Охотницы за мужьями

— И что вы собираетесь делать, когда прибудете в столицу? — осведомился сэр Танкред.

— Мне нужно встретиться с одним мужчиной, — правдиво ответила девушка, не видя смысла скрывать цель своего путешествия.

Так как она сразу же намеревалась наложить себе в тарелку второе блюдо, пока оно не остыло, и поэтому не смотрела на собеседника, то не смогла видеть, как вскинулись его брови и огонек удивления вспыхнул в его глазах.

— Что ж, это не составит большого труда, — с иронией заметил сэр Танкред.

— Да, конечно, особого труда это не составит, — откликнулась Андрина.

Точно так же она ответила и Черил прошлой ночью, когда ее сестра сказала:

— Лондон такой большой город, Андрина! Как ты разыщешь герцога, если даже не знаешь адреса?

— Это будет совсем нетрудно, там не так уж много герцогов, и найдется кто-нибудь, кто укажет мне, где его дом.

— Почти вся лондонская аристократия называет дома по своему имени, — поделилась своими знаниями об аристократическом образе жизни Шарон. — Герцог Ричмонд живет в Ричмондхаузе, маркиз Лондондерри — в Лондондерри-хаузе, а лорд Дерби — в Дерби-хаузе.

— Значит, герцог Броксборн должен проживать в Броксборн-хаузе, — сказала Андрина. — Я почти уверена, что это где-то в районе Мэйфер.

— Ты должна нанять извозчика, когда выйдешь на почтовой станции в Луд-лейн.

— Я уже думала об этом. Это обойдется, конечно, дорого, но если я попытаюсь добираться как-то иначе, то могу просто заблудиться в незнакомом городе.

— Разумеется, — согласилась Шарон. — И к тому же, если ты подойдешь пешком к дому Броксборна, то слуги могут не позволить тебе увидеться с герцогом.

Эти досадные детали вносили некоторую сумятицу в ход мысли Андрины, когда она обдумывала свой план действий.

Если папины описания дворца, в котором проживал герцог, соответствовали истине, то там обязательно должна была быть целая армия слуг, и через эту охрану Андрине придется прорываться, чтобы предстать перед герцогом.

Потом она все-таки убедила себя, что слуги поймут, что она леди, и, если она будет настойчива, они не посмеют не пустить Андрину к своему хозяину.

— Что вас заставило решиться на подобную… авантюру? — ворвался в ход размышлений Андрины голос ее нового знакомого.

Едва заметная пауза, выделяющая последнее произнесенное им слово, несколько обидела и насторожила Андрину и укрепила ее намерение не посвящать его в свои личные дела.

Ей не хотелось уже рассказывать ему о своих сестрах и спрашивать у незнакомца, какое место занимает герцог Броксборн в высшем обществе. И, уж тем более, девушка решила ничего не сообщать ему о своих дерзких планах.

Вместо этого она попробовала улыбнуться ему в ответ.

— Может быть, вы лучше расскажете о скачках? Я немного разбираюсь в лошадях, и мне интересно было бы узнать, кто победил в сегодняшних заездах.

Она не кривила душой, потому что знала клички большинства фаворитов на бегах.

Ее отец последний год своей жизни почти потерял зрение, и Андрине приходилось читать ему газеты, где большое место уделялось новостям о скачках.

Полковник Мелдон выписывал не только «Морнинг Пост», но и «Спортивный листок», посвященный скачкам и боксу. Репортажи о боксерских поединках и о травмах, получаемых их участниками, вызывали у Андрины отвращение.

Но ей нравилось читать о лошадях, а отец ее, если он был в хорошем настроении, рассказывал дочери об их владельцах, о тех, с кем он был знаком в молодые годы.

Девушке удалось с таким знанием дела провести с сэром Танкредом серьезный, умный разговор по поводу заездов, что тот выглядел весьма удивленным тем, насколько она осведомлена в этом предмете, редко интересующем женщин.

— А у вас тоже есть скаковые лошади, сэр? — поинтересовалась Андрина.

— Да, — коротко ответил он.

Судя по всему, ее собеседник явно не хотел называть клички принадлежащих ему лошадей, и она подумала, что он наверняка относится к числу тех бедняг, чьи лошади неудачно выступили сегодня на скачках, да и, наверное, ему было не по душе рассказывать, сколько он на этом потерял.

Когда обед подошел к концу и Андрина отказалась от предложенного ей стакана портвейна, сэр Танкред настоял на том, чтобы они сели поближе к огню.

— На скачках сегодня днем я достаточно промерз, да и здесь, в этом трактире, таком старом, ветхом и неуютном, по-моему, все отсырело.

— Наверное, вы не провинциальный житель, как я, — сказала Андрина с легкой усмешкой. — Нам не привыкать к холоду и сырости. Мы уже приобрели к этому иммунитет.

Она вспомнила, как действительно холодно бывает в их доме зимой. Снег часто полностью засыпает дороги, и даже чтобы добраться до деревни, нужно откапывать лопатой буквально каждый метр земли.

— Вы не выглядите деревенской девушкой с открытым сердцем, которая любит гулять по лугам, дыша холодным ветром.

Губы сэра Танкреда скривились в усмешке.

— Вам больше подходит Лондон, и я уверен, что в столице вы найдете кого-нибудь, кто не только будет готов окутать вас соболями, но и подыщет вам апартаменты, украшенные экзотическими цветами, любящими тепло.

В том, как он произносил эту тираду, Андрина сразу же ощутила нескрываемую иронию.

Разумеется, она не ждала, что герцог Броксборн закутает ее в соболя. В то же время, почему бы какому-нибудь джентльмену, которого она встретит на балу, не послать ей — а уж Черил и Шарон непременно — по букету красивых цветов?

Но что-то в манерах сэра Танкреда неуловимо переменилось, и чем-то он стал ей неприятен. В нем прибавилось самоуверенности, как будто он убедился, что ему все наперед известно о ее намерениях.

«Может быть, это произошло потому, что он решил, будто я провинциальная простушка, беззащитная и ничего не знающая про столичную жизнь», — подумала Андрина.

Ей хотелось каким-то образом доказать ему, что это не так, что нельзя судить о ней по ее скромной одежде.

— Люди судят о тебе по внешности, — однажды с горечью сказал ее отец, — а вернее, по тому, как ты одет и сколько наличности у тебя на счету в банке.

Должно быть, в этом высказывании скрывается много правды.

Если б она была одета по последней моде, то сэр Танкред отпускал бы ей комплименты и уж, конечно, не смотрел бы на нее так, что она смущалась от его взгляда.

Вместо того, чтобы подчиниться его властному тону и сесть рядом с ним у огня, она сказала:

— Я думаю, сэр, что, так как дилижанс отправится очень рано утром, вероятно, часов в пять, мне следует удалиться, чтобы немного отдохнуть. Для меня это был нелегкий день.

Действительно, ведь она поднялась сегодня на рассвете, а путешествие было весьма утомительно.

Тепло, исходящее от камина, съеденный ею обильный обед, а также бокал вина, который сэр Танкред убедил ее выпить, — после всего этого ее клонило ко сну.

— Большое спасибо вам за угощение, — сказала Андрина, — вы были так добры ко мне, а я так проголодалась, что вряд ли могла бы выдержать до срока, указанного трактирщиком.

— Не вижу причин, мисс Морган, чтобы вы покинули меня так поспешно.

Сэр Танкред отставил в сторону бокал с портвейном и, не отводя от нее глаз, произнес:

— Вы очень хорошенькая. Если вы заняты поисками мужчины, то необязательно путешествовать за этим до Лондона, если такой мужчина перед вами…

Говоря это, он обхватил талию Андрины и привлек ее к себе. Затем, когда она еще не пришла в себя от неожиданности подобного поступка сэра Танкреда, его губы уже прижимались к ее губам.

Потрясение, испытанное при этом Андриной, было настолько велико, что она на какое-то время замерла в неподвижности, потеряв способность к сопротивлению.

Его губы были жесткими и требовательными, а ощущение от их прикосновения было совсем иным, чем это представлялось в воображении Андрины прежде.

Придя в себя, она постаралась оттолкнуть его, вывернуться из его объятий, но в то же время почувствовала, что по ее телу разлилась какая-то странная слабость, сделав его безвольным.

Это чувство было настолько новым, удивительным, что девушка совершенно растерялась.

Однако она нашла в себе силы, чтобы сделать попытку высвободиться.

Но ее сил явно было недостаточно, так как сэр Танкред буквально держал ее в плену. Его рот прижимался к ее губам, а руки — сильные, цепкие — казалось, совсем лишили ее возможности двигаться.

Затем инстинкт подсказал Андрине, что может случиться в дальнейшем и что она обязана освободить себя от оков.

Тот же инстинкт надоумил ее ударить каблуком ботинка как можно сильнее по ноге сэра Танкреда.

В его восклицании ей послышалось грубое проклятие, и в тот же момент она вывернулась из его объятий и бегом устремилась к двери.

Распахнув ее и убедившись, что он не преследует ее, девушка произнесла тоном, — в котором, как она надеялась, была соответствующая холодность:

— Я думала… что нахожусь в обществе джентльмена… — Но голос ее прозвучал тихо, жалко, беспомощно. Чтобы говорить громко, у нее не хватало дыхания.

Придя в отчаяние от собственной робости, Андрина поспешила захлопнуть за собой дверь.

Взбежав по скрипучей лестнице в мансарду, она ворвалась в отведенную ей комнатку, торопливо зажгла свечу и тут же заперла дверь на засов.

Затем Андрина опустилась на кровать и погрузилась в размышления о том, что только что произошло.

Ее поцеловали! Поцеловали первый раз в жизни! Причем это сделал мужчина, который был ей совсем незнаком.

Конечно, было некоторое количество особ мужского пола, время от времени пытавшихся поцеловать Андрину, — сыновья местных сквайров, старых маразматиков, навещавших ее отца и положивших глаз на хорошенькую юную девушку, был даже такой памятный случай, что ее вознамерился поцеловать один член парламента.

Он был женатым человеком, отцом многочисленного семейства. В ответ на яростный протест Андрины он тут же начал оправдываться, что заинтересован в ней как в будущей избирательнице.

Но все эти поцелуи, если можно было их так назвать, ограничивались лишь только легким прикосновением к ее щеке, обычно вызывающим щекотку.

В глубине души Андрина была твердо уверена, что никогда не позволит мужчине прижаться к ее губам до тех пор, пока она не полюбит его.

Девушка не очень-то понимала, что подразумевалось под жуткой аморальностью, о которой столько толковали и которую беспощадно осуждали многие ее знакомые, когда речь шла о развратном поведении принца-регента и тех, кто постоянно посещает сборища в Карлтон-хаузе, столь прославившиеся распущенностью нравов.

Но она была уверена, что это каким-то образом связано с поцелуями, и поэтому считала, что целоваться с мужчиной, который ее не любит по-настоящему и не собирается на ней жениться, означает Пропасть грехопадения.

Однако теперь, когда это случилось с нею, Андрина нашла, что поцелуй несет в себе и нечто приятное, хотя весьма странное и таинственное.

Невозможно описать то сочетание удовольствия и боли, которое возбудило в ней прикосновение сэра Танкреда к ее губам.

Ее очень интересовало, почувствовал ли он то же самое. Но она одернула себя, мысленно заявив, что это, конечно, не так. Ведь он действовал настолько нагло и с таким явным знанием подобных ситуаций, что, конечно, поцелуй для него — это мимолетное развлечение.

Андрина всегда старалась хорошо думать о людях, но сэр Танкред удостоился самых нелестных эпитетов. А как иначе, если он с необычайной легкостью приглашает одинокую — без спутницы — и, следовательно, совсем беззащитную женщину отобедать с ним, а потом оскорбляет ее своими действиями.

Сейчас ей хотелось, чтобы у нее было время высказать ему все, что она думает о его поведении, а она сама лишила себя этой возможности, убежав от него так трусливо.

Но потом Андрина сказала себе, что поступила правильно, ведь он так силен и так настойчив, что если б он снова поймал ее, то уже освободиться она вряд ли смогла.

Она лишь надеялась, что все-таки нанесла хоть какой-то урон его достоинству, хлопнув дверью перед его носом.

Ну и конечно, сэр Танкред должен запомнить, как ее каблук вонзился в его «благородную» ногу.

Так как в трактире было холодно, она, спускаясь к обеду, надела не только плотное бархатное платье с высоким воротом, но и кожаные дорожные ботинки, снабженные крепкими каблуками. И вот этот каблук и послужил ей сегодня как весьма эффективное оружие.

— Надеюсь, я здорово его приложила! — вслух произнесла Андрина не без некоторого озорства. А затем она вновь вспомнила про странное ощущение, которое возникло у нее, когда его губы сомкнулись с ее губами.

Все произошло очень быстро и теперь, по прошествии некоторого времени, казалось не реальностью, а странным сном.

Но ведь это было! На самом деле это случилось!

— Но больше такого не случится! — сказала Андрина самой себе. — Хотя теперь я уже не могу говорить, что меня никогда в жизни не целовали.

Последующие размышления привели ее к выводу, что сэр Танкред оскорбил ее не столько поцелуем, сколько своим изречением:

— Если вы ищете мужчину, то вам незачем ехать так далеко…

Ей раньше не приходило в голову, что своим невинным ответом на его вопрос о цели визита в Лондон она дала ему повод подумать о том, что даже вслух произнести неприлично.

Но это произошло, и сэр Танкред именно так и подумал…

У Андрины от стыда загорелись щеки. Она даже мысленно страшилась назвать то, что подразумевалось в словах сэра Танкреда.

— Как он посмел?! — Она даже не заметила, что воскликнула это слишком громко. — Как он осмелился думать о подобных вещах?

Как ей хотелось накричать на него, ударить, как ей хотелось, чтобы у нее в руках оказался меч, который она вонзила бы в его ногу вместо какого-то жалкого каблука.

Потом Андрина твердо приказала себе успокоиться — бесполезно впадать в истерику, — ведь она никогда больше не увидит сэра Танкреда, и слишком много чести будет для него, что она вспоминает о нем.

Он должен быть забыт ею полностью и бесповоротно. И может быть, за столь самодовольное и наглое поведение в будущем его ждет горькая расплата.

На следующее утро, когда пассажиры дилижанса после отвратительно приготовленного и невкусного завтрака, поданного растрепанной зевающей служанкой, покидали трактир, Андрина не обнаружила никаких следов сэра Танкреда.

Все путешественники пребывали в дурном настроении, однако свежие лошади быстро домчали их до следующей почтовой станции, где они еще подкрепились и, соответственно, почувствовали себя гораздо лучше.

У Андрины проснулась надежда, что она попадет в Лондон как раз вовремя, чтобы повидать герцога в этот же вечер, и ей не придется ждать до следующего утра.