Помоги проекту - поделись книгой:
— А ваш когда?
— В 1948 году в Красноярске.
— А чем вам интересен именно этот тип?
— Ну, просто.
Не-ет, так с ходу в душу к любителю не залезешь.
Отыскивается наш «Серго» на грузовой станции. Водой надо заправиться, приезжала пожарная машина, а рукава для перекачки не нашлось. Уехала и до сих пор не вернулась. Взволнованно кучкуются вокруг местные жители: редки поезда, а тут пришел, да какой! Вспоминают по случаю и крушение, бывшее на двадцать каком-то километре после войны: «фрау» в поворот не вписалась...
Вульфов с товарищем пока протирают колеса. Тихий мальчик с синюшным лицом появляется то с этой стороны паровоза, то с другой. Молча появляется, молча смотрит и молча исчезает.
Но есть, оказывается, рукав на самом паровозе у машиниста Валеры, который сменил Гришу. Под приветственные возгласы любителей кишку триумфально разматывают, суют концом в тендер, и вот уже раздулась она весело, напряглась. Цепляют к нам вагон с лесом: будем изображать грузо-пассажирский состав, и пора шагать к первому фотостопу. На семафор.
Занимаем позиции, выгоняем друг друга из кадра, и «Серго» прогудел протяжно — катит уже на подходе. Вон — черный дым пустил, и — о ужас! Рядом с паровозом бежит неловко по тропе вдоль путей зазевавшийся, несчастный любитель, молоденький паренек, да только, увы, не успевает. Въезжает в кадр к доброй половине соратников, а ведь быть не может для любителя хуже снимка, когда мешается железному совершенству человечишко. В тамбуре вагона суровые сверстники бросают в лицо бедняге смертельные обвинения. Но, к счастью, все кончается миром.
Снова гудок, и мы выскакиваем из вагона. Второй фотостоп. Потом еще и еще. Это упоительно: азарт и охота. Поезд встает у моста, у поворота, под косогором, ты спрыгиваешь на насыпь, озираешься, ища точку для съемки, и устремляешься к ней. Оцениваешь, находишь, если надо, другую. Ты поймал в камеру отрезок рельсов и мысленно везешь по нему паровоз, прикидывая, когда лучше щелкнуть: только раз, два не будет. А он опять гудит и продвигается, черный и прекрасный, посреди чудного пейзажа, и ты дотягиваешь его в кадре, и жмешь на спуск. Он встает, потом и всех поджидает. А ты бредешь к нему радостный, если в миг щелчка запечатлел твой глаз отменную картину, или клянешь себя, когда вышло не то. А потом еще фотостоп и еще. И хочется щелкать любимца снова и снова.
Один другого чудеснее наши стопы. Валдайская возвышенность, глубокие речные овраги, и ют — виадук, как с гравюры из старых книжек Луи Буссенара, тех, где мчится паровоз с поездом над ущельем в Аппалачах или над арками, что сработаны еще рабами Рима. А деревянные мосты под рельсами — нигде больше не увидишь, только здесь. Целых два над ручейками! Наползает «Серп», и — Боже! — выдерживают эти черные бревна торчком, как поднятые руки, эти невзрачные укрепительные леса, эта древность!
Я не хочу больше в вагон, я забираюсь на тендер, где пристроился уже один любитель меж топливной цистерной и ограждением, и я сажусь рядом. Мы едем, как на палубе корабля. Летят в лицо капельки пара, сдобренные мазутным дымом, но чист он, природен. «Серго» дает верст пятнадцать, и в этом неспешном, плавном движении под метущий шорох паровой машины вглядываешься ты сверху вперед, далеко вперед по колее, убегающей меж пригорков с травой ярко-желтой и ярко-рыжей, мимо странного, сказочного леса из зелено-мшистых голых деревьев, когда ель — это нежный изумруд и темная яшма, а ветвистая крона клубком — голова Горгоны. Станции угадываются лишь по пустошам со снятыми рельсами, кусты уже между шпал, и в этом безлюдье, в этом движении очищается будто и душа твоя.
Опять фотостоп, последний. Я промерз и забираюсь в вагон. А там Никольский рассказывает, как голландцы снимали фильм про Андрея Платонова.
— Идея была такая: сначала — «эски» как символ полета, хорошей жизни, двадцатые годы то есть. А потом началась каторга — ФД пошли...
— Ну это неверно, — отзываются с соседнего кресла.
— Ну неверно, — соглашается он, — но что-то в этом есть.
Конечно, есть. История страны в паровозах. Я думаю об этом в будке «Серго» уже после Валдая, когда уже не ретро-тур, а взаправду, и Валера крутит штурвал, как бешеный, и высовывается, изгибаясь, в окно, с ухмылкой дает сочный гудок, когда проносимся мы мимо деревень, — гусей пугает.
Да, ушел паровоз и унес частицу нашей истории. Где искать ее теперь? Ездят члены Общества, обследуют нетронутые уголки да все чаще возвращаются не солоно хлебавши. Так может, заповедать то, что осталось? Эти полсотни верст от Валдая до Крестцов? Старинные кирпичные вокзалы осташковской ветки и деревянные ивановской? Но у нас не Англия и не Америка, где ретро-поезда ходят на ретро-ветках по расписанию. У нас это нужно только им, любителям из Общества, а их — всего-то сотня...
Во мраке мы поднимаемся на эстакаду, пересекаем поверху освещенную Октябрьскую магистраль и вкатываем под прожектора станции Бологое. Призраком, наверное, кажемся людям на перроне. Призраком с того света. Хорошо быть не на перроне, а на призраке! Но поездка, увы, кончается. Дай Бог, не последняя.
Алексей Кузнецов / фото автора
Валдай — Крестцы
Зодиак на Земле: В согласии с законами Космоса
Современные астрологи создали два принципиально различных варианта астрологической карты Москвы: Лина Саванская сгруппировала микрорайоны столицы по функционально-бытовому признаку и соотнесла их с двенадцатью знаками Зодиака, а Павел Глоба со своими коллегами, пользуясь древними канонами Авестийской астрологии, наложил двенадцать секторов зодиакального круга на географическую карту города.
Что это даст? Судите сами.
Обратимся к карте Л.Саванской, составленной на основе методологии Российской астрологической школы, и процитируем ее автора: «Поскольку, входя в свободный рынок, мы до известной степени свободны и в выборе — где жить и в каком месте работать, не мешает знать, какая из частей столицы вам больше подходит».
«Так, — продолжает Саванская, — одна тетенька жила двадцать лет на юго-западе, и все мужья у нее как один были горькие пьяницы. А потом у нее умерла бабушка и оставила ей квартиру на северо-востоке. И тут тетенька вышла замуж за непьющего военного, и больше ей мужьев не понадобилось» (цитируется по газете «Ступени», 16.01.1993, № 21).
Не торопитесь снисходительно смеяться над нарочито примитивной трактовкой событий. Как известно из древних мистических текстов, генетические особенности каждого человека специфическим образом «ориентируют» его в пространстве, делая одни направления особенно перспективными, а другие — тупиковыми.
Если каждый из вас, уважаемые читатели, поставит в центр географической карты мира место своего рождения, то, сравнив его с нынешним местом жительства (или временного пребывания) и сопоставив с предлагаемой ниже схемой, сможет понять, в сколь перспективные или бесперспективные условия он попал.
Северное направление связано с прадедушкой по мужской линии, южное — с прадедушкой — папой маминого папы, восточное — с папой мамы вашего папы, западное — с папой мамы вашей мамы. Северо-восток — с мамой папы вашего папы, северо-запад — с прабабушкой по женской линии, юго-восток — с мамой мамы вашего папы, юго-запад — с мамой папы вашей мамы.
Переезжая из одного места в другое, мы можем менять соотношение ролей разных предков в своей судьбе. Это особенно важно для тех, в чьем роду есть и гениально реализовавшие себя предшественники, и предки-неудачники. Разумеется, лучше находиться на направлениях, связанных с наиболее достойными представителями вашего рода.
Впрочем, как показали наблюдения астрологов, у каждого человека имеется возможность вычислить для себя наиболее благоприятные районы города, даже если ему ничего не известно о его предках и он не может определить свои «лучшие» и «худшие» стороны света.
Оптимальным считается пребывание в регионе той же самой стихии, к которой принадлежит зодиакальный знак вашего рождения. Если вы родились под знаком Льва (стихия огня), то для вас благоприятны районы Льва, Овна и Стрельца, но в «водных» зонах (знаки Рака, Скорпиона и Рыб) вам будет тяжеловато. Соответственно, тем, кто родился под водным знаком, придется испытать дополнительные трудности в «огненных» районах. Точно так же дисгармоничны взаимоотношения стихии воздуха (Близнецы, Весы, Водолей) и земли (Телец, Дева, Козерог). Сочетание стихий огонь-земля и воздух-вода считается нейтральным, а огонь-воздух и земля-вода дает ощущение космической поддержки.
Если вы планируете деловые контакты с сильным партнером, пытающимся «перетянуть канат на свою сторону», назначайте переговоры в таких районах, которые подходят для вас больше, чем для него, используйте силы Земли.
Возвращаясь к астрологической карте Москвы, над которой работали астрологи Авестийской школы, скажу: они пришли к поистине сенсационным выводам. Им удалось установить точную дату основания города — 15 мая 793 года до н.э. Это было сделано с помощью специфически астрологических методов на основе анализа всевозможных событий более позднего времени — пожаров и периодов расцвета, получения, потери и восстановления статуса столицы, а также по другим знаменательным датам, хорошо известным из истории. Ведь город, как и человек, имеет свою судьбу: рождение, развитие, расцвет, умирание, и эта судьба тесно связана с особенностями того пространства-времени, в условиях которого ему приходится существовать.
Как рассказывают составители астрологической карты Москвы П.Глоба, Т.Свиридов и Ю.Мадиган, «Москва является одной из зон наивысшей энергетической активности. Структура ее совершенна, так как застраивалась она по кольцевому принципу. Изначально были намечены 12 секторов, соответствующих 12 знакам Зодиака. Центральный город-Кремль, построенный в излучине реки на холмах, первоначально по форме напоминал голову Тельца, под созвездием которого родился город.
Город, построенный в согласии с космическими законами, благополучно обменивался энергией с окружающим миром, творчески реализовывал потенции своего населения, стойко выдерживал неблагоприятные периоды.
XX век наложил свои штрихи на лицо города. Несмотря на громадные перестройки, произведенные невежественными архитекторами, кольцевой план с 12 секторами сохранился по сей день.
15 мая 1935 года (в месяц Тельца, в день рождения города!) был открыт метрополитен. 12 станций кольцевой линии полностью вписываются в зодиакальные секторы Москвы и ныне являются их ключевыми пунктами».
Первый знак Зодиака — Овен — «отвечает» в астрологии за военное дело, плавку металла, изготовление оружия, деловое предпринимательство и спорт. И — случайно ли, нет ли? — в «овновском» секторе города, расположенном вдоль Шоссе Энтузиастов и Измайловской ветки метро (станции «Курская» — «Щелковская»), расположились физкультурный вуз столицы, многочисленные заводы и военные заведения, исторически знаменитые Лефортовские казармы. Астрологическая специфика района запечатлелась в таких названиях улиц, как Солдатская, Красноказарменная, улицы Металлургов и Сталеваров.
В диаметрально противоположном Овну секторе города, расположившемся вдоль Кутузовского проспекта и Филевской линии метро (станции «Киевская» — «Крылатское»), нет такого изобилия промышленных предприятий, зато имеются важнейшие учреждения, находящиеся под покровительством Весов — знака партнерства и миротворчества, равновесия и компромиссов. В «весовском» секторе столицы расположились Верховный суд, Центр международной торговли, министерство иностранных дел.
Взглянув на любой из 12 знаков Зодиака на карте Москвы, мы увидим, что он «притянул» к себе вполне определенный тип учреждений. Так, научно-технический прогресс, освоение других миров (макромир, микромир, космическое пространство) и электронные средства связи курируются в астрологии знаком Водолея, и именно этот знак Зодиака проецируется на район Всероссийского выставочного центра (бывш. ВДНХ), где разместились телецентр Останкино, музей космонавтики, гостиница «Космос», Аллея Космонавтов, Ракетный и Звездный бульвары.
Со знаком Льва связаны все наиболее помпезные светские мероприятия. И, действительно, именно в «львином» секторе расположилась одна из наиболее масштабных и помпезных частей города — знаменитые Черемушки, великолепный Ленинский проспект, по которому часто проезжают почетные эскорты, сопровождающие высших должностных лиц и особ королевской крови.
Скорпион — знак смуты и смутьянов — проецируется на известную своими баррикадами Красную Пресню. С этим зодиакальным знаком астрологи также связывают коллективную, магическую и ядерную энергию. Можно ли считать чистой случайностью тот факт, что именно в этом секторе столицы расположились Курчатовский институт, Ходынское поле и площадь Восстания? Напомним, что развитие Скорпиона всегда идет через саморазрушение и возрождение на качественно новом уровне, поэтому Скорпион неадекватно реагирует на наиболее благоприятные и торжественные ситуации.
Исходя из астрологических канонов, можно утверждать, что трагедия на Ходынском поле была отнюдь не случайной, как не был случайным и тот факт, что, несмотря на многолетние попытки «отцов города» выселить московский зоопарк на окраину города, он остался на прежнем месте. Можно также утверждать почти наверняка, что, несмотря на разгоревшиеся споры о дальнейшей судьбе московских скульптур Зураба Церетели, его памятник на Тишинской площади будет стоять достаточно долго.
«Стрелецкий» сектор столицы, как и следовало ожидать, оказался связан с дальними странствиями и путешествиями, а также с искусством управлять лошадьми (один из главных символов Стрельца — Хирон, получеловек-полуконь). В этом районе Москвы издревле располагались ямщицкие слободы, Ямское поле, а впоследствии ипподром, аэровокзал, Академия им. Жуковского, Авиационный институт и министерство гражданской авиации. Названия улиц также напоминают о бегах и скачках: Тверские-Ямские, Беговая, Скаковая, улицы Ямского поля.
Близнецы по астрологическим канонам связаны с перемещением на ближние расстояния, и в этом секторе Москвы расположились автомобильный завод им. Лихачева и автомобильный рынок (Южный порт).
Со знаком Рака астрологи связывают дом, центральную нервную систему, историю и генеалогическое древо. В «рачьем» районе столицы находятся клиника неврозов им. Соловьева, больница им. Кащенко, здесь же нашел свое пристанище единственный в России Музей кошки — животного, которое, по существующему древнему поверью, приносит счастье в дом (Совсем недавно Музей кошки переехал на Ордынку (прим. ред.)).
Козерог в астрологии обозначает замкнутость, ограничения, аскетизм, целесообразность действий. На географической карте Москвы этот регион проявлен слабо, однако характерно, что соответствующая Козерогу станция метро «Новослободская» дольше других станций кольцевой линии оставалась «замкнутой», ограниченной в своих функциях, лишенной перехода на радиальную линию.
Отчетливо проявились на астро-географической карте столицы районы Девы и Рыб. С зодиакальным знаком Девы связаны рациональность, обработка информации, забота о здоровье и сохранении целостности, внимание к мелочам. И, словно нарочно, вдоль ветки метро от «Парка культуры» до «Юго-Западной» расположились многочисленные лечебные заведения, институты им. Сеченова и Пирогова, министерство обороны (сохранение целостности страны), Московский университет. В названиях проспектов и улиц много имен ученых: Коперника, Лобачевского, Мичурина, Ломоносова, Вернадского.
Знаку Рыб в астрологии соответствуют таинственность и преображение, проникновение в тайны бытия и познание глубин человеческой психики (в астрологии используются особые принципы классификации, и потому центральная нервная система относится к знаку Рака, а исследование психики — к Рыбам), сюда же относится мореплавание. В этом районе города мы находим улицу Матросская тишина, Преображенскую площадь. Сюда же «попала» станция Тайнинская, где много веков назад прятался царь Иван Грозный. На «рыбьей» территории находилась и первая судоверфь Москвы.
Лидия Неведомская, астролог, кандидат философских наук
В следующей статье — астрологическая карта России.
Фантастический рассказ: Мой пес Полкан
Никто из взрослых не должен был знать. Иначе нас бы не пустили. Ведь немало ребят пострадало на этом. Кольку Звягина вообще убили. Они же не люди, к ним в руки не попадай. Даже не крестятся. Одно слово — городские.
Мы пошли втроем. Эдик Брюхой — он хоть и высокий, взрослый, но как муха, по любой стене влезет. А так псих. И Светка Геворкян. Только Геворкян не ее фамилия, а приемная. А потом, когда и Геворкяна убили, она все равно Геворкян осталась. Она может любой замок открыть. Наконец я. Меня позвали, потому что меня любят животные. У каждого свой талант. У меня талант к животным, потому что я их люблю.
Эти городские живут далеко в тылу. Они — торгаши проклятые, их наша борьба за счастье человечества не колышет. Они жрут мясо и куриц. Даже охрана у них татарская, сами не хотят рисковать. Глухой говорил, что раньше в городе много людей было. И все подлецы.
Мне иногда странно и противно, какое право имеют жить на свете люди, лишенные высоких идеалов? Не готовые пожертвовать своей жизнью ради их достижения? Я с детства так воспитан. Я готов пожертвовать жизнью ради счастья человечества. А чем они могут похвастаться?
Мы пошли вечером, в полнолуние, чтобы лучше видеть дорогу. Веревки, намордники, всякое добро взяли в клубе. А ножи у нас свои. Нам, считай, повезло. Кто-то забыл в клубе именно столько веревок и всяких вещей, которые нам понадобятся. И не запер клуб на ночь. Я сказал об этом Эдику, а он мне отвесил подзатыльник. А Светка Геворкян, которая младше Эдика, начала смеяться. Эдик и ей врезал, потому что надо было соблюдать полную тишину и тайну, иначе кто-нибудь из взрослых увидит нас, а потом выпорют на площади. Но мы считали, что не только у взрослых есть высокие идеалы, а у нас, подростков, тоже есть высокие идеалы. Вот мы и пошли.
Мы подошли к концу поселка. Здесь надо быть особенно осторожными; пока будем пролезать сквозь лаз, сделанный давно и до сих пор не раскрытый пограничниками, нас легко могут заметить и тогда — даже страшно подумать, что с нами сделают!
Но нам опять повезло. У ворот никого не было, и сами ворота были приоткрыты.
Мы стояли и смотрели, не в силах поверить своему счастью.
— Пошли, — сказал наконец Эдик.
— А пограничники где? — спросил я глупым голосом.
— А пограничники в префектуре на свадьбе гуляют, — сказала Геворкян. — Пригласили их, значит, и гуляют.
— А ты раньше знала? — спросил я.
— Нет, раньше я не знала, а то бы сказала.
Не нравились мне эти открытые ворота. Ворота надо охранять. Нас с детского сада учили — граница на замке! А тут — ушли на свадьбу и замок с собой взяли.
Я прислушался — издалека доносилась музыка. И вроде бы пели.
Эдик первым пошел. Он старший, так и надо. Потом Светланка. Я — как младший — последний. Я тыл прикрывал.
У меня было ощущение — я кожей чуял, что за нами следят. От сторожки или из траншеи. И сейчас влепят нам по пуле в зад... Тут мои нервы не выдержали. Я крикнул — сам не знаю, как это получилось — но я крикнул:
— Ложись!
А сам не лег, побежал вперед. И другие побежали. А сзади началась стрельба. Будто они сидели в засаде, ждали, что мы сделаем, а потом спохватились.
Мы добежали до черемухи.
Трассирующие пули шли высоко над головами. Мы забились вглубь кустарника и затаились, ожидая, когда прекратится стрельба. Но стрельба не прекращалась — с другой стороны тоже ответили. Затявкали градобойные орудия. Эдик меня ругал. Только я не понимал, чего он меня ругает.
— Они все равно нас подстерегали, — говорил я. — Если бы мы не побежали, они бы нас как сусликов перестреляли. А мы побежали, вот они и не успели.
— С чего ты взял, что они хотели стрелять? — спросила Светка. — А может, они и не хотели. — Она сжалась в комок, на коленки натянула мешковину — только вороний нос наружу.
— Не говори глупостей, — прошипел Эдик. — Конечно же, они хотели, но нам надо было еще пройти немного, а потом бы мы побежали — я так хотел приказать.
— Вот бы и приказывал.
Мы лежали на земле, земля была холодная. Трава только пробивалась, листья на черемуховых кустах были маленькие и зеленые, как клопы-мутанты. Когда здесь распустятся цветы, то с обеих сторон по ночам сюда будут ползать охотники за цветами. Хоть жизнь и сволочная, но все равно некоторым людям хочется цветов и они готовы за них платить, а некоторые своим женщинам носят. Только многие на этой операции погибали. Потому что снайперы с обеих сторон за ними охотились. Иногда смешно бывает: мужик нарвал букет, ползет к своим, улыбается, доволен. Тут его наш снайпер возьмет и пристрелит. Он корежится на ничейной полосе, а цветы уже ему не нужны. Такая вот философия, как говорил мой сосед Раушенбах, старший мусорщик.
Набежали облака, они закрывали Луну, которая поднялась уже высоко. Нам надо было взять правее — прямая дорога была совсем открытой и простреливалась. Ее использовали только тогда, когда проходили официальные делегации или торговые караваны. С пропусками. А нас кто будет охранять? Нас пристрелят и оставят вонять.
Мы спустились в ложбину, кое-где под ногами скрипели ржавые консервные банки и сучья, а то шелестела бумага — но все достойное из этой помойки давно уже выгребли. Так что можно было даже не глядеть под ноги.
Городские тоже знали об этой ложбине, но редко сюда ходили, потому что в ней высокая радиация. То ли со свалки, то ли какой осколок залетел от Крымской войны, когда украинцы штурмовали Крымский вал и скинули туда сами знаете что. Но мы быстро пробежали — если быстро бежишь, радиация не успевает приклеиться.
Там дальше, перед самым их забором, небольшой пруд — или большая лужа, как хочешь, так и называй. Но нам в нее соваться нельзя — там вода отравленная. Один парень из нашего класса туда попал, по пояс, я его в больнице навещал — кожи за волдырями не видно, ему ноги отрезали, но он все равно помер. Эти городские про лужу знают, еще бы не знать — они от нее бетонными плитами в три этажа отгородились. Вот в этом и была наша хитрость. Надо было пройти по самому краю лужи, а потом взобраться на стену из бетонных глыб — ее-то никто не охранял. Мы все правильно рассчитали — ведь дождей уже месяц как не было — уровень воды в луже на метр упал — ходи вокруг — не хочу. А ведь эти городские тупые — что им стоит через стенку поглядеть — нет, сидят в тепле, пятки чешут.
Мы пробежали, пригибаясь, вокруг лужи. Несло от нее отвратно.
У Эдика веревка с собой — он вскарабкался на стену, веревку укрепил наверху — и исчез. Я Светку подсадил, а потом сам за ней полез.
На гребне стены я задержался — рискнул. Мне всегда любопытно смотреть на другие страны. Хоть и в темноте.
У городских всего больше, чем у нас, — в этом главная несправедливость. У них и дома есть, старые еще, довоенные, в которых жить можно. Строить ничего не надо. И людей у них больше — всего у этих сволочей больше! Понимаете, как это плохо, когда у одного есть все — и жилье, и хлеб, а они еще измываются над животными, а мы рядом — голодные, в школу не в чем ходить, но терпим и верим в светлое будущее. Не то что некоторые.
Я смотрел сверху вдаль и при свете Луны видел деревья, заборы, дороги и настоящие каменные дома вдали. Кое-где в окнах даже горел свет — они могут ночью зажигать свет! Нам приходится создавать мобильные бригады экономии, чтобы выявлять тех, что зажигает свет — отнимать у них свечи или лампы — потому что свет нужнее в школе и в больнице.
— Эй, — шепотом крикнул снизу Эдик. — Ты хочешь всех сюда приманить? Чего высунулся?
Я не стал объяснять, потому что Эдик — человек не очень интересный. Он физически развитый, но умственно ему еще надо развиваться.
Я спрыгнул со стенки. Светка сидела на земле, терла ногу. Черные, тугие, кольцами волосы блестели под Луной.
— Не растянула? — спросил я.
— Нет, — сказала она, — только ушибла.
— А то смотри, — сказал Эдик, — мы тебя обратно сейчас можем перебросить. Потом поздно будет.
— Ничего, — сказала Светка, — потерплю.
Она — человек сознательный, настоящая скаутка. Если решила остаться — значит, не предаст.
Поделиться книгой: