Ибо я согрешила

— Расскажи мне, что ты помнишь.

Я вытерла щеку тыльной стороной ладони и глубоко вздохнула.

— Помню, как приняла решение умереть. Причем обдуманно.

Я поджала губы, чтобы не разрыдаться. Как я могла? Что же я за человек, раз решилась на такое? Я взяла священную жизнь, дарованную мне, и просто выбросила ее. Как будто эта жизнь ничего не значила. Как будто я ничего не значила.

— Солнышко, есть сотни причин, которые могли привести тебя к такому решению. — Чарли указала на мою ночнушку. — Как я уже говорила, ты могла болеть. Иногда… иногда больные раком совершают самоубийство. И чаще всего далеко не из эгоистичных побуждений.

Задумавшись, я нахмурилась. Рак не казался мне верным предположением, но я чувствовала, что Чарли недалека от истины. Ее взгляд метнулся к моему животу и так же быстро сосредоточился на чем-то другом, но я заметила, посмотрела вниз и увидела мягкую полноту, обтянутую легкой тканью. Шок накрыл меня раньше, чем я смогла хотя бы попытаться остановить его.

— Я была беременна? — Мой голос сорвался на визг от невозможности поверить в то, что только что открылось. Взглянув на Чарли, я обеими руками закрыла рот и приглушенно взмолилась: — Пожалуйста, скажите мне, что я не была в положении, когда покончила с собой.

Отставив кофе, она взяла в руки обе мои ладони, и только тогда я поняла, что она меня чувствует. Для нее я была плотной, словно до сих пор имела тело, хотя все же могла проходить сквозь стены. Так я и попала сюда, когда пыталась добраться до Чарли, до исходящего от нее света.

— Этого мы не знаем, — ответила она твердым, уверенным тоном. — Я выясню, что с тобой случилось. Обещаю.

Искренность в золотой глубине ее глаз меня убедила.

— Но прямо сейчас мне надо в душ.

Еще раз сжав мои ладони, она ушла, а я принялась изучать квартиру, вместо того чтобы пытаться вспомнить что-нибудь еще. Я больше не хотела знать, кто я, что я за человек. Просматривая книги Чарли, я погладила живот, и этот жест был таким же естественным, как дыхание. Словно я делала это долго-долго. То есть, не так чтобы очень, но, судя по всему, достаточно, чтобы стало видно живот. Месяцев шесть? Или больше?

Сердце больно сжалось. И я заставила себя перестать об этом думать и сосредоточиться на том, что видели мои глаза. У Чарли были книги Джейн Остин, Дж. Р. Уорд и много такого, что можно втиснуть в промежуточные тематики. Я никогда не читала «Любовь сладка, любовь безумна»,[2] но наверняка эта книга действительно заслуживает внимания. У Чарли было аж три экземпляра. После этого я с опаской обошла угол мистера Вонга и всего за тридцать секунд успела осмотреть всю оставшуюся часть похожей на коробочку квартирки. Мне пришло в голову попробовать поговорить с мистером Вонгом, но он, кажется, медитировал, поэтому я уселась на мягкий диван Чарли, едва не утонув в нем, и погрузилась в раздумья.

Однако мысли напоролись на безнадежную тоску, ошеломительную потребность в чем-то, за что я могла отдать жизнь. Как девочка-подросток, которая уверена, что непременно умрет, если папа не купит ей новую машину. Неужели мои желания могли быть такими поверхностными? Однако ничего с этим поделать я не могла, потому что понятия не имела, чего именно мне так отчаянно хотелось. Неужели я наложила на себя руки только потому, что чего-то хотела и не могла получить? Неужели я могла быть настолько незрелой? Настолько бессердечной, ведь вскоре должна была стать матерью?

— Готова? — спросила Чарли.

Я открыла глаза в темноту и была вынуждена сосредоточиться, чтобы сориентироваться. Кажется, я ускользала, проваливалась в забвение. Потом я снова увидела свет, исходящий от Чарли, и устремилась к нему, пока снова не очутилась в ее гостиной.

— Ты в порядке? — спросила она.

После душа она надела джинсы и белую кофту с капюшоном. Волосы были стянуты в хвост на затылке, и я впервые полностью увидела ее лицо. Какая же она красавица! Знает ли она сама об этом?

Когда Чарли начала готовить новую порцию кофе, я вопросительно приподняла брови.

— Это для моей подруги Куки. Она живет на этом же этаже, — объяснила она и быстренько нацарапала какую-то записку. — Скоро она придет за кофе, а у нас есть дельце.

— Правда? — спросила я. Может быть, Чарли уже что-то выяснила.

— Правда. Мне кажется, твоя ночнушка новая. — Она указала на мою одежду и кивнула. — Вспомнила, что видела ее в «Таргете»,[3] когда была в душе.

Я глянула в сторону ванной.

— У вас, наверное, просто огромный душ.

— А ты веселая. На днях я видела такую же ночнушку. Значит, умерла ты не так давно. Может быть, совсем недавно.

— В самом деле? — Я посмотрела на свою одежду. Она и правда выглядела, как новая.

Чарли прилепила липкую бумажку на кофеварительный аппарат и, подмигнув ему, проговорила:

— Передай мое послание, любимый.

А затем направилась к двери, не забыв прихватить сумку.

Несколько секунд я пялилась на кофеварку, пока не поняла, что Чарли пошутила. Даже испытала облегчение, когда аппарат ничего не ответил. Однако все для меня было новым. Кто мог сказать, что живое, а что нет в этом мире? В этом измерении?

— Ты еще Развалюху не видела, — бросила через плечо Чарли и на пару секунд остановилась, чтобы открыть дверь.

У нее на пути возник высокий мужчина. В общем, мне показалось, что он мужчина. Он стоял, прислонившись к дверному косяку и сложив на широкой груди руки. Один уголок его рта выдавал намек на улыбку, от которой захватывало дух. Однако он был каким-то… другим. Темным. Неистовым. Казалось, воздух вокруг него клубится, словно он сам был воплощением турбулентности. А еще он будто лишь наполовину был из плоти и крови. Вторая его половина представлялась дымом и тьмой. От одного только взгляда на него — на такое великолепие — у меня подкосились ноги.

Чарли подбоченилась и спросила с явным раздражением:

— Где тебя носило?

— Соскучилась?

— Ни капельки, — ответила она и фыркнула, чтобы подчеркнуть и без того очевидную, но явно наигранную неприязнь. Однако никого из нас надуть ей не удалось.

— Ты совершенно не умеешь врать. — Усмешка превратилась в широкую улыбку. Показался ряд белоснежных зубов.

Даже если бы кто-то мне заплатил, я вряд ли сумела бы отвести взгляд. Одним словом, он был сногсшибательным. Густые темные волосы. Полные губы. Пронзительные темные глаза в окружении длинных чернильно-черных ресниц. И, похоже, самая дьявольская улыбка из всех, что я видела.

— Я тебе говорила, что вру отменно. Просто ты действительно слишком проницательный. Между прочим, у меня тут дело.

Чарли попыталась обойти его, но он уперся рукой в косяк напротив того, к которому прислонился, и наклонил голову.

— Что случилось?

— А? — переспросила она сухим бесцветным голосом. — Ничего. У меня дело.

Несколько долгих секунд он сверлил ее взглядом, поджав губы. Когда Чарли жестом показала ему уйти с дороги, он поднял голову и посмотрел поверх ее макушки на меня.

— Кто эта мертвая барышня?

— Рейес… — она посмотрела на меня извиняющимся взглядом, а потом снова повернулась к нему, — это офигеть как грубо.

— Даже для сына Сатаны? — поинтересовался он, словно обращался отчасти к самому себе. — А ты не хочешь знать, что я здесь делаю?

— Нет.

Секундочку, он сказал «сын Сатаны»?

— Я сто процентов дам тебе по яйцам, если не свалишь с дороги, — проговорила Чарли, расправляя плечи.

Рейес наклонился, пока его губы не оказались у самого ее уха.

— Прямо сейчас я совершенно не материален, Датч.

Как бы там ни было, она все-таки пнула его коленом. Он тут же исчез. Растворился в воздухе. На несколько секунд в том месте, где он только что стоял, повис черный дым. Аккомпанементом ему был тихий смех, который полностью стих почти немедленно.

Чарли повернулась ко мне:

— Извини за это. Нам надо проработать несколько пунктов. И первым делом — уважение к моим клиентам.

Последние слова она процедила сквозь зубы и все-таки направилась к двери.

Я поспешила за ней.

— Он сказал «сын Сатаны»?

— Ага. Зло во плоти. И можешь мне поверить, у него отлично получается.

Я же представить себе не могла, чтобы у него хоть что-то не получалось или получалось плохо.

Мы вышли в густую от липкой темноты ночь. Впрочем, темнота вовсе не мешала мне видеть, разве что немного приглушала цвета. Но, как и раньше, свет уличных фонарей не освещал, а словно делал пространство, которое заливал, еще темнее. Эффект, прямо скажем, сюрреалистический.

— Это, — сказала Чарли, показывая рукой на красный джип «вранглер», — Развалюха. Я в нее влюблена по уши, только моей сестре не говори. Она психиатр и наверняка подвергнет подобное заявление тщательному психоанализу, после чего сделает крайне дерьмовые выводы.

Мы забрались в машину. Дрожа, Чарли привела джип в чувство и включила обогреватель. Тогда-то я и поняла, что мне не холодно. И не жарко. Вообще никак. Ощущение температуры, как вкус и осязание, было для меня недоступно.

Пока мы ехали по какой-то незнакомой мне улице, я сложила руки на коленях и скрепя сердце спросила:

— Он приходил за мной?

Брови Чарли вопросительно поползли вверх.

— Сын Сатаны. Он приходил, чтобы забрать меня в ад?

Повернув на стоянку у круглосуточного магазина, Чарли остановила джип, выключила двигатель и повернулась ко мне:

— Значит, так. Можешь мне поверить, если бы у тебя был билет на рейс до адской сковородки, ты была бы уже на месте, и мы бы сейчас не разговаривали.

— Но ведь я определенно взяла грех на душу.

— Правда, что ли? — спросила Чарли, и дразнящая улыбка осветила ее лицо. — Видишь ли, я на сто процентов уверена, что и сама согрешила пару раз. И, по мнению некоторых религий, собираюсь согрешить снова.

Я моргнула и осмотрелась, пытаясь понять, о чем она толкует.

— Сейчас я двинусь прямиком в магазин и куплю себе целую чашку мокко латте со взбитыми сливками. Кофеин. Калории. — Она наклонилась ко мне и с заговорщическим видом прошептала: — Совершенно бессовестное удовольствие.

В ответ на это я не могла не улыбнуться.

— Разве только что вы не выпили чашку кофе?

— Ну да. Кофе. А это латте. Мокко латте. Со взбитыми сливками. Далеко не одно и то же. — Она подмигнула мне и выскочила из джипа.

Я решила пойти с ней.

— Кроме того, я прикончила тот кофе, — Чарли посмотрела на часы, — кучу минут назад.

— Вы заставляете меня смеяться.

— А ты в круглосуточном магазине в пять утра в одной ночнушке и пушистых тапочках, — парировала она тихим голосом.

Чарли была права. Нарушая правила приличия, я должна была чувствовать себя неловко.

— Так что у вас с тем парнем?

— С Рейесом? — спросила Чарли, доставая мобильник. Кофейный автомат уже варил для нее кофе. Открыв телефон, она притворилась, будто с кем-то разговаривает. Видимо, на случай, если кто-то заметит. — Ну, он самое знойное из всех созданий по эту сторону Меркурия. Я, конечно же, имею в виду только то, что его выковали в адском пламени, — сказала она, поигрывая бровями, пока автомат наливал вторую чашку. — А кроме того, он та еще заноза в заднице.

— Но вам он нравится.

Накрыв крышками обе чашки, она сунула одну в сгиб локтя, чтобы по-прежнему держать в другой руке телефон, и пошла к продавцу.

— Если ты имеешь в виду, что из-за него у меня плавятся кишки и подкашиваются ноги, то да, он мне нравится. — Прижав телефон к груди, тем самым показывая мне, что в нашем разговоре наметился перерыв, Чарли обратилась к продавцу: — Нам надо перестать вот так встречаться.

Парень застенчиво улыбнулся, вручая ей сдачу:

— Увидимся завтра ночью?

— Если тебе повезет, — отозвалась она и кокетливо подмигнула. Да уж, ей надо организовать свои курсы.