Ивановна Рудомино была ровесницей XX века. Она родилась 3 июля 1900 года и очень хотела дожить до конца века, но 9 апреля 1990 года скончалась.
То, что Маргарита Ивановна начала заниматься библиотечным делом и проводить занятия по обучению иностранным языкам не было случайностью. Она претворяла в жизнь семейный принцип: знание иностранных языков является практической необходимостью каждого культурного человека. Ее детство прошло в семье, где высоко ценилось знание иностранных языков (в доме свободно говорили по-немецки и по-французски), где хорошо знали иностранную литературу и глубоко уважали интеллектуальный труд. Мама Маргариты Ивановны — Элеонора Яковлевна Рудомино и три ее сестры были преподавателями немецкого и французского языков, а две из них — Элеонора Яковлевна Рудомино и Екатерина Яковлевна Кестер — были известными методистами и организаторами преподавания иностранных языков в России.
К двадцати годам мама стала уже совершенно самостоятельным, целеустремленным, энергичным и настойчивым в труде человеком. И когда в 1921 году ликвидировали созданный Екатериной Яковлевной в Москве Неофилологический институт, который должен был организовать обучение иностранным языкам в стране, мама добилась преобразования институтской библиотеки, которой она заведовала, в самостоятельное учреждение — Неофилологическую библиотеку гуманитарного профиля, позже ставшую знаменитой Всесоюзной государственной библиотекой иностранной литературы. Библиотека очень быстро стала своеобразным клубом московской интеллигенции, интересующейся зарубежной книгой. Здесь выступали известные писатели, литературоведы, лингвисты, переводчики, обсуждались новинки западной литературы, решались вопросы переводов.
Здесь собирались преподаватели иностранных языков для обсуждения новых методик, учебников и учебных пособий по обучению иностранным языкам. Мама много внимания уделяла научно-библиографической работе с иностранной книгой и периодикой, пропаганде и активному продвижению к читателю лучших произведений зарубежных авторов, а в послевоенные годы анализу мировой естественно-научной литературы.
В 1920-х годах мама понимала, что недостаточно создать только Библиотеку иностранной литературы, нужен еще и новый читатель со знанием иностранных языков. Она уже в 1925 году организует при Библиотеке целый ряд кружков по изучению иностранных языков, а в 1926 году создает при Библиотеке Высшие курсы иностранных языков (ВКИЯ), которые в 1932 году по инициативе мамы были преобразованы в Московский институт новых языков — в настоящее время Московский государственный лингвистический университет (МГЛУ).
К работе во ВГБИЛ мама привлекала людей большой внутренней культуры, любящих и профессионально знающих книгу, владеющих иностранными языками, душевно теплых людей, хорошо понимающих читателя. В Библиотеке работали видные лингвисты, историки, литературоведы, а с 1948 года — известные математики, физики, химики, биологи, многие из которых были в немилости у советской власти в период гонений на дворян и старую русскую интеллигенцию в 1920-1930-х годах, на коминтерновских работников в конце 1930-х годов, на интеллигенцию в послевоенное время. Мама, по сути дела, спасала их, предоставляя им работу, а они как высокого уровня профессионалы и люди, в совершенстве владеющие несколькими иностранными языками, вдохновенно работали и вносили неоценимый вклад в общее дело. Так, силами специалистов-естественников, бывших в опале у советской власти в послевоенные годы, впервые в стране были созданы периодические аннотированные библиографические указатели иностранной литературы по фундаментальным естественным наукам. Мама и коллектив Библиотеки несли тот особый дух высокого профессионализма, глубокой культуры, настоящей интеллигентности, который резко отличал ее от казенного учреждения. Эту обстановку любили и ценили читатели — от студентов и аспирантов до маститых академиков, которые говорили, что «приходят в Библиотеку как в свой дом» (академик М.П.Алексеев). Но этот дух интеллигентности вызывал раздражение у чиновников, особенно в тот период, когда министром культуры СССР была Е.А.Фурцева, и был полностью изжит в середине 1970-х годов, когда мама советскими чиновниками от культуры в угоду тогдашнему председателю Совета Министров СССР А.Н.Косыгину была несправедливо отстранена от работы и заменена его дочерью Л.А.Гвишиани-Косыгиной. В Библиотеке воцарилась казенщина и партийность.
За время своей работы мама сыграла значительную роль в установлении многолетних контактов с известными деятелями зарубежной культуры и международными библиотечными организациями. Она имела большой международный авторитет. С 1967 по 1973 год она, сначала как вице-президент, а затем как первый вице-президент Международной федерации библиотечных ассоциаций (ИФЛА) представляла интересы библиотек и библиотечных работников СССР и других социалистических стран в этой организации. Своей деятельностью в ИФЛА мама способствовала — что было исключительно трудно сделать в условиях холодной войны — установлению и расширению связей, обмену опытом и идеями между советской и международной библиотечной общественностью. Она внесла большой вклад в превращение ИФЛА в настоящую международную организацию с участием библиотек и библиотечных работников социалистических стран, подняв в ней престиж библиотечного дела в этих странах. Во «Всемирной энциклопедии библиотек и информационных служб» М.И.Рудомино названа «послом советского библиотековедения за рубежом». В 1973 году, на 39-й сессии ИФЛА, маме как выдающемуся деятелю международного библиотечного дела было присуждено пожизненное звание «Почетный вице-президент ИФЛА». По инициативе мамы с 1972 года в рамках ЮНЕСКО стали проводиться международные годы книги.
ВГБИЛ была делом всей жизни мамы, которая прошла в мучительно острой борьбе за ее создание, развитие и сохранение. С одной стороны в этой борьбе стояли невежественные, ортодоксальные партийные и государственные чиновники, которые не могли уразуметь, зачем вообще советским людям нужна какая-то иностранная книга, и постоянно добивались закрытия ВГБИЛ. С другой стороны — благожелательно настроенные к Библиотеке деятели науки и культуры, понимавшие всю вредность отрыва советской культуры, науки, просвещения от мировых культурных процессов. Благодаря их поддержке маме удалось сохранить ВГБИЛ в тяжелые для страны периоды чисток, борьбы с космополитизмом и иных кампаний. Не случайны слова недавно, увы, ушедшего из жизни выдающегося филолога члена-корреспондента РАН С.С.Аверинцева о том, что «труд Рудомино был героическим в самом буквальном смысле слова».
Только во второй половине 1980-х годов, в связи с перестройкой в стране и сменой руководства ВГБИЛ — приходом нового директора Вяч. В.Иванова и его заместителя Е.Ю.Гениевой, имя Маргариты Ивановны Рудомино было воскрешено, она смогла почувствовать признательность за свой подвижнический труд. Ей было радостно сознавать, что цель ее — «нести мировую культуру в сознание людей» — будет и далее претворяться в жизнь.
В этой книге М.И.Рудомино представлены собранные воедино воспоминания мамы, над которыми она работала на протяжении 1980-х годов, порой прерывая эту работу и вновь к ней возвращаясь. По времени они охватывают почти весь XX век. Ей очень хотелось написать о своей жизни и деятельности. Уйдя в 1973 году на пенсию, она писала: «…В перспективе мне надо написать воспоминания. В будущем году мое 75-летие. Но чувствую я себя, тьфу, тьфу, не сглазить, хорошо и мне хотелось бы написать воспоминания, начиная с моих родителей, и отдать долг моей маме, память о которой я не увековечила, а она достойна этого. Она была действительно талантливым педагогом своего времени. И далее написать историю своей жизни, связанную с Библиотекой…» Но для мамы было самое трудное приступить к работе. Вот ее слова: «…Осталось только сесть и начать писать. Но это самое сложное. Необходимо начать, а там дело пойдет». Мама была деятельным человеком, множество дел отвлекало ее от письменного стола. Она писала: «Десять лет после ухода на пенсию я работала над воспоминаниями. Но собой я не удовлетворена, потому что работала все-таки недостаточно, хотя хотелось очень о многом написать. Над моим письменным столом даже висел плакатик: „Ни дня без строчки“. Надо было полностью уйти в эту работу. Но я любила общение с людьми и работала только днем, а по вечерам обычно кто-то приходил в гости. Да и днем что-то все время отвлекало. Но все-таки результат был. В 1974 году профессор МГУ В.Д.Дувакин для архива МГУ записал некоторые мои воспоминания. В 1985 году, уже после смерти Дувакина, я их немного дополнила. За эти годы опубликовала воспоминания о Кларе Цеткин, Жане Ришаре Блоке, Жюльене Кэне, М.П.Роллан (Кудашевой). Они были опубликованы у нас и в зарубежных изданиях. В нескольких зарубежных изданиях была опубликована к 50-летию ИФЛА „Предыстория ИФЛА“. Написала статью о Даре испанского народа — коллекции книг, подаренной нашей Библиотеке правительством Республиканской Испании в 1938 году. Сейчас я работаю над воспоминаниями об отдельных писателях. Начала хронологически с тех зарубежных писателей, с которыми встречалась и, быть может, подружилась. Хочу вспомнить о встречах с немецкими антифашистами, с деятелями французского Сопротивления, с крупными писателями Англии, Франции, США и других стран. У меня есть, что написать, но я собой недовольна, потому что не могу заставить себя ежедневно, как полагалось бы, по нескольку часов сидеть и писать». Надо сказать, что мама — автор свыше 100 научных работ по различным вопросам библиотековедения и истории библиотечного дела.
В 1983 году в журнале «Собеседник», № 4, мама опубликовала очерк «К рождению ВГБИЛ», с очень краткой историей создания Библиотеки. Несколько раньше, в 1980 году мама завела толстую общую тетрадь и приступила к «Летописи моей жизни» (последним годом записей был 1987 год). По этому поводу она писала своей бывшей сослуживице В.Н.Стефанович: «…Посылаю Вам № 4 журнала „Собеседник“ с моей откровенной и эмоциональной статьей о рождении ВГБИЛ. Я рада была случаю, который заставил меня написать впервые, как ВГБИЛ появилась на свете. Продолжаю писать „Летопись моей жизни“ по годам с указанием конкретных событий по памяти, письмам и архивным документам. Когда пишу, не могу оторваться от работы, но сесть за работу очень трудно себя заставить. В результате — медленно подвигающаяся рукопись. Если она не будет напечатана при жизни, ничего не значит — останется в семейном архиве». Но она не осталась в семейном архиве невостребованной. При подготовке полного текста воспоминаний она вместе с другой рукописью, в такой же общей тетради,
— «Родословная» — стала тем стержнем, вокруг которого были собраны все остальные мамины воспоминания, дополненные письмами, документами и другими архивными материалами.
В настоящей книге собраны вместе перечисленные выше мамины воспоминания. Кроме того, в книгу включены письма мамы к папе Василию Николаевичу Москаленко 1920-х и 1945–1946 годов из Германии, письма к внуку Васе 1988–1989 годов, а также письма к гимназической подруге Марии Васильевне Минкевич, к сотрудникам Библиотеки и друзьям. В книгу включены также отрывки из дневников мамы гимназических времен, записи из гимназических памятных тетрадей и другие материалы.
Первое издание воспоминаний М.И.Рудомино под названием «Моя библиотека» было выпущено издательством «Рудомино» при ВГБИЛ им. М.И.Рудомино к 100-летию мамы в 2000 году. Второе издание под названием «Книги моей судьбы» дополнено многими документами мемуарного характера и приложением, в которое включены воспоминания современников о Маргарите Ивановне. В то же время из текста исключены материалы, представляющие интерес исключительно для специалистов библиотечного дела. В книге публикуются фотографии из семейного альбома Рудомино.
«Мамина Библиотека» — так называли ВГБИЛ в нашей семье — была уважаемым и любимым ее членом. Дома мама всегда рассказывала о библиотечных делах и людях, с которыми она работала и встречалась. Я с детства был в курсе библиотечных дел, и это, безусловно, облегчило мне сбор маминых воспоминаний воедино, чтобы получилась цельная картина ее жизни и деятельности. Как-то, еще в середине 1960-х годов, мама дала интервью корреспонденту газеты «Комсомольская правда» Татьяне Агафоновой, дочери ее гимназической подруги Т.Н.Гамбурцевой. Я присутствовал при передаче маме газеты с ее интервью. Зашел разговор, что, может быть, Таня смогла бы записать для публикации мамины воспоминания. Но она отказалась, сказав: «Пусть Адриан их подготовит». Я бы пропустил это мимо ушей, если бы не мамино выражение глаз, которые ласково попросили меня об этом. Тогда я работал и сделать этого не мог. В дальнейшем мама никогда об этом не напоминала, но при всяком удобном случае старалась рассказать как можно больше из своего прошлого, особенно после кончины папы. Она знала, что я когда-нибудь займусь ее архивом и воспоминаниями, и была права.
Теперь выходит уже второе издание ее книги. Я благодарен литературоведу и издателю С.С.Лесневскому за выпуск маминых воспоминаний «Книги моей судьбы», В.П.Енишерлову и Н.П.Колосовой, просмотревшим мемуары и высказавшим ряд существенных замечаний. Я очень признателен также моей сестре Марианне Васильевне Рудомино и жене Наталии Николаевне Покровской за их редакторскую помощь. Я благодарен моему сыну Василию Рудомино за постоянную помощь и поддержку. И, конечно, спасибо директору ВГБИЛ Екатерине Юрьевне Гениевой за ее внимание к памяти о Маргарите Ивановне Рудомино и всем сотрудникам ВГБИЛ, которые помнят и чтут ту, кто создал эту неповторимую Библиотеку.
Второе, исправленное и дополненное, издание мемуаров М.И.Рудомино посвящаю моему внуку Арсению, почти ровеснику XXI века, с надеждой, что он продолжит просветительские и культурные традиции семьи Рудомино, так блестяще воплощенные его прабабушкой в XX веке.
«Моя судьба была предопределена
От автора
Я ровесница XX века. И весь этот трагический и созидательный для России век я прожила со своей страной, полностью ощутив его катаклизмы. Воспоминания я начала писать в 1974 году, через год после ухода на пенсию. В них я старалась подытожить свою жизнь. А в ней было много интересного, примечательного, красивого, много встреч с выдающимися людьми, счастливая семейная жизнь; но вместе с тем жизнь была трудная, сложная, беспокойная — все, от малого до большого, доставалось мне огромным трудом и всегда в активной борьбе. Нередко я ходила по краю пропасти и часто испытывала ощущение бездны. Порой считала, что лечу вниз, но всегда что-либо вовремя меня спасало. Выжила, уцелела. Еще в ранней юности, оставшись круглой сиротой, я называла себя "Ванькой-встанькой" — очень часто наклоняли меня, но я всегда быстро вскакивала и бежала дальше. Так было всегда. Сегодня я называю свою жизнь удачной, а может быть, и счастливой. И, оглядываясь назад, с удовлетворением вспоминаю ее. В итоге — любимые муж и дети и замечательная Всесоюзная государственная библиотека иностранной литературы в Москве.
Первые шаги по выбранному пути я сделала очень рано. Моя судьба была предопределена, я следовала семенной традиции: мать и три ее сестры были профессиональными преподавателями иностранных языков. С детства меня окружала доброжелательная атмосфера интеллигентной семьи, жившей интересами общей работы. В мое детское сознание рано вошло убеждение, что каждый культурный человек обязан знать иностранные языки. Создание мною Библиотеки иностранной литературы и организация Высших курсов иностранных языков стали естественным продолжением семейного дела.
Многие люди резко отделяют работу от семейной жизни. У меня же работа и семья всегда переплетались — мы все были вместе. И это не удивительно. Мне посчастливилось встретить замечательного, доброго,
умного и благородного мужа — Василия Николаевича Москаленко. Нас связывало глубокое чувство и большая дружба. Мысленно я всегда считала и считаю, что это он сделал меня такой, какая я есть, и я ему очень благодарна. Он постоянно помогал мне советами, своевременно предостерегал от необдуманных действий. Василий Николаевич всегда жил моей жизнью, исподволь воспитывая меня. На мою Библиотеку мы смотрели как на нашего старшего ребенка — вместе радовались удачам, вместе волновались и страдали в ее тяжелые времена. И дети наши, подрастая, не отделяли Библиотеку' от семьи. Когда меня спрашивали, сколько у меня детей, я всегда говорила, что трое: старшая дочь — Библиотека, затем — сын Адриан и маленькая дочка Марианна. Так мы дружно жили все вместе. Возможно, дети иногда ревновали меня к работе, но тем не менее помогали мне, любили и уважали Библиотеку.
Кстати, не могу не вспомнить с нежностью трогательный подарок детей к нашей золотой свадьбе в январе 1974 года — большой стенд с изображением генеалогического древа нашей семьи и фотографиями. В середине — моя фотография с мужем, по правой ветке — сына с семьей, по левой — семья дочери, а наверху ствола — новое здание Библиотеки иностранной литературы и фотография друзей — членов Исполкома Международной федерации библиотечных ассоциаций (ИФЛА), снятых вместе со мной у входа в Библиотеку.
А начиналась Библиотека с одного-единственного шкафа с мамиными книгами по методике преподавания иностранных языков и немецкой классикой, который стоял в квартире на пятом этаже жилого дома в Денежном переулке на Арбате.
С самого начала революции я была вовлечена в создание системы преподавания иностранных языков у нас в стране, лично принимала активное участие в распространении знаний иностранных языков среди широких народных масс.
Сейчас мне 80 лет, и я могу смело и спокойно оглянуться на пройденный жизненный путь, честно выполнив дело, для которого меня предназначила судьба.
Родословная
Долго не знала, с чего начать воспоминания, а потом решила особенно не мудрствовать, а начать прямо с рождения.
Родилась я в городе Белосток Гродненской губернии 3 июля (20 июня по старому стилю) 1900 года. Город Белосток, основанный в 1320 году, имел свою большую историю: вначале служил укрепленным форпостом Польши и Литвы, позже Пруссии и наконец, в 1807 году, перешел к России. После Октябрьской революции Белосток опять становится польским городом и в настоящее время является административным центром Белостокского воеводства в Польше. Белосток славится дворцовым ансамблем Браницких (XVII–XVIII вв.). Сама я этот город совсем не знала, так как он был лишь местом моего рождения: там временно работал уездным агрономом мой папа — Иван Михайлович Рудомино. Жили мы в служебном доме из красного кирпича: на первом этаже была папина контора, на втором — квартира из четырех комнат, в которой мои родители поселились после венчания в 1898 году и назначения папы агрономом Белостокского уезда. Всю мебель и домашнюю утварь мама получила от бабушки в приданое. Моя бабушка по маминой линии — Ольга Федоровна Кноте — была моей крестной матерью. Я стала ее первой внучкой. Моим крестным отцом был генерал от инфантерии Альфонс Иванович Буш. Он служил и жил с семьей в Белостоке, был другом моих родителей и обо мне всегда заботился, дарил игрушки и книги.
Белостока я не помню. В 1901 году мы оттуда уехали. Зато в моем сознании сохранился город Гродно (Гродна), административный центр Гродненской губернии, где с 50-х годов XIX века жили родители моей мамы — Ольга Федоровна и Яков Федорович Кноте — и где моя мама родилась и училась. В дальнейшем, будучи уже замужем, мама часто приезжала вместе со мной навестить родителей и родных. В последний раз мы приезжали в Гродно летом 1913 года, за год до начала Первой мировой войны. В то время дом бабушки жил полной жизнью большой семьи и был местом счастливых встреч родных. Я всегда радовалась этим поездкам, возможностью пожить в приятной, теплой и любящей атмосфере бабушкиного дома, чего, к сожалению, я была лишена в доме моих родителей. Городом и его историей я мало интересовалась, вероятно, из-за детского возраста. Но отрывочные воспоминания у меня сохранились.
Дом бабушки располагался в центре города. В большом дворе за домом мы, дети, играли в казаки-разбойники. На главной улице находился дедушкин магазин (дедушка был купцом второй гильдии) и Мариинская гимназия, где училась мама. Через город протекала река Неман. На ее высоком берегу стояли старинный замок и церковь. Из-за свирепого нрава Немана нас, детей, одних к реке не подпускали.
Помню рассказ из далекого прошлого. В начале 80-х годов XIX века в Гродно летом случился пожар, и большая часть города сгорела. На пожаре пропала моя мама, которой было около пяти лет. Оказывается, ее со многими другими детьми забрала одна сердобольная дама-патронесса и увезла за город, к себе в имение. Но родителям детей сообщить не смогла. Бабушка была тогда беременна третьим ребенком. Едва успев сложить в корзинку какие-то вещи, она, с корзинкой в одной руке и с трехлетней дочкой в другой, покинула дом, который сгорел у нее на глазах. А дедушка в это время в самом центре города спасал имущество казенных учреждений и других домов. Когда он влезал по приставной лестнице в окно одного из домов, лестница загорелась, и он упав сломал себе ногу. Бедная бабушка проявила удивительное мужество: она положила дедушку в больницу, узнала, где старшая дочь, а потом стала оказывать помощь другим погорельцам, забыв о своем деликатном положении. Через несколько дней маму невредимой привели обратно. Дедушка начал поправляться. Но дома не было. Магистрат города присвоил дедушке звание почетного гражданина города Гродно и выдал значительную субсидию, на которую он построил новый дом, стоящий в центре Гродно и по сей день, и открыл оружейный магазин.
На протяжении всей жизни мне хотелось посетить родной моему детскому сердцу город. Однако Гродно был недоступен для советских граждан, так как после революции он оказался за границей — в Польше. После Второй мировой войны город перешел к Советскому Союзу, но только осенью 1978 года заветное желание исполнилось и мне посчастливилось там побывать. Толчком к поездке послужило 850-летие города. Я договорилась поехать со своей приятельницей, тоже из Гродно — Евгенией Михайловной Цветаевой, вдовой брата Марины Цветаевой — Андрея.
Конечно, города я не узнала. Хотя железнодорожный вокзал тот же, что и в начале века, но на вокзальной площади современные дома, кругом заводские корпуса, административные здания, телевизионная башня. Все это придает городу облик современного промышленного и культурного центра. Широкие проспекты, зеленые улицы с интенсивным движением, много памятников, новое здание драматического театра, комфортабельная гостиница, где мы жили. Мы приехали в октябре. Была прекрасная осенняя погода — солнечные дни, желтые дубы и березы, под ногами шуршали опавшие листья.
И, главное, праздничное настроение всего города, яркость красок вновь выкрашенных домов, чистота и порядок. Пожалели, что поздно посетили город. Слишком поздно. Никого из родных и знакомых давно уже нет в живых. Могил мы тоже не нашли. На месте старых кладбищ — новые дома. И старых жителей, которые могли бы что-то рассказать о довоенном и дореволюционном времени, уже не было. Я останавливала прохожих стариков на улице и вежливо спрашивала: не жили ли они в Гродно еще до Первой мировой войны. Если и встречались такие, то в лучшем случае моих лет, тогда они были детьми, как и я, а сейчас им по 80 лет и больше. Поймала себя на мысли — кого же я ищу? Ведь бабушке было бы сейчас 125 лет, маме год тому назад исполнилось бы 100 лет, а уехала она из Гродно совсем молодой — двадцатидвухлетней. Даже моих сверстников (тем более, что их я тоже не знала) уже мало осталось на свете. Некого было искать. Но бабушкин дом я все же нашла. С виду он такой же, как я помнила: одноэтажный, с четырьмя окнами по фасаду. Чтобы не ошибиться, еще в Москве вынула из семейного альбома фотографии бабушкиного дома конца XIX века и взяла их с собой.
На фасаде дома вывеска — "Протезное отделение Гродненского стоматологического института". Эта вывеска и отделяет годы. Когда входила в дом, волновалась, сердце забилось, ноги немного дрожали. Обходя комнаты, мысленно представляла вместо стоявших в них сейчас зубоврачебных кресел обстановку бабушкиной гостиной, столовой, кухни. Я была целиком во власти грустных воспоминаний полувековой давности и того, что никогда уже никого из родных не увижу. Ком подступил к горлу.
После этой поездки мне еще больше захотелось вспомнить о прошлом своих родных, их жизни, взаимоотношениях. Из детства я помнила похожие на увлекательные романы рассказы мамы об отдельных членах семьи. Многие из рассказанных ею фактов были похожи на легенды, но проверить и уточнить их в течение всей моей жизни мне не довелось. Преждевременная смерть родителей, революция, разбросавшая по всему свету родных, моя ранняя самостоятельная жизнь не дали мне возможности узнать вовремя подробности истории семьи и сохранить какие-либо документы. Поэтому восстановить с точностью генеалогические древа семей мамы и папы мне будет трудно. Но восстановить надо. Человек без родословной, человек, не передающий своим потомкам хотя бы минимум знаний о своем происхождении, об истории семьи, не только не вызывает уважения близких, но достоин осуждения детей и внуков.
Постараюсь восстановить по памяти, по тем разрозненным документам, которые у меня случайно сохранились, сначала историю семьи моей мамы.
Я хорошо помню себя в Саратовской гимназии, где как-то сразу девочки стали группироваться вокруг меня. Мы собирались на перемене в большом зале, и я рассказывала своим подружкам о наших с мамой поездках за границу. В классе я была единственной, видевшей своими глазами Германию и Францию, Берлин и Париж, куда в 1909 и 1911 годах мама брала меня с собой на летние каникулы.
Когда заграничные темы иссякали, я рассказывала семейные истории. Моей прапрабабушкой со стороны матери была знатная и богатая аристократка баронесса Анна фон Бер (Behr)[2], владелица средневекового замка в Курляндии на границе России и Пруссии. В 1831–1832 годах в Прибалтике свирепствовала эпидемия холеры, которая унесла жизни почти всех членов семьи Бер и других обитателей поместья. В живых осталась только шестнадцатилетняя дочь Беров Анна, в будущем моя прапрабабушка, и садовник Янсон, швед по национальности. Он быстро взял бразды правления поместьем в свои руки и вскоре женился на молодой баронессе, для которой не было другого выхода, кроме как пойти на такой мезальянс.
В старинном семейном фотоальбоме сохранился дагеротип Анны фон Бер, относящийся к началу 1850-х годов. У нее родились две дочери: старшая — Катарина Янсон стала моей прабабушкой, а младшая — Барбара вышла замуж за моряка-англичанина Джона Флинта и уехала в Англию. В 1886 году Флинт погиб в море. Вскоре после рождения детей Янсон ("негодяй" — в моем детском рассказе) пристрастился к картам, проиграл почти все состояние фон Беров и умер, оставив Анну с двумя маленькими дочерьми почти без средств к существованию. Многие годы Анна с дочерьми зарабатывала на жизнь вышиванием бисером, остатки которого до сих пор хранятся у меня в круглых разноцветных коробочках того времени. Бисер так и пролежал в них без употребления около 150 лет. Умерла Анна в 1878 году в возрасте 62-х лет. Этот рассказ вызывал интерес у моих подружек и доставлял удовольствие мне. После революции тяжелая работа предков позволяла мне гордиться "пролетарским происхождением" и почти не вспоминать и, конечно, не рассказывать о своих аристократических корнях.
Моя бабушка, внучка Анны фон Бер, Ольга Федоровна, была замужем за обрусевшим немцем Яковом Федоровичем Кноте. Семья Кноте славилась в городе и входила в круг интеллигентных семей. Яков Федорович был почетным гражданином Гродно, купцом второй гильдии, владельцем оружейного магазина с большим отделом хозяйственных товаров и посуды и двух жилых домов в центре города. Бабушка с дедушкой жили дружно, однако бичом семьи была страсть дедушки к картам, которая привела его к банкротству. Весь ум и энергия бабушки пошли на то, чтобы спасти имущество семьи — дома закладывали и перезакладывали. Бабушка стала сама вести торговые дела, а по вечерам ходить в клуб и, в буквальном смысле этого слова, оттаскивать дедушку от карточного стола.
В семье высоко ценились знания и интеллектуальный труд. Бабушка сумела дать всем детям (а их было пятеро: четыре дочери и сын) гимназическое образование. В старших классах гимназии дети получили дополнительное образование по иностранным языкам. Немецкий язык изучался с детства, а французским занимались с гувернанткой-француженкой. В результате к окончанию гимназии они свободно говорили по-немецки и по-французски. Кроме того, бабушка дала всем детям музыкальное образование — дочери играли на рояле, а сын на скрипке.
Весь дом вела бабушка. Она была его главой и создательницей всего уклада жизни семьи. В бабушке была сильна память пусть и о нищенском, но аристократическом происхождении, которое в сильной степени проявилось в детях. Воспитание детей, материальные заботы, помощь другим (я ее помню всегда помогающей бедным людям: деньгами, одеждой, едой, советами — вообще всем) — вот основная бабушкина деятельность.
У мамы, старшей в семье, было три сестры и брат. После мамы следующей была ее сестра Антонина Иоганна Яковлевна Кноте — тетя Тоня (1878–1927). Рыжая, с веснушками, интересная, способная. Окончив Мариинскую женскую гимназию в Гродно с золотой медалью, она несколько лет преподавала немецкий язык в Гродненском реальном училище. В начале века Антонина Яковлевна вышла замуж по горячей любви за Ричарда Федоровича фон Кретча. Помню его: высокий, черноволосый, красивый молодой человек. Но очень бледный. Когда мы с мамой в 1906–1907 годах гостили в Гродно, он угощал меня черносливом, орехами, шоколадом. Мама жалела сестру, так как все знали, что Ричард Федорович болен туберкулезом и годы его сочтены. Как ни отговаривали Антонину Яковлевну родители, она все же вышла замуж, и молодые сразу уехали в Швейцарию для лечения. В конце 1908 года Ричард Федорович фон Кретч умер в Давосе (Швейцария). Прах его был привезен в Россию и захоронен в Гродно. На кладбище около кирхи был поставлен громадный черный обелиск. Тетя Тоня почти ежедневно там бывала и всегда плакала. Через два-три месяца после смерти Ричарда Федоровича у Антонины Яковлевны родился сын — Ричард фон Кретч (Чарик). Помню с детства, как его всегда усиленно кормили, боясь дурной наследственности. Знаю, что в начале 1980-х годов он был жив. Отец оставил ему крупное наследство — акции рудников на Урале, которые он в юности "просадил". Высшего образования он не получил, но работал старшим инженером на фирме "Сименс" в Штеттине и Гамбурге. Последний раз я видела его в 1916 году. Тетя Тоня умерла в 1927 году. Она поехала навестить могилу мужа и попала под поезд. Воспоминания о тете Тоне остались у меня теплые и приятные. Ко мне она была всегда очень добра, особенно после смерти мамы и папы.
Во время посещения Гродно мне указали на старого библиографа, который всю жизнь прожил в этом городе и "все знает". Я нашла его, и он вспомнил Антонину Яковлевну фон Кретч и отозвался с похвалой о ней и как о преподавателе немецкого языка, и как о человеке. Он же рассказал, что ее смерть была неслучайной: она много перенесла, жизнь казалась ей бесперспективной — в отчаянии она бросилась под поезд. После ее гибели было много разговоров, в гродненских газетах, вспомнил мой собеседник, писали об этой трагедии. Я пыталась найти газеты того времени, но безрезультатно: с 1921 по 1940 год Гродно находился на территории Польши, с 1940 по 1941 год — СССР, с июля 1941 по 1944 год — Германии. В 1944 году — отошел к СССР. За это время архивы были уничтожены, библиотеки разорены, и газет конца 1920-х годов не осталось.
Следующая мамина сестра — Екатерина Эмма Яковлевна Кноте, в замужестве Кестер (1883–1957), тоже с золотой медалью окончила Гродненскую Мариинскую гимназию, отличалась умом и самостоятельностью.
Жизнь ее была авантюристична. После окончания гимназии гродненская полиция считала ее неблагонадежной: она участвовала в сходках анархистов в лесу под Гродно. Полиция предупредила дедушку, что если его дочь будет и впредь участвовать в подобных собраниях, то при первой же облаве ее арестуют. Поэтому бабушка сумела убедить непослушную дочь уехать к старшей сестре (моей маме) в Петровск.
От нас Екатерина Яковлевна несколько раз собиралась бежать. Но к тому времени за ней стал ухаживать Сергей Аполлонович Кестер, сын уважаемого мирового судьи, но человек никчемный, из числа уездной "золотой молодежи". Конечно, мама видела, что он неподходящая пара, но выхода не было, и в конце 1903 года в Гродно у бабушки состоялось венчание, после чего молодожены вернулись в Петровск. Жизнь у них не сложилась. Сергей оказался бездельником и гулякой, да к тому же еще и садистом. В сентябре 1904 года у них родилась дочь Ольга (уменьшительное — Лёля). Когда ей исполнился год, Екатерина Яковлевна сбежала от мужа, оставив дочь у отца. У мамы она поддержки не получила, поэтому решила поехать в Гродно к бабушке. Но и там не задержалась, а, взяв у бабушки 100 рублей, отправилась во Францию. Французским языком она владела свободно. Однако документов для поездки во Францию у нее не было, и она перешла русско-германскую границу пешком, обойдя пограничные посты. Приехав в Париж, Екатерина Яковлевна поступила на учебу в Сорбонну, прошла курс преподавания и через два года была оставлена лектором русского языка.
В 1908 году Екатерина Яковлевна приехала из Парижа в Саратов, где мы тогда жили, и вместе с моей мамой выкрала у мужа свою дочь Лёлю. Дело было так придя домой к бывшему мужу, Екатерины Яковлевна увидела четырехлетнюю Лёлю: та играла на улице под присмотром старой няни. Екатерина Яковлевна попросила отпустить дочь с ней в гостиницу, но отец не разрешил. Неделю Екатерина Яковлевна приходила в дом мужа навещать Лёлю. В конце недели Сергей Аполлонович разрешил взять Лёлю в гостиницу на вечер, а сам уехал на охоту. Моя мама заказала ужин в гостинице, оставила свет в номере и, взяв некоторые вещи, уехала на вокзал, куда приехала Екатерина Яковлевна с Лёлей. Они сели в поезд и уехали в Саратов. В то лето мы жили на даче под Саратовом, туда и привезли девочку. Через сутки приехал Яков Яковлевич Кноте, младший брат сестер. Он предупредил, что Сергей Аполлонович в Саратове и вместе с полицейским разыскивает дочь, чтобы забрать обратно. В ту же ночь Екатерина Яковлевна вместе с Лёлей уехала с дачи в Саратов, а оттуда — в Париж. Сергей Аполлонович пытался догнать их, но было уже поздно. Бабушка сумела убедить Сергея Аполлоновича в безнадежности попыток вернуть дочь. В конце концов он успокоился, и мы больше о нем ничего не слышали.
Екатерина Яковлевна стала профессором Сорбонны. Лёля получила хорошее воспитание и образование. В Париже Екатерина Яковлевна вышла замуж за известного французского лингвиста профессора Сорбонны Г.Гийома.
В начале Первой мировой войны Екатерина Яковлевна с Лёлей, как российские граждане, вернулись через Марсель в Одессу, а затем поездом приехали в Саратов. Летом 1915 года Екатерина Яковлевна организовала в Саратове Высшие педагогические курсы новых языков Е.Я.Кестер.
Екатерина Яковлевна дружила со знаменитыми революционерками Верой Фигнер (1852–1942) и Кларой Цеткин (1857–1933) — В 1919 году она вступила в партию большевиков, а в 1920 году передала свои Высшие курсы иностранных языков государству и переехала в Москву. Сразу же по приезде в Москву она приступила вместе с крупным московским лингвистом профессором И.И.Гливенко к организации Неофилологического института с целью подготовки педагогических кадров по преподаванию иностранных языков (прототипа будущих педагогических институтов иностранных языков). Однако в скором времени И.И.Гливенко перешел на другую работу, а Екатерина Яковлевна по заданию Наркомпроса РСФСР в августе 1921 года выехала в Германию во главе комиссии по закупке книг для просветительских учреждений РСФСР. В 1922 году Екатерина Яковлевна переехала в Париж и больше уже не возвращалась на родину.
Брак Екатерины Яковлевны с Г.Гийомом не продолжился, хотя все годы разлуки (1915–1922) он писал ей ежедневно. В последний раз я видела ее в 1928 году в Париже. От ее дочери я знаю, что последние военные годы были у нее тяжелыми, хотя материально она была полностью обеспечена. После Второй мировой войны Екатерина Яковлевна переехала к дочери в Аргентину, где Лёля жила с 1944 года, и помогала ей создавать Школу танца Ольги Кировой (псевдоним Лёли). Умерла Екатерина Яковлевна в Буэнос-Айресе в 1957 году.
О Лёле следовало бы написать отдельно. Она достойна этого. Перед нашей сорокалетней разлукой я видела ее тогда же, в 1928 году, в Париже. И лишь в 1968 году она приехала в Москву, позвонила, к моему ужасу, в Библиотеку, когда меня не было на работе, и выложила все секретарю: двоюродная сестра, эмигрантка из Аргентины. Надо помнить, что это были за времена: подобной информации было достаточно, чтобы сделаться "невыездной" на многие годы. Мы встретились у меня дома после долгой разлуки.
Лёля, урожденная Ольга Кестер, во втором браке Ольга де Карабасса, была выдающейся личностью. О ней писали как о талантливой балерине, великолепном хореографе и прекрасном организаторе и руководителе балетных школ, а таких в ее жизни было две.
После отъезда в августе 1921 года Екатерины Яковлевны в Берлин мы с Лёлей остались в Москве одни. Лёля тогда училась в балетной школе Большого театра. Наконец, в июне 1922 года, с огромным трудом, с помощью Клары Цеткин, которая поручилась за нее, удалось получить германскую визу и отправить Лёлю к матери.
В Берлине Лёля поступила в балетную школу Евгении Эдуардовой, ранее выступавшей в труппе "Русский балет" Сергея Дягилева и продолжавшей традиции русского Императорского балета. Переехав в 1922 году в Париж, Лёля продолжает учебу в балетной школе при "Гранд-опера". Здесь ее педагогами были знаменитые русские балерины Любовь Егорова и Вера Трефилова, а также русский танцор и балетмейстер Иван Хлюстин. Будучи еще совсем молодой, она уже выступала на сцене "Гранд-опера" в различных балетах. В конце 1920-х годов известный французский импрессарио Ф.Дельгранж организовал для Лёли самостоятельное концертное турне по большинству стран Западной Европы, азиатским и американским государствам. Концерты прошли с успехом.
В середине 1930-х годов Лёля создала в Париже Школу классического танца Ольги Кировой. Это была первая ее балетная школа, ставшая очень известной. В американском фильме драматурга и сценариста Р.Шервуда "Мост Ватерлоо" (1940) действие происходит в Школе классического танца Ольги Кировой, в которой учится героиня фильма Майра Лестер (ее роль исполняет Вивьен Ли). Ольга Кирова в фильме и внешне и по характеру очень похожа на Екатерину Яковлевну Кестер.
Во время Второй мировой войны Лёля жила под Парижем, а в 1944 году уехала в Аргентину. В Буэнос-Айресе она организовала новую Балетную школу Ольги Кировой, которой руководила до своей кончины в 1975 году. Многие выпускники Школы составили в 1960-1970-е годы славу аргентинского балета. Кроме того, Лёля создала несколько балетных школ и центров по обучению танцам в различных провинциях Аргентины, поставила "Балет молодых", много лет не сходивший со сцены, выступала с собственной программой в театрах Буэнос-Айреса.
Жизнь разметала нас по всему миру, и не наша вина, что десятки лет мы ничего не знали друг о друге.
Младшая сестра мамы Ольга Барбара Амалия Яковлевна Кноте (1889–1972) окончила Мариинскую гимназию с серебряной медалью. Судьба ее не менее ярка, но трагична.
Она была очень красива: карие глаза, золотые волосы. В нее влюблялись, из-за нее стрелялись, калечили свою, да и ее жизнь. Ее первый жених — богатый фабрикант немец Кунц — оказался женатым. Он предлагал Ольге уехать в Америку и там оформить брак, но она отказалась. Тогда Кунц просил через год дать окончательный ответ. Ольга вторично отказала, и в ту же ночь Кунц застрелился. Были и другие случаи, плохо кончавшиеся.
Своего будущего мужа Ольга встретила в Лодзи, в гимназии, в которой оба были преподавателями: она — немецкого языка, он, Юрий Николаевич Москаленко, — истории. Летом 1914 года, уже во время войны, они венчались в Гродно. В их доме я еще девочкой познакомилась с младшим братом Юрия Николаевича — Василием Николаевичем Москаленко, который потом, почти через десять лет, стал моим любимым мужем.
Первые годы их жизни были безоблачны, и все кругом считали, что Ольга, единственная из сестер Кноте, счастлива в замужестве. Юрий Николаевич был прекрасным человеком, хорошим мужем и отцом. Им жить бы и жить. Но судьба распорядилась иначе — 7 октября 1927 года внезапно умерла их любимая дочь Светлана, семи лет. Ужасное горе привело к трагическому разладу в прежде благополучной семье.
Ольга Яковлевна была талантливым педагогом. В течение 16 лет (1926–1942) она заведовала кафедрой иностранных языков в Московском инженерно-экономическом институте им. С.Орджоникидзе и по совместительству была заведующей кафедрой немецкого языка во Всесоюзной академии внешней торговли. Но наступили трагические времена — Отечественная война. Ольга Яковлевна вместе со своим институтом эвакуируется в Душанбе (в то время Сталинабад). Но через год она, по паспорту немка, была выслана в какой-то маленький уездный город Узбекистана. Юрий Николаевич остался в Москве, связанный по рукам и ногам новой семьей. После войны, в 1946 году, Ольга Яковлевна негласно вернулась в Москву, но тут же начались подозрения, доносы. С невероятными трудностями ей удалось восстановить свое право на жительство в Москве, но личная жизнь оставалась неустроенной. Конец ее жизни был печальным — сильнейший атеросклероз, потеря памяти. Осенью 1972 года Ольга Яковлевна умерла от воспаления легких. Так закончилась жизнь этой некогда красивой, жизнерадостной, доброжелательной женщины. Ее мягкость и аристократичность даже в старости притягивали людей.
Единственный мамин брат Яков Яковлевич Кноте (1885–1945) после окончания мужской гимназии в Гродно и Санкт-Петербургского технологического института работал начальником электростанции Одесского порта. В 1914 году он женился на дочери начальника порта польской аристократке Нике Локуцеевской. Брак оказался малосчастливым. В 1922 году семья переехала в Польшу, где родился сын Георгий Кноте. В 1928 году, проезжая Познань по пути в Германию и Францию, я останавливалась у них на два дня. Впечатление от семейной жизни тяжелое. Ника — взбалмошная, ревнивая. Больше с ними не виделась и не переписывалась. От Лёли знаю, что сразу после Второй мировой войны Яков Яковлевич умер. Все довоенные и военные годы он работал главным инженером фирмы "Сименс" в Польше, хорошо зарабатывал, имел прекрасную квартиру и дачу в пригороде Познани. После его смерти жена и сын переехали в Канаду. Сын получил высшее медицинское образование, стал совладельцем магазина французских товаров для мужчин в Нью-Йорке. Лёля видела его один раз в 1973 году, когда Георгий приезжал в Буэнос-Айрес. Элегантный пятидесятилетний барин, без интереса к жизни интеллектуальной, равнодушный к семье Кноте.
Теперь о старшей сестре — моей маме Элеоноре Яковлевне Кноте, в замужестве Рудомино. Она родилась в Гродно 17 июня (4 июня по старому стилю) 1877 года, окончила Мариинскую гимназию, где было прекрасно поставлено преподавание иностранных языков. Училась очень хорошо. По окончании гимназии мама была отправлена бабушкой в Ригу, в Рижское музыкальное училище, которое уже в XX веке стало Рижской консерваторией. Жила она в Риге в пансионе для молодых девиц, который содержала некая интеллигентная дама. Одновременно мама училась на курсах при пансионе (рисование, пластика, рукоделие и шитье, вышивание бисером, резьба и выжигание по дереву, кулинария и другие предметы). В 1897 году мама успешно окончила курсы и была на все руки мастер, стала прекрасным кулинаром, особенно вкусно она готовила кондитерские изделия. К сожалению, Рижское музыкальное училище ей пришлось оставить на последнем курсе, так как ее бабушка, жившая в их доме, умерла, и маме, как старшей дочери в большой семье, пришлось остаться дома и помогать по хозяйству. Но музыку мама очень любила, была хорошей пианисткой и могла часами сидеть за роялем. Она свободно играла и, будучи уже замужем, скрашивала музыкой свою жизнь. Нотные альбомы Петерса в красных золоченых переплетах с ее любимыми фортепианными сонатами Баха, Гайдна, Моцарта и Бетховена хранятся у нас в ее черной нотной этажерке. В Риге у мамы был жених — молодой инженер, сын хозяйки пансиона Владимир Балтинг, которого мама любила. Но в 1897 году, когда на Рождество он приехал в Гродно, чтобы сделать маме предложение, произошла глупая ссора, и свадьба расстроилась. Балтинг уехал в Ригу, и они больше не встречались.
Через год, в 1898 году, мама вышла замуж за уездного агронома Ивана Михайловича Рудомино. Теперь я понимаю, что мама вышла замуж без любви, без охоты, с досады на несостоявшийся брак и, вероятно, покорясь желанию своего отца, который настаивал на этом союзе. В будущем брак оказался неудачным. Так мама испортила жизнь себе, моему отцу, который глубоко ее любил, и мне, девочке, на глазах которой проходила несчастливая жизнь родителей. Это оставило болезненный, тяжелый след в моей душе. Еще в юности я всегда себе говорила, что если выйду замуж и у меня будут дети, то никогда не допущу, чтобы дети росли в такой тяжелой атмосфере, в какой росла я. К счастью, этого не случилось, судьба мне благоприятствовала — мой брак был счастливым, и дети выросли в дружной, спокойной семье.
С раннего детства помню, что где бы мы ни жили, наша квартира становилась центром уездной интеллигенции. Семья наша была небогатая, жила на свой заработок, однако мама устраивала музыкальные вечера, в нашем доме ставили самодеятельные спектакли, играли в шарады, мелодекламировали. Мама всегда была главой и центром этих вечеров.
Однако, наверное, такое времяпрепровождение было не в ее характере, и вскоре мама взялась за усовершенствование своего образования. Хорошо зная иностранные языки, мама решила начать педагогическую работу, тем более что в 1905 году папа был переведен на работу в Саратов. Благодаря материальной помощи бабушки, мама окончила в 1908–1909 учебном году годичные курсы для преподавателей иностранных языков при Берлинском университете и, получив диплом педагога, с осени 1909 года была утверждена Казанским учебным округом Министерства народного просвещения преподавателем немецкого языка в Первой саратовской женской гимназии.
Мама была талантливым педагогом и умела заинтересовать учениц своим особым методом обучения. Многие ее ученицы, поступившие в первый класс, совсем не зная иностранного языка, в седьмом классе уже свободно говорили и читали по-немецки. Для каждого уровня в разных классах мама готовила наглядные пособия и по-немецки объясняла не только особенности грамматики и лексики языка, но и обращалась к различным культурологическим аспектам изучаемой темы. Например, при рассказе о знаменитом Кёльнском соборе она говорила и об истории архитектуры разных стилей, стран и эпох, показывала фотографии, открытки, рисунки в книгах и т. п. Или, изучая стихотворение Гёте "Лесной царь", мама одновременно объясняла элементы стихосложения. Враг всякой рутины, стандарта, мама умела привлечь к себе учеников и своим товарищеским отношением. Она стремилась оживить работу всего класса, вводила новые методики преподавания иностранных языков, давала ученикам дополнительные сведения из других областей знаний, заботилась об их общем росте и развитии. Это, конечно, не могло не вызвать недовольство и зависть рядовых преподавателей. Все ученики боготворили ее и завидовали мне, что у меня такая мама.
Элеонора Яковлевна была одной из создательниц в дореволюционной России так называемого натурального метода обучения иностранным языкам, объединявшего зрительный, слуховой и речевой аспекты изучения языка. На Первом Всероссийском съезде преподавателей иностранных языков в Москве в декабре 1912 — январе 1913 года мама выступила с двумя докладами: "Сущность натурального метода и его психологическое обоснование" и "Правописание на основе звука", которые были полностью опубликованы в сборнике трудов съезда. В своих докладах мама дала анализ процесса изучения иностранных языков и сформулировала основные принципы и общие требования натурального метода, исходя из психофизической сущности преподавания иностранных языков и духовной природы человека. В книге С.М.Никоновой "У истоков советской методологии обучения иностранным языкам" Элеонора Яковлевна Рудомино названа в числе "пионеров создания новой методики преподавания иностранных языков в России в предреволюционный период". Натуральный метод явился в какой-то мере родоначальником метода изучения иностранных языков с помощью аудиовизуальных средств. Кроме выступления на съезде Элеонора Яковлевна выступала с лекциями по вопросам обучения иностранным языкам в Саратове и Казани. У меня сохранилась целая подборка объявлений о маминых лекциях в этих городах.
В 1911–1912 учебном году, с разрешения Казанского учебного округа, мама ввела в 8-м педагогическом классе Первой саратовской женской гимназии специальность "преподаватель иностранного языка", что давало окончившим 8-й класс по этой специальности право преподавать иностранный язык в младших классах государственных учебных заведений. Такая специальность в начале XX века была разрешена только в нескольких учебных заведениях Москвы и Петербурга. В провинции это было впервые. Уже первые три педагогических выпуска позволили пополнить штат учебных заведений Поволжья квалифицированными педагогами. Многие из них успешно работали в советское время, некоторые стали авторами учебников и учебных пособий по обучению иностранным языкам.
Мама организовала в Саратове Общество преподавателей иностранных языков и стала его председателем. Помещения для собраний Общества не было, и заседания часто проходили у нас в квартире дома 42 на Приютской улице. Я с троюродной сестрой Надей приносила стулья из помещения соседнего банка, а нашу мебель из освобождаемой гостиной уносили в соседние комнаты. Помню, как папа нервничал из-за этих "сходок" (так он называл заседания Общества), предупреждал маму, что полиция давно следит за нашим домом, и требовал, чтобы она пожалела если не его, то хотя бы малолетнюю дочь. Только не так давно я узнала, что "политическое дело" на Общество во главе с мамой действительно было заведено в полицейском управлении Саратова. И оказывается, на самом деле были строгие угрозы в адрес мамы. А узнала я это из статьи профессора МГУ Н.С.Чемоданова в "Учительской газете" о педагогах иностранных языков, за которыми велось полицейское наблюдение в дореволюционной России. Статья была напечатана в начале 1960-х годов. После смерти мамы Саратовское общество преподавателей иностранных языков распалось.
За свою короткую жизнь мама успела написать книгу "Натуральный метод преподавания новых языков, его психологическое обоснование и практическое применение". В приложении к книге давалась методика проведения уроков немецкого языка в первые четыре года обучения. Эта книга была принята к печати издательством "Товарищество И.Д.Сытина" в Москве. Книга была набрана в начале 19 И года и прошла две корректуры, но преждевременная смерть мамы и условия военных лет заставили издательство прекратить печатание и рассыпать набор. Одна из этих корректур книги до 1934 года хранилась у меня. Я передала этот экземпляр в Наркомпрос РСФСР для возобновления печатания книги, но корректура безвозвратно пропала. Дело в том, что заведующая отделом иностранных языков Наркомпроса РСФСР Нина Эрнестовна Мамуна, известный методист преподавания иностранных языков, была в 1935 году арестована, и все материалы, хранившиеся у нее на работе и дома, были конфискованы. Пропала и корректура маминой книги. Хочу надеяться, что в переданном Ленинской библиотеке архиве издательства И.Д.Сытина найдутся другие экземпляры корректуры маминой книги и ее можно будет восстановить. Пока мои поиски не увенчались успехом. Рукопись маминой книги хранится в моем архиве.
Постоянное напряжение, работа сверх сил, накаленная предвоенная обстановка, разлад в семье не могли не отразиться на хрупком организме мамы, на ее нервной системе, на ее здоровье в целом. В результате — малокровие.
Мама умерла 10 апреля 1915 года в Саратове. Ей было 36 лет. Она была в самом расцвете своей педагогической деятельности.
В газете "Саратовские вести" от 23 апреля 1915 года известный петербургский лингвист Л.П.Милицина опубликовала некролог "Памяти умершего товарища". Элеонора Яковлевна Рудомино действительно была личностью, талантливым педагогом. И вот сейчас, через 70 лет после ее смерти, имя мамы не забыто и встречается в педагогической литературе по преподаванию иностранных языков. В книге СМ.Никоновой "У истоков советской методологии обучения иностранным языкам" приведено много примеров из деятельности "талантливого педагога начала XX в. в Саратове Э.Я.Рудомино". Незадолго до своей смерти профессор И.В.Рахманов, известный советский методист педагогики, говорил мне: "Я виню себя за то, что своевременно не написал в своих трудах о вашей маме. Она же была выдающимся педагогом".
Я тоже виновата, не проявила активности в увековечении памяти мамы, не сумела напомнить заинтересованным специалистам о ее трудах и деятельности. Но сделать это не поздно и сейчас, это мой долг и моя обязанность. Именно маме я обязана всей своей жизнью. Она не только моя мать, она сумела вложить в меня те качества, которые дали мне возможность, оставшись в 15 лет круглой сиротой, пойти по правильному пути и сделаться человеком.
Историю семьи папы, Ивана Михайловича Рудомино, я знала плохо, сведения о ней были самые скудные. В доме его родителей я никогда не бывала. Знала, что у них под Вильнюсом свой хутор. Знала, что корни этой фамилии древние — род Рудомино является древним дворянским родом литовского происхождения, восходящим к XVI веку. Известный литовский книговед, автор монографии "Всеобщая история книги" профессор Лев Иванович Владимиров провел поиск моих литовских предков. В связи с этим он писал мне: "Многие считали фамилию Рудомино французского происхождения. Это, конечно, заблуждение: в Великом княжестве Литовском с XVI в. был известен шляхетский род Рудомино (Рудомина).
Одним из виднейших представителей этой семьи был Казимир Станислав Рудомина, живший в первой половине XVII в. Он учился в Падуанском университете, был композитором и искусно играл на лютне. Петр Рудомино (конец XVII в.) был каштеляном Дерптским (Тартуским) и Смоленским. Иван Рудомино (1588–1646) написал первую польскую книгу о военных походах "Подлинные воспоминания о походе войска Королевства Польского и Княжества Литовского в Левант". Род Рудомино внесен в VI часть книги дворянских родов Минской, Виленской и Ковенской губерний. В двенадцати километрах от Вильнюса находится маленький городок Рудомино, который упоминается в хрониках крестоносцев 1373 года, когда литовские войска победили крестоносцев. В городке сохранился католический собор 1592 года строительства". Папина ветвь рода Рудомино была обедневшей и потерявшей свою ветвь родословного древа.